Крайний случай

– А куда деваться? – ответил тот. – На эти стариковские деньги как жить? Вот до пятнадцати лет северного стажа дотяну, чтобы получить повышенную северную пенсию и льготу по переселению, а там хватит.

– Не слышал я, чтобы переезжали, – ответил Халил.

– А вот посмотрим, – сказал Алексей Николаевич. – Если перееду, то расскажу.

Уже темно, а темнота рождает пересуды…

Опять куст, опять на подножку и вниз.

«Один день так попрыгать – это ничего, – размышлял Сергей. – А вот годы попрыгаешь – и спина, и ноги уже болят. Да сердечко пошаливает, ведь, как пожарники, работаем. Все время в ожидании. То ничего, то аврал…»

В вечерней тьме маховики качалок уже не на кур походили, а на драконов, готовых пыхнуть огнем в любой момент. Цивилизованный человек проник черт-те куда, где жить-то ему вовсе не положено. Понастроил средь девственной когда-то тайги. Разогнал зверье, потравил рыбу, крепко потеснил ханты и ненцев. И не на пользу себе. Ведь не зажил народ лучше…

Маховики все гонят нефть. И уже навевают грусть и даже некоторое раздражение. Сергей по привычке умножил добытую на их участке нефть на ее рыночную стоимость. Все оживились, обсуждая полученный результат, на фоне которого их зарплата просто терялась.

– Ну куда им столько? – прозвучал безадресный вопрос. – Сколько нефти ни качай, зарплаты все равно почти нет. Ведь миллионами тонн! И все как в прорву…

Незаметно рабочий день подошел к концу. Вот и снова – базовый куст. В конце рабочего дня все стало едино настолько, что Сергей даже не узнал его. Вдалеке полыхал огненный газовый факел. Пламя с силой вырывалось из далекой трубы, как из огнемета, как будто один из сказочных драконов очнулся и занялся привычным для него делом…

Сергей зашел в раздевалку, снял робу, оценил ее затрапезный вид и сразу вспомнил, как ругался по этому поводу с Игорем.

– А ты знаешь, что в зарубежных компаниях увольняют, если одежда у рабочего грязная. Грязь на одежде – признак нарушения технологии. Значит, ты где-то не так встал или недоглядел… – читал нотации Игорь.

– Слушай, ежу понятно, что никто в нефти по собственной воле купаться не будет, – распалился тогда Сергей. – Морозы, оборудование старое, вот и аварии. Вы же сами запчастей не даете. Наверху что-то рассчитывают, увеличивают формальный срок службы деталей, какую-то экономию ищут. А механизмы от расчетов дольше не работают. Тут как хочешь, так и справляйся. Много трубных соединений, сальников, а внутри нефть под давлением почти в десять атмосфер. Естественно, то тут, то там что– то выскочит. Это не говоря о порывах в магистралях, когда аврал, когда как грудью на амбразуру, лишь бы фонтан быстрее перекрыть. А на прошлой неделе, когда обнаружили течь в трубе, проложенной по дну озера? Неужто забыл, как пришлось долбить лед, а потом быстрее в эту прорубь лезть и надевать хомут? Там некогда следить за чистотой одежды…

– Да ладно. Я же понимаю… – пошел на попятную Игорь…

Сейчас он с кем-то разговаривал по телефону.

– …Сегодня удачный, беспроблемный день. Остановок и порывов не было. Шли плановые работы. С добычей немного плоховато, но это внутрисменный простой набежал. Догоним. Бывало хуже…

Все вышли на улицу, переодетые в очень даже добротную зимнюю одежду: дубленки, теплые шапки да сапоги.

– Ну что, если сейчас добычи не будет, так зайдешь домой, перекусишь, схватишь с собой сухой суп – и сюда на ночь кувыркаться? – спросил мастера Халил.

