скачать книгу бесплатно
– Причём стреляный, так?
– Угу.
– Тогда откуда он его взял?
– Гм. Вероятно, кто-то сдал.
– Сдал? Чтобы русский офицер сдал свое оружие?? – вспыхнул Антон Федорович.
– Конечно нет. Револьвер, должно быть, подобрали у покойника.
Горского передернуло.
– Иного объяснения у меня нет, – грустно пожал плечами Унгебауэр.
Харбин путешественники покинули в 2 часа после полудня. Город, который принадлежал Китайской империи, фактически относился к империи другой – Российской. Переплетение русского и китайского, однако, не делало из Харбина той гремучей смеси, которую можно наблюдать в иных российских глубинках, заселенных инородцами. Соседство европейского и восточного здесь настолько естественно, что не режет глаз и не заставляет брезгливо морщиться.
Пейзажи за окном имели единую концепцию, главными компонентами которой были заснеженные поля, кладбища и полуразрушенные дома. Чем дальше на юг следовал поезд, тем более колоритные открывались виды. Колорит сей заключался исключительно в концентрации приведенных выше признаков. Точно профессор математики, Горский вывел для себя формулу Маньчжурии, где количество сгоревших хижин увеличивалось прямо пропорционально движению на юг. Между тем компонента эта была, безусловно, переменная, потому как не год – десять–пятнадцать лет и Китай заново отстроится, а об ихэтуаньском восстании будут помнить лишь из книг.
Вновь потянулись одна за другою деревянные станции с китайскими названиями, русскими начальниками и предприимчивыми армянскими буфетчиками. Пассажиры пользовались любой остановкой, чтобы размять затекшие члены, ибо жесткий вагон третьего класса к комфорту, мягко говоря, не располагал. Что же говорить о тех несчастливцах, что тряслись хотя и в отапливаемом, но все же в товарном вагоне?
Еще одна бессонная ночь отняла у Антона Федоровича сил больше, нежели обязалась восстановить. «Ну почему люди не летают как птицы? – думал коллежский секретарь. – Как было бы удобно и просто добираться до пункта назначения по воздуху». Смелые мысли рисовали далекое будущее, в котором у каждого человека, точно у сокола, появятся размашистые крылья. Крыльями этими наши потомки научатся виртуозно управлять. Легко подымаясь и плавно опускаясь, они будут преодолевать тысячи верст холмов и равнин, преодолевать Атлантику и Тихий океан, кружиться над вершинами Эвереста и Монблана. Вскоре Горский задумался над вопросом крайне низких температур и пониженного содержания кислорода в верхних слоях атмосферы. Пожалуй, это должно создавать немалые трудности, но летающие дамы и господа в его воображении от этого нисколько не страдали. Тогда Антон Федорович понял, что это всё лишь плод его фантазий, а сам он благополучно пребывает во сне. Осознав истину, чиновник Министерства юстиции просыпаться не спешил, но приложил максимум усилий, чтобы как можно дольше понаблюдать и понаслаждаться диковинными полетами человекокрылых. И так не хотелось ему возвращаться в тесный вагон маньчжурской железной дороги, и так не хотелось ему рушить столь понравившуюся иллюзию, что Горский каким-то непонятным образом переборол разум и продолжил пребывать в царстве Морфея.
Ранним утром на подъезде к Гунчжулину всех пробудил панический женский голос.
– Что же это? Как же так? Украли! Караул! Украли!!! – вопила хорошо одетая барыня в бархатном платье.
– Вы не могли бы не кричать в такую рань?
– Господи…
– Вот и выспались… мда-с!..
– Что стряслось, сударыня? – спросил мужчина со старомодными растрепанными бакенбардами.
– Украли! Караул!!!
– Да что у вас украли, ответьте?
– Кошелек! Украли кошелек! Караул!!! Кондуктор! – истерила дама, выпучив глаза.
– Вы уверены? – пытался ее успокоить ретроград, оказавшийся самым участливым. – Как вы обнаружили пропажу?
– Он был здесь! В этой самой сумке! А теперь его нет!!!
– Прошу вас, успокойтесь! Будьте благоразумны!
– Кондуктор!..
– Кондуктора в нашем вагоне нет. Да и для чего он вам? Разве что сделает чаю.
– Вы еще смеете надо мною насмехаться?? – раскраснелась обворованная.
– Боже упаси!
