Закат над Квантуном

В одиннадцатом часу вечера домой к Антону Федоровичу приехал Самсон Семенов собственной персоной. Он выглядел утомленным и усталым, но глаза его светились азартным огнем.

– П-позвольте м-мне всё вам рассказать…

– Да, конечно! Проходи в гостиную, Самсон.

Титулярный советник провел филёра в натопленную гостиную. Полицейский с нескрываемым удовольствием расположился в полукресле возле камина, отогревая заиндевевшие руки.

– Сперва извольте «з-зелененькую» – п-потратился на дженерикшу, – буднично заявил Семенов, будто попросил передать ему соли или подать салфетку.

Горский вспыхнул, но промолчал. В конце концов, этот парень уже который день подряд носится по всему городу исполняя его поручения.

Получив деньги, филер расцвел и продолжил:

– П-после п-пароходства объект вернулся в п-почтовую контору, но уже в седьмом часу взял дженерикшу и п-поехал, угадайте к-куда?

– В «Юго-восточные номера»?

– Не совсем: сперва он к-купил шампанское и к-конфекты! Н-но как вы узнали?..

– Давай дальше.

– П-приехал он туда в п-половину седьмого. А затем н-начались чудеса… – филёр сделал многозначительную паузу. – Ровно к семи часам п-подъехала коляска. Из нее вышли д-двое: господин в серой шинели-пелерине и элегантная д-дама в шляпке с вуалем. Господин р-решительно рванул вперед. Спустя п-пять минут из н-номеров выскочил испуганный объект и п-припустил бегом в Административный г-городок. А господин с дамой п-покинули гостиницу вслед за ним – проехали м-мимо меня…

Горский задумался. Стало быть, Тереза Страшкевич открылась Унгебауэру, а тот, вероятно, предложил отправиться в «Юго-восточные номера» вместе, чтобы раз и навсегда покончить с донимавшим маньяком. И наткнулись на Безродного…

«Всё бы хорошо, если бы не одно обстоятельство…»

– Скажи, Самсон, а тебе случайно не удалось установить, к кому и зачем ходил объект сегодня в полдень?

– Это стоило определенных т-трудов и ф-финансов, – намекнул полицейский.

– Сколько с меня? – нетерпеливо гаркнул Горский, предвкушая ответ филёра.

– Еще целковый.

– Вот, держи! Так к кому он ходил и зачем?

– З-зачем не знаю, но был он у п-помощника управляющего М-морским пароходством н-некоего лейтенанта Унгебауэра.

Утром во вторник 13 января в камеру к Горскому вошел Скуратов.

– В Цырге взяли двух рябых, а в Цейдятуне (прости Господи!) – трех, да еще одного беспалого, – сказал вместо приветствия полицейский надзиратель.

– Отличная работа, Иван Агафонович! – похвалил Антон Федорович. – Юй кого-нибудь из них опознал?

– Так я за то и приехал до вас, чтоб ваше благородие на «смотринах» поприсутствовали.

Прибыли в арестный дом. Место это всегда вызывало у судебного следователя омерзение – каждый раз в мозгу проскальзывали эпизоды из прошлого. В 1902 году, только прибыв в Дальний, сразу угодил за решетку. И потом, летом 1903-го, когда вел дело Гастона Фуше…

Долго потом Горский приходил в себя, никак не мог свыкнуться с мыслью, что оставил убийцу безнаказанным. Принятое решение часто казалось ему неверным и противоречащим моральным принципам. Но не любовь ли к Родине является первостепенным фактором, на фоне которого все остальные меркнут и уходят в тень?

Ему тогда открылась ужасная истина, от которой бросало в пот: существуют убийства, за которые невозможно судить.

Георгий Сильвестрович – человек фантастической воли и беспромедлительного действия. Он воин своей державы, но ни в коем случае не убийца в привычном смысле этого слова. И тем не менее что-то в душе Антона Федоровича в прошлом августе треснуло.

Погрузившись в воспоминания, Горский не заметил, как привели арестованных китайцев. Из соседней комнаты вошел еще один молодой житель Поднебесной в сопровождении начальника тюрьмы. Гладковыбритый лоб боя тотчас покрылся испариной. Он сразу указал на беспалого и на одного из рябых как на участников нападения на компрадора Вея.

Двух опознанных увели в камеры, остальных – отпустили восвояси, едва ли не с пинками под зад.

