Философские притчи и мысли о важном

Наступила тишина, прерываемая лишь учащенным дыханием всех участником драмы.

Человек в чёрной одежде сделал шаг в сторону Алексея, изображая, будто вспомнил нечто важное.

– Сестра! Как же я забыл про неё. Ты знаешь, отчего она умерла?

На лице Алексея проявилось недоверие.

– При чём здесь моя сестра?

– Всё при том же. Он стала жертвой той системы ценностей, которую ты так стараешься защитить и спасти. «Скорая помощь» встала в пробку, образовавшуюся из-за перекрытия дороги для главного попа страны. Её не успели довезти до больницы! – И вот тут голос его изменился. В нём появился гнев. Алексею даже показалось что это праведный гнев человека. – Понимаешь, насколько сгнила система этой религии, если в век технологий крестовые походы продолжаются? – Голос набирал обороты и силу. – Они приобрели скрытый характер, но они повсюду. В них, ради него, – движение пальцем вверх, – по-прежнему гибнут ни в чём не повинные люди, и так будет продолжаться ещё тысячу лет, если сегодня мы не дадим людям шанс не надевать на себя оковы этой жертвы.

Крест, терновый венец и гвозди – это всё атрибуты прошлого, позволь им там и остаться.

Алексей сдался под натиском правды, умело используемые слова человека в чёрной одежде не оставили шанса для сопротивления воли и веры. Он отвёл нож от горла предателя. Тот сразу же вырвался из его рук.

– Иди в сад, – сказал человек в чёрном. – Проявляй преданность к своему Другу. А про наше появление просто забудь.

Но ему можно было и не говорить этих слов напутствия. Скрыться от этих людей было единственным желанием, что завладело всеми мыслями предателя. Ему хотелось вернуться к братьям. Хотелось почувствовать силу и энергию, наполнявшую Великого друга, и в его окружении избавиться от всех дьявольских мыслей, что разбудили в нём эти люди. Он бежал со всех ног.

Алексей посмотрел в довольное лицо человека в чёрной одежде. Оно было спокойное и расслабленное. Затем перевёл взгляд на Занги. Та всё ещё держала кинжал в руке и была готова пустить его в ход против него. Сейчас он понимал, что в противостоянии с её профессиональными навыками у него не было ни шанса. Однако ощущение недосказанности не покидало его.

– Что дальше? Мы вернёмся назад? Что нас ждёт впереди? Ад или рай?

Человек в чёрной одежде снова улыбнулся.

– Надеюсь, ни то, ни другое. Новый мир и новые возможности свободного выбора людей. Время синхронно. Это значит, что два часа, через которые наступит рассвет в этом мире, будут теми же двумя часами в вашем мире. Если вернуться прямо сейчас, то в вашем мире ничего не изменится. Через два часа этот мир встретит рассвет без предательства и продолжит жить без ненужной жертвы. А значит, есть огромный шанс, что он может быть чуть лучше, чем тот, что вы покинули. Вам нужно будет уснуть, чтобы материя изменила нейронные сети вашего разума, создав в нём новую парадигму знаний. Вы не заметите изменений, пока не проснётесь.

Слышать эти слова от человека в чёрной одежде было странно. Алексей чувствовал какую-то двусмысленность в его речи. Внутри сидело беспокойство. Оно всё росло и росло, выдавливая уверенность в принятом несколько минут назад решении отпустить предателя.

«Всегда доводи начатое до конца». Он жил этим правилом. Огромное количество жизненных побед воплотил в реальность только потому, что никогда не отступал, если знал, что действует правильно. Уверенность, что его решение верное, исчезла. Вместо неё поднялись сомнения. Он посмотрел на дверь храма первосвящеников. Словно прочитав его мысли, Занги снова подняла руку с кинжалом.

– Не вздумай сделать шаг. Ты сам знаешь, на что я способна. Теперь я понимаю, почему и для чего ты велел мне убить тебя. Поверь, я сделаю это.

Алексей слушал себя. И чем глубже он погружался в расшифровку пения своей души, тем сильнее становилось убеждение в правильности своих мыслей. Он был свободен в своём выборе. Резко рванувшись в сторону храма, он почти успел открыть его дверь, как почувствовал обжигающий толчок в свою спину. Удивлённо повернув голову, он увидел, что Занги стоит на своём месте. Только кинжала в её руке больше не было. Человек в чёрной одежде также стоял на месте, протягивая вперёд холёные руки, всем своим видом показывая, что на его руках крови нет.

