Труба

– Вовка, ты чего с ума сошел?!

– Ты о совещании что ли? – спокойно спросил директор. – Расслабься, Виталь!

Два Винта достал из сумки бутылку водки, тушенку, хлеб, лук. Выложил все на стол. Полез в шкаф за стаканами.

– Да на фига ты? Все есть, – сказал директор. – Картошка вон на плите, только погреть надо.

– Вот все, «что есть» и будем есть, а бутылки одной все равно мало.

ВДВ сразу после смены пришел к другу. Предполагал худшее, но директор оказался трезвым и даже не шибко расстроенным.

Сели за стол, налили по пол стакана, выпили, закусили, закурили.

– На хрена ты с ними так? Ведь дядьки непростые. Все ж спокойно шло, без нажима. Нужно было признать недогляд и сотрудничать.

– Виталь, ну ты ж все видел, – у них на меня уже все заготовлено было. Только подмахнули и печать приделали. Всех дел-то…

– А может, не пустили бы в ход! Ну, накалякали заранее, но не подписали же.

– Подписали бы после возвращения, еще хуже было бы. А так, поедем вместе, разговоримся.

– Разговоришься! – оскалился ВДВ. – Ты понимаешь, что не вернешься уже?!

– Да ладно страху подпускать! Посотрудничаю и отпустят.

– Я не в том смысле про сотрудничество сказал. Ты им нужен был директором, когда они сюда приехали. Потому тебя и не сняли сразу после утечки. А ты шутить начал и играться с ними…

– Знаю. Наливай, я картошку греть поставлю.

Выпили еще. Накрыли по-человечески на стол.

– Ты понимаешь, что им нужно было кого-то виноватым сделать? Я подыграл немножко, – все равно бы с должности сняли. А если бы сидели все вместе героев из себя строили, то все бы и полетели. Я бы в Москву полетел, – это вопрос решенный у них заранее был, а вы с должностей.

– А теперь, думаешь, всех простят?

– Думаю да. А чего им? Мальчиша-плохиша нашли, так зачем всех-то рубать? Для производства может еще хуже стать.

Помолчали, выпили, закусили, закурили.

– Прокол-то мой, Вовк…

– Прокол, Виталь, мамы с папой того Федотова, которые его в этот мир оформили, – выпуская дым, ответил директор. – Всего не предвидишь: он мог «секрет» на воздушном шаре с территории запустить и живот бы не болел. Ну и чего теперь: от корпусов к забору сетку натянуть?

– Но ведь правы же эти черти московские, что нужно было на коллектор уловитель какой-нибудь поставить?

– Да толку-то с него?! «Секрет» бы в нем застрял, а искать его в гавне никто бы не додумался. Ну, может, нашли бы через два года, когда коллектор чистить стали. Он бы все равно уже в пропавших числился и меня по-любому бы в Москву этапировали. А то, что нашли… ну, да, нашли, только время-то не стоит, – он уже не актуальным бы стал. Расскажи лучше чего там порешали-то? Усилить охрану «очистки», на коллектор часового с собакой посадить, а на трубу контейнер из цеха с просверленными в дне дырками привязать?

Два Винта вздохнул.

– Хуже… – и осушив остатки стакана, грустно прибавил. – Это вообще! Давай, где там твоя? Наливай!

– Весь «очиститель» решили под наш забор загнать. Колючка, разумеется, прожектора, все дела по периметру. Сетка на трубе, конечно, тоже будет. Но где? И вот тут начинается самое интересное! Весь сток хотят поставить под визуальный контроль. Для этого, после отстойника сделают пункт наблюдения, – комната с дежурными, смотрящими как гавно плывет на «очистку». За пунктом уже сетка. Даже две, для надежности.

– Это трубец! – медленно и торжественно произнес директор и «засадил» пол стакана. – А ты говоришь! Да уж лучше я с ними поеду, чем такое видеть!

– Тебе бы лучше это видеть, чем сгинуть, – опустошая свой стакан ответил Два Винта.

– А контролировать они как предлагают? Трех бойцов в химзащите и противогазах в отстойник поставить? Одного с сачком, второго с граблями, а третьего с бубном?

– Нет, говорю же, – пункт наблюдения. Сложно сказать, кому из них в голову пришла идея прозрачной трубы (посадить бы эту сволочь перед ней!), но решили, что смена будет сидеть и смотреть на плывущие гавняшки.