«Что же вы делаете, черти?! – негодовал в душе Горский на грубость тюремного начальства. – Этак всех китайцев против себя настроим…»

Скуратов отправился лично допрашивать подозреваемых, засучивая по пути рукава, а Антон Федорович, тяжело вздохнув, поехал обратно в присутствие.

По дороге назад он решил заехать к Унгебауэру, потому как не мог более терпеть, да и начинать разговор на щекотливую тему лучше тет-а-тет. На Административной площади собралось много рабочего люда, непонятно откуда появившегося. Русские мужики в валяных шапках грелись около импровизированных костров вдоль всей железнодорожной выемки.

Унгебауэр оказался у себя в кабинете в прекрасном настроении.

– О, Антуан! – искренно обрадовался он другу. – Заходи. Как раз самовар вскипел – будешь чаю?

– Не откажусь, – согласился Горский. Разговор обещал быть долгим, да и с морозной улицы хотелось отогреться.

Пока Демьян Константинович доставал стаканы, Антон Федорович спросил:

– Каким ветром занесло этих работяг? Да еще в таком количестве, – и кивнул в сторону площади.

– Какой-то мерзавец пустил утку, дескать, в Дальнем формируются рабочие артели. Вот народ и ломанулся из Сибири…

Судебный следователь тихо выругался. Теперь жди экспоненциального увеличения количества мордобоев и грабежей…

– Надо их немедленно выслать из города или найти им работу. Иначе они всё тут разнесут…

– Сахаров уже в курсе. Работа ведется… – бросил вскользь Унгебауэр. Очевидно, эта тема интересовала его мало. – Ты ко мне, полагаю, не за этим пришел. Ты вообще просто так не приходишь. Так какое у тебя ко мне дело, Антуан?

Горский отпил чаю, набрал в грудь воздуха и начал издалека:

– Как складываются твои отношения с мадам Ардан?

Лейтенант флота озадаченно округлил глаза, но быстро собрался:

– А! Так тебя она тоже зацепила?..

– Вовсе нет…

– Должен тебя разочаровать, Антуан. Она от меня без ума! Поэтому у тебя нет шансов.

– Да я и не…

– Ее, кстати, зовут Тереза Страшкевич. И она уже два дня ночует у меня!.. – прибавил Унгебауэр шепотом.

– Очень хорошо. Полагаю, теперь тебе не придется подбрасывать ей анонимные письма.

Демьян Константинович изменился в лице, глаза его заблестели.

– Ты о чём? – спросил он после некоторой паузы.

– Вот уж не думал, что ты будешь отпираться, – усмехнулся Горский. – Незадолго до Крещенского маскарада мне прислали письмо с просьбой о встрече. Мне пришлось поехать на бал. Там ко мне подошла мадам Ардан и рассказала о странных записках, которые ей посылает маньяк…

– Почему маньяк? – удивился лейтенант.

– Потому что нормальному человеку не придет в голову приглашать малознакомую даму в гостиничные номера, да еще и инкогнито.

– Гм…

– Мне ничего не оставалось, как взяться за расследование. Скоро я вышел на твоего сообщника – молодого телефониста Василия Безродного. Этот юнец за щедрое вознаграждение нанимал для тебя комнату в «Юго-восточных номерах» и снабжал ее шампанским и конфетами. Даже оставил свой телефонный номер, по которому я на него и вышел.

Горский отпил чаю, наблюдая за реакцией Унгебауэра. Демьян Константинович недоверчиво щурил глаза.

– К Безродному я приставил филёра.

– В Дальнем есть филёры?.. – ахнул лейтенант, выдав себя с потрохами.

– Теперь есть, – кивнул титулярный советник. – Но ты проявил основательную осторожность – коммуницировал с Безродным по телефону. Однако рано или поздно он должен был к тебе прийти за очередной запиской или за деньгами, поэтому и организовал слежку. Я заподозрил неладное, когда узнал, что очередную записку мадам Ардан подкинули в гримерку. Стало очевидным, что это сделал кто-то, присутствовавший в тот вечер в кафешантане, но не Безродный. И почему в гримерку? И только потом до меня дошло, что таким образом лейтенант Унгебауэр пошел «на ура». Установив доверительный контакт с Терезой Страшкевич, ты решил ковать железо, пока горячо. Ты рассчитывал, что обнаружив записку в гримерке и впав в отчаяние, она примет твое приглашение как защиту. Твой план сработал, но на этом ты не остановился! Ты решил действовать наверняка: вызвал к себе Безродного, чтобы передать деньги и проинструктировать о заключительной хитроумной операции. Юному телефонисту ты отвел роль маньяка, а сам предстал доблестным рыцарем…

Унгебауэр виновато опустил голову. Кажется, ему стало стыдно.