* * *

Прибежав в сад, он впервые позволил себе передохнуть.

Братья сидели полукругом вокруг Великого друга и слушали, как тот что-то говорил. Внезапно все повернулись на какой-то шум. Он так же повернул голову и увидел стражу, во главе которой шёл первосвященник.

«Они не поверили мне. Выследили. Свершилось. Это всё страх». Он тут же вспомнил, как пришёл к первосвященникам сразу после разговора с человеком в чёрной одежде. Как у него всё пересохло во рту и появился страх. Страх, что ему не поверят, схватят и под пытками заставят сказать, где Великий друг. Как странно он себя чувствовал: он боялся не предать, хотя ещё вчера с лёгким сердцем шёл к священникам поторговаться о том, что он знает, возможно, знает, где тот, кто разрушает своим словом их порядок и жизненные устои. Прийти к ним и всё отыграть назад казалось делом невероятным. «Они мне не поверят» – так он думал, когда стоял перед воротами их храма.

«Они не поверили, они пришли за ним, пока он бежал от храма» – так он думал, глядя на лицо первосвященника, который презрительно посмотрел на него в упор.

– Где этот преступник, что считает себя выше всех земных царей?

«Поцелуй. Я должен его поцеловать», – вспомнил он рассказ тех людей.

Он обернулся и взглянул в глаза Человека. Тот смотрел на него с грустью и любовью.

Выбор, про который говорил человек в чёрной одежде, мелькнул тонким лучом света в его голове, и тогда он решился.

Бросившись на стражника, он выхватил его меч и поднял руку для удара.

* * *

Человек в белой одежде стоял с закрытыми глазами на берегу океана. Ветер проходил сквозь его одеяния, однако фигура оставалась чёткой и видимой. Он растворил свою форму, вернув сознание в Начало, туда, где он впервые увидел новые линии Исхода. В них он искал рисунок событий, о которых рассказывал человек в чёрной одежде. Когда искомое было найдено, он замер. Линий было несколько.

* * *

Человек в чёрной одежде вытер губы салфеткой. У него было благодушное настроение, и он готов был и дальше разговаривать о прошлом и будущем. Но время шло, и ему нужно было встретить закат. Единственное, что смущало, это поведение человека в белой одежде. Он не проявлял паники. Даже лёгкого беспокойства. Хотя он был мастером хладнокровного поведения, такая выдержка была странной и не подобающей моменту.

Наконец человек в чёрном поднялся, с сочувствием посмотрел на него и сказал:

– Не сделав зла, не рассчитывай получить добра, но…

– Сделав добро, будь уверен в появлении зла, – закончил за него фразу человек в белой одежде. – А ещё ты любишь говорить: не делай зла, добро само споткнётся.

Человек в чёрном удивлённо взглянул на него.

– Снял с языка, хотя я что-то не припомню, что говорил тебе эту фразу.

– Говорил. И не раз. – Человек в белой одежде спокойно поднялся и посмотрел на него уверенным взглядом человека, который владеет ситуацией. – Мы говорим с тобой в двенадцатый раз. И каждый закат солнца этого дня ты заканчиваешь одной и той же фразой: «Не делай зла, добро само споткнётся!». И каждый раз я тебя поправляю: не сделав зла, ты сделал шаг в сторону добра.

Лицо человека в чёрном исказила гримаса недоверия.

– Что ты несёшь? Какие двенадцать раз? Я не видел тебя больше года!

– Нет. Мы встречаемся двенадцатый день подряд, и в этот раз я могу сказать, что он последний. Двенадцать дней ты приходишь и рассказываешь о том, что сумел подчинить себе время. Что человек подчинил себе время. Теперь я могу тебе объяснить, потому что сегодня линии пространства и времени определились и последний Исход создаёт новый путь человеческим возможностям. Ты снова проиграл…

– Нет. – Человек в чёрной одежде сделал шаг в его сторону. – Ты лжёшь! Ты манипулируешь мной! Ты не можешь всего этого знать. Даже ты не властен над Исходом! Как это возможно? Я не сплю. Я провожу закат и встречаю рассвет. Я всё помню!

– Да? И что же ты помнишь? Как ты сегодня встретил рассвет и что было при вчерашнем закате?

