Звезды из пепла

– Чего молчишь, Хуан? Нечего сказать?

Взгляд отца походит на две красные точки, которые, как лазерные лучи, пронзают каждого стоящего в комнате. Он хочет заставить нас испытывать чувство вины.

– С меня хватит, Памелла!

Это финал. Отец бросает ключи от машины на стеклянный стол. Сильный, властный и гордый мужчина вместо здравой оценки ситуации покидает комнату как обиженный ребенок.

После нескольких секунд молчания мама все же решает сказать пару слов, и я, обмениваясь с ней взглядом, не вижу следов печали или злости на ее лице. Она более чем спокойна и, кажется, не собирается ругать нас с Абелем.

– Не обращай внимания, Трестен, – мама переходит на английский, – у нас в семье и не такое происходит. Привыкнешь.

Она хлопает его по спине, и я отмечаю про себя, что за время нашего отсутствия они успели найти общий язык.

– Абель, подойди.

Притаившись, наблюдаю, как мама знакомит Трестена и Абеля. Нервничаю, потому что скоро она перейдет к знакомству со мной. А я совершенно не представляю, как именно сложится это знакомство. Ведь, учитывая привычку Абеля избегать ответственности, именно я оказалась тем человеком, из-за которого Трестен здесь. И теперь я в ответе за него.

– Абель футболист, – начинает мама, – он играет в молодежной сборной и делает большие успехи. Параллельно учится в Политехническом университете на факультете статистики и оперативных исследований. Я думаю, вы поладите. Абель хоть и с характером, но как друг – на вес золота.

Я хмыкаю и еле заметно киваю в знак согласия. Я сбилась со счету, сколько раз брат вытаскивал задницу Амадиса из дерьма. Тысячу? Миллион? Абелю действительно нет цены в дружбе. Вот только мне он не помогает, почему-то игнорируя мои проблемы.

Трестен молча слушает, прожевывая уже который сэндвич. Видимо, еда его интересует гораздо больше.

Абель с Трестеном жмут друг другу руки. После выходки отца этот жест кажется самым дружелюбным за последние полчаса.

– Обращайся, если что, – бросает Абель и отходит.

– Обращусь, – Трестен дожевывает и продолжает, – если что.

Он насмехается?

– Абель, тебе положить мясо с подливкой? – разряжает мама атмосферу.

– Я бы тоже не отказалась, – вклиниваюсь я в разговор, – Амадис сегодня накинулся на мою еду, как голодная собака.

– Конечно, садись, милая. Как раз познакомитесь с Трестеном поближе.

– Нет, мам, я пойду к себе. Хочу отдохнуть, завтра еду в библиотеку готовить проект.

Мама громко цокает языком и взмахивает руками. О да, сейчас начнется мой любимый разговор о том, что я трачу время не на то. Но если бы она только знала… Если бы она хотя бы догадывалась…

– Почему бы тебе не забить на этот проект? Он что, принесет дополнительные деньги?

– При чем здесь деньги? Я уже говорила, что не собираюсь это обсуждать.

– Заработок – одна из самых важных частей жизни, Бридли.

Я вытягиваю губы трубочкой от недовольства и морщу лоб. Такие разговоры отталкивают. Из-за них я и чувствую, что родители не понимают меня.

Мама хочет продолжить тему, но осекается, когда замечает недовольство на лице нашего нового жильца.

– Деньги – полное фуфло, – коротко бросает Трестен и встает из-за стола, отодвигая стул. Он берет тарелку, резко ставит ее в раковину и проходит мимо мамы.

Мы все удивляемся этой реакции, даже Абель, стоящий у микроволновки.

– Деньги не лекарство от всех проблем.

В душе я полностью согласна с ним. Деньги не лечат, а иногда даже причиняют боль.

– Трестен, ты куда? Не доел ведь! – кричит мама ему вслед, но я понимаю – уже поздно.

– Спасибо за ужин, Памелла. Все было на высшем уровне.

Проходя мимо меня, Трестен останавливается. От него исходит древесно-мускусный аромат, я ощущаю его терпкость. Запах насыщенный, играющий.

– А у тебя, я так понимаю, регалий нет?

– Что ты имеешь в виду? – За спиной я уже точу невидимый нож.

Трестен долго не отрывает взгляда от меня. И это начинает пугать.

– Так что? – не выдерживая, повторяю вопрос.

– Серая мышка, которая делает все, что ей говорят другие? – шепчет он на расстоянии нескольких сантиметров.