– Да, может, придется вернуться и искать дополнительные тонны нефти, – ответил Игорь. – Не впервой. А ты что думаешь? Два ночника и я перелопачиваем за ночь очень много. Если надо, так поедем по скважинам, будем отбивать уровни, искать потери. Вот на прошлой неделе был порыв – там теряли. Только компенсировали эту потерю в добыче, как на скважинах снизился дебит. Отслеживать эти моменты – это ваша каждодневная текущая работа, добытчики нефти. Но на сегодня отдыхайте. Завтра, если не выйдем на нормальный уровень, то поглядим, может, всем придется подключиться…

Автобус от базы цеха отправился в город почти в полшестого вечера, когда ветер острыми ножами усиливающегося мороза прорезался сквозь толстый мех дубленок и свитеров, заблаговременно загоняя людей в теплый салон. Сергей упал на сиденье. Нестерпимо хотелось покоя, томила легкая усталость. Да и остальной народ в автобусе уже не шумел, как утром…

Вскоре заискрилась мозаика теплых огней городских пятиэтажек. Зашныряли фары легковых автомобилей. Перемигиванием цветов поприветствовал встречный светофор. Накатило чувство облегчения и даже какой-то отстраненности. Причастность к делу крупной российской компании сделала нефтяной город в глазах Сергея совсем каким-то мелким и несопоставимым по масштабам местом отдыха от работы, от главной жизни.

«…Хотя ведь неизвестно, на что работаем. Раньше ясно все было. Города строили, родину укрепляли. А сегодня для чего живем? Все хапают, сколько могут. Вместо зрачков – доллары. Все деньги с продажи нефти за границей оседают и неизвестно на что тратятся. Может, на них террористы где-то дома взрывают да людей убивают. Может, все мы тут потенциальные преступники… – грустно думал Сергей. – Но ведь семью кормить надо. Все-таки – добытчик я. Тут уж не до политики. Вот житуха пошла…»

Дома он был в шесть часов вечера, завтра опять на промысел и неизвестно, что преподнесет этот следующий день.

(ППУ – паропередвижная установка).

Собачий бизнес

«Деньги не пахнут, пахнет процесс их получения…»

– Мам, а мам, давай собачку купим, ну давай… Ты только представь, какая она ласковая, как с ней приятно играть… – хныкала месяцами дочка, пока не добилась своего…

– Санька, действительно, давай купим собаку, а то ты вечно на работе. Мы уж забыли, как ты лаешь, – съехидничала Света однажды. – Дочка извелась вся. Учиться хуже стала.

– Света, собака – это для частного дома. Где ей тут жить? – защищался муж, выросший в деревне. – У родителей сторожевой пес во дворе. А здесь… он все в шерсти уделает да изгрызет. А кто его выгуливать будет?

– Я, папочка! – пообещала Вика.

Она села отцу на колени и, гладя его по голове, произнесла заклинание:

– Папочка, ты же такой добрый, такой милый, самый лучший на свете. Ну давай собачку купим…

Очарованный папочка не смог возразить, хотя понимал, что четвероногого друга, скорее всего, придется выгуливать ему.

Маленькая беззащитная овчарочка обошлась дорого. Хотелось ввести в дом не незнакомца с неизвестной родословной, а кого-то вроде графьев или князьев, только с собачьим уклоном. Так и назвали собаку – Графиней…

Как Александр и предполагал, несмотря на все клятвы дочки, выгуливать Графиню пришлось ему. Рацион у нового члена семьи сложился совсем не плохой. Достаток в семье был, и собачка наворачивала на манер главы семьи.

Прошло чуть больше года. Графиня превратилась в большую собаку с лоснящейся шерстью, крупными клыками и грозным басистым лаем. Чужих не любила, на радость семье. Но на беду была сукой…

Семейный совет прошел бурно.

– Случка пройдет только через мой труп. Надо ее стерилизовать, и у нас не будет никаких проблем. Да и для здоровья Графини это неопасно. Я узнавал, – угрюмо произнес Александр.

– Вы изверги, изверги! Вы ничего не понимаете даже в собачьей любви. Вы сами-то уже не целуетесь. Непонятно, как я у вас родилась. Пусть хоть собака поживет нормальной жизнью! Мама, ну хоть ты что-нибудь сделай! – выкрикнула Вика.

– Слушайте, что я предлагаю. Сейчас все подрабатывают. Давайте и мы попробуем. Собака у нас породистая. Найдем такого же кобеля. И подзаработаем на продаже щенков, – предложила жадная до денег Света.

– Да вы не понимаете, что такое несколько щенков сразу. Вам что, Графини было мало? – резко спросил Александр и, немного подумав, задал еще один вопрос:– А сколько ты думаешь подзаработать?

– Смотря сколько она родит. Думаю, что несколько тысяч заработаем, – сказала Света. – А там, если все хорошо получится, можно перейти и на постоянную торговлю щенками…

Александр умолк. Дочка повисла на шее у матери.