– Прозрачная труба?!

– Да, пластиковая прозрачная труба двестипятидесятая.

– Поторопился я, – засмеялся директор, – трубец вот здесь начинается! Ну, так-так. И где же они возьмут такую трубу?

– Оказывается, есть такие. На винзаводе. Заказ из Крыма придет.

– Прекрасно! А они понимают, что в мутной воде ничего видно не будет?

– Да в том-то и печаль, Вовка, что понимают! Прекрасно все понимают! Привезли с собой уже готовый проект, всю документацию. Запросили чертежи коммуникаций чтобы…

Раздался звонок в дверь. Друзья переглянулись.

– Что-то очень уж скоро, – сказал директор. – Никак не ждал их сегодня. Неужели работу закончили?

– Нет, – ответил Два Винта. – Там дня на три. Они сами говорили.

– Значит, просто проверяют: не сбег ли я. Пойду открою. Ты иди в спальню, – вместе нас встретить им будет большой удачей; туда они не сунутся, а в комнату «гостей» мне пригласить придется…

Разошлись в разные стороны. Два Винта, чтобы не скрипеть половицами, пошаркал в спальню, а директор потопал к двери.

С той стороны стоял начальник «очистки».

– Толик, заходи.

– Не могу один… потряхивает что-то, – сказал он, входя в квартиру.

– Чего сразу не пришел?

– Семеныча домой провожал. Он только на улице порозовел немного. А так белый был, как полотно. Потом к ВДВ зашел, его дома нет. Он не у тебя?

– У меня. Виталь, это Толян!

– А-а-а, значит, все знаешь уже.

– Привет, Толян! – вышел из комнаты Два Винта.

– Снова-здорова! Сшухерился что ли от звонка? Правильно. Вас вместе они видеть не должны. Это плохо для всех. У вас водка есть?

– Есть, проходи.

Пошли на кухню. Начальник «очистки», увидев бутылку, набросился на нее, сам налил себе стакан и тут же выпил.

– С Семенычем не оформили что ли? – удивленный такой проворностью спросил Два Винта.

– Куда ему, – закусывая хлебом, ответил начальник и сел на стул. – Он на валидоле. Мне только, когда к нему пришли, стакан налил… Я выпил и ушел. У него дети, жена, все дела, не посидишь.

– Хорошо, что пришел.

– Да не очень… Пришел с пустыми руками, видишь, торопился… и всю водку у вас допил.

– Если б всю, мы бы уже тут лежали, – ответил директор, доставая целую бутылку и третий стакан.

Анатолий Викторович взял бутылку, открыл и уже без суеты разлил всю по стаканам.

– Как же этот Федотов, мразь, все рассчитал тонко, а! Забросил в отвод и выловил на коллекторе, когда всплыла. Причем, ты подумай, торопиться вылавливать, никакой нужды не было – пенопласт там мог сколько угодно долго плавать, – и выпил полстакана. Вместо закуски выпучил глаза, вздохнул и на выдохе произнес. – Пе-но-пласт…

– Господи, – сказал директор, глядя на начальника «очистки», – я уж думал ты захлебнулся! Что с тобой?

– Пенопласт… Откуда эти черти из комиссии, про пенопласт знают, ведь расследования не было? Откуда они вообще все знают?!

– Я рассказал, – спокойно ответил директор и, чокнувшись стаканами с ВДВ, выпил.

– А ты откуда знаешь?

– Ты чего так разволновался-то, Толя? Ты-то тут совсем не при делах – коллектор не твой.

– «Не мой»? Ага, «не мой»! Он не ваш – вот это точно, а на счет «не мой» – это погоди еще, большой вопрос! За очистные сооружения кто отвечает? Город. И за коллектора – и большой, городской, и ваш, тоже самое. Он просто между заборами: и не на моей территории и не на вашей, но ответственность-то одна – город.

– Они и должны быть на нейтральной территории, – сказал директор, – чтобы к ним был свободный доступ служб, если нужно будет. Старшой комиссии когда про его охрану и заборы говорил, может, не знал этого?

– Это уже в прошлом, – вставил Два Винта. – Теперь по их решению коллектор будет за забором. За нашим общим.

– И городской? – с улыбкой спросил директор.

– А городской нет, – не заметив иронии, ответил начальник «очистки». – Ты издеваешься что ли? Это еще километров пять забора! Хватит и того, что мы отныне на одной территории. Я, кстати, можешь меня поздравить, теперь в подчинении твоего зама!