Трестен задевает за больное. Он рвет струны воображаемой гитары, которую я упорно настраивала многие годы.

– Да как ты смеешь вообще?

Рука так и тянется залепить ему пощечину, но присутствие мамы и Абеля не дают. Клянусь, если бы никого не было на кухне, Трестен Райд получил бы.

– Попал в яблочко?

Он подмигивает мне и проходит мимо. Теперь спектакль точно заканчивается. И начинается другой. Полный мести и ненависти.

– Трестен, подожди, – окликиваю его, когда он встает на первую ступеньку лестницы, – не споткнись ночью, светильник барахлит.

Я точно знаю, в какое время сегодня выключится свет на лестнице и кто покатится как снежный ком вниз. Захотел войны? Будет ему война.

– Вот идиот! – выдыхаю, когда Трестен скрывается на втором этаже, и мы остаемся втроем.

– Хороший мальчик, Бри, зачем ты так сразу?

«Если бы ты только слышала, мама».

Абель смеется. Ведь он стоял ближе, чем мама, и, похоже, разобрал слова Трестена.

– Мам, да он настоящий принц, как бы в тыкву не превратился к концу истории.

Я грозным взглядом осаживаю брата, беру со стола банку спрайта и решаю пойти к себе. С меня хватит на сегодня переживаний.

– Принц, если только снаружи, – отвечаю Абелю, – а в мозгах тыква.

– Ты поосторожнее с ним, гном. Меньше всего нам нужны ссоры.

– Я не собираюсь ни с кем ссориться, Абель, но пусть ведет себя вежливее.

Ухожу в комнату и запираюсь. Добро пожаловать в сказку, Бридли! В ту, где ты встретила наглого принца и тебя прозвали серой мышью.

Глава 10. Один страх на двоих

Трестен Райд

Сумка летит на кровать и приземляется мимо нее, громко падая на пол. Промахнулся. И не только с вещами, но и с жильем.

Поначалу мне было все равно, где жить и с кем, но после скандала разочарование отдает горечью на языке. Это семейка эмоционально неуравновешенных. Все как на подбор: дядька с раздутым до небес эго, парень, у которого язык к земле прирос – не может защитить собственную мать, и… мышка.

Мышка со светлыми густыми волосами. Вцепилась своими мерцающими глазами в меня и не отводила взгляд весь вечер. Затылком чувствовал, как она сканирует каждое мое движение.

Я сожалею, что грубо обошелся с ней. Не стоило говорить в таком тоне, да еще и подобные слова. Я ничего не знаю о Бридли, но уже позволил себе сказать об отсутствии у нее достижений. И все потому, что перелет вымотал, голова раскалывалась, и к такой экспрессивной встрече я не был готов. Лицо Хуана горело от злости. Он будто был категорически против моего приезда.

Думаю, теперь она меня так просто в покое не оставит. «Мышка» задела Бридли. А что делают мышки, когда их обижают? Забиваются в угол и готовятся к нападению. Не удивлюсь, если Бридли в один момент испортит все мои планы и влезет куда не надо. С ней надо быть осторожнее.

– Трестен?

Не успел войти, как уже кто-то стучится в дверь. Я поспешно открываю и встречаю Памеллу.

– Я принесла постельное белье. Позволишь помочь его поменять?

Единственный адекватный человек в этом доме – Памелла. Не истерила, когда увидела меня, не стала заваливать вопросами. Впустила в дом, сказала располагаться и стала суетиться и готовить еду. Я не мог и предположить, что через час в доме окажется вся семейка и разразится скандал. Похоже, кроме Памеллы и Мышки никто и не знал обо мне.

– Да, – впускаю Памеллу, – конечно. Спасибо.

– Со мной можно менее официально. И никаких «миссис»!

– Понял.

– Я принесла серое белье. Фиолетовое тебе наверняка не понравится.

– Мне все равно. Подойдет любое.

Комната, которую мне отвели, невероятно красочна! Настолько, что при виде бутонов роз на одной стене и розового ковра на другой начинает подташнивать. Кто жил здесь до меня? Мышка? Не похоже, что она любит розовые оттенки. Одета она была невзрачно.

– Ковер можем убрать, но вот обои не переклеить, – она пожимает плечами. – Попробую что-то придумать, чтобы тебе было комфортнее.

– Спасибо и на этом.

Она удивляется простому проявлению вежливости. Неужели ей нечасто такое говорят?