Собачьего мужа подбирали, как автомашину. Графиня тоже оценила его, и время пошло… На свет появилось шестеро прекрасных щенков.

– Если через пару месяцев продать каждого по две тысячи, то получится – двенадцать, – объявила Света вечером того же дня.

– Неплохое подспорье, – обрадовался муж.

Рядом с балконом он отгородил небольшой покрытый досками и тряпками полигон. Там и разместилась счастливая собачья семья.

Графиня по-барски лежала, а шестеро маленьких собачат то припадали мордочками к ее животу, то копошились вокруг. Картина умиляла. Почти каждый вечер Александр, Света и Вика рассаживались вокруг и смотрели на новую жизнь.

Первое время щенки вертелись и гадили вокруг счастливой мамаши. Уборка не представляла больших сложностей. Правда, запах из логова исходил не очень приличный, да Графиня запаршивела и ослабла так, что на улицу, по нужде, ее приходилось выносить на руках, но Александр видел в этом временные трудности, с которыми он привык справляться.

«Надо держаться», – приказал он мысленно сам себе, но сдался уже скоро…

День, когда щенята смогли перелезть через загородку своего вольера, стал знаковым в жизни человеческой семьи. В небольших лужицах по всей квартире стали мокнуть ноги Александра, Светы и Вики, носки и колготки их гостей. А вездесущее дерьмо превратилось в бедствие.

Квартира засмердела. Щенята припадали к вымени все чаще и дольше. Графиня ела в два раза больше обычного.

– Не пора ли продавать щенков? – напомнил Александр.

– Пожалуй, что и пора, – согласилась Света и переспросила дочку: – А ты как думаешь?

– Мне они не мешают, – ответила Вика, которая целовалась со всем щенячьим выводком. – Пусть и остаются.

– Нет уж. Бизнес так бизнес, – резко сказал Александр. – А то скоро собаки нас из квартиры выживут…

Объявления о продаже щенков появились на улице, в газетах и на телевидении. Вечерами хозяева стремительно реагировали на каждый телефонный звонок, ожидая услышать: «Всего за две тысячи продаете?! Оставьте мне одного, я скоро буду у вас». Но в телефонной трубке чаще раздавались голоса друзей, знакомых и родственников. А если кто и интересовался щенками, то, только узнав цену, говорил «хорошо» и вешал трубку. Что означало это «хорошо», Александр и Света так и не узнали, поскольку никто за щенками не приходил…

Так миновал еще месяц и еще один. Тем временем у щенков появились зубы, и им потребовалась отдельная миска… Накопления, спрятанные в шкафу, под горкой белья, стали таять…

– Света, давай сбавим цену, что-то не идет торговля, – предложил за ужином Александр.

– Ты в своем ли уме, дорогой? Ты посмотри, сколько денег на них ушло! Они же жрут больше нас, всех вместе взятых! А сколько мы отдали хозяину кобеля, сколько за прививку… забыл?! – набросилась на мужа Света.

– Не надо на меня орать. Ты посмотри, во что они квартиру превратили. К нам в гости уже никто не заходит.

– Ну и хорошо. Хоть собутыльников в квартире стало меньше. Собачки ему, видите ли, не нравятся! Идите ко мне, мои миленькие…

Первой пострадала балконная дверь. Ее низ собачки обглодали, как сахарную косточку. Затем в цементном порожке перед балконом появилась нора. И она с каждым днем становилась все шире. Щенятам для роста зубов требовался кальций, и они его искали везде. Даже под обоями, которые были наклеены совсем недавно и стоили ох как недешево.

Собачий молодняк заинтересовался и мебелью… А как– то раз, встав утром с постели, Света не нашла своих любимых английских тапочек. Их клочки валялись в коридоре. Света впала в истерику.

– Сволочи четверолапые! Что вам недоставало?! Гады неблагодарные! Ведь все погрызли!.. – кричала она, глядя на щенков.

– Выпей, дорогая, я тут накапал тебе, – сказал муж, протягивая рюмочку…

Объявления стали появляться еженедельно, а цена на щенков – падать.

Тысяча, восемьсот, пятьсот. За пятьсот рублей удалось продать двух собачьих детей, которым к тому времени было уже по четыре месяца. И снова – тишина. Полмесяца ни одного звонка.

Когда во время очередного ужина четверо оставшихся щенков забежали на кухню, достали передними лапами поверхности стола и начали принюхиваться к содержимому тарелок, Александр закричал:

– Все, хватит бизнеса! Раздавать будем! Бесплатно!