– Тоже их решение?

– А чье же еще? Я сам что ли по-твоему к нему попросился?! Сука он! Всегда был сука, а теперь только подтвердил.

– Да, Вов, тот еще тип, – добавил ВДВ, – как ты с ним общий язык находишь…

– Чего случилось-то? Сболтнул чего не то?

– Да если бы! – в сердцах сказал начальник и допил стакан. – Сидел, молчал, головой кивал, как истукан, чего те не скажут. Мы втроем им втолковать пытаемся, доводы какие-то приводим, спорим, мнение отстаиваем, а этот сидит болванчиком…

– Забздел… – добавил ВДВ.

– Да, всегда такой был. Сам бы я такого не взял, а убрать не получилось. Вы же помните: мне его «подогнали». Вот теперь и понятно для чего. Удобный он для них, – подытожил директор и допил свой стакан. Два Винта посмотрел на него и допил свой.

– Ничего не пойму, – достав очередную бутылку, продолжил расспросы директор. – Ну, забор один, а «очистка» чья?

– Ничья, то есть городская, как и была, но под вашим наблюдением, – сказал Анатолий Викторович, наполняя стаканы. – Доступ «городских» через мои ворота, свободный, но с вашим конвоем.

– Ну, в принципе, не большая уж и беда, – подвел итог директор.

Чокнулись, выпили, закусили, закурили.

Начальник «очистки» продолжил.

– Пока беда небольшая, это точно. Но вот когда приедут следаки…

– Не приедут, не беспокойся. Чего им приезжать? – перебил Два Винта.

– Да, – подхватил директор, – расследования не будет. Я письмо получил, чтобы до приезда комиссии все обстоятельства были установлены в два дня. Так что мы его быстро провели и доложили, каким образом секрет «утек» и где его выловили.

– Но вы-то как все узнали? – удивился начальник.

Директор встал и ушел в комнату. Тут же вернулся со своей кожаной папкой и достал из нее лист. Протянул начальнику «очистки».

Это было письмо, написанное на бланке с гербовой печалью и подписанное каким-то «высоким» начальником, генералом, – Толик особо не вчитывался, ведь буквы в слова итак уже складывались с трудом. Обратил внимание только на гриф «Секретно».

«Приказываю.

Провести внутреннее расследование инцидента с пропажей секретных материалов без привлечения городских служб и организаций (в том числе местного УВД).

В состав группы по расследованию обязательно должны быть включены следующие сотрудники предприятия: директор, заместитель директора, главный инженер, начальник охраны, заместитель начальника охраны.

Привлечение к расследованию других сотрудников крайне нежелательно и может быть применено в исключительных случаях под личную ответственность начальника охраны предприятия.

Результаты расследования оформить в виде отчета, который подписывают все члены группы. Данные, приведенные в отчете, изложить подробно, в деталях, на основе достоверной (проверенной) информации. Отчет не должен содержать предположений и выводов. Расследование провести исключительно на территории предприятия. Предпринимать действия за его пределами и проводить опрос сотрудников запрещается.

Подписывая отчет о проведенном расследовании, все члены группы расписываются, в том числе, за неразглашение отчета в целом и частей его составляющих, а именно, этапов и деталей расследования.

Срок проведения расследования: до даты прибытия комиссии (2 дня).

Отчет директор предприятия передает лично в руки старшему комиссии или его заместителю».

– Ни хрена себе, – присвистнул начальник «очистки». – А чего же вы мне-то ничего не сказали?

– Ты же читал, – нельзя было. Тем более, что ты «городской».

– Да и сейчас-то нельзя! – строго добавил директор. – Так что, Толя, помалкивай, очень тебя просим!

– С кем болтать-то?! – обиделся начальник. – Все мои друзья-то здесь. Да вот еще Семеныч… так он с вами расследовал.

– Да, вот такие дела. Ведь ты смотри: даже «наших» ментов не подключили.

– Правильно сделали: ничего бы не нашли, а шухер бы подняли на весь город.

– Хорошо иногда на «секретке» работать! Даже Корнеев нос не сует, – засмеялся начальник «очистки». – Единственная моя выгода от общего забора.

– Все подробности, – продолжил Два Винта, – где, как бросил; где, как поднял, – комиссию больше не интересуют. Если бы этот проходимец пупок на люке не надорвал, то вообще ни черта бы не узнали.