– Не за что! Если тебе что-то понадобится, обращайся ко мне. Ночник в коридоре и вправду барахлит, но ты посильнее нажимай на кнопку, тогда свет включится.

– Окей.

– И не обращай внимания на Хуана. Он остынет, но тебе придется привыкнуть к излишне эмоциональному испанскому темпераменту.

Памелла ищет оправдания – она хочет доказать, что ее муж не такой монстр, каким показался вечером. Но его, вероятно, не исправит даже могила.

Она вручает стопку белья и одаривает меня искренним и наполненным жизнью взглядом.

– Добро пожаловать в семью, Трестен!

– Пожаловал.

Ее тихий смех созвучен с голосом мышки. Мышка не в отца. Она в мать.

– Да, и еще…

Памелла подходит к кровати и начинает застилать ее, хотя я не прошу.

– М?

– Откуда у тебя хорошее знание испанского?

– Испанский в школе был обязательным вторым языком. Моя м-ма… – запинаюсь на болезненной теме. Не понимаю, как мне теперь представлять маму другим. Как маму или как Эмбер? – Вдобавок моя мама заставляла ходить на курсы. И в классе я прекрасно ладил с мексиканцем. Диалект другой, но практика все же была.

– Ничего себе! Звучишь ты местами лучше меня, хотя я здесь прожила двадцать лет.

– Спасибо, – улыбаюсь уголками губ, – думал, все намного хуже.

– Нет-нет! – возражает Паммела. – Я хочу попросить тебя кое о чем.

– Попросить?

– Да, – начинает она, – я безумно соскучилась по американскому английскому. Может быть, мы могли бы на нем разговаривать?

Я незамедлительно перехожу на английский, и Памелла воодушевленно улыбается.

– С удовольствием!

– Ох! – Памелла громко выдыхает и продолжает говорить уже на английском. – Я думала, сойду с ума от количества испанского в жизни. Спасибо! Я так скучала по родному языку.

– Обращайтесь, – хмыкаю я.

– Утром я не успела спросить. Есть ли у тебя предпочтения в еде?

– Вы собираетесь для меня готовить? – удивляюсь я.

– Да, ты ведь теперь почти что член нашей семьи.

– Не стоит, я сам буду покупать еду.

– Перестань! – хмурится Памелла. – Я приму это за оскорбление.

Неловкость повисает в пространстве. Их семья не должна меня кормить.

– Спасибо.

– Ты подумай и завтра мне скажешь, что любишь, а что нет.

Доброта Памеллы и ее радушие кажутся мне такими невозможными, но в то же время по-настоящему необходимыми.

– Хорошо.

– Все, теперь я ухожу. Ты устал с дороги. Отдыхай! Если понадобится что-то, зови!

– Доброй ночи, Памелла.

Я закрываюсь. Выключаю свет и наконец вдыхаю полной грудью. Хочу прочувствовать момент одиночества от кончиков пальцев до макушки.

Я здесь. В Испании. На шаг ближе к цели.

И это начало большого пути навстречу моей матери.

Вместо того чтобы разбирать вещи, я без сил падаю на кровать. Запах чистого белья щекочет ноздри. И это последнее, что я чувствую перед тем, как проваливаюсь в сон.

* * *

Туман расстилается над городом, окутывая Салоу темным покрывалом. Ночь настигает жителей и обрушивается на них ярким звездным небом. Где-то вдалеке слышатся звуки фламенко. Кто-то с упоением ласкает гитарные струны, позволяя городу затрепетать в предвкушении кульминации. Мелодия все отчетливее раздается в ушах – в этой музыке столько жизни, что хочется верить – еще не все потеряно.

– Трестен? – слышу незнакомый голос над собой.

Я поднимаю голову и замираю. Небо в яркую крапинку, оно устлано звездами, и сияет просто фантастически.

Горячий песок обжигает ноги, и кровь моментально разносится по всему телу. Я вздрагиваю, когда разгоряченных ступней касается морская волна.

Силуэт женщины – прямо напротив. Она стоит по колено в море и в упор глядит на меня, ни на секунду не отрывая взгляда. Она зовет к себе, но мои ноги прикованы к золотому песку.

– Трестен! – Ее голос требователен. – Мальчик мой, подойди.

Губы сомкнулись словно на замок. Единственное, что может заставить меня вымолвить хоть слово, – это смерть.

– Как давно я тебя не видела, – с каждым произнесенным словом ее силуэт становится прозрачнее и прозрачнее.

