banner banner banner
До самой смерти
До самой смерти
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

До самой смерти

скачать книгу бесплатно

Мэтью еще раз пролистывает школьные снимки и выкладывает три из них на стол для сравнения. Затем берет среднюю и показывает Бет Картер. Он кое-что заметил. Он не всегда может объяснить, чем руководствуется, однако привык доверять чутью.

– Вот. Я бы сказал, перемена произошла здесь. Что-то случилось. Верно?

Бет потрясенно молчит. Ставит кофе на стол и дышит через нос, будто оскорблена, или взволнована, или и то и другое.

– Наркотики? – продолжает он. – Послушайте, я не хочу лезть не в свое дело, но чем больше информации, тем больше шансов на успех.

Мэтью возвращает фотографию на стол и указывает пальцем на лицо Кэрол.

– С этого момента у нее поменялись глаза, осанка – весь образ. На последующих фотографиях она выглядит иначе. Взгляд другой. Так в чем же причина? Наркотики? Самоповреждение? Может быть, анорексия?

– Ничего подобного!

– Ну да, вы были близки, знали бы…

– Да, мы были очень близки!

– Контакт, тем не менее, потеряли…

Мэтью внимательно изучает Бет Картер – нужно показать ей, что его не проведешь, но не спугнуть при этом. С клиентами последнее время туго. От этого дела точно нельзя отказываться, однако женщина явно что-то утаивает. Он еще по телефонному разговору понял. Пусть хотя бы знает, что он ее раскусил.

Он продолжает пролистывать фотографии, попадается открытка. Такие продают в сувенирных магазинах на выходе из музеев – репродукция странной мрачноватой картины. Три девушки в полупрозрачных ночных рубашках, похожие на привидения, склонились к растению – кажется, цветку.

– Ох, боже мой! Закладка случайно попала! Извините! – Бет Картер, густо покраснев, практически вырывает открытку из рук.

Мэтью наблюдает, как посетительница прячет открытку в сумочку – кладет во внутренний карман, аккуратно застегивает молнию. Значит, большая ценность. Почему?

– Ну хорошо! – Мэтью собирает фотографии в стопку и ударяет ею по столу, выравнивая края. – Цифровые фото вы мне выслали. Сейчас отсканирую старые снимки и кое-что набросаю.

Далее стандартные вопросы про мать Кэрол – Дебору. Надо развить зацепку с Брайтоном – самый жизнеспособный вариант, учитывая информацию, которую Бет накопала сама. Бет рассказывает, что мать Кэрол одержима игрой в бинго, Мэтью одобрительно кивает. Бет говорит – в детстве их всегда забавляло ее увлечение.

Затем неловкий момент – эта часть разговора до сих пор дается Мэтью нелегко. Он отъезжает от стола, достает из ящика соглашение и протягивает гостье.

– Так, значит, мама – наша основная зацепка. Я сделаю пару звонков, но первоначальный этап розыска вы уже провели, так что, сдается мне, поеду в Брайтон. Найду мать, найду и подругу. Если, как вы утверждаете, они обе не оставляют никаких следов в интернете, единственный путь что-то разузнать – поехать. Если только у вас нет более полной информации про бойфренда.

Бет смотрит на ценник.

– Как видите, у меня посуточная оплата. Я составляю подробный почасовой отчет о работе. Указываю стоимость перемещений и прочие траты. Вы готовы начать сотрудничество?

Мэтью уже много раз попусту тратил время и понимает, как важно с самого начала ознакомить клиента с ценами и добиться от него внятного согласия. Ему теперь надо зарабатывать на жизнь.

Бет озадачена.

– Дороже, чем вы ожидали? Уверяю, у меня не самые высокие расценки.

– Не в этом дело… – Бет смотрит на часы. – Поездку в Брайтон мы оплатим, насчет дальнейших трат посоветуемся.

– Кто «мы»?

– Я и моя подруга Салли. Я упоминала ее по телефону – третья девочка на фотографиях.

Она снова смотрит на время, словно не поняла, который час, с первого раза.

– Ох… Прошу прощения, мне нужно бежать в школу за мальчишками. Пора!

Знакомое чувство – как удар под дых. С ним всегда так.