Света побледнела, но подчинилась.

Вышло объявление: «Отдам щенков в хорошие руки».

Неизвестные забрали еще двух собачат, и все. Александр и Света, глядя на свою изгрызенную и пропахшую псиной квартиру, проклинали тот день, когда им захотелось подзаработать на продаже собак. В конце концов они увезли оставшихся песиков в пригород, где их отдали первым встречным.

Парадокс

«Домашние кошки – животные бесполезные и даже вредоносные. Они не дают молока, не несут яйца, не охраняют жилище да и на нервах играют не всегда приятные мелодии. Их шерсть можно найти повсюду и даже в тарелке супа. Они заполняют квартиру малоприятным запахом, дерут когтями обои, ковры и обшивку кресел, метят территорию так, что их проделки порой можно обнаружить только спустя годы… Но вместе с тем эти пушистые создания находят всепрощающую любовь. Вот уж парадокс…»

– Таня, ты не приглядишь за моим котом? – спросила Зоя накануне отпуска у соседки-домохозяйки.

– Даже не беспокойся. Езжай, – ответила безотказная Татьяна.

Хотя, говоря откровенно, она ненавидела кошачий запах. Он просачивался к ней из подъезда особенно сильно, когда Зоя открывала дверь в свою квартиру. Это произошло и сейчас. У Татьяны на мгновенье помутнело в глазах, и ей показалось, что у соседки возле носа топорщатся самые настоящие кошачьи усики и даже шерсть кое-где проглядывает, а зрачки-то точь-в-точь, что косточки от маслин.

– Тогда пойдем ко мне, я тебе покажу, что где лежит, – услышала она.

В коридоре Зоиной квартиры лежал бельгийский ковер, который кот давно превратил в отхожее место. Можно предположить, что он не жаловал иностранщину или замысловатые узоры вызывали у него неприглядные ассоциации, а может, его нервировал запах синтетики, и он стремился поскорее его перебить чем-то родным… так или иначе, но кот игнорировал кошачий туалет и время от времени присаживался на ковре, хвост распрямлял трубой, остекленевшие глаза устремлял куда-то за грань кошачьего сознания и… пакостил.

– Ничего не могу с ним поделать. Все бесполезно, как об стенку горохом, – жаловалась иногда Зоя.

– Выброси ты его. Зачем он тебе нужен? – говорила Татьяна.

– Ну как же? Нельзя. Все-таки животина. Да и дочка его любит…

Из комнаты в коридор вышла никогда не здоровавшаяся с соседями двенадцатилетняя Ирочка, неся на руках, как маленького ребеночка, здоровенного белого кота. Это создание божье лежало у нее на руках, умиротворенно поджав лапы. Круглые зеленые глаза безразлично уставились на Татьяну.

«Сволочь», – подумала Татьяна.

– Золотце ты мое, – пропела Зоя, взяв его за туловище под передние лапы, так что задние лапищи безвольно повисли на манер хвоста.

Она прижала кошачью морду к своей щеке, а затем нос к носу. Татьяна невольно поморщилась.

– Зачем нам другой мужчина нужен? Есть у нас мужичок, – пропела Зоя следующий куплет. – Если тебе не трудно, то возьми его к себе, ему без людей тяжело. Деньги на телячьи почки я тебе оставлю. Кроме них он ничего не ест…

Зоя с дочкой уехала, а Татьяна перенесла к себе домой кошачий туалет вместе с его владельцем. Ее дети были довольны, да и сама Татьяна целых два часа радовалась, пока младшенькая не подбежала к ней и не сообщила:

– Мам, а в коридоре кто-то воду пролил.

От лужицы, растекшейся около обуви, отходили мокрые следы кукольного размера, которые могли принадлежать только белошерстому бандиту. Он, развалясь в кресле, вылизывал лапы. Татьяна вытащила веник и по старой сельской привычке со всего маху огрела зассанца. Кот взвился пружиной, тенью метнулся под диван, и следующие две ночи Татьяна регулярно просыпалась от громкого в ночной тиши заметающего скреба когтей. Туалет и кот были перенесены назад.

По пропитанному влагой ковру, зажав нос, Татьяна регулярно заходила в Зоину квартиру, держа в правой руке веник. Она укладывала в опустевшую миску новую порцию почек, подливала водички и находила нетронутый туалетный песок. Временами безответно покрикивала на кота:

– Ты где гадишь, сволочь?