– Как ты изменился, как возмужал…

Кто ты? Кто ты такая?

– Я по тебе очень сильно скучала.

Я тебя не знаю.

– Помнишь, что я подарила тебе, милый?

Я быстро моргаю, чтобы образ женщины стал ярче, но это не работает. Она исчезает у меня на глазах. Срываюсь с места и бегу к ней, сопротивляясь холодной воде, разлетающейся брызгами в разные стороны.

– Подожди! – вырывается из меня. – Скажи еще что-нибудь!

От нее остается лишь размытая картинка. Ноги дрожат от напряжения, и я делаю последний шаг навстречу. Мне удается схватить ее за плечи.

– Ты – моя мать?

– Береги монетки. Они дороги моему сердцу.

Она исчезает. Пропадает, как мираж в пустыне. А я остаюсь один в море, без спасательного круга.

Хочу вдохнуть побольше морского бриза, но вместо этого грудная клетка сжимается. Я начинаю задыхаться.

Ее янтарные глаза похожи на мои. Они мелькают, как картинки из цветной киноленты передо мной. Они темнеют. Когда я делаю последний вдох, они и вовсе приобретают черный цвет.

«Береги монетки. Они дороги моему сердцу».

Проходящий по всему телу электрический разряд ударяет в меня всего раз, но с такой силой, что я подскакиваю на кровати. Мне страшно. Кошмар был настолько живым, что еще несколько минут в нем, и я не смог бы отличить сон от реальности.

– Монетки… – проговариваю шепотом засохшими губами.

Касаюсь ладонью своей голой груди и ощущаю пустоту. Я так и не повесил эти монетки на шею.

В комнате сумрак. Я подсвечиваю мобильником путь к двери и двигаюсь вперед. На айфоне десять пропущенных звонков и тринадцать сообщений от мамы. Надо было написать ей по прилете.

«Ты где?»

«Ты приземлился?»

«Почему не берешь трубку?»

«Трестен, позвони мне! Я переживаю!»

Мельком просматриваю сообщения и бью себя тыльной стороной ладони по лбу.

Отвечаю маме и обещаю вскоре перезвонить.

В горле такая засуха, что я решаю спуститься на кухню за водой. Оставляю телефон и выхожу. В коридоре темно. Одним нажатием на выключатель пытаюсь заставить работать светильник, тот самый, о котором говорили Памелла и Бридли. Дебильное устройство! Ничего не выходит. Пытаюсь включить его до тех пор, пока это не приводит меня в бешенство.

Прижимаюсь грудью к приоткрытой двери, откуда растекается пятно тусклого света. У кого-то включен ночник. Слышу сбитое дыхание Мышки и заглядываю в комнату. Она ворочается на постели и тихо постанывает в подушку.

Тихоня, оказывается, вовсе не скромная мышка. Я ухмыляюсь, и улыбка растягивается на пол-лица. Завтра будет о чем ей напомнить.

Ее волосы цвета лунного месяца покорно лежат на подушке, руки обнимают одеяло, которое обвивает, подобно лиане, ее ноги. Мышке явно снится что-то очень приятное.

Я не вижу выражения ее лица, потому что свет падает на другую часть комнаты, однако звуки, что я слышу, подсказывают, что сон фееричный.

Бридли не так проста, какой кажется на первый взгляд.

Бридли Ривьера. Смакую ее имя. И будто кто-то вдруг думает за меня: «В ее душе суровая зима и вянут розы, а сердце хочет вечного лета и бескрайних цветочных садов».

Оставляю ее одну и с трудом спускаюсь по лестнице. Дурман сна еще не сошел. Я слишком много думаю о родной матери наяву, вот подсознание и выдает сцены с ней.

– Эй, не спится? – Чувствую толчок в спину.

– Не спится, – отвечаю так же сухо.

А вот и парень, у которого нет права на голос. Папенькин или маменькин сынок.

– На новом месте всегда так.

– Может быть.

Абель подносит к губам электронную сигарету и затягивается. Через мгновение дым пролетает мимо. Я с презрением отношусь к этим чертовым дулькам. Никотин помогает отвлечься только в первое время, позже – уничтожает то, что от тебя осталось. Смысла в нем никакого, разве что скорая смерть.

– Не куришь? – Он протягивает электронку.

– Нет.

– Надо бы кое-что обсудить за сигаретой, – произносит Абель с серьезным видом. Хочется рассмеяться от этого зрелища.

– Ну?