Горский и Унгебауэр понимающе переглянулись, одинаково вздохнули. И надо было такому случиться, что потерявшая кошелек барыня ехала в одном с ними отделении за перегородкой. На громогласную сирену откликнулись и из соседних секций, ввиду чего вскоре весь вагон знал о случившемся. Кто-то тотчас принялся строить догадки, припоминая подозрительных субъектов, фланировавших между полками. Несколько человек поддержали предположение новоявленного «следователя» и, таким образом, определился даже подозреваемый, которым избрали полнокровного мужчину с толстыми губами, по слухам, ехавшего в соседнем вагоне. И уже собиралась делегация добровольцев, поставивших себе целью привести мерзавца на допрос, как вдруг пропавший кошелек возьми да и отыщись. И где бы вы думали он всё это время находился? В сумке у своей владелицы-истерички! Каково?
Вдрызг разревевшись постигшему горю, барыня полезла в сумку за платочком, а вместо платочка к вящему своему удивлению извлекла тот самый кошелек. Быстро пересчитав находившиеся в нем деньги, она тихо по инерции всхлипнула и как-то криво, искусственно улыбнулась.
– А кошелек-то был здесь… – сконфужено и очень тихо произнесла дама, что не сразу все и услышали.
– Ах вот оно что! – искренно порадовался господин с бакенбардами. – Ну и хорошо!
– И где же он был? – ехидно спросил кто-то невидимый.
– В сумке… – зардела барыня.
– В сумке? – продолжал злорадствовать некто. – Стало быть, вор раскаялся и решил вернуть украденное?
– Перестаньте издеваться над дамой! – запротестовал ретроград, выступивший в защиту истерички.
– Это пусть она над нами перестанет издеваться!
В целом слава Богу, что всё так закончилось. Что нашелся кошелек, что никого не привели к ответу. Этот характерный для нашего общества эпизод показал наше невежество во всей красе. Сперва мы ленимся что-то проверить, делаем скоропалительные выводы, обвиняем невинных людей и строим черт-те какие домыслы, поднимая панику. Тогда как случившееся зачастую не стоит и выеденного яйца. Семь раз отмерь и один раз отрежь. Кому, как не Горскому, будущему судебному следователю, этого не знать.
День проходил под флером утреннего конфуза. Настроение у пассажиров сложилось отвратительное. Всем хотелось поскорее добраться в Дальний и в Порт-Артур – конечные пункты южной линии. По разговорам делалось очевидным, что большинство путешествующих направляются именно в наш военный порт. Кто-то, как Антон Федорович, ехал на новое место службы, кто-то, как Демьян Константинович, возвращался из отпуска, кто-то воссоединялся с семьей, кто-то искал коммерческой выгоды.
Сразу за Мукденом случился очень неприятный эпизод, который мог стать роковым. В вагон, где ехали Горский и Унгебауэр, внезапно выстрелили. Каким-то чудом пуля прошла в дюйме от виска Демьяна Константиновича, застряв в опущенной деревянной полке. Ошарашенно глядя на отверстие в окне аккурат перед собой, лейтенант с ужасом осознал, что Господь уберег его от верной смерти. Напуганные пассажиры попадали на пол и свернулись калачами, прячась за бронированным низом «владикавказца». И только Горский с Унгебауэром неподвижно сидели в прежних положениях, глядя друг на друга с открытыми ртами.
– Это Маньчжурия, – пояснил оправившийся от шока лейтенант.
«Это Маньчжурия. Это Маньчжурия», – вертелось в голове у коллежского секретаря, будто заевшая граммофонная пластинка. Точно свыше лейтенанту был преподан урок, сделано очевидное предупреждение. Беспросветное пьянство, которым порой увлекался морской офицер, на небесах незамеченным не осталось. Лишь глупцы полагают, что Он там ничего не видит, а коли и видит, то ничего не предпринимает. И видит, и предупреждает…
Мысли о духовном захватили Горского до самого Ляояна. Всю стоянку на этой более-менее значимой станции южной ветки Антон Федорович провел на дебаркадере. Не успели они остановиться, как взмыленный адъютант петербургского генерала припустил, вероятно, на телеграф. Не иначе как столичный вояка испугался выстрела.
Ожидания коллежского секретаря всецело подтвердились. Уже в Дашицяо к приходу поезда стянули усиленный гарнизон и очистили платформу от всех китайцев.
– С этакой политикой невольно начнешь понимать ихэтуаней, – поделился размышлениями с товарищем Горский.
– Вот-вот, – согласно кивнул Унгебауэр. – И поверь мне, китайцы своего последнего слова еще не сказали.
