Новая надежда России

“Не могу даже выразить, насколько вы правы…”

“Хорошо. Думаю, теперь вы лучше понимаете нашу внутреннюю политику и следствия из нее. И будете благоразумно пропускать мимо ушей все эти истерические вопли про отсутствие свободы слова… Всё у нас с этим так, как и должно быть. А теперь давайте, наконец, закусим, не стесняйтесь”.

Некоторое время мы молчали, наслаждаясь свежими дарами моря. Точнее, дарами подмосковного пруда – но мне сравнивать было сложно, потому что восточнее Старого Оскола, где живет моя бабушка, я никогда не забиралась, и тихоокеанских деликатесов не едала. Подкрепившись, В.В. устремил свой взор в огонь камина и задумчиво произнес:

“Вообще, считаю глубоко абсурдным разделение личности и государства. У нас же как считается? Что государство – это некий инородный монстр, клещ – вы уж простите меня за такое неаппетитное сравнение, – который оседлал белокожее народное тело и алчно тянет из него все соки. Да ещё и заставляет топтаться в направлении пропасти из-за своих оторванных от реальности имперских амбиций. Правильно? Но вы, полагаю, легко обнаружите здесь логическое противоречие: государство – это кто такие, разве не народ? Мы с вами, Надя – не народ? А кто мы – инопланетяне, что ли? Агенты влияния мировой закулисы? Что за чушь!”

Он сокрушенно махнул рукой и перевел взгляд на меня. Я немедля придала лицу нужное выражение – умное и одухотворенное, впитывая его слова:

“Нет, государство вырастает из масс, как бы тривиально это ни звучало. Действительно, бюрократия, выходя из народа, обособляется от него, получает привилегированное положение, и только в этом суть всех разногласий. Значит, наша задача – уравновесить бюрократию с остальным населением, или, если угодно, сделать так, чтобы все граждане страны, как один, принимали участие в управлении государством, сами стали бюрократами – в хорошем смысле этого слова. Вся власть народу – вот главная мечта… Если каждый человек будет иметь полномочия в государстве, то он, фактически, получит осязаемое право на свой законный кусочек государства, а там, глядишь, и до ответственности за него недалеко… Не подумайте, Надя, что мы тут с вами занимаемся пропагандой анархизма, нет, речь идет о совсем другой, можно сказать, технологической возможности”.

“А кстати, – вдруг спросил он. – вы сами-то, если не секрет, этатист или либерал?”

“Даже не знаю, – растерялась я, – мне как-то не приходило раньше в голову их противопоставлять”.

Он задумчиво посмотрел на меня, а потом глаза его заблестели:

“В самом деле?.. А знаете, Надя, вы ужасно правы… Может быть, мы с вами так и поступим – сделать всё одновременно? Благо ресурсов достаточно. Хотя нет, лучше развести по зонам… в качестве эксперимента, а?”

Я недоумевающе глядела на него, и он махнул рукой.

“Простите, но вы, наверное и представить не можете, насколько захватывающую идею только что предложили. Но об этом потом. В любом случае, вы молодец… А пока вам лучше подумать о другой нашей стратегии, в реализации которой вы, вероятно, примите самое деятельное участие…