– К моей сестре не приближайся, – начинает он. – Бридли в отношениях, и у нее все прекрасно. Не смей туда лезть, окей?

Я в голос смеюсь, похлопывая рукой по деревянной стене. Вот уж встреча на первом этаже в два часа ночи. Что за бред он несет? Никотин в голову ударил или что посерьезнее?

– Не лезть к Мышке? – я насмехаюсь над ним в открытую.

– Ты слышал, Трестен. Лучше к ней не приближайся, иначе…

– Иначе что? – перебиваю я Абеля и подхожу ближе.

– Иначе лишишься комнаты.

Дебил. Настоящий дебил.

– Ты тупой или притворяешься? – спрашиваю его.

– Я тебя предупредил.

Он разворачивается и уходит, скрываясь за лестничным пролетом. А я остаюсь смеяться в холле.

Интересно выходит. А Мышка-то ценное сокровище в этом доме.

Глава 11. Одинокий волк

Бридли Ривьера

Дождь мелкими каплями падает на кожу. От прохлады по телу распространяется мелкая дрожь. Это была плохая затея – надеть короткий топ. Однако после ссоры с Абелем не хотелось ни секунды задерживаться дома. Я просто не нашла другого выхода, кроме как в слезах добрести до пустой детской площадки.

Уже третий час я одна качаюсь на качелях. Они поднимают меня выше и выше, а удары сердца сливаются с битом, раздающимся в наушниках.

Раз и два.

Три и четыре.

В сумраке Салоу я устремляю взгляд на полумесяц, загадочно покоящийся в темном небе. Как же хорошо. Нет трескотни родителей и язвительных комментариев Абеля.

Достигаю дзена и погружаюсь в собственные мысли. Обожаю придумывать красивые сюжеты для своей жизни под музыку. Создается ощущение, что мечты можно достать рукой. Они так близко. Вот-вот – и коснешься их.

Один шаг – и ты в мире, где все желания исполняются по взмаху руки.

Я бы улетела в какой-нибудь маленький город и гуляла там целыми днями под дождем, наслаждалась свежестью улиц и грезила о теплом, согревающем ладони карамельном латте. Рисовала бы в скетч-буке те уголки города, которые давно не привлекают местных жителей, но радуют меня, странницу. Я бы стала пилигримом.

Спокойствие заполняет меня полностью до того момента, когда чья-то тяжелая рука ложится на плечо. Я вздрагиваю и хочу громко-громко закричать. Однако вместо крика вырывается вялый испуганный «Ох!».

– Выворачивай карманы, – указывает грубый голос за спиной, – шустрее.

Я пытаюсь обернуться, но тело сковывают сильные мужские руки. Он хватает меня за шею и лишает возможности двинуться с места.

– Если закричишь, прикончу на месте. Церемониться не буду.

Легкие сжимаются вместе с моей жалкой душонкой. Страшно. Я едва сдерживаю подступившие слезы.

– На счет три ты бросаешь все, что у тебя есть, на землю. Раз. Два. Три.

Я кидаю на землю айфон, купленный на первые заработанные деньги. Срываю наушники с себя и также бросаю. Мне больно от давления на шею. Я не знаю, как этот мужчина поведет себя дальше.

– Отпустите, – выдавливаю с трудом.

– Только телефон? – Он усиливает хватку, почти перекрывая мне воздух.

Киваю, чтобы он понял: я пуста, больше ничего нет.

Он злится и делает мне больнее, выворачивая правую руку к лопатке. Слезы бегут по щекам, и от боли из горла вырывается стон.

– Выворачивай второй карман. Не верю, что у тебя нет денег.

– У меня больше ничего нет, – признаюсь сквозь слезы, чтобы только он отстал.

Невыносимо терпеть боль. Пока он одной рукой складывает к себе в пакет телефон с наушниками, а другой сжимает мою правую кисть, я резко отвожу локоть назад и попадаю ему в грудь.

– Ах ты!

Я наконец вижу его: высокий мужчина в теле, подонок с темными, горящими в ночи глазами. Отбегаю на пару шагов назад. Он отбрасывает пакет в сторону и снова хватает меня за руку. Тянет на себя. Сжимает запястье. Я скалюсь. Кричу. Неужели никто меня не слышит? Вижу в его руках маленький нож. Слишком поздно. Лезвие проходит по топу, разрезая его, и боль ошпаривает кожу.