В тот момент в голове Антона Федоровича впервые в жизни сформулировалась крамольная мысль: при этаком отношении простых людей к генералам и генералов к простым людям, будь то хотя бы узкоглазые, революция неизбежна.
«Вздор! – возразил себе киевлянин. – Не будет никакой революции. Обойдутся господа социалисты». Строгие меры Правительства против инакомыслия, а также направленные на государственную безопасность Горский обычно одобрял, но только если таковые меры не доходили до абсурда, как в случае с петербургским генералом. Примерещилось его превосходительству, что стреляли не в вагон третьего класса, а в него, вот и прогнал взашей всех китайцев со следующей крупной станции. Разумеется, вся Империя до сих пор пребывает в состоянии крайнего потрясения от убийства Сипягина 2 апреля сего года. Доселе неизвестная партия социалистов-революционеров чудовищно легко отправила на тот свет министра внутренних дел, заставив говорить о себе всё просвещенное (и не только) общество. Подонок Балмашёв, который совершил это страшное злодеяние, учился с Антоном Федоровичем в одном университете – Святого равноапостольного князя Владимира. Поступив в 1900 году в киевскую alma mater, он тотчас принял активное участие в забастовках и стачках, став едва ли не главным их инициатором и координатором. Попав в список студентов, коих Правительство отправляло в солдаты, Балмашёва в конце января 1901 года арестовали и спустя несколько месяцев заключения сослали в Смоленскую губернию отбывать воинскую повинность. К осени минувшего года власти пошли навстречу бунтарям и к Балмашёву в частности: его отпустили восвояси. Трудно себе представить, но одного из главных руководителей студенческой забастовки вновь приняли в киевский университет! Синусоидное настроение нашего Правительства по отношению к студентам привело к всплескам очередных волнений, которые вылились в многочисленные аресты и ссылки. На этом фоне озлобленный репрессиями Балмашёв, как воплощение русских эсеров (социалистов-революционеров), убивший одного из главных «деспотов» Империи, выглядел в глазах либеральной общественности героем. А между тем большинству ликующих социалистов невдомек, что застреленный «сатрап» Дмитрий Сергеевич готовил проект реформы, согласно которому расширялись полномочия земства, а к управлению губерниями планировалось привлечь большее число лиц местного населения. Не за это ли в том числе выступают господа социал-демократы и социал-революционеры? Впрочем, за что выступают последние хорошо видно из названия их партии: за хаос и террор. Степан Балмашёв же кончил, как и полагается: на шлиссельбургской виселице. О судьбе этого человека Горскому поведал бывший инспектор киевского университета, а ныне негласный инспектор кадетского корпуса действительный тайный советник Константин Трофимович, с которым, несмотря на один щекотливый эпизод, у Антона Федоровича остались добрые приятельские отношения. Будучи одним из любимчиков его превосходительства и к тому же отставным полициантом, Горский быстро попал в опалу среди сокурсников, которые в одночасье разглядели в нем шпиона, коим он, разумеется, никогда не был. Ни одного баламута за время своей учебы Антон Федорович не выдал, однако же неизменно считался предателем и шпиком.
Устало потерев глаза, коллежский секретарь понял, что жутко утомился. Кое-как устроившись в углу жесткой скамейки, он сумел-таки заснуть прежде, чем поезд добрался до Дашицяо. Путешествие заканчивалось, а потому душа Антона Федоровича ликовала: наконец-то он покинет осточертевший вагон и приступит к службе!
Проснулся Горский рано. От полулежачего-полусидячего положения затекли члены. Лихорадочно разминая отнявшуюся руку, другою он вытаскивал часы.
– Доброе утро, Унгебауэр… – прошептал Антон Федорович своему бодрствовавшему товарищу. – Седьмой час доходит…
– Угу, – кивнул Демьян Константинович. – Хочу тебя поздравить, мой друг.
– С чем? – не понял юноша.
– Мы в Квантунской области.
– Вот как? Это же превосходно! – лицо коллежского секретаря расцвело. – Значит, скоро мы будем в Дальнем?
– Точно так, ваше благородие, – пафосно ответил лейтенант.
– А ты мне так ничего о нем и не рассказал!.. – с досадой выдохнул Горский.
– Непременно расскажу. Я от своих слов не отказываюсь. Но сперва ты увидишь всё сам.
– Представляю, какой это грандиозный порт! Какая внушительная стройка!
– Не хотел бы тебя разочаровывать, – деликатно кашлянул Демьян Константинович, – но, право, не жди от Дальнего чего-то выдающегося.