Человек в чёрном вернулся мыслями к своему путешествию в прошлое.

– Я был в прошлом. Я убедил сподвижника Человека переступить через желание предательства, дарованное мной в те времена. И он его не предал! Слышишь меня?! Он не даст ему пройти через искупление своей жертвой! Этот мир сгинет во мрак без его любви! Слышишь меня?! Завтрашним утром ничего этого не будет!

– Ты ошибаешься. Помнишь, в саду я говорил тебе, что увидел новые линии Исхода? Так вот, они показали твой шаг против разрушения, и он был не один, этот Исход. Их было двенадцать. Впервые.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, чёрт тебя подери! Как я могу не помнить?

– Сознание. Оно меняется. Ты часть этого мира, и он перестраивается под линии Исхода, что ты создал в прошлом. Ты думал, что, изменив событие прошлого, ты разрушишь мир? Нет. Ты лишь двенадцать раз не дал свершиться злу. Двенадцать апостолов были представителями своей ветки времени, которая менялась в зависимости от того, кто предавал Человека. Да, предательство совершалось, несмотря на все твои попытки спасти Человека от распятия. Потому что каждый раз ты приходил ко мне с новым именем.

– Но кто? Как?

Внезапно он понял. Эта задержка перед храмом. Эти два человека, их борьба. Он так и не проконтролировал предателя. ОН НЕ ВИДЕЛ, ЧТО В ИТОГЕ ТВОРИЛОСЬ В САДУ!

– Те два человека…

– Они отвлекали тебя. Их цель была одна: чтобы ты не узнал имя предателя. Каждый день после нашего разговора ты возвращался в прошлое с именем, которое у тебя было в будущем, в то время как время защищало себя, формируя новый Исход.

– Это невозможно, почему я ничего не помню?

– Потому что ты помнишь предательство, которое считаешь своим, первым. Но в действительности каждый момент твоего присутствия в прошлом было два предательства и две жертвы. То, с которым ты был там, и то, которое создавало время.

* * *

– У любого пути есть дар познания, друг, – сказал Человек, – мой путь близок к своему завершению. В конце пути меня ждёт мой дар, но прежде чем я его познаю, мне предстоит принести ему жертву, сделать мой дар человечеству, любовь которого я пытаюсь познать.

– И что это за жертва, друг?

– Распятие, смерть и освобождение. И я не могу их пройти без твоей помощи, потому что для них мне нужен твой дар, твоя жертва, твоя смерть и твоё предательство, брат Иуда.

P.S.

Охранник подошёл к столу и записал у себя в журнал посещений и выписки: «Больной из камеры № 13, “Предатель сына Божия Пётр” освобождён по приказу главного врача и передан в руки представителей церкви».

Идеальное общество

Часть 1

У каждого чувства исключительности есть выключатель.

В основу рассказа легло видео, которое можно посмотреть у меня в блоге Инстаграм. Описанные персонажи, их характеры и мысли вымышлены и не относятся к лицам, демонстрируемым в записи.

«Вошь или таракан? Однозначно какое-то насекомое, какое-нибудь мелкое, опасное или противное насекомое, которое раздавишь и не жалко. Скорее даже наоборот – чувство удовлетворения испытаешь от того, что избавил мир и себя от этой гадости». Мысли Игоря Львовича никоим образом не отражались на его лице, в то время как он смотрел на выступающую перед городской думой депутата Ольгу Маврину.

В который раз она пыталась выразить протест против того, что депутатов на месте не было, а решения принимались большинством. Отсутствующим большинством. Как председатель думы Игорь Львович должен был сидеть с серьёзным лицом и слушать её возражения, чтобы потом дать какие-нибудь умные комментарии, и он так и делал с начала её выступления. Но потом на него напала ужасная тоска, и он просто переключил своё внимание с её речи на внутренний голос, которым пытался определить видовую принадлежность таких людей, как Маврина: глупых, везде сующих свой нос, типа, принципиальных, честных и донельзя неуступчивых. В итоге решил, что насекомые, которых можно давить, – это лучшее сравнение.

Игорь Львович был полной противоположностью таким, как она. Гибкий, сговорчивый, в меру честный и столь же, как любят говорить среди политиков, «политкорректный». То есть врал по надобности, когда того требовала ситуация.