– В смысле, – пупок? Ты же сам говорил, что им рассказал, – не понял начальник, путая все на свете, – про пенопласт там… Как вы догадались-то? Что за пупок?.. Чей пенопласт?..

– Это я говорил, – сказал директор. – Ты, Толян, уже пьяный совсем.

Все удивленно переглянулись.

– Короче, – начал Два Винта, – чтобы не было расследования, мы подумали, как бы поступили сами на месте Федотова и вот получилась такая история. Пенопластовую капсулу с «секретом» он забросил в сток у восьмого цеха…

Пришлось приостановить рассказ потому, что по взгляду Анатолия Викторовича стало понятно, что он не очень понимает, где это.

– У «Лиды», – уточнил директор. Это место по рассказам знали все, даже не работающие на предприятии. Начальник закивал.

– Там у люка отбит угол, – бросить очень легко. Сам люк практически у стены, никому не мешает, провалиться в него невозможно, поэтому не заменили. Зато очень удобно окурки бросать. Там всегда стоят-курят. Причем сам Федотов не курил и работал, заметь, во втором цеху…

– Этот цех знаю, – перебил начальник «очистки», – он справа от проходной, там самый длинный отвод.

– Ну, почти «самый», – переглянулись ВДВ и директор. – «Самый» от двенадцатого идет.

– Ясно, в самый короткий отвод бросил, что б поменьше приключений в плавании. Вот хитрый! И ведь знал же где колодец этого отвода, падла!

– Какая тут хитрость, Толь? Он, между прочим, толковый инженер был!

– Был… и секрет уплыл… а «толковый инженер» улетел.

– А дальше ты все знаешь. Через пару недель на коллекторе обнаружили незакрытый люк, и как пропала гостайна, всем стало понятно. Только вот Федотов с больным животом уже слинял к этому времени. Якобы на лечение в свою Татарию.

– Да. Если б он пупок не надорвал, открывая люк, и поставил его на место, то нам бы с тобой, Виталь, сейчас в СИЗО сидеть пришлось! – дополнил рассказ директор.

– Как же у него все срослось-то так! – с досадой сказал начальник. – Ведь перепутай он люки и все: второй бы не открыл, раз первый даже закрыть не смог! Блин, ведь две недели люка открытого никто не заметил! Он от этой оплошности весь бледный, небось, ходил?

– Он на «больняк» сел. Его никто не видел с тех пор. А потом, якобы, к родным полетел. Типа, там брат отца у него врач какой-то в «травме», – подвел итог Два Винта.

Посидели молча. Поели. Директор достал очередную бутылку, но к ней никто не притронулся, – выпили уже достаточно.

Пока всех не срубило, директор решил выяснить про идеи комиссии.

– Что еще после моего ухода было?

– Ты про комнату смеха рассказал уже? – еле-еле оторвав глаза от тарелки, спросил начальник «очистки» у ВДВ. Он как-то резко совершенно опьянел и с трудом выговаривал слова.

– Толь, ты иди в комнату, ложись, – сказал ему директор. – Сегодня у меня останешься.

Начальник очистки с трудом встал, взял пучок лука, откусил, бросил остатки на стол и, едва перебирая ногами, побрел в комнату.

– Да, я пойду… прилягу… что-то я сегодня… день тяжелый такой был…

Когда он ушел директор вопросительно посмотрел на ВДВ.

– Не зря мы ему рассказали?

– Нормально. Как Федотов мог все проделать Толян и сам понимает, – грамотный мужик. А мы ему только ответили: откуда комиссия знает. Кому другому, может, и не надо было рассказывать. Но не ему, ты же сам знаешь.

– Да, ты прав… Что еще было? Что за комната смеха?

– Придумали пост с дежурными… Круглосуточный… На трубу после отстойника…

– Прозрачная труба, – перебил директор, – это помню. Дальше.

– А чего ты так заторопился-то? Ты послушай. Дальше две сетки горизонтальные одна под другой, слив вниз в насосную, и как обычно, вверх в очиститель.

– А с сеток твои бойцы котят снимать будут, да? Тапки-тряпки всякие, ложки, – чего там еще в канализацию попадает? Так?

– Каких котят, Вов, ты охренел что ли?! Канализация не городская, а наша, производственная. И потом, ты так говоришь, будто это я придумал!

– Ладно, я шучу!