– Маньяк вновь вызывал мадам Ардан в «Юго-восточные номера». После ночи, проведенной в твоем особняке, она, конечно, доверилась тебе…

– Между прочим, в ту ночь я к ней даже не прикоснулся, – обиженно отозвался Демьян Константинович.

– Хорошо, что ты последовал совету Гвоздевича. Глядишь, женишься на ней! – ехидно усмехнулся Горский.

– Она приняла мое предложение руки и сердца, – спокойно сказал Унгебауэр, как о чем-то обыденном.

Антон Федорович не верил своим ушам.

– Что??..

– Она согласилась пойти со мной под венец, – повторил лейтенант с апломбом.

– Вот как… – титулярный советник сконфуженно отвел взгляд. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь…

– Я не смогу жить без нее. А она – без меня, – убежденно заявил Унгебауэр, поднимаясь. Подойдя к окну, он заговорил быстро и пламенно, глядя вдаль. – Я с первого взгляда влюбился в нее. Я прочувствовал ее, понял, что мы с ней идем на одной волне. И я начал действовать. Сперва я просто хотел с ней встретиться, но я не мог называть своего имени. Я боялся, поэтому предпочел анонимные записки. Я подкидывал их сам, потому как сторонний посыльный мог их прочесть. В целом, ты всё правильно установил. Я восхищаюсь твоим талантом следователя, Антуан. Однако ты пришел обвинить меня в том, чего я не совершал…

– Хочешь сказать, что это не ты наводил страх на мадам Ардан?

– Господи! Да я не тронул бы ее и пальцем! Мне лишь нужно было ее внимание…

– А если бы она пошла в полицию? Если бы тебя поймали, подкидывающего под ее дверь грубую записку с намеком на физическую расправу? Что было бы тогда?? – вскипел Горский.

– Я бы пропал. Но я пошел на этот риск осознанно. Мечта о Терезе Страшкевич стала моим смыслом жизни…

«Да, что творит любовь с людьми!»

– Теперь, когда ты обо всем знаешь, мое счастье в твоих руках, – Унгебауэр обернулся. В глазах его теснились слезы. – Заклинаю тебя, Антуан, не говори ничего Терезе! Если она узнает, что это я посылал ей записки, тотчас порвет со мной…

Только теперь Антон Федорович осознал, что его друг никакой не маньяк, а опьяневший от любви страдалец. И слава Богу, что всё так кончилось.

– Что ты, Демьян!.. – улыбнулся судебный следователь. – Я не вправе рушить твое счастье. Тереза ни о чем не узнает.

Унгебауэр резко подошел к Горскому и крепко его обнял.

– Спасибо тебе, мой друг!.. Спасибо!..

Так закончилась история о маньяке и кафешантанной этуали.

7. Куратор

К середине января 1904 года в Дальний пришли холода, а вместе с ними в городе установилась напряженная обстановка. Слухи о войне всполошили и без того немногочисленное японское население. Подданные микадо экспедитивно засобирались на родину, распродавая имущество и земельные участки. Квантун представлялся общественностью как пороховая бочка, готовая в любой момент взорваться.

В Порт-Артуре участились разбойничьи нападения. Газеты советовали усилить контроль за прибывавшими в крепость шаландами и джонками, однако как распознать в человеке грабителя заранее? Да и главной квантунской крепости постоянно требовалась рабочая сила.

Но и в Маньчжурии начали происходить тревожные события. Поступали сведения, что отряды китайских войск там начали грабить местное население… На Китайской Восточной железной дороге увеличилось количество краж. Причем злоумышленники, кажется, чувствовали себя весьма вольготно. Чего только стоит вопиющий случай, когда пассажира, стоявшего на площадке вагона, ограбили и сбросили на полотно.

Всё чаще стали заявлять о себе хунхузы, наводившие страх и панику на обывателей. В Ляояне 30 таких удальцов ограбили железнодорожного агента-переводчика в собственном доме. Забрав 600 рублей, а также всё ценное, что было в фанзе, нападавшие этим не ограничились: прихватили с собой и раненого хозяина, которого привязали к дереву далеко в поле. Разумеется, пока несчастный китаец успел развязаться, пока добрел до дома, пока известил ближайший пост пограничной стражи – хунхузов и след простыл…

Компрадор Русско-Китайского банка, подвергшийся аналогичному налету бандитов, вскоре поправился и так же, как и слуга Юй, опознал арестованных китайцев. Как бы Скуратов их ни мордовал, но выдавать оставшихся членов шайки арестованные отказались. Так и привели обоих на суд с выбитыми зубами и багряными кровоподтеками.

