скачать книгу бесплатно
– Отработаю предложенную немцами программу. Мы ведь для того сюда летели? А куратору скажу, что прилетел с женой днем раньше. Захотелось посмотреть на Франкфурт, побродить по городу. Он, кстати, мной интересовался?
– Удивительно, но нет, – ответил Воронов. – Когда раздавал билеты в аэропорту, ваших там не было.
– Значит, знал, – хмыкнул я. – Вот и подтверждение. Не собирались меня из страны выпускать.
– Как вам удалось улететь? – заинтересовался министр.
– Мы их опередили.
– Ясно, – кивнул Воронов. – Хорошо, программу отработаем, ну а дальше?
– Вы вернетесь в СССР, мы с женой останемся.
Министр сморщился.
– Никаких антисоветских заявлений, просьб о политическом убежище не последует, – успокоил я. – Мы останемся в Германии по просьбе немецкой стороны.
– А она будет? – усомнился Воронов.
– В одну клинику уже пригласили, – улыбнулся я. – Прямо в самолете. Немцу язву залечил, чтобы самолет не возвращали в Москву. Рядом случился профессор из клиники в Берлине. Дальше объяснять?
– Договорились! – сказал министр и глянул на часы. – Через час ужин в ресторане. Будет принимающая сторона – вроде, управляющий клиникой. Приходите с Викторией Петровной.
Мы пришли. Члены делегации толпились у накрытого стола. Не садились – ждали хозяев. Воронов познакомил нас с переводчиком Сергеем, которого так и тянуло звать Сережей и куратором с говорящей фамилией Слизень. Имя-отчество у кагэбиста было пафосным – Вилор Кимович[11 - ВИЛОР – Владимир Ильич Ленин – организатор революции. КИМ – Коммунистический интернационал молодежи. Нередкие в то время «революционные» имена.]. На нас с Викой он вытаращился, как на восставших из ада.
– Михаил Иванович и Виктория Петровна прилетели днем раньше, – объяснил министр. – Захотели Германию посмотреть.
Кагэбист сглотнул и вытащил из кармана пачку сигарет.
– За столом попрошу не курить, – цыкнул я. – У меня жена беременная.
Слизень наградил нас злобным взглядом и вышел. Почти тут же явилась принимающая сторона: управляющий клиникой Шредер и профессор Вольф. Познакомились, расселись и приступили к ужину. Нам подали запеченную рульку, гороховый суп с ветчиной, колбасную нарезку. Пиво, шнапс, вино по желанию гостей. Немцы налегли на пиво, мы отведали шнапса, Вика и Сережа попросили вина. Глотнув немецкого самогона, Воронов сморщился и поставил на стол извлеченную из портфеля «Столичную». Немцы оживились и придвинули свои рюмки ближе. Знакомая история.
Атмосфера за столом быстро потеплела. Завязалась беседа специалистов. Медики всегда поймут друг друга. Воротившийся с перекура кагэбист в разговор не вмешивался – мрачно пил и ел. Воронов согласовал со Шредером повестку завтрашнего дня, уточнив ряд деталей. До обеда – доклады министра и Терещенко, после – показательные выступления фигуристов. Пардон, целителя.
– Сколько детей вы готовы исцелить, герр Мурашко? – обратился ко мне Шредер.
– Сколько есть? – поинтересовался я.
– Мы приготовили десять пациентов с разной стадией ДЦП, – подключился Вольф. – Их родители дали согласие на участие в эксперименте.
– Среди пациентов есть больные олигофренией?
– Нет, – покачал головой профессор. – Мы наслышаны, что с такими вы не работаете.
– Значит, всех и исцелю.
Немцы вытаращились на меня.
– И еще, – подбросил я хворосту в огонь. – У вас есть слепые дети?
– Вы и слепоту лечите? – изумился Вольф.
– Если сохранилось хоть немного зрения. Два-три процента.
Профессор переглянулся с управляющим.
– Поищем, – кивнул Шредер. – Сколько будет – не скажу, предстоит согласовать с родителями, но найдем.
На том и порешили. Управляющий раздал членам делегации конверты с командировочными. В номере мы с Викой посчитали – 150 марок на нос. Небогато, но хоть что-то.
– Завтра у нас напряженный день, – объявил на прощание Шредер. – А вот следующий в вашем распоряжении. Можете осмотреть город, посетить магазины, приобрести сувениры для родных. Или побывать, скажем, в варьете, посмотреть стриптиз, – улыбнулся он, показав вставные зубы.
– Никакого стриптиза, товарищи! – поспешил куратор, едва немцы удались. – Мы же советские люди.