“Дело в том, что мы действительно и буквально рассчитываем соединить отдельные личности в единый государственный организм. Не пугайтесь, сейчас поясню. Наши замечательные ученые – генетики, социологи, – утверждают, что процесс эволюции общества принципиально повторяет те же самые этапы, что и любые другие биологические системы. Это неудивительно, если помнить о том, что человек и человечество являются всего лишь частью общего явления жизни на Земле. Подобно клеткам, собирающимся в единое многоклеточное существо, человек в будущем тоже диалектически преодолеет извечную дихотомию эгоизма и альтруизма, и приобретет новую идентичность в составе общего коллектива. То есть государства – а в предельном случае, всего планетарного сообщества. И это будущее не за горами. Открою вам тайну (хотя, наверное, вы и так уже узнали много необычного), что уже сейчас нашими специалистами разработан опытный образец изделия, которое называется объединенный нейрофизиологический интерфейс. Или, сокращенно, ОНФ. Это реальный прибор, к которому дистанционно, как по беспроводной сети, могут подключиться несколько человек и напрямую обмениваться информацией – минуя вербальный уровень. Этот ОНФ – очень интересная штука. Во-первых, чувствительность биосенсоров нейроинтерфейса настроена таким образом, чтобы получать информацию только от верхних слоев коры головного мозга. Таким образом, в общий доступ попадает только сознательная часть мышления, а память, рефлексы и прочее остаются закрытыми от других участников сети. Это гарантирует приватность личных воспоминаний. Во-вторых, человек, подключаясь к ОНФ, начинает идентифицировать себя как сразу всю совокупность присутствующих в нем сознаний – это принципиально важный психологический эффект, происходящий от того, что люди мгновенно узнают и понимают мировоззрение, потребности и чувства друг друга – то, о чем обычно или не говорят вслух, или вообще не могут выразить словами. В-третьих, подключаясь, человек не теряет индивидуальности – он всегда помнит, кто он, что происходит, и в любой момент может отключится небольшим усилием воли. Наконец, по словам наших испытателей, при присоединении к сети возникает сильнейшее чувство причастности к коллективу. Субъективно человек ощущает себя даже не частью общего, а самим этим единым, целым, могущественным и многоликим существом. Это дает чувство абсолютной защищенности, собственной силы и уверенности. Ученые говорят, что это можно сравнить с эффектом некоторых опиоидных препаратов, только без эйфории и потери критического восприятия действительности. Говорят даже… вы уж извините меня за такие подробности (Владимир Владимирович с сомнением посмотрел на меня, взирающую на него широко открытыми от удивления глазами), что это чувство немного похоже на связь двух людей во время, хм, соития, когда они становятся, фактически, одним существом – только безо всякого эротизма, конечно. И еще очень важно, что нейроинтерфейс не требует никаких инвазивных процедур – чтобы пользоваться им, достаточно всего лишь надеть приемо-передающее устройство, которое сейчас выглядит как большой и довольно неудобный шлем, но уже практически готов компактный вариант, который может быть помещен на ушную клипсу, или, скажем, спрятан в головной убор.

“Кажется, вы находитесь в некотором недоумении, Надя, но прошу, не считайте нас сторонниками бесчеловечных экспериментов. Никто не собирается загонять людей в ОНФ насильно. Есть проект по распространению сети на территории страны, подобно обычному интернету, с предложением подключаться всем желающим – сначала для развлечения, а затем и для решения совместных задач. Мы проводили исследования – группа испытателей, имитирующая обычную офисную деятельность, при подключении к интерфейсу решала задачи в десятки раз быстрее по сравнению с контрольной группой. Вы представляете, какой это инструмент для развития бизнеса? И для самих людей – находясь в ОНФ, всю рутинную дневную работу можно сделать за полчаса, не тратя время на лишнюю коммуникацию, а остальное время посвятить себе и близким. Это инструмент для педагогов, врачей, психологов, средство решения семейных проблем, и прочее, и прочее… Наши консультанты даже рекомендуют брать небольшую плату за подключение для новых пользователей ОНФ – дескать, это повысит маркетинговую привлекательность продукта. Не знаю, оправдано ли это…

”Вы даже не представляете, Наденька, какие пока малоизученные, но уже ошеломляющие возможности таит ОНФ. Например, однажды во время эксперимента произошел несчастный случай, и один из участников пережил клиническую смерть. Вы догадываетесь, что произошло? Когда его реанимировали, оказалось, что его сознание оставалось в интерфейсе, он осознавал серьезность ситуации, но был уверен, что сможет пребывать в этом состоянии столько, сколько будет нужным. И другие участники ОНФ пришли ему на помощь! Они, не колеблясь, решили оставаться вместе до тех пор, пока будет необходимость поддерживать товарища – или, как признались потом, вечно, чтобы не дать ему погибнуть. Это же путь к бессмертию! Когда все это выяснилось, наш доброволец – тот, который перенес всё это на себе, генерал-майор ВКС, между прочим, – тут же получил звание Героя России и степень доктора наук за свое открытие. Или, только представьте себе, какие возможности открываются для инвалидов, людей, которые ограничены в своих возможностях. Теперь они смогут вести не просто полноценную жизнь, а такую, которая им и не снилась…