Его личные ценности никоим образом не могли понять и принять таких, как Маврина, поскольку он не понимал, зачем идти против системы, если ты стал её частью. Живи и наслаждайся жизнью. Практически полная власть в твоих руках, если, конечно, ты знаешь с кем её разделить. При этой мысли Игорь улыбнулся уголками губ. Он знал, как и с кем разделить. Он и власть были одно целое. От этой мысли на него накатило воодушевление. Волна внутренней силы прошла снизу вверх, заставив сжаться кулаки.

Собравшись, он снова сфокусировал взгляд на выступающей.

«Какая же она всё-таки идиотка. Как же она ему надоела своей манерой говорить, своим внешним видом сельской учительницы и ещё лёгкой шепелявостью. Как “это” могло стать депутатом, ума не приложу!» – так думал он, на минуту сосредоточив взгляд на тонком лице женщины, что периодически смотрела в его сторону.

– Я уверена, что закон по обеспечению жильём малоимущих и многодетных семей должен быть рассмотрен заново…

Он снова погрузился в себя, и голос выступающей стих. В этот момент лежащий на столе телефон мигнул пришедшим СМС.

Он посмотрел на экран, там было одно слово: «Ранил». Игорь снова про себя улыбнулся. Они играли с замом в морской бой. Его последний ход «Б-3» ранил трёхпалубного, значит, впереди финальный удар и трёхпалубный превратится в гибель четырёхпалубного.

Незаметно, делая вид, что пишет на столе какую-то мысль за выступающей, Игорь отправил очередное СМС: «Б-4».

В то время, как «тараканиха-тварь» продолжала возмущаться непониманием серьёзности проблемы обеспечения жильём малоимущих и многодетных семей, Игорь продолжил философствовать о видовом разделении общества.

«В идеальном обществе каждый счастлив на своём месте». Такую аксиому он вывел для себя. Человек не должен стремиться занять место соседа. Он должен быть счастлив на своём месте. В таком идеальном обществе таких, как Маврина, не будет. Им просто не позволят. Это же очевидно, что она представитель другого вида, который хочет, чтобы его вид жил как она. Такие, как Маврина, разрушают устои общества. Мешают ему развиваться. Вносят смуту своим желанием всех уравнять и сделать счастливыми. Нет ресурсов для всех. Нет.

В идеальном обществе есть те, кто обладают властью, и те, кто эту власть обслуживает и поддерживает, чтобы власть поддерживала порядок и гармонию. Если бы никто никуда не стремился и довольствовался тем что есть, если бы только научить людей радоваться своему, хоть и маленькому счастью вместо того, чтобы подсматривать за огромным счастьем в огороде соседа, тогда такое эфемерное понятие, как счастье, стало бы реальностью и общество перестало бы болеть, мучиться от ненужного чувства несправедливости. Жизнь превратилась бы в райскую гармонию. Всего-то и нужно – быть счастливым тем что есть и не смотреть на звёзды, избавить свою жизнь от мысли, что ты можешь и заслуживаешь большего.

А что такое это «большее»? Это власть. Пока нет этого понимания, такие, как Маврина, приходят во власть и разлагают её могущество своей кривой правдой и верой в то, что могут изменить мир. Идеалистичное быдло никогда не оценит преимущество этого достигнутого положения. Не поймёт истинную силу власти. Потому что они из другого сословия. Они другой крови.

Он и власть были одной крови. Той крови, что в его мыслях обладало то самое идеальное общество.

Он обожал власть и ту исключительность, силу и энергию, что меняла кровь и мысли, давая её обладателям ощущение видового превосходства.

Чувствуешь себя богом. Не главным, но уж точно недосягаемым для простых смертных. Это ощущение распирало его личность, заставляя улыбаться.

Вот и сейчас, глядя на депутата Маврину, он видел перед собой убого жестикулирующую блоху, безвольную и беспомощную без тела собаки.

Его власть позволяла ему плевать на все её возражения. Он мог всё в этой думе, и пусть для приличия нужно было соблюдать некие формальности, от их выполнения ничего не менялось: как он скажет, так оно и будет, потому что с ним власть и большинство. А властное большинство стоит вне закона. По сути, оно и есть закон, поскольку его принимает, меняет и подстраивает под себя.

Он был человеком с развитой, мимикрирующей под ситуацию нервной системой, амбициями и правильно ориентированной верой в свою страну. Эти элементы привели его на властный Олимп и позволяли быть тем, кто он есть, – человеком, свысока смотрящим на всех, кто ниже его. Он был той самой частицей своего идеального общества, в котором был по-настоящему счастлив.