Ох уж эти мамочки с сыновьями!

– У вас мальчики?

– Да, два сына. Одиннадцать и восемь – то есть почти девять. Сегодня как раз устраиваю праздник!

Бет с материнской гордостью достает из сумочки телефон и показывает экран, где, высунув языки, позируют два мальчика.

– Не соскучишься. Маленькие разбойники…

Мэтью мельком смотрит на фото и вдруг резко опускает глаза в пол. Одна из веснушчатых мордашек кажется до боли знакомой. Он зажмуривается и пытается взять себя в руки, чтобы не показаться странным новой клиентке – не выходит, он чуть дольше, чем нужно, не открывает глаз. Несмотря на все старания, перед ним упрямо встает лицо другого мальчика – из прошлого.

А также его матери, голос которой по сей день звучит в голове – крик в зале суда: «Надеюсь, вы никогда не сможете спать спокойно!»

– Что с вами, мистер Хилл? То есть Мэтью…

– Ничего, все хорошо!

Пока он сидел с закрытыми глазами, чашка накренилась, и кофе коричневой струйкой стекает на дощатый пол. Черт возьми!

– Посмотрите только! Вот я растяпа!

Мэтью кидается к книжному шкафу, достает салфетки и вытирает лужу под пристальным удивленным взглядом Бет.

Затем раскладывает старые снимки на столе и фотографирует на телефон, пользуясь случаем, чтобы отвернуться. Он не торопится, делает все аккуратно, чтобы выиграть время, успокоиться, прежде чем вернуть снимки владелице и попрощаться до следующей встречи. Однако он все еще не в себе. Фотография ее сына совершенно выбила Мэтью из колеи… Бет торопливо собирает вещи, и они прощаются. Сердце Мэтью отчаянно колотится.

Глава 9

Бет, настоящее

Я за углом офиса Мэтью Хилла, сижу в машине в совершенной прострации. Смотрю на прохожих, стараюсь зацепиться за реальность. Женщина ведет на поводке бело-рыжего джека-рассела. Тот упирается, потом и вовсе садится на землю. Нетушки, дальше не пойду! С меня довольно!

Смотрю на часы. Офис Мэтью в пригороде Эксетера. До окончания уроков час. В принципе, времени достаточно, если не попасть в пробку, чего я никогда не исключаю. Снова смотрю на пса – тот по-прежнему неподвижен, хозяйка в растерянности. Пора бы встряхнуться и поехать, но мне необходимо взять паузу, посидеть в тишине и понять, что же, черт возьми, произошло. Я, Бет Картер, только что наняла частного детектива, что само по себе невероятно. Еще этот странный эпизод в конце. Пролитый кофе. Сыщик Мэтью Хилл странно отреагировал на фотографию мальчиков. Выпроводил меня из офиса. Что за ерунда?

Женщина наконец справляется с джек-расселом, а я понимаю, как пристально на нее смотрела. Отворачиваюсь, вытаскиваю из сумочки открытку. Рассматриваю в мельчайших деталях, и из груди вырывается вздох. Она уже истерлась и немного помялась – моя репродукция картины Уистлера[5 - Джеймс Эббот МакНилл Уистлер (1834–1903) – американско-европейский художник, один из первых представителей символизма в живописи и графике.], но я по-прежнему повсюду таскаю ее с собой – прячу в сумочку или вкладываю в книгу, в отличие от Салли, которая вставила свой экземпляр в рамку и хранит на туалетном столике.

Я смотрю на репродукцию и думаю о ней – о Кэрол. Какой она была раньше. Это она тогда заметила Уистлера, за полчаса до отъезда из галереи Тейт. Второй год обучения, школьная экскурсия. Помню, монахиня, которая отвечала за группу, была близка к нервному срыву. Девочки, не копайтесь! Автобус ждать не будет! Все на улицу! Десять минут до выхода! Кто-то бродил по сувенирному магазину, кто-то стоял в очереди в туалет. Обычная суета, как бывает в конце экскурсии.