Кот с интересом позыркивал на нее со шкафа или из-под трюмо и с каждым днем все больше дичал. Он лазил по шторам, по обоям, разодрал все газеты, лежавшие на журнальном столике… а накануне приезда хозяйки добрался до кастрюли, где Зоя забыла оладьи. Кот стаскивал ссохшиеся лепешечки на пол и рвал, рвал, как будто на каждой был выжарен портрет его надсмотрщицы. За этим занятием его и застала хозяйка.

– Ах ты, мой миленький! – прямо с порога запричитала Зоя, протягивая руки к коту, опасливо отстранявшемуся от нее.

– Пришлось его немного повоспитывать. Хулиганил, – пояснила Татьяна. – Так я и не нашла, где он у тебя гадит.

– Натерпелся, – сказала Зоя, проходя в комнату под чипсовый хруст кусочков оладий.

Кот перекочевал на руки Ирочке. Зоя открыла шифоньер и там на своих лучших кофтах обнаружила то, что безрезультатно искала Татьяна.

«Вот сволочь. Убила бы за такое», – подумала Татьяна.

– Бедный ты мой, никогда тебя больше не брошу, – жалостливо прошептала Зоя.

А кот, возлежа ветошью на руках у Ирочки, смотрел на всех них абсолютно бесчувственными зелеными глазами.

Храп как семейное бедствие

«Все козлы когда-то были козлятами, а если припомнить – так даже Иванушками…»

Как Алла его любила! С ума сходила, по ночам рыдала, если увидит со своей подругой. А он, высокий голубоглазый брюнет, на нее – ноль внимания. Помог случай, когда столкнулись на дискотеке. Он извинился. Познакомились. Потом проводил до дома.

Промелькнули безумные ночи свиданий. Отзвучал марш Мендельсона и крики «горько», и вот спустя два десятка лет ее принц полысел, потолстел… Да в придачу к неотвратимым приметам старости обзавелся еще и изводящим душу храпом…

Он опять пришел домой за полночь. Алла сидела на кухне и не вышла, когда хлопнула входная дверь. Резко стукнули слетевшие с ног ботинки.

«Хорошо нажрался», – определила Алла. Послышались громкие шаги, грохот раздвигаемого дивана, знакомый скрип пружин, когда-то волновавший сердце, но теперь приносивший лишь облегчение.

«Наконец-то лег, – подумала Алла. – Пусть уснет покрепче, и тогда я пойду»… Часы нервно пикнули один раз.

«Уже час, завтра на работу», – забеспокоилась она, быстро умылась, накинула ночнушку и прошла в спальню.

Муж крепко спал. Он, раскинув руки, лежал на спине и храпел. Его храп напоминал жужжание шмеля, посаженного внутрь стакана. Шмель метался где-то в районе подушки. Он издавал высокотональный гул, сквозь который слышалась тонкая вибрация крылышек. Взлетит на секунду-другую, на секунду-другую успокаивается. Опять взлетит, опять успокаивается. Но в отличие от шмеля этот человеческий экземпляр издавал куда более громкие звуки.

«Черт бы тебя побрал, – подумала Алла. – Надо постараться заснуть». Она отбросила в сторону руку супружника, привычно ткнула его локтем под ребра и легла рядом.

Благоверный что-то пробормотал, почесал ногой ногу, и шмель исчез. Возникло стартерное тарахтение двигателя их автомашины. Процесс этот в отличие от метаний шмеля шел беспрерывно.

«Когда ж у тебя аккумулятор сядет, – забеспокоилась Алла. – Когда ж этот кошмар закончится? Неужели он сам ничего не чувствует? Изверг!» Она приподнялась, уперлась двумя руками в бесчувственное тело и перевалила его на бок.

Из мужниной носоглотки раздались звуки, похожие на рокот металлической лебедки, накручиваемой на барабан, сквозь который пробивался цокающий стук стопора.

Пронзительные взгляды на храпуна не наносили тому никакого вреда, тычки под ребра уже не вызывали ответной реакции. Алла вспомнила о тяжелой чугунной сковородке…

Внезапно на кухне басисто загудел холодильник, подаренный еще на свадьбу. Уж сколько лет Алла твердила: надо поменять эту колымагу, работавшую так, что дрожал пол и звенела посуда. Без толку. Но в этот миг Алла мысленно его поблагодарила. Холодильный агрегат своим ровным рокотом заглушил пронзительный храп мужа. Стало легче. Алла закрыла глаза. Но только показались первые миражи надвигающегося сна, как холодильник умолк… Спать расхотелось.