«Не совсем по-человечески ты размышляешь, Игорь, – из ниоткуда ввернул своё слово внутренний голос. – Ты сюда пришёл вроде как людям помогать».

Игорь тут же заёрзал на стуле и недовольно поморщился. Слушать Маврину и одновременно спорить с совестью было адским наказанием. Нужно отвлечься.

Скосив глаза на часы, он облегчённо отметил, что заседание подходит к концу. Впереди дорога к Танечке, его второй восемнадцатилетней любовнице.

Она уже полдня шлёт ему развратные фото из ресторана, туалета и спортзала. Сучка знала, как его зацепить. Он рыкнул про себя, ощутив молодецкую удаль жеребца. Всё-таки сорок семь, а он ещё ого-го как жёг с этими малолетками.

Сексуальные мысли вытеснили оставившие неприятный осадок совестливые, и он снова подобрел. Рабочий день подходил к концу.

С трудом сдержав зевок, он с облегчением отметил, что время Мавриной вышло.

– Ваше время вышло, Ольга Игнатьевна. Мы услышали вашу позицию, но я ещё раз повторяю, наша техника сбоев не даёт. Закон не прошёл, потому что большинство так решило. В стране тяжёлая экономическая ситуация. Всем помогать никаких бюджетов не хватит. Пройдите, пожалуйста, на своё место.

– Я протестую против…

Микрофон выключили, и весь гнев Мавриной исчез как по мановению палочки.

Он вежливо улыбнулся, когда увидел, как она вспыхнула гневом, который раздавался неясным шумом возле выключенного микрофона.

Посмотрев на свой палец с маникюром, которым он нажал на кнопку, в очередной раз подумал: «Власть, что тут скажешь».

В этот момент пришла смс: «Б-4-Убил».

Часть 2

Власть способна извратить любую добродетель, может испохабить самые светлые стороны человеческой души, стоит лишь подумать, что ты «заслужил» её привилегии.

– У нас в стране бедных нет.

– Как это нет? У меня трое детей, мы бедные, нам не хватает на еду. Через месяц, бог даст, четвёртый будет. И как нам жить? Мы в однокомнатной квартире впятером! Я уже второй год хожу и прошу администрацию помочь с жильём.

– Ну знаете, ваша ситуация не самая плохая. У вас есть дети. Находите счастье в них. Не каждому такая радость даётся. Четверо детей. – Светлана Максимовна вежливо улыбнулась нарочито извиняющейся улыбкой. – Вы поймите, в стране нет денег. Тяжёлая экономическая ситуация. И президент прямо сказал, что бедных нет. Есть нуждающиеся, и мы всем помогаем по мере сил.

Она держалась из последних сил. Вежливость и корректность. Сейчас эта мамашка встанет и уйдёт. И очередной день на проклятой работе канет в Лету.

Сегодня день был чересчур суетным и нервным.

– Ваш ответ… – с трудом вымолвила беременная женщина, – он чисто бюрократный.

От очевидной речевой ошибки Светлана Максимовна вскинула брови. Было видно, что женщина на краю нервного срыва. «Лишь бы не родила мне тут», – мелькнула мысль.

– Вы… В вас… нет ничего человеческого! Вы как паразиты сидите и ничего не делаете на своём месте. Я требую, чтобы вы дали мне письменный отказ в принятии заявления! Слышите меня?! Куда мне жаловаться?

«Жаловаться? У меня нет человеческого?» – Светлана Максимовна сжала губы и тихонько прошептала сквозь зубы:

– Нечего было плодиться как рыбка в море. Жаловаться она собралась.

Наверное, если бы служащая видела себя со стороны, то могла бы сказать, что её лицо стало надменным.

Но тому действительно были причины. Её достали все эти клянчи, и она не вытерпела. Сказала что думает. Надоело! Терпит-терпит, слушает-слушает всё это нытьё день за днём, и слова против них сказать нельзя. Но кто сказал, что нельзя? Кто узнает?!

От этой мысли она осмелела и, оперевшись о стол руками, чуть приподнявшись со стула, приблизив лицо к посетительнице, так что та даже попятилась, со всей возможной ненавистью и злобой прошептала:

– Ты глупая, немощная идиотка! Где были твои мозги, что ты плодишься как бездомная кошка? Нарожаете себе голытьбу! А она потом шляется шпаной! Думаете, жизнь удалась и вам государство помогать должно? Квартирку подавай, пособием помогай! Достали вы меня! Как же я вас ненавижу всех!