“Наиболее примечательно то, что когда множество людей соединяют сознания, они отбрасывают все спорные и ненужные ценности – в общем мировоззрении остается лишь то, с чем согласны все члены интерфейса. И знаете, это оказался очень простой, и знакомый каждому с детства набор правил поведения в социуме – не убей, не возжелай, не плюй в колодец… И так далее. Вероятно, эти нормы присутствуют в каждом человеке с рождения, наподобие пресловутого кантовского эталона. Могу привести такой пример: на одном из этапов эксперимента, под тщательным контролем специалистов, конечно, к общему нейроинтерфейсу был подключен психически больной человек – серийный преступник с доказанными девиациями моральных установок. И что же? Он не стал полноценным членом ОНФ, но и не чувствовал себя инородным существом. По его словам, он воспринимал происходящее совершенно нейтрально, но при этом, как минимум, получил понимание того, почему люди придерживаются совершенно других ценностей. И даже начал находить их интересными. Так что это ещё и способ лечить таких людей – в перспективе”.

У меня, наверное, был вид, как у воспитанницы детсада после нечаянного просмотра кинофильма за авторством Пьера Пазолини. С другой стороны, как бы ни ошеломительно и пугающе всё это звучало, дух захватывало от раскрывшихся перспектив. Подумать только, вся эта совершенно непредставимая мне ранее технологическая революция происходит не где-нибудь, а в моей стране! Да это же настоящее фантастическое будущее, и я нахожусь прямо в его центре, рядом с его великим архитектором! Но В.В. снова понял мой взгляд неверно:

“Надя, пожалуйста, не смотрите на меня как на вивисектора. Десять раз этот проект проходил экспертизу, и десять раз его отвергали с негодованием – до тех пор, пока не была убедительно доказано, что, по сути, никакого вмешательства в психику людей не происходит. Человек спокойно входит в ОНФ и отключается от него, не испытывая никаких последствий или зависимости. Это как мобильная связь, только разговариваешь не ртом и ушами, а, можно сказать, сердцем… А возможности для людей просто потрясающие. И возможности для нашего государства огромные. Пусть люди потихоньку вступают в ОНФ, пользуются им сначала только для своей выгоды, но уверен, что общее количество вовлеченных неизбежно будет расти, а значит, рано или поздно исполнится моя мечта, и весь народ сможет думать и действовать как единый сверхразумный организм. Кстати говоря, нет никакой уверенности в том, что объединив свои побуждения и мысли, люди выберут для страны такой же путь, каким видится он мне. Это неважно, главное – пропадет неравенство, несчастье, недовольство, и каждый будет чувствовать себя наполненным общим смыслом жизни. Да еще и получит бессмертие в придачу. И разумеется, государство, в котором граждане действуют как единое целое, станет самым совершенным и непобедимым. Разве это не прекрасно? Как вы думаете?”

Я думала только то, что все это звучит слишком масштабно, чтобы быть правдой. Но ведь он не шутит? Заметно было, что он снова говорит взволнованно, но уже не от раздражения, а от того, что тема разговора для него важна и интересна. От так увлекся, что очень по-человечески капнул соусом с вилки на свой свитер, и даже не заметил этого. Неужели всё это происходит на самом деле, промелькнула у меня мысль, и я действительно стану свидетелем всех этих великих событий в жизни моей страны? И наблюдать их буду прямо изнутри, или, точнее, с самой вершины событий? Но зачем всё-таки ему понадобилась именно я? Мне кажется, Президент угадал мои мысли:

“Я, собственно, хотел предложить вам, Надя, вместе со мной включиться в работу по реализации этих и других инициатив. В ближайшие несколько лет… или даже больше, мне понадобятся помощники для запуска этих программ – мы называем их «решительным прорывом». Название так себе, конечно, и отдает излишним пафосом, но это неважно. Уверен, здесь должны работать люди молодые, такие как вы – чтобы не боялись техники, имели свежий взгляд, желательно – в меру либеральный и гуманистический, и вовремя тормозили нас, старую гвардию, когда у нас начнет кружиться голова от чрезмерного укрепления государства. И людей таких надо готовить и вовлекать с самого начала. Конкретно, в течение буквально двух-трех месяцев мы запускаем два пилотных проекта – по предварительным испытаниям темы «ОНФ», в форме опытной эксплуатации с привлечением к этому широких слоев населения, а также по созданию ценностно-ориентированного общества в ряде выбранных субъектов федерации. Здесь нужно немедленно внести коррективы, чтобы учесть ваше оригинальное предложение… Думаю, ОНФ будем тестировать в России, а вашу идею – в Новой России. Там люди дисциплинированные, быстрее адаптируются. Так что, вы согласны?”