Кэрол шла впереди, она увидела открытку и стояла, как завороженная, пока мы не подошли. Только взгляни, Бет! Это же мы! Она говорила благоговейным шепотом, как в церкви – так мы впервые увидели нашего Уистлера. Я почувствовала себя маленькой и уязвимой в присутствии чего-то великого. Будто эхо времен зазвучало вокруг, словно в разговор вступили высшие силы. Я была практически уверена, что картина долгие века ждала именно нас. «Три фигуры: розовый и серый». На картине были изображены три прекрасные девушки в саду, цвета картины – все оттенки розового и серого.

Как наши одеяла, Бет! Боже мой! Смотри – наши цвета. Розовый и серый. Это же мы!..

На стенде было написано, что репродукции доступны в виде открыток, а также постеров большего размера. Какое-то время мы втроем просто не сходили с места, утратив дар речи – нам казалось, что Уистлер много лет назад написал эту картину специально для нас. Изобразил нашу мечту. Девушки на картине выглядели счастливыми – грациозными и умиротворенными.

Нам сказали, что оригинал картины не всегда выставляется в галерее, а репродукции, как правило, есть в продаже. Постеры были нам не по карману, зато продавщица разыскала три одинаковые глянцевые открытки, и мы бежали к автобусу, сжимая в руках сувенирные пакетики, словно самую большую драгоценность в мире.

Наша собственная картина. Бет, Салли и Кэрол. Три фигуры: розовый и серый.

Я в последний раз бросаю взгляд в сторону офиса Мэтью Хилла и думаю – что же я натворила? Поворачиваю ключ зажигания, аккуратно прячу открытку с репродукцией Уистлера в сумочку и достаю телефон, чтобы позвонить Салли.

Она берет трубку; я слышу рокочущий звук, похожий на гром.

– Бет, это ты? Прости, я на объекте. Стены долбят. Ад кромешный! Я перезвоню, ладно?

– Конечно. Я на минутку. Просто хотела сказать – я была у него, у детектива.

Снова рокот. Затем ответ.

– Хорошо. Ладно. Боже мой… Расспрашивал?

– Конечно, расспрашивал. Он цепкий. Думаю, это неплохо – значит, справится.

– А он ничего не заподозрил? Не слишком напирал?

– Не знаю. Вроде не заподозрил.

– Вроде? Ты не уверена? – с тревогой спрашивает Салли.

– Не волнуйся! Правда. Он хороший специалист. Думаю, не злой человек. Мы платим ему, так что он будет делать то, что мы попросим. Я тебе перезвоню!

Я чуть было не добавляю, что детектив на удивление привлекателен. Потрясающе красивые глаза. Сдерживаю порыв – что еще за глупости?

Салли отключается, я пристегиваюсь и продолжаю задаваться вопросами. Мэтью Хилл на редкость проницателен и настоящий профессионал. Почему ушел из полиции? Почему так странно отреагировал на фотографию мальчиков? Однако больше всего меня мучает вопрос – наберусь ли я храбрости поведать Салли, что наш детектив сразу же заметил перемену в глазах Кэрол?

Мы с Салли наивно полагали, что перемена видна лишь нам.

Глава 10

Бет, прошлое

Опасения подтвердились – мне ужасно не хватало мамы. Я до боли скучала по ней, особенно поначалу. Лежа в постели, обхватывала себя руками и представляла, что это мама меня обнимает, как в детстве, а порой, когда гасили свет, доставала маленький голубой фонарик из прикроватной тумбочки и перечитывала мамины письма во мраке спальни до тех пор, пока не заучивала их наизусть, словно мамин голос звучал в моей голове, успокаивал, убаюкивал.

Я была поражена – даже не тем, насколько я ее любила (это и так было понятно), а тем, насколько нуждалась в ней. Когда тебе двенадцать, мама – колючее шерстяное одеяло. Оно греет, но часто раздражает, сковывает движения. Однако если его убрать… Я и представить не могла, какими холодными бывают ночи…

Мы – Салли, Кэрол и я – в полной мере испытали эту тоску, потому что привыкли к материнской ласке и заботе, и удивлялись, глядя, как других девочек провожают в школу не родители, а няни, экономки, а иногда водители.