Управляющий дальнинским отделением банка, уже знакомый нам Гуго Герцер, о случившемся, конечно, узнал, но предпринял всё, чтобы этот инцидент не просочился в прессу и даже договорился о проведении закрытого процесса. Как ему это удалось – представить несложно, особенно если вспомнить калановую шубу…

Алексей Владимирович в день суда выглядел бодро и решительно. Он собирался отправить обоих негодяев на долгую каторгу. Слушания длились несколько часов – много времени потратили на перевод. Караул стрелков готов был этапировать обвиняемых на станцию, куда уже подогнали специальный вагон.

Каково же было удивление собравшихся, когда сперва Юй, а затем и сам Вей отказались от своих показаний, не признав в обвиняемых налетчиков…

– Господин Вей, я прошу вас еще раз внимательно посмотреть на лица обвиняемых. Узнаете ли вы в них людей, напавших на вас 9 января сего года и учинивших над вами жестокую пытку? – спросил Алексей Владимирович, пытаясь привести компрадора в чувство.

– Не узнаю, ваша честь, – твердо заявил Вей, коротко взглянув на скамью подсудимых.

Тогда мировой судья снова обратился к слуге-бою Юю. Но и тот стоял на своем.

Присутствовавший в зале Горский ахнул.

– Что они делают?? – прошептал Антон Федорович сидевшему рядом Скуратову.

– Боятся мести… – печально вздохнул Иван Агафонович. – Те трое, что сейчас на свободе, быстро до них доберутся…

– Знаете, сколько подозреваемых угрожали расправой мне? – вспыхнул Горский, стараясь говорить как можно тише. – Если бояться каждого мерзавца – с ума сойдешь!

– Вы не сталкивались с хунхузами, ваше благородие. Их месть страшна… Не дай вам Бог!

Алексею Владимировичу ничего не оставалось, как вынести оправдательный приговор. «Беспалого» и «Рябого» освободили прямо в зале суда…

Антон Федорович возвращался домой в скверном настроении. Холодный сибирский муссон, казалось, вместе с титулярным советником негодовал от того, что очевидным разбойникам удалось избежать каторги.

Это были худшие именины Горского за всё время его жизни. От нахлестнувших волною переживаний судебный следователь забыл в камере подаренный мировым судьей и письмоводителем подарок – очередную книгу о Китае. Выругавшись, Антон Федорович, не стал возвращаться, хотя намеревался посвятить вечер чтению.

На Часовенной улице судебный следователь ощутил острую необходимость в общении с друзьями. Он прекрасно отдавал себе отчет, что так внезапно, как это было в прошлом году, никто не приедет, но в глубине души надеялся на чудо. От компании Унгебауэра можно было ожидать чего угодно.

Слуга Ким оказался единственным, кто был в доме. Подождав пока господин снимет верхнюю одежду и помоет руки, кореец, наконец, подарил Горскому миниатюрную подзорную трубу – монокуляр. Он легко помещался в карман сюртука или тужурки, сдвигался втрое, но при этом даже в разложенном положении не превышал двух с половиной вершков и обладал замечательной дальностью. Вещица чрезвычайно полезная и оригинальная, имениннику она понравилась весьма.

Вслед за подарком Ким передал Антону Федоровичу дюжину открыток и визитных карточек с поздравлениями. Обнаружив открытки от мистера Ливза, Эссельсена и Ланфельда, Горский понял, что никто к нему не приедет…

И уж очень он удивился и даже слегка расстроился, когда среди прочих обнаружил письмо Унгебауэра. Уж Демьян Константинович мог бы и поздравить лично…

Вот что писал лейтенант флота и помощник начальника Общества Морского пароходства К.В.ж.д.:

«Дорогой Антуанъ! Прими искреннія поздравленія съ Днемъ Ангела! Прости, что не приѣду лично и не зову тѣбя къ себѣ – я теперь живу не одинъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ спѣшу съ радостью пригласить тебя на мое бракосочетаніе, которое пройдетъ января 23 дня сего года въ дальнинской церкви.