– Идиотка, – с отвращением бросает он мне. Одна рука лезет в мой карман, а другая зажимает рот. Я пытаюсь укусить его, но его ладонь кажется непробиваемой. Силы постепенно покидают меня, а живот нестерпимо жжет.

Я молю о помощи, крича сквозь его тяжелую грязную ладонь.

– Заткнись!

Он не находит ничего в кармане и с силой отталкивает меня. Падаю спиной на сырую землю. Хочется разрыдаться на холодной траве, но вместо этого тело парализует шок, а на смену потрясению приходит опустошение.

Чувствую себя грязной куклой, с жизнью которой только что не посчитались.

Голова раскалывается от неудачного приземления. Морщусь и с трудом открываю глаза. Все расплывается. Хватаюсь за макушку, где чувствую сильную пульсацию.

Тело обдает холодом, и я превращаюсь в ледышку. Только сейчас приходит осознание, какая немыслимая боль концентрируется в области живота. Трудно говорить и думать. Клонит в сон, как будто во мне пачка снотворного.

Я не успеваю ничего понять, как слышу рядом крик этого мужчины.

– Я тебя закопаю сейчас на этом месте. Сгниешь под деревом. Думаешь, ты в отчаянии? Вовсе нет. Когда не на что жить – вот отчаяние. Когда гребаное правительство забивает болт, и ты остаешься один на один со своими проблемами – вот где отчаяние.

Он все говорит, а я проваливаюсь куда-то далеко-далеко, и его басистый голос становится тише и тише, пока в какую-то секунду не пропадает совсем.

– Бри? Бридли?

Солнце слепит глаза. Зажмуриваю глаза, но до этого успеваю разглядеть маму. Она в платье и накрашена. Ничего себе!

– Ты неважно выглядишь, – говорит мне мама вместо приветствия.

– И тебе доброе утро, мама.

– Только не говори, что тебе снова…

Мамины зрачки расширяются. Она не хочет слышать подтверждения своей догадки. И я не дам его ей.

Да, мне снова снился кошмар, мама, но ты не узнаешь об этом.

– Нет, на этот раз все хорошо, не беспокойся. А ты для кого так постаралась?

Мама смущается, переводит взгляд на окно, откуда льется солнечный свет, и отвечает:

– В доме теперь гость, приличный парень. Как перед ним в дурном виде ходить? – Она распрямляется, как самка павлина. В ней сегодня сочетается все: и грация, и манеры. И куда папа смотрит? Перед ним такая яркая женщина.

– Мам, я тебя умоляю, – насмешливо вздыхаю, – перед кем выделываться?

– Я как раз за этим и пришла. Оденься нормально, Бри, прежде чем выходить к столу.

– Ты издеваешься, мам? – Ее тон меня поражает. – Ничего я не буду делать. Если и решу одеться красиво, то только для себя, а не для кого-то.

– Упертостью ты в своего отца. Возражения не принимаются, через десять минут увидимся за завтраком.

Мама стремительно направляется к двери, но я все же кричу ей вслед:

– Научись стучаться, пожалуйста. Сколько можно врываться в мою комнату?

Как же надоело это вечное нарушение личных границ. Когда родители уже поймут, что я взрослый человек и мне нужна свобода? Отличное утро!

– Принарядись… – шиплю сквозь зубы, пародируя мать.

Да я такое устрою, что еще неделю потом будем смеяться с Абелем. Трестен Райд даже не догадывается, что его ждет в ванной с утра. И главное – это пока только разогрев.

Настроение на нуле из-за сна, после которого сердце тревожно бьется в груди. Этот кошмар меня преследует. И чтобы хоть как-то обуздать страх, я точно должна пойти по своему делу сегодня. Сиера заждалась меня.

Надежда поднять себе настроение спрятана в ванной комнате. Я накидываю на себя толстовку, перед тем как выйти, и беру из шкафа полотенце. Пойду проверю, сработал ли мой план.

В гостиной слышатся голоса мамы и Абеля, а отец, видимо, рано утром ушел на работу. Он часто так делает, когда ссорится с кем-то. Игнорирует и делает вид, что обиделся, а все должны просить у него прощения.

– Бридли, спускайся завтракать, – кричит мама в десятый раз.

Не отвечаю ей и заглядываю в соседнюю комнату. Повезло же мне жить через стенку с нашим новым гостем. Постель не заправлена, но пуста. Трестена нет. Сумка с вещами валяется в стороне, хотя майка и шорты аккуратно лежат на стуле. Наверное, именно их он сегодня наденет.