Конечно, конечно, мой милый Дневник, я была согласна, и поблагодарила за возможность быть и трудиться рядом с Ним (хотя я до сих пор не знаю, что за идею ему якобы подала, и что это за загадочная Новая Россия, о которой он всё время упоминает). Но как представила, что буду видеть его каждую неделю (наверное), сразу стало тепло в груди. Думаю, так и бывает, когда жизнь удалась. И ещё – я уже ни капли не боялась того, что могу не справиться. Всё это оказалось так интересно, что я готова была прямо там, в ресторане, погрузиться в работу с головой.

“Владимир Владимирович, я с вами, – горячо сказала я. – Я, наверное, пока не могу охватить умом всю широту ваших замыслов, но я всегда мечтала жить на переломе истории. Увидеть своими глазами, как великие эпохи сменяют друг друга, а мир сотрясается и рождается заново. То, о чём вы говорите… Если я сама могу что-то сделать для этого… Это самое прекрасное, что может случиться с человеком. Я очень люблю свою обычную жизнь, и благодарна своим родителям и друзьям за то, что они сделали меня такой. Но в последние дни я словно в сказке. Прошу вас, возьмите меня с собой, в это чудесное будущее. Я сделаю всё, что вы захотите, всё, что смогу и что не смогу – тоже сделаю!”

Он только смотрел на меня, улыбаясь. Я тихо добавила, опустив голову:

“Я хотела бы, что бы вы… стали моим Учителем”.

А в ответ услышала только одно слово:

“Безусловно”.

Ура!!!

* * *

Но третья наша встреча стала самой волнующей. В этот раз мы не говорили о политике (ну, почти), зато я узнала кое-что о нём, как Человеке. А дело было так.

Почему-то все здесь стараются меня накормить – начиная от Саши и Федора Михайловича в том поезде, и заканчивая обоими Игорями Ивановичами. Это, конечно, приятно, потому что еда тут очень вкусная. Но в результате уже через несколько дней пришлось признать, что если так будет продолжаться и дальше, то я перестану влезать в зеркало. А значит, надо, наконец, заняться собой. Я попросила у горничной (у меня есть горничная, обалдеть) найти мне какой-нибудь костюм для занятий, и мне тут же принесли настоящий полный комплект Олимпийской сборной (обалдеть второй раз). И вот, как-то утром, хорошенько выспавшись, я вышла в парк на маршрут. Минут пятнадцать бежала спокойно, ни о чем не думала, но тут с соседней дорожки выбежал, в таком же, как у меня костюме, сам В.В.! Кратко поздоровался и невозмутимо побежал рядом. Тропинки тут широкие, так что некоторое время мы двигались плечом к плечу, на одном уровне. Потом он, сощурившись, посмотрел на меня и стал ускоряться. Конечно, я не могла себе позволить отстать, и поначалу, казалось, без труда обогнала его, но не тут-то было – легкая пробежка превратилась в настоящую гонку! Почти всё время он давал мне лидировать, но от волнения и от того, что он совсем близко ко мне, я не могла нормально контролировать дыхание, и через жалкие пару километров начала сдуваться. А потом – вот незадача! – поскользнулась на повороте тропинки, машинально схватилась за рукав его куртки и, в конечном итоге, сама позорно плюхнулась в сугроб, да еще и его повалила. Я смогла только руками всплеснуть от такой неловкости!

В.В., не смутившись, легко поднялся и засмеялся:

“Ну вы, Надя, молодец, загоняли меня! Вы не ушиблись?” – он подал мне руку и помог встать. – “Давайте всё же отдохнем – вон скамейка неподалеку”.