Сначала мы даже немного завидовали, однако недолго, так как этим девочкам часто приходилось оставаться в школе на каникулы, потому что их папы и мамы были слишком заняты. У них были необычные профессии и насыщенная жизнь. Монахини как могли окружали бедняжек заботой. Сестра Вероника была особенно добра, в хорошую погоду устраивала долгие прогулки, а в дождливые дни – «охоту за сокровищами». Были походы в кино и в театр, девочек не гнали спать, разрешали смотреть фильмы и шоу «Вершина популярности», причем не в детской комнате, а в гостиной монахинь, где стояли кресла с высокой спинкой и расшитые подставочки для ног.

И все же, несмотря на привилегии и развлечения, они с грустью смотрели на нас, когда мы возвращались из дома, провожаемые рыдающими мамами.

Помню, Жаклин Прир всегда, как призрак, маячила в окне спальни, выходящей на главный подъезд. Она не включала свет, просто стояла в окне, еле видная в ранних сумерках, и ее лицо ничего не выражало. Ходили слухи, что Жаклин самая богатая в школе. У нее было все, о чем мы мечтали – пони, деньги на одежду и кредит в местном салоне красоты. Она одевалась по последней моде, носила сережки с настоящими бриллиантами, но я не встречала глаз грустнее, чем у нее.

На третьем году обучения Жаклин перевели в нам в спальню, и как-то ночью мы услышали, как она плачет. Мы постарались ее успокоить, но она пришла в дикую ярость, вцеплялась нам в волосы и швырялась вещами – полетели расчески и туалетные принадлежности, разбился об пол флакон с духами. Я хотела собрать осколки, однако Жаклин, пристально глядя на меня, принялась нарочно ходить по стеклу; в конце концов ее увели монахини, она рыдала, размахивала руками и оставляла кровавые следы на полу.

Мы увидели ее только утром, за завтраком, она прихрамывала, на забинтованную ногу был надет ботинок большего размера. Смотрела зло и недоверчиво красными опухшими глазами.

Жаклин никогда не забирали на праздники, она повсюду ездила с монахинями – катание на лыжах в Рождество, «тур по музеям» в Италии на Пасху. Говорили, отец Жаклин работает послом, он очень богат и чрезвычайно щедр.

По всей школе висели таблички с выгравированными надписями «Пожертвовано лордом Приром» или «При участии лорда Прира». Мама Жаклин, судя по фотографии в рамочке на прикроватном столике, была редкой красавицей, она походила на кинозвезду в бледно-розовом бальном платье. Вживую мы ее не видели.

Мы старались проявлять к Жаклин внимание, потом приучились держаться от нее подальше, «не лезть не в свое дело», как она выражалась.

Однажды ночью во время третьего года обучения я невольно стала свидетельницей страшной сцены. Ночь выдалась жаркая, душная, мне, против обыкновения, не спалось. Я долго ворочалась с боку на бок, считала овец, по очереди расслабляла каждую мышцу, как учили на танцевальных занятиях. Ничего не помогало.

Около полуночи я решила сходить в ванную за водой и достала из тумбочки пластиковый стаканчик.

Накинула халат, на цыпочках выскользнула из спальни, стараясь никого не разбудить. В длинном коридоре стояла тишина, горели ночники. Над дверью ванной комнаты было довольно большое окно, и, опять же, чтобы никого не разбудить, я не стала включать свет, решив, что света, проникающего из коридора, будет достаточно. В нашей ванной были три туалетные кабинки, ряд умывальников на противоположной стене, а в дальнем углу – ванна, огороженная занавеской. Занавеска должна была обеспечить уединенность, но, по сути, была не нужна, так как многие девочки запирали входную дверь, когда наступала их очередь мыться.

Прежде чем набрать воды, я зашла в туалет и как раз собиралась нажать на кнопку слива, когда услышала шум. Одна в полумраке я затрепетала с ног до головы. На мгновение будто окаменела. Шум повторился. О нет! Здесь чужой! Я лихорадочно перебирала варианты дальнейших действий. Побежать? Остаться в запертой кабинке и звать на помощь? Что опасней? Я не могла выбрать, стояла на месте, а сердце стучало все сильней. Затем до меня снова донеслись звуки, и на этот раз у меня засосало под ложечкой. Нет. Это не грабитель. Звук был похож на стон. Так стонут от боли.