«Мог бы постараться не храпеть, – размышляла Алла. – Подлечился бы в крайнем случае. Неужели нет никакого лекарства?.. Но, с другой-то стороны, бедный, как он изменился. Работает день и ночь. Конечно, тяжело ему. Пьет же не оттого, что ему хочется, а потому что надо с тем, с другим договориться. Иначе дело не сдвинется. Ради нас старается».

Раздались всхлипы и постанывания, перемежаемые внутриутробным клокотанием. Будто маленький шаловливый чертик, каким-то непостижимым образом пробравшийся мужу в живот, взахлеб смеялся над Аллиными переживаниями. Но она, наперекор подначиванию нечистой силы, наклонилась над ним, уставшим, и поцеловала его в слегка колючую щеку.

Словно испытав снисхождение благодати, муж перешел на спокойное сопение, похожее на осторожные вдохи-выдохи через свисток. Эти скромные милицейские сигналы очень скоро усыпили Аллу. И ей приснилось, что она опять молода, шла по аллее родного города под руку с мужем, испытывая давно уже забытое пьянящее чувство притяжения к нему. А где-то неподалеку слышался глухой рокот Черного моря… каковым во сне казались гудение холодильника и хриплые сопящие звуки храпа.

Скунс

«Придумано много запахов для отпугивания насекомых, а вот запахи для отпугивания людей придумывать не надо – они всегда при себе…»

Жена брезговала стирать грязные мужнины вещи, а Сам не любил опускаться до дел, которые его отец считал исключительно женскими. Вот и ходил Сам неделями, а то и месяцами в одном и той же одежде, пропревавшей настолько, что снимать ее приходилось очень осторожно, чтобы та не порвалась. Домашние, и даже теща, давно привыкли к тому, что от Самого исходил пренеприятный душок. В организации, где он работал, не могли притерпеться…

– Чем это у вас пахнет? – спросил молодой специалист, зайдя в раздевалку организации. – Крыса, что ли, сдохла?

– Какая крыса? Это от человека разит, – сообщил один из старых работников. – Есть тут у нас один. Свыкнешься.

– С этим сложно сжиться, – отозвался другой труженик. – Утром прихожу в чистой одежде, оставляю ее здесь, а к вечеру, как переодеваться, она вся пропитывается запахом этого скунса. Уж что только ни делал: дезодорантом шкафчик обрызгивал и лосьоном его протирал – не помогает.

– Ты думаешь, почему здесь форточка постоянно открыта? Потому что весна? Нет, мил человек. Она в любой мороз открыта, – включилась в разговор случайно вошедшая в раздевалку уборщица. – А если закрыта, так я дыхание задерживаю и быстрее к окну.

– Да, мужики, ну у вас тут и обстановочка. Прямо газовая камера, – оценил ситуацию молодой специалист. – Поговорите с ним.

– Говорили уже много раз. Да где ты видел, чтобы туалет на разговоры реагировал? Пусть даже ходячий. Домой придет, бутылочку водки опростает, а утром спрыснется одеколоном – и на работу…

Такие или примерно такие разговоры возникали спонтанно. Они вспыхивали, как упрямые язычки пламени на подпитываемом все новыми углями кострище, когда в коллектив приходил новенький или Сам раздевался в чужом шкафчике…

Сам помимо того, что не менял одежды, еще и мылся крайне редко. Раньше, когда он ухаживал за будущей супругой, то регулярно посещал бани и душ и даже уши чистил, а после женитьбы и рождения сына он эти занятия забросил. И надо сказать: ностальгии не испытывал. Нет, иногда он посещал баню, но мытье и парилка там были скорее побочными процедурами, поскольку ходил туда Сам, чтобы с друзьями водочки выпить. И вот, кроме своей пахучей одежды, он носил с собой крепчайший запах перегара, на который сотрудники особого внимания не обращали, но сотрудницы, учуяв ядреный коктейль, едва чувств не лишались. И как-то в момент легкого забытья, после очередной бани на него снизошло…

Из кабинета Скунса, которого звали Сам исключительно дома, вышла женщина. Это была Галя, Галочка, секретарша и любовница шефа, в которой тот души не чаял. Сделала пару шагов и упала без чувств…