Я едва не расхохотался. В прошлой жизни слышал историю. Группа советских туристов посетила Будапешт. Среди них, естественно, был куратор. Строго наблюдал, чтоб никто из группы не позволил себе лишнего, обличал загнивающий Запад и подпавших под его влияние венгров. На прощание хозяева отвели советских туристов в варьете. Полуголые девочки танцевали канкан. Помешать им куратор не мог, потому мрачно пил. Алкоголь снес ему тормоза. Подбежав к сцене, куратор принялся целовать девочкам ноги и хватать их за всякие места. Еле оттащили. Всю обратную дорогу в СССР ревнитель морали просидел, не поднимая головы…
* * *
Медицинская конференция – это скучно. Калька с партийных собраний в СССР. За столом на сцене – члены советской делегации, представители принимающей стороны, в зале – персонал клиники. Ее лучшие врачи, как сказали нам. Поначалу немцы смотрели на нас с любопытством, но потом заскучали. Было отчего. Воронов вспомнил, что он министр, и посвятил свой доклад успехам советской медицины. Цифры, факты, проценты. Где столько наковырял? На фига это немцам? Эстафету перенял Терещенко. Рассказал о своей клинике, замечательном персонале, который, не жалея сил… Пациенты все, как мухи, выздоравливают. Об отделении для детей с ДЦП только упомянул. Дескать, есть такое, и добилось выдающихся успехов. А каких именно, расскажет заведующая отделением.
Вика вышла к трибуне третьей.
– Только не вздумай про космические корабли, которые бороздят просторы Большого театра, – шепнул я. – Не уподобляйся своим начальникам, не то все уснут. Только цифры и факты.
Любимая не подвела. Сообщив дату создания отделения и численность персонала, назвала количество излеченных детей.
– У меня все, – завершила доклад.
– Извините, фрау! – вскочил в зале какой-то растрепанный тип. – Я профессор Хофман. Правильно ли я расслышал число? Три тысячи семьсот сорок восемь исцеленных детей?
– Именно так, герр Хофман, – подтвердила Вика, выслушав перевод от Сережи.
– И все это за семь месяцев с небольшим? Силою четырех врачей и шести медсестер?
– С нами еще работает целитель, – улыбнулась любимая. – Ему и принадлежит главная заслуга. Я не включила его в число персонала, поскольку Михаил не состоит в штате клиники. Трудится как привлеченный специалист.
– Извините, фрау, но не верю! – заявил встрепанный. – Этого не может быть!
Он победным взором оглядел зал.
– Не спешите с выводами, герр Хофман, – встал я. – Во второй половине дня у вас будет возможность убедиться в правоте слов заведующей отделением. А теперь, дамен унд херрен, отпустите нас на обед. Есть очень хочется.
Я скорчил умильную рожу. Немцы засмеялись и зааплодировали. На обед нас отвезли в ресторан в центре города.
– Заказывайте, что хотите, – предложил сопровождавший нас Шредер. – Все оплатит клиника. Я же вас покидаю. Извините, дела.
Он мотнул головой и удалился. Мы расселись за свободным столиком. Воронов, Терещенко, я, Вика и переводчик Сережа. Куратора с нами в клинике не было – исчез куда-то после завтрака. Вот и хорошо – противно видеть эту кислую рожу. К нам подошел официант – парень лет двадцати с небольшим.
– Здравствуйте, товарищи, – произнес на ломаном русском. – Меня зовут Марко, я югослав и немножко говорю по-русски. Что будете заказывать?
– Какой-нибудь нормальной еды, – попросил я. – Никаких немецких специалитетов, вроде запеченной рульки или горохового супа.
– Понял, – улыбнулся он. – Есть вкусные сосиски с капустой. Натуральные, из свежего фарша. Крем-суп, ржаной хлеб, десерт выберете позже.
– Тащите! – велел я, рассмотрев одобрение в глазах членов делегации.
– Напитки?
– Для начала всем по кружке пива. Далее посмотрим.
Марко кивнул и умчался. Очень скоро вернулся с пивом. И вот тут все случилось. Мы едва омочили губы в пенном напитке, как приперся Слизень. И откуда принесло? Куратор быстро вошел в зал, покрутил головой, разглядел нас и подлетел к столу.
– Товарищ Мурашко! – почему-то обратился ко мне. – Я звонил в посольство. Сообщили, что вы с женой не покидали СССР.
– Но мы здесь, – улыбнулся я.
– Вы выехали нелегально.
– То есть как? – хмыкнул я. – Через колючую проволоку на границе перелезли? Не гоните пургу, Вилор Кимович. Лучше выпейте пива – здесь оно отменное.
– Покажите свой паспорт! – протянул он руку.