Твой преданный другъ Демьянъ Унгебауэръ.

P.S. Болѣе того, прошу стать моимъ шаферомъ.»

Итак, Унгебауэр все-таки решил жениться на Терезе Страшкевич. Причем явно спешил это сделать до Великого поста и масленичной недели, когда венчание невозможно. Что выйдет из этого союза двух сердец, Горский не знал, но искренно верил в то, что Демьяну и Терезе будет сопутствовать счастье.

Выходит, прав оказался Гвоздевич, давая лейтенанту флота пророческий совет.

Между тем от самого штабс-капитана открытки не было. Горский всецело понимал, какую нелегкую службу несет Георгий Сильвестрович – мог и забыть, поэтому винить офицера стрелков повременил.

До титулярного советника внезапно дошла мысль, от которой стало нестерпимо грустно. В доме Унгебауэра теперь не будет привычных субботних собраний, которые так помогали отрегулировать душевное равновесие.

«Демьян перестает быть холостяком» – мысль эта никак не желала оседать в голове судебного следователя, будто пушинка, метавшаяся от любого колебания воздуха.

Ближе к восьми вечера приехал Гвоздевич. Штабс-капитан выглядел встревоженно.

– Нашу бригаду выводят из Порт-Артура, – сообщил он. – Стало быть, и я скоро покину Дальний…

– Но куда вас отправят?

– Разведка докладывает, что японцы готовят вторжение в Маньчжурию через Корею. Вероятно, наша бригада и мой полк в частности будут форсировать Ялу.

– Даст Бог, наша разведка ошибается… – проговорил судебный следователь, переваривая услышанное.

– Да, к сожалению, наша разведка часто ошибается, – подтвердил Гвоздевич с едва уловимой усмешкой.

– Значит, еще есть шанс избежать войны?

– Полагаю, что нет.

Горский проводил друга в гостиную, налил марсалы, попросил Кима принести закуски.

– Я хочу, чтобы ваш слуга присутствовал при нашем разговоре, – заявил вдруг штабс-капитан.

– Ким, останься, – велел хозяин дома. Кореец послушно сел на диван.

– Как бы ни сложились обстоятельства, ясно одно: очень скоро я покину Дальний. Поэтому оставшееся время я хочу посвятить вашему обучению. Я должен передать вам свои знания и поделиться своим опытом прежде, чем оставлю город на ваше, Антон Федорович, попечение.

Гвоздевич говорил в высшей степени серьезно, чеканя слова, будто удары кувалды.

– Я не случайно попросил тебя остаться, – Георгий Сильвестрович поглядел на корейца с уважением. – Вижу, твой господин тебе доверяет. Ты надежный человек, на которого можно положиться. Ты станешь его помощником.

– Я уже его помощник, ваше благородие, – ровно ответил Ким.

– Вот и славно, – офицер перевел взгляд обратно на Горского. – Но вам понадобится как минимум еще один помощник для оперативных нужд.

– Ким один справится.

– Я так не считаю, – возразил штабс-капитан. – Он следит за домом, но нужен еще кто-то для наружного наблюдения и прочих поручений. Есть кто-нибудь на примете?

Горский рассказал Гвоздевичу о Самсоне Семенове, который успел хорошо себя зарекомендовать и который служил филёром в столице. Георгий Сильвестрович кандидата одобрил и дал следующие рекомендации:

– Вербовать его будете вы сами, Антон Федорович. Сперва дадите ему несколько заданий, чтобы он привык на вас работать. Не стесняйтесь на похвалу, но всегда требуйте четкого исполнения. С чаевыми будьте осторожнее – возместить их я вам не смогу (бюджет контрразведки ничтожно мал), да и может сесть вам на шею. Лучше объясните всю важность исполнения того или иного поручения, несколько утрировав. Задавайте больше вопросов о нем самом, нежели рассказывайте о себе. Это располагает собеседника, а вам позволяет собрать больше сведений для анализа и для возможного шантажа.

– Шантажа?.. – переспросил обескураженный Горский.

– Да, – холодно ответил Гвоздевич. – Шантаж – это один из методов вербовки и принуждения к выполнению специальных заданий. Но им необходимо разумно пользоваться. Сейчас вы к этому, безусловно, не готовы, но в дальнейшем вам необходимо будет взять его на вооружение. Я вас научу. А пока только смиритесь с мыслью, что это неизбежно и полезно.