Я немножко боялась простудиться, потому что была вся мокрая после бега, но оказалось, что за лавочкой спрятались кондиционеры (такие же, как в открытых летних садах), и там очень комфортная температура. Не знаю уж, как я там его “загоняла” – дышал он ровно и размерено, только разрумянился, да на по висках блестела испарина. Он достал из куртки белоснежный платок, поднес ко лбу, чтобы вытереть капли, но вдруг, спохватившись, предложил его мне. Я с благодарностью промокнула разгоряченное лицо и уже хотела, как бы случайно, умыкнуть платок к себе в карман (на память хотела, глупая), но устыдилась и вернула вещь хозяину, который без всякой брезгливости вытерся сам и спрятал кусок ткани обратно в карман. Я подумала и провернула тот же фокус: достала из рюкзачка бутылку с водой, открутила крышку и даже поднесла к губам, но в последний момент передумала, хитро глянула на него, и протянула воду ему. В.В., не моргнув глазом, отхлебнул сразу половину, а когда отдал бутылку назад, я тоже сделала глоток. (Ну да, ребячество с моей стороны, но ведь ему явно понравилось, и, вдобавок, теперь мы стали как будто ещё немного ближе).

Мы сидели совсем рядом, его плечо даже касалось моего, и я чувствовала идущее от него тепло. Я уже совсем не боялась и не переживала, когда с ним говорила – ну, что я что-то не то скажу или не так выгляжу. Оказываемся, с ним можно было просто болтать, как со старым знакомым.

“Вот скажите, Надя, – забыл вас спросить об этом в прошлый раз, – вы что больше всего на свете любите?”

“В смысле, из еды?”

“Нет, вообще в жизни”.

Я чуть было не ляпнула: “Вас”, но, согласись, дневник, это было бы чересчур. Я подумала, и ответила, тоже вполне честно:

“Людей. Они такие интересные… И детей. Наверное, не очень хорошо так сравнивать, но вот говорят, что милыми бывают разные зверушки – котята, щенки, а ведь дети милее в сто раз. Такие смешные и добрые. А я знаю, что в каждом взрослом человеке тоже сидит ребенок, из которого он вырос. Ведь все же помнят, как они были маленькими, играли в куклы и любили маму. Вот этих детей в людях я и люблю. А интересные потому, что я знаю, как с ними управляться, еще в детстве научилась. Бывает человек злой или недовольный, а я умею ему такие слова сказать, чтобы ему сразу полегчало. Конечно, встречаются и совсем нехорошие, но очень редко, и я просто стараюсь с ними не разговаривать, а сразу… ну, неважно”.

“Да, удивительно, что мы так похожи. Признаюсь, мне очень близко то, что вы говорите. Вы не поверите, но ещё в детстве пришлось часто сталкиваться с несправедливостью, злобой, а то и откровенной глупостью. А уж после… можете представить сами. И тем не менее, пока удается сохранить доверие к людям. До сих пор отказываюсь относиться к ним плохо – то есть считать их изначально подозрительными, понимаете? Уже потом, в студенчестве… Вы же знаете, юристы народ такой – им все надо формализовать, на каждый случай придумать правило. И тогда мне в голову пришел принцип «презумпции доброжелательности». То есть пока человек не сделал что-то плохое, он априори считается его хорошим, и ему можно полностью доверять. Это очень бережет психику – согласитесь, гораздо приятнее считать всех вокруг приличными людьми, чем постоянно изводить себя ожиданием гадостей от них. Правда, у этого есть и обратная сторона – больше всего в жизни ненавижу измены и предательства. Но, к счастью, редко приходится с этим сталкиваться”.

Я совсем осмелела и тоже спросила:

“А вы? Что вы больше всего любите?”

“Вы, Надя, будете смеяться, и не поверите”.

“И всё же?”

“Ну, на самом деле ничего необычного для человека в моем положении. Люблю Россию. Это не фальшивое признание и не показное. Просто действительно очень хорошая здесь природа, и погода, как ни странно, и люди опять же. Чувствую здесь себя дома, спокойно и уютно. Вот и всё, ничего патетического в этом нет”.

