Jump into Emptiness

То, что я хочу сказать тебе на самом . Знаешь, когда уже Бог весть какой день за окном кошмарная стужа – я все понимаю, родной мой, зима входит в свои владения, что уж тут поделаешь! – и мерзнут руки, даже в доме мерзнут руки, трудно держать в пальцах иголку, трудно покрывать прикольным золотым подсолнцем синюю ткань, потому что игла сделана из такого холодного железа. Скоро ты должен уехать, как представлю, что ты в самом деле собираешься в самую настоящую дорогу, затеряться среди зимы, снега, темноты и ослепления укатанных снежных полос, ох, лучше бы ты остался дома. Что за блажь – уеэжать зимой, когда зиме нет до тебя никакого дела? Мой дом растворяется в зиме, маленький, чуть заметно дышащий отрывок Бретони, Малая Бретонь, даже того меньше – крохотная, пианиссимо. Зима надвигается со всех сторон, она блаженна, в ней нет жалости, она чужда ей. Я выхожу в коридор своей коммуналки, меня обдает холод чужих замерзших людей. За обшарпанной дверью моей комнаты густая смесь самых разных запахов – тушеной картошки с тимьяном, сигарет, мускатного ореха, все это пронизано музыкой, я уже почти и не выключаю магнитофон, так как-то проще, и над всем этим, среди завихрений Стивелла и Три Янга, сигареты за сигаретой, сумрака, вязаных пледов и глиняных колокольчиков, среди всего этого, пронизывая все это – чистый и холодный запах зимы. Я вхожу в свою комнату, как в аквариум. Безумно давно, когда-то, когда меня звали по-другому, мне иногда хотелось стать рыбой – никогда птицей, но всегда – рыбой, плавать себе, шевельнув плавником, а то взблеснуть чешуей "как жар горя" (не золотой рыбкой, раззявой-волшебницей, а именно чтобы "как жар", густым внезапным золотом). Что остается? Конец моей ниточки, хвостик клубка случайно зацепился за край твоего свитера, ты уходишь, а он все разматывается, разматывается, чем дальше ты уходишь – тем меньше клубок, наконец, последняя петля соскальзывает, и на пол, звякнув, падает полтинник, вокруг которого так долго спали пушистые слои ниток. Где клубок? Он растянут между чем и чем, он теперь провод, путь назад – или вперед? – шерстяная нитка поет шерстяную песенку, – жаль, рвется легко. Hу, ты выдумал, ждать прочности от шерстинки. Знаешь, какого цвета? Серого. Ах, черт! Они все-таки кончились. Сигареты кончились! Как же выйти из дома, если дом в осаде зимы… Сейчас на улице -26, не меньше, и сырость. Даже собака, рыжий собака, хочет свернуться теплым калачиком на ковре, не хочет идти в мороз. А как тянет курить, беда просто! Собираюсь с духом и выскальзываю в коридор, чтобы позвонить тебе. По черному ледяному телефонному аппарату. Тебя нигде нет. Там везде зима, а тебя нет.