– А ты не шути! Они, кстати, идеей городскую точно также просматривать пугали. И городской коллектор под наш забор – это не сказки, такая мысль тоже была…

– Озверели что ли?! Это зачем?

– Вот не знаю! Со злости, видимо! Семеныч, Толян, я тоже, – все просили не вытворять такое. Один зам твой молчал. Ну, по поводу коллектора, вроде, отложили вопрос, а в остальном, старший их был непреклонен. А его зам твердил, что за подобный прокол полагается в тюрьму всех посадить, а они, дескать, в Кремле за нас очень попросили.

– Попросили они! Попросители! Они понимают, интересно, что если эту комнату зальет из отстойника, то шансов спастись у смены не будет?! Выходная труба на пятиметровой глубине. Они ж, я надеюсь, не сверху будут воду забирать в надежде на второй пенопласт?! Значит, чтобы она была перед глазами, низ комнаты должен быть ниже уровня дна отстойника еще примерно на полтора метра. Если это все заливает, бойцы будут похоронены на шестиметровой глубине гавна! В отстойнике несколько сотен тонн нечистот. Они затопят помещение за несколько секунд! А какое адское давление будет в этой их пластиковой пробирке, они понимают?!

– Вов, успокойся, – остановил друга Два Винта. – Ты прям как будто с заседания не уходил! Разложил всю их запуту, как они и напридумывали. Ты все правильно говоришь. Все эти доводы мы им тоже привели, но… я тебе уже говорил, – базарить с ними без толку. Они приехали уже с решением и наше мнение их не интересует. По поводу давления, – продолжил ВДВ после небольшой передышки. – Перед этой их прозрачной трубой поставят задвижку, регулирующую поток, – избыточного давления не будет. Гавно потечет медленно, чтобы его содержимое можно было рассмотреть в подробностях.

– Как рассмотреть его? В этой мути ничего не видно!

– Будет видно. За трубой монтируется прожектор ПЗС-35, такой же, как на мачтах.

– Да они в своем уме?! – заорал директор. – Там лампа пол киловатта с отражателем! Он же расплавит их чертову трубу!!!

– Не расплавит, – спокойно ответил Два Винта. – Сядь, чего ты вскочил? Поставят реостат, напряжение переменное, с выходом на максималку – киловатт. Кроме того, между трубой и прожектором вентилятор ВР-ка восьмидесятая для охлаждения. Вывод теплого воздуха вверх на улицу, зимой в комнату, для обогрева. Но это если он теплый будет, в чем я сомневаюсь. Пока не понятно… испытания покажут. Я же тебе говорю: совсем непростые ребята приехали! Продуманные.

– Зачем это все? – обреченно произнес директор и сел на стул. – Можно же просто сетку поставить и проверять каждый день в ожидании золотой рыбки.

– Зачем? Это, Вова, в наказание нам!

Первый вброс совершили сами представители принимающей трубу комиссии спустя два дня ее функционирования. Их старший в этот раз не приехал, его обязанности исполнял заместитель. Еще был Алексей Алексеевич и два каких-то технаря. Бобик, вероятно, остался при хозяине.

Проверку решили устроить, во-первых, для установления работоспособности всей задумки, на реализацию которой ушло несколько месяцев работы, а во-вторых, чтобы проверить внимательность дежурных. На посту были: Мухомор, Руки, то есть Рустам Киримов и за старшего смены, – заместитель ВДВ, – Обжора.

От единожды прошедшего «удачное испытание» пенопласта решили не отказываться. Его только положили в черный носок 29 размера, завязанный на узел, и отправили в путь по тому же маршруту: через, замененный на новый, люк у восьмого цеха до, собственно, «трубы».

Рабочее название капсулы – «субмарина», не прижилось. Кто-то из посвященных в эксперимент (вероятнее всего Два Винта) тут же окрестили ее по имени изобретателя – «какашка Федотова». Ее, бедолагу, мокрую и слегка потрепанную на следующий день представили членам комиссии с подробным описанием «инцидента».

Отчет, приложенный к «какашке Федотова», содержал следующую запись.

«В 20:00 по местному времени (пмв) был произведен запуск системы охлаждения прожектора, напряжением 380В, с переменной мощностью 700Вт. С интервалом в 15 секунд включен прожектор напряжением 220В, с переменной мощностью 300Вт. Температура на трубе с первоначальной 18°С увеличилась до 20°С и через 5 минут перестала расти. На основании этого, мощность системы вентиляции признана достаточной.