Потом он продолжил:

“Но зато в этом есть нечто личное. Не хочу вас смущать, но мне всегда казалось, что Россия похожа на юную девушку, такую, как вы. Помните, тогда, во время нашей первой встречи, мы говорили о том, что вы похожи на русскую красавицу… то есть, не похожи, разумеется, а она и есть. Это не просто слова. Конечно, у России довольно тяжелое прошлое, в отличие от вашего, но в душе она – не старуха, а как раз такая молодая, цветущая молодая женщина, добрая и улыбчивая. Она тот самый ребенок, о котором вы рассказывали, который, несмотря ни на что, прячется внутри взрослого, замученного жизненными трудностями, и оттого невеселого государства. Хотите, смейтесь, но, когда говорят о любви к России, другие могут воображать себе что угодно, а мне представляется именно вот эта тайная красавица. И кажется, уж простите за нескромность, что пока получается добиваться её взаимности – по крайней мере, если судить по прошлым электоральным результатам… Да, для меня стало большим удивлением, что многие наши люди относятся ко мне с той же обоюдной искренностью, какая может быть только с всепрощающей, настоящей, простой русской женщиной. Это очень поддерживает в трудные минуты”.

“У вас часто бывают сложности, да?” – сочувственно спросила я.

“Да нет, не сказал бы. В основном всё довольно спокойно. Между нами говоря, президентом быть не очень сложно, не думайте, будто это что-то особенное. Обычная работа с людьми, только ездить много приходится… Главная проблема в том, что все слишком уж ко мне торжественно относятся, придумали на мою голову прямо какого-то божьего помазанника. И смех, и грех. Но тут уж сам виноват, перестарался… От этого иногда бывает немного одиноко”.

Отличный момент, подумала я, и спросила:

“Но у вас же есть… ну, семья?”

Он хитро усмехнулся:

“В смысле – жена? Нет, пришлось развестись, вы же знаете… Есть, конечно, дочки, но они уже не хотят, чтобы им помогали строить жизнь, совсем самостоятельные. Так что видимся нечасто. А у вас, Надя? Знаю, что вы не замужем, но уже собираетесь, полагаю?”

Я помялась и ответила:

“Ну как вам сказать… У меня есть жених, Максим. Точнее, это он думает, что жених, а я пока не решила”.

“Расскажите, какой он? Не слишком это бесцеремонно спрашивать?”

“Да нет, конечно, что там скрывать. Он славный. Добрый, сильный – ну это понятно, зачем бы мне другой. Но страшный зануда! Сам пытает меня, чтобы я с нашими отношениями определилась, а сам даже предложения не сделал, представляете?”

“Да уж. Интересно было бы с ним познакомиться… Возможно, удалось бы ему объяснить, что в таких делах тянуть нельзя. Если любишь – беги в ЗАГС сразу, иначе через несколько лет станет неинтересно, и, скорее всего, так и останетесь порознь. А вот жениться на пике чувств – это особое удовольствие, поверьте. Тут крайне важны решительность и уверенность… Мне кажется, если он упустит шанс с такой девушкой, как вы, то будет рвать волосы на голове до конца жизни. Как думаете, послушает?”

“Нет-нет, он никого не слушает, и вообще, не надо вам с ним знакомиться! Он, видите ли, вас не любит, дурачок такой” – воскликнула я, слегка испугавшись, что В.В. и впрямь пойдет увещевать Макса скорее брать меня замуж.

“Даже так? Но ведь мы даже не знакомы. Почему?”

“Говорит, что вы, простите, царь, авторитарный правитель. И что работать, как бы, должна система, а не ручное управление. Ну и так далее. Ой, я вас не обидела? Я-то сама так не…”

“Да что же это такое, опять за хека три рубля! Глупость же несусветная, сколько можно всем повторять… Извините, Надя, надоело сотый раз всё это объяснять. Вы уж поставьте ему мозги на место, прошу вас”.

“Хорошо, Владимир Владимирович, я постараюсь…”

“А вы можете обращаться ко мне не так официально? Просто «Владимир», на худой конец? Кстати, если уж мы заговорили о дочерях, то младшая из них, если не ошибаюсь, уже старше вас. Будет не слишком большой фамильярностью обращаться к вам на «ты», как считаете?”