Горский поутих.
– Тебя кто-нибудь встретит? – поинтересовался Унгебауэр.
– Встретить… должны, – неуверенно ответил Антон Федорович. – По крайней мере, так говорил Кондратий Яковлевич.
– Кто такой Кондратий Яковлевич?
– Судебный следователь. Помнишь, я тебе о нем рассказывал. Я служил под его началом.
– В Киеве?
– Ну а где же?
– Ха-ха! – лейтенант рассмеялся противным злым смехом.
– Отчего ты смеешься?
– Я поражен твоей наивностью. Неужели ты думаешь, что кому-то здесь нужен?
– Позволю вам заметить, Демьян Константинович, – холодно произнес Горский, – что вы позволяете себе потешаться над судебным следователем города Дальнего!
– Полноте, Антон Федорович! Не сердись. Сам в твои годы был романтиком…
– Что в этом плохого? – медленно оттаивал коллежский секретарь.
– Это совсем не плохо. За тем лишь исключением, что больно будет разочаровываться жизнью.
– Это уж ты за меня не решай.
– А я и не собираюсь.
Бо?льшая часть пассажиров сошла перед самым Дальним: в местечке Нангалин. Вагон опустел процентов на восемьдесят.
– Куда они все? – опешил Горский.
– За Нангалином дорога раздваивается. Мы свернем на Дальний, а все эти дамы и господа пересядут в поезд до Порт-Артура.
– А почему не наоборот? Их же больше.
– Не знаю. Быть может, так удобнее военным.
Очень скоро по левую сторону пути заискрились на солнце волны Талиенваньского залива. Показались трубы завода, производственные постройки, склады и серые домики. Миновав маленькую рощицу с низенькими деревьями, поезд прибыл в Дальний.
8. Катастрофа
Проследовав в глубоком овраге и проехав под высоким деревянным виадуком, паровоз остановился на более чем скромном дебаркадере перед массивной трубой электростанции. В хозяйственных зданиях поблизости расположились железнодорожные мастерские, за которыми угадывалась тихая гавань. У Антона Федоровича возникло неприятное впечатление, будто его обманули.
«Куда я приехал?» – с тревогой подумал молодой чиновник.
Заметив замешательство товарища, Унгебауэр поспешил пояснить:
– Это лишь временная станция, которая предполагается как товарная. Главный вокзал построят там, в выемке перед мостом.
– Вот как? Тогда понятно… – немного успокоился Горский.
Публика высыпала из вагонов и очень скоро разобрала багаж и всех наличных извозчиков, что ожидали поблизости. Получив чемодан, коллежский секретарь остановился и огляделся. Но не зрение, а обоняние составило первый портрет нового места. В структуре холодного квантунского ветра ощущался ясный запах морской тины и чего-то еще, чего-то очень экзотического и пряного. Анализаторы Антона Федоровича уже улавливали что-то похожее на станциях Маньчжурии, но лишь здесь, в Дальнем, этот запах обрел форму. Должно быть, так пахнет весь Китай.
На западе взору Горского открылся самый город. Удивительно красивый по своей архитектуре, он сочетал в себе лучшие традиции европейского зодчества с его конусовидными башенками и фахверковыми перекрытиями, а загнутые на китайский манер крыши весьма удачно подчеркивали ориентальный колорит. Антон Федорович сразу влюбился в этот, как оказалось, очень небольшой порт и с веселой усмешкой отогнал прочь дурные мысли, овладевшие им в вагоне.
– Нравится? – с серьезным видом полюбопытствовал Демьян Константинович, ухватившись за саквояжи.
– Очень нравится! – улыбнулся киевлянин. – Я и не предполагал, что он такой маленький.
– А это и не весь город.
– Да?
– Угу. Это только Административный городок. Здесь живут чиновники, служащие заводов, порта, железной дороги и Морского пароходства. Здесь живу и я, здесь будешь жить и ты. А вот и наши!
Им навстречу радостно шагал, размахивая руками, мужчина в черном котелке и сером драповом пальто.
– Приветствую вас, Демьян Константинович! Как добрались? – осведомился незнакомец.
– Благодарю вас, неплохо. Едва не убили правда, но ничего-с! – крамольно отшутился Унгебауэр.
– Да ну?? – искренно испугался мужчина в котелке. – Кто же это вас намеревался?..
– Благо, что только намеревался. Хунхузы – кто еще? Перед самым виском пуля прошла. Антон Федорович не даст соврать. О, пардон! Я вам не представил своего товарища.