В 20:10 (пмв) произведено контрольное 20% открытие задвижки на выходном рукаве отстойника. Основной рукав по инструкции перекрыт два дня назад и будет использоваться в исключительных случаях в качестве резервного. Наполнение трубы составляет не более 25% от максимального. Жидкость в трубе мутная, имеет цвет от коричневого до серо-зеленого и в свете прожектора просматривается удовлетворительно. Появляются плохо видимые нетвердые части осадочных образований и ошметки ржавчины. Предметов не обнаруживается. Визуальный контроль не затруднен и подтверждает возможность увеличения пропускной способности заполнения трубы до 35-40%.

В 20:40 (пмв) уровень заполнения трубы увеличен до 35-40%. Визуальный контроль показывает, что при такой скорости потока и наполнения системы, жидкость становится светлее (по причине ухода донных отложений и образований) и просматривается удовлетворительно. Дежурные подтверждают, что увеличение скорости протока не оказывает негативного воздействия на способность объективного восприятия. Контролирующие не испытывают затруднений при оценке видимых составляющих наполнения, но отмечают, что увеличение заполнения системы затруднит визуальный контроль. Увеличение мощности прожектора не требуется. Температура на трубе в процессе перегонки снижается до 17°С.

В 2:37 (пмв) дежурным Грибовым С.И. в трубе замечен посторонний предмет, о чем тут же доложено старшему смены Хаваю Б.Р. Старший смены отдает приказ закрыть задвижку. Через 2 минуты скорость потока и наполнение в трубе составили 0%. Дежурные сорвали пломбу и открыли «шкаф протока». На верхней сетке обнаружен черный, матерчатый, продолговатый предмет, похожий на мешочек, длиной примерно 12-15 см и диаметром 6-7 см. Первоначальный визуальный контроль предмета не выявил его опасности и был извлечен из «шкафа протока». Внутри мешочка находится что-то твердое, но легкое. Верхняя сетка поставлена на прежнее место, «шкаф протока» закрыт и опечатан.

Все вышеперечисленные действия произведены согласно инструкции».

Дальше можно не продолжать. Главное, что «какашка Федотова» попалась сначала на глаза, а затем и в руки Мухомору.

Никогда вам не приходилось обратить внимание, что у человека либо нет никакого прозвища, либо их несколько? Дело в том, что если тебя зовут Николай или, скажем, Сергей, или еще как-то, то другого мнения на этот счет быть не может, – как родители назвали, так и проживешь всю жизнь. Зато если погоняло тебе кто-то придумал, то с этим вполне можно поспорить, – здесь кто как видит. Для одного ты похож на ежа, к примеру, а для другого на утюг. И ничего с этим не поделаешь.

Знаком я был с Сашей, у которого с юности на запястье прижилась самодельная татуировка «Бизон». Но называли Сашу все дружно Пельменем. Таким, каким я его помню, он действительно мало походил на бизона: добрый, рыхлый, с избыточным весом и геморроем. Геморрой и ограниченный интеллект, не исключаю, могут встретиться и у настоящего бизона, дело не в этом. А в том, что как бы Саше не хотелось называться грозным и мощным Бизоном, даже татуировка на очень видном месте, не помогала ему не быть по жизни Пельменем.

С прозвищем Грибова история вышла вот какая. Как и положено, всю жизнь он назывался Гриб. Это было правильно и бесспорно. Но несколько лет назад он очень серьезно заболел. Заболевание было признано «травмой, полученной в результате «вредного» производства». Как-то так. Что-то у него произошло с иммунной системой, вдаваться в подробности не станем, но более полутора лет Гриб провел в разных больницах, перенес три или четыре операции, потом долго восстанавливался, и очень за это время внешне изменился. В свои 55 выглядеть стал на все 70 если не больше, но чего уж точно, в отличие от внутренних органов, не потерял, так это чувство юмора. На радостные приветствия коллектива: «Гриб вернулся!» с наигранной досадой отвечал: «Да уж какой Гриб… Гриб теперь у нас Дениска. А я – Мухомор!».

Дениска – это его младший сын, который сейчас сидит в своем автобусе и дожидается Костю, чтобы отвезти его на «трубу».

Вот так «безболезненно» и без путаницы прозвище отца досталось сыну, который теперь просто Гриб без всяких там приставок «младший» или насмешливых «Грибок».