– На каком основании? – поинтересовался я. – Кто вы такой, чтоб его требовать? Вот сидит руководитель делегации, – я указал на Воронова. – Между прочим, министр и доктор медицинских наук. Если он попросит меня показать паспорт, я, возможно, соглашусь. Вы же для меня – никто.
– Не забывайтесь! – взвизгнул Слизень. – Вы прекрасно знаете, кого я представляю. Паспорт!
– А вот этого не хотел? – я сунул ему в нос кукиш. – Пошел на хрен, шестерка кагэбэшная! Не порти людям аппетит.
– Вы… Ты пожалеешь! – выплюнул он, повернулся и выбежал из зала.
– Суп! – раздалось сбоку.
Я повернул голову. Марко стоял с подносом, уставленным тарелками. Наверняка, все слышал.
– Раздавай! – кивнул я. Югослав расставил тарелки, подмигнул мне и скрылся.
– Приятного аппетита, товарищи! – пожелал я.
Обед прошел в полном молчании – Слизень все же испортил людям настроение. Когда все встали, я попытался дать Марко на чай.
– Не! – покачал он головой. – Все оплачено.
– Даже чаевые?
– Да, – кивнул. – А еще лепо было поглядать, ако вы гнали того педера[12 - Педер – нехороший человек по-сербски.].
Микроавтобус отвез нас в клинику. К показательному выступлению целителя немцы подошли скрупулезно. Перед сценой конференц-зала стояли десять инвалидных колясок с детьми и подростками. Проходя мимо, я привычно просканировал их. Есть пара тяжелых, но с олигофренией не наблюдается. Справимся. Людей в зале заметно прибавилось, что не удивительно.
– Вы готовы, герр Мурашко? – спросил Шредер.
– Да, – кивнул я. – Пусть коляски развернут лицом к залу. Объявите пациентам, что они будут чувствовать холод в затылке. Чтобы не пугались. Это нормально.
Управляющий отдал распоряжение. Подбежавшие служители развернули коляски, и я начал. Рука на затылок пациента… В этом нет нужды, но зачем немцам знать? Жара больше нет, следующий… Я работал привычно, переходя от коляски к коляске. Детки вели себя смирно – ну, так немчики. Наши иногда начинают дергаться и спрашивать. Возле двух тяжелых задержался подольше: загасил сначала жар в коре головного мозга, после в позвоночном столбе.
– У меня все, – объявил, закончив с последним пациентом.
– То есть как? – вскочил в зале тот же встрепанный. Как его? Хофман? – Неужели дети здоровы? И часа не прошло!
– Можете проверить, – улыбнулся я. – Нервные связи восстановлены, рефлексы в норме. Ходить им пока трудно: мышц почти нет, да и связки не готовы к нагрузкам. Понадобится реабилитация. Проведите ее правильно, и через год дети будут бегать.
– Не верю! – замотал головой профессор.
Я пожал плечами и подошел к ближней коляске. В ней сидел мальчик лет двенадцати.
– Как тебя зовут? – спросил.
– Курт, – ответил он.
– Ты ходишь, Курт?
– Только с мамой, – покрутил он головой. – Она меня держит. Одному не получается.
Значит, мышцы есть, да и связки выдержат.
– А теперь сможешь сам. Встань!
Я протянул ему руки и помог выбраться из коляски.
– Иди! – сказал, отпустив его.
Он сделал осторожный шажок. Покачнулся – и второй. А затем – сразу несколько по направлению к залу. Чуть вихляя, подволакивая ноги, он шел – и довольно уверенно.
– Мама! – восторженно закричал Курт, остановившись и высматривая кого-то среди публики. – Посмотри! Я могу ходить сам!
Из зала к нему метнулась женщина. Подскочив, обняла и залилась слезами. Эта сцена будто взорвала собрание. Все вскочили с мест и загалдели. К пациентам побежали родители и врачи. Если первые пытались достать детей из колясок, то вторые им препятствовали, что-то объясняя. Воцарился бедлам. Шредер попытался звонить в колокольчик, но его не слышали. Мне это быстро надоело, и я вскочил на сцену.
– Тихо! – рявкнул изо всех сил.
В зале замолчали и уставились на меня.
– Дорогие родители пациентов, – я приложил руку к груди. – Не пытайтесь заставлять детей ходить. Они к этому еще не готовы. Пусть их обследуют доктора клиники и назначат курс реабилитации. Выполняйте указания врачей, и увидите результат. Он будет скоро. Данке.
– Благодарю, герр Мурашко, – подключился управляющий. – Надеюсь, все слышали нашего гостя? Попрошу увезти пациентов.
Указание выполнили, и в зале на короткое время установилась тишина.
– Дамен унд херрен! – обратился к присутствующим Шредер. – Герр Мурашко предложил нам показать еще один аспект своего дарования. Речь идет о слепоте.