Закончив свою эмоциональную атаку, она выдохнула и со спокойным лицом снова опустилась на стул.

– Да… Да как вы смеете…

– Смею! Идите и жалуйтесь куда хотите. Только вы ничего никому не докажете. Сказала же, «у нас в стране бедных нет». Рабочий день закончен. До свидания!

Светлана Максимовна встала из-за стола с лёгким чувством облегчения, смотря сверху вниз на посетительницу.

– Вы живёте в идеальном обществе, милочка, где заботятся даже о таких, как вы!

* * *

Выйдя из зала думы, Игорь быстрым шагом направился к лифту. Он успел отправить уведомление секретарю, что сегодня никого принимать не будет, и все встречи попросил перенести на завтра.

«Всё, устал. Никого не видеть и не слышать. Поскорее смотаться отсюда. Секс и немножко извращений мне не повредят, что-то я как-то утомляться стал от своей работы. В отпуск, что ли, съездить…» – думал он, двигаясь в сторону своего рабочего кабинета.

Там он достал приватный подарок для Танюши, купленный накануне в секс-шопе, положив его в портфель, сменил рубашку и носки и так же быстро постарался выйти. Но уже в дверях столкнулся с какой-то женщиной.

– Игорь Львович, я пыталась ей сказать, что вы сегодня не принимаете, – раздался голос секретарши.

– Выслушайте меня, пожалуйста, – начала было говорить женщина, которая выглядела так, словно была на последнем месяце беременности и при этом принимала наркотики – настолько измождённый и болезненный у неё был вид.

Но Игорь тут же её перебил:

– Так! Давайте не сегодня. У меня срочная встреча государственной важности. Могу уделить вам пять минут по дороге. Готовы разговаривать в стиле элеватор-спич?

– Что?

– Ничего. Пойдёмте.

И быстрым шагом он двинулся в направлении лифта, уйдя от женщины на три метра.

– Игорь Львович, – услышал он за спиной надрывающийся голос торопящейся за ним женщины, – я мать троих детей, скоро мне рожать четвёртого. Я пришла к вам просить о помощи.

«Ну конечно, – подумал он, – кого же ещё просить как не меня, ох уж этот народ».

– Слушаю вас. Что случилось?

– Игорь Львович, я уже два года пишу во все инстанции. Мы живём впятером в однокомнатной малосемейке. У нас 23 кв. м. Мы буквально задыхаемся. Государство нас не слышит. Неужели нет никакой возможности помочь с улучшением жилищных условий? Я не прошу бесплатно. Я прошу помочь с учётом нашего положения.

Пока она говорила, они подошли к лифту. Там уже стояло человек семь-десять, ожидающих прихода кабины. Но Игорь на автомате нажал на кнопку ещё раз. Он думал о Танечке.

Женщина продолжала что-то говорить, он озадаченно кивал, периодически вставляя ободряющие слова вроде: «непорядок», «разберёмся», «конечно, нужно вникнуть в ситуацию», «думаю, поможем».

Когда лифт приехал, он повернулся и сказал:

– Не переживайте вы так. В нашей стране людей без помощи не оставляют. Разберёмся мы с вашей несправедливостью. Вы многодетная мать. В этом ваше счастье, и наша задача – ваша счастье сохранить и преумножить! Поможем! Не переживайте! – После чего вежливо пропустил женщину вперёд.

Она была вынуждена пройти, Игорь остался на месте, пропуская ещё несколько человек, и только в самом конце зашёл, отделённый от надоедливо жалующейся барышни рядами человеческих тел.

Вытащив телефон, в очередной раз начал просматривать фото, чувствуя, как возбуждается.

– Вот же сучка похотливая, – довольно хмыкнул он себе под нос.

Обычно путь с 41-го этажа занимал около трёх минут. Но сегодня все словно сговорились и лифт останавливался уже в пятый раз, чтобы впустить и выпустить посетителей, стремящихся по своим делам. Игорь терпеливо ждал, хотя мысленно проклинал всех этих людей вместе с лифтом.

«Ну почему они не сделали ВИП-лифт? Неужели эта элементарная идея не пришла в голову ни одному из этих дятлов?»