– Хорошо…

– Не доверяй никому. Вокруг вас потенциальные предатели. Если вам нужно привлечь к сотрудничеству человека, найдите его слабую сторону: у кого-то это деньги, у кого-то алкоголь, у кого-то женщины, кто-то недооценен на службе и мечтает о большой карьере, а кто-то слишком привязан к родным…

Антон Федорович начал постепенно понимать всю суть поведения самого Гвоздевич. Настоящий контрразведчик не должен зависеть ни от каких человеческих пороков…

Георгий Сильвестрович еще долго и интересно рассказывал об азах своего ремесла, ограничиваясь понятными тезисами. Под конец он произнес:

– Люди, которые будут представлять для вас наибольший служебный интерес, должны стать вашими лучшими друзьями.

– Так вот для чего вы стали моим другом! – бросил уязвленный Горский.

– Дружба в наше время возможна лишь в двух случаях: или если вам что-то от человека надо, то есть вы планируете в дальнейшем использовать его влияние, положение, способности, навыки и тому подобное, или если вам интересно с ним общаться и у вас есть общие ценности и увлечения. Согласны?

Титулярный советник кивнул.

– В вашем случае, Антон Федорович, сошлись оба фактора. Вы занимаете важную должность судебного следователя, чрезвычайно умны и склонны к аналитическому мышлению, умеете ловить негодяев, а вместе с тем любите Россию не меньше моего, придерживаетесь монархических взглядов, интересуетесь мировой политикой и спортом. Я бы никогда себе не простил, если бы упустил шанс стать вашим другом.

– Вы сейчас говорите искренно? – чуть оттаял Горский, но всё же сомневаясь в истинности слов штабс-капитана.

– Точно так.

– Дайте слово офицера, – настаивал судебный следователь.

– Мне импонирует ваша подозрительность, – отметил Георгий Сильвестрович с легкой улыбкой. – Знаете, масоны, например, считают себя высокогуманными и высокоморальными светочами, но при этом устав их братства позволяет им нагло врать, когда речь идет о самой принадлежности к масонам и о сохранении тайны.

– Вы это сейчас к чему? – нахмурился Антон Федорович.

– Я к тому, хватит ли вам моего слова офицера? Ведь контрразведка – это своего рода тайное общество.

– Поверьте, я знаю цену слова русского офицера.

Гвоздевич посерьезнел.

– Слово офицера, – произнес он. Ни один мускул не дрогнул на его лице. – Это вам. На День Ангела.

С этими словами штабс-капитан протянул Горскому серебряный перстень довольно примитивной формы.

– Спасибо…

– Только не подумайте, что у меня дурной вкус! – прыснул Георгий Сильвестрович. – Попробуйте нажать на маленький рычажок снизу.

Антон Федорович надавил на выпуклость и едва не вскрикнул от неожиданности: из перстня тотчас вылезли два крохотных ножа.

– Вот это да!..

– Помогает в ближнем бою, – пояснил довольный произведенным эффектом Гвоздевич. – Английская модель.

Судебный следователь еще долго благодарил штабс-капитана за превосходный подарок, а офицер стрелков, в свою очередь, сдержанно улыбался. Постепенно он становился для Горского куратором.

Всю последующую неделю Антон Федорович постигал искусство контрразведки, которому его охотно обучал Георгий Сильвестрович. Для этой цели титулярный советник рано покидал присутствие, получив однажды заслуженный реприманд от мирового судьи. Замечание Алексея Владимировича судебный следователь оставил без внимания, потому что, во-первых, уже успел сложить о себе в Дальнем хорошую репутацию, то есть не нуждался в покровительстве надворного советника, а во-вторых, его прямым начальником был товарищ прокурора Окружного суда Азаров.

Горский совершенно не представлял, как будет ловить вражеских шпионов, но те новые и порой удивительные сведения, которыми его обильно снабжал Гвоздевич, усваивались титулярным советником на ура. С осторожным оптимизмом глядел Антон Федорович в будущее, совершенно не представляя, с какими трудностями и испытаниями он вскоре столкнется…

В пятницу 23 января состоялось бракосочетание Демьяна Унгебауэра и Терезы Страшкевич. На церемонии присутствовали лишь самые близкие друзья лейтенанта. Поручителями со стороны жениха выступили Горский и Кочетов (управляющий Морского пароходства общества К.В.ж.д.), со стороны невесты – Гвоздевич и принявший православие Ланфельд. Тяжелые венцы держали попеременно, но руки всё равно основательно устали.