Я очень медленно вышла из кабинки и направилась к ванне в дальнем углу – за занавеской виднелась тень. Женщины или девочки, как мне показалось. Я различила длинные волосы. Осторожно отодвинула занавеску и увидела ее – Жаклин Прир. В ванной. Всю в крови. Кровь была повсюду. Стекала по рукам. Пропитывала ночную рубашку. Слипшиеся от крови волосы. Красные брызги на кафельной стене.

Дальнейшее помню смутно. Должно быть, я успела закричать, прежде чем лишилась чувств. Очнулась на полу, а надо мной склонились две монахини. Я почему-то подумала не о Жаклин, а о том, как странно видеть их с непокрытыми головами – длинные седые косы падали на спины. Я была уверена, что старшие монахини, которые одеваются по всем правилам, бреют головы. Оказалось, нет.

Я дрожала, у меня подгибались ноги. Монахини отвели меня в свою гостиную, напоили сладким чаем, позвонили родителям. Уложили на диван и велели отдыхать, пока папа меня не заберет. Впрочем, об отдыхе не было и речи, я места себе не находила. Слышала, как приехала «Скорая», как монахини успокаивали девочек, говорили – ничего страшного не случилось, что, разумеется, было неправдой.

Папа приехал рано утром – серый лицом от волнения. Мне было разрешено оставаться дома, пока я не оправлюсь от шока. Мама окружала меня особой заботой, кормила пирожками, утешала и поддерживала, однако вдали от места происшествия я чувствовала себя еще хуже и через неделю попросилась обратно в школу. Мне нужны были подруги. Нужно было снова увидеть ту страшную ванную комнату – воспоминание было настолько ужасным, что мучало меня еще больше, пока я избегала встречи с ним. Мне сказали, что я спасла Жаклин жизнь. Еще немного, и она умерла бы от потери крови. Нам не рассказывали подробности. В молитвах полагалось упоминать «случай с Жаклин», хотя все знали, что она вскрыла себе вены. В школу Жаклин больше не вернулась.

Зато в школу вызвали рабочих и произвели самое большое усовершенствование за все время моего обучения. Ванну убрали и заменили двумя душевыми кабинками с раздвижными дверями.

Мне стало немного легче, однако я все равно избегала той ванной комнаты, всегда ждала, когда освободится другая, лишь бы не вспоминать «случай с Жаклин». Я думала – страшнее ничего не будет. Страшнее, чем случайно найти Жаклин в ванной. В крови. Какая я была наивная… Как сильно ошибалась…

Меня ждало еще одно горе и лужа крови на полу. Еще одна девочка с посиневшими губами, которой не суждено было выжить.

Глава 11

Бет, настоящее

Проходит неделя, на работе полный завал, ничего не успеваю. Круэлла ежечасно шлет сообщения, и вдруг приятный сюрприз – звонит Мэтью Хилл с новостями о матери Кэрол.

– Серьезно? Уже нашли?

– Да. Бинго!

– В каком смысле? – Я отъезжаю от рабочего стола.

– В самом прямом. Вы были правы – мать Кэрол покинула Брайтон много лет назад. Адреса не оставила. Как и дочь, никак не проявляется в социальных сетях, что в наше время редкость. Я приехал в Брайтон и начал расследование с бинго. Зашел в два клуба, второй оказался нужным. Она играла каждую среду. Никогда не пропускала и всем говорила, что играет только вживую. А теперь самое главное: девушка-секретарь вспомнила, что мать Кэрол узнавала адрес игрального клуба в Медфорде.

– Значит, она переехала туда?

– Точно не знаю. В списках избирателей и телефонном справочнике Кента ее нет. Я решил посоветоваться, прежде чем предпринимать дальнейшие действия. Готов спорить, что мама Кэрол не будет изменять привычкам. Бинго по средам никуда не денется. Эту версию стоит проверить, особенно если дама не любитель играть в интернете. Привычка – вторая натура. Я справился о ней в клубе Медфорда под благовидным предлогом, однако они не разглашают личную информацию. В общем, я полон надежды. Вы одобряете мою поездку в Кент? И знаете ли вы ее девичью фамилию?