Завеса зла

Пока она пялилась на прическу, женщина внимательно смотрела на нее саму, а потом представилась психологом и профайлером.

– Как я могу к вам обращаться? Товарищ психолог? – спросила Настя.

– Нет, почему же. Обращаться ко мне можно по имени, – исправила свою оплошность женщина. – Светлана Петровна.

– Слушаю вас, Светлана Петровна.

Женщина усмехнулась, и Настя поняла, что обратилась к ней как к пришедшей на прием пациентке.

– Простите. По привычке.

– Ничего. Анастасия Романовна, я задам вам несколько вопросов, не возражаете?

– Насколько я понимаю, для этого меня и вызвали.

– Тогда начнем.

Настя ожидала, что ее начнут расспрашивать о произошедшем, но вдруг услышала:

– Почему вы расстались с мужем?

От неожиданности Настя поперхнулась воздухом и закашлялась. Светлана Петровна ждала, глядя на нее пристально и выжидающе.

«А при чем тут муж?» – чуть было не сорвалось с Настиных губ. Она даже рот открыла, чтобы задать вопрос, и в этот момент ее словно обожгло. Нет, не страх, когда в кровь выбрасывается ударная доза адреналина, а давно не испытываемое ощущение надвигающейся угрозы, которое через секунду оформилось в конкретное предчувствие надвигающейся опасности.

Руки машинально сжались под столом, тело напряглось, и сразу, как всегда, вспомнился папка, всю жизнь проработавший кардиохирургом, и его слова: «Представь, что в тебя летят воображаемые стрелы – чья-то негативная энергия. Ты сразу напрягаешься для отражения атаки, так? Что происходит, когда стрелы попадают в твердое тело? Они впиваются в него и застревают, причиняя боль. А теперь представь, что стрелы попали в облако. Что случится? Они пролетят сквозь него. Когда почувствуешь подобное, расслабься. Просто расслабься. Увидишь, это поможет».

Вопрос, который ей задали, не случаен. Скорей всего, психолог проверяет ее на искренность. Ведь профайлеры как раз и занимаются тем, что изобличают тех, кто лжет.

Значит, врать нельзя. Что ж, скрывать нечего. Ее семейная ситуация типичная и ничем не примечательная.

Настя расцепила руки, постаралась расслабить сведенные мышцы во всем теле и спокойно ответила:

– Не очень понимаю, при чем тут мои проблемы, но отвечу. Мой муж встретил другую женщину и ушел к ней.

– Когда вы узнали о том, что муж встречается с другой?

«Да тебе-то какое дело?» – чуть не выпалила Настя.

И снова сдержалась, расслабив плечи.

– Он сказал мне об этом в день ухода.

Светлана Петровна наклонила голову влево.

– А когда вы впервые увидели любовницу вашего мужа?

Настя расслабила спину.

– Я никогда не видела любовницу моего мужа.

Светлана Петровна наклонила голову в другую сторону.

– Хотите сказать, что даже после его ухода вам не было интересно взглянуть на разлучницу?

Раздражение и злость нахлынули с такой силой, что Настя не смогла сдержаться.

– А по какому праву вы задаете мне подобные вопросы, позвольте спросить?

– Хочу понять, когда вы приняли решение убить Оксану Вадимовну Дмитриеву.

На миг, буквально на миг ей почудилось, что она потеряла сознание. Все вдруг покрылось мутной пеленой, Настя перестала ощущать свое тело и звуки вокруг.

Наверное, если бы Светлана Петровна в этот момент задала вопрос, она не услышала бы.

Но та решила, что настал момент истины.

– Ваша пациентка, умершая на операционном столе, и есть Оксана Вадимовна Дмитриева. Экспертиза обнаружила в крови Дмитриевой гепарин, вызвавший кровотечение. Медицинская сестра, которая ассистировала при проведении операции, утверждает, что ампулу с препаратом приготовила под наблюдением анестезиолога. Тот же состав был и в остальных шприцах. Получается, шприц был заменен после того, как сестра отошла к другим пациентам. Заменить средство могли только вы.

Это сон. Просто кошмарный сон. Она проснется, и все исчезнет.

Настя закрыла и открыла глаза. Ничего не изменилось. Она все так же сидела в кабинете, и Светлана Петровна смотрела на нее выжидающе.

– Что скажете, Анастасия Романовна?

– Я никого не убивала, – ответил кто-то сиплым глухим голосом.

Профайлер еще мгновение вглядывалась в ее лицо, а потом опустила глаза и стала писать что-то в маленьком блокнотике.

Настя была уверена, что ее арестуют прямо сейчас, и удивилась, когда ее позвали в другой кабинет. Опер, что звонил утром, задав несколько ничего не значащих вопросов, дал подписать какую-то бумагу. Она подписала не глядя и только потом сообразила: то была подписка о невыезде. Она так и не поняла: нельзя выезжать за пределы города или области? А может, страны?

Переспросить почему-то постеснялась.

На пороге Настя вдруг спохватилась:

– Можно посмотреть заключение экспертизы?

Камкин молча протянул документ, глядя куда-то поверх ее головы сонными глазами. Настя вспомнила: это он приезжал на вызов и опрашивал сотрудников.

Из кабинета Настя вышла в прострации и, очутившись на улице, поискала глазами скамейку.

Убогая лавчонка виднелась неподалеку, у магазина запчастей. Присев, Настя закрыла глаза и попыталась представить Оксану Дмитриеву.

Вспомнились только бледное пастозное лицо и выбеленные, словно серебряные, волосы.

Гепарин, который вызвал кровотечение, был введен пациентке явно не случайно. У Дмитриевой диагностировали тромбоз глубоких вен, при котором любые разжижающие препараты чреваты летальным исходом при операции.

Не может быть, чтобы о такой серьезной проблеме не было известно, но о ней никто не знал. Хотя почему никто? Тот, кто ввел женщине гепарин, хорошо знал.

Следствие, как она поняла из разговора с профайлером, уверено, что гепарин был введен прямо перед операцией, но это вовсе не обязательно. Конечно, препарат начинает работать быстро, но не настолько. И что это значит? Кто-то зашел в палату Дмитриевой несколькими минутами раньше и вколол ей смертельный препарат. Как он объяснил это Оксане? Ну, например, это импортный наркоз, лучше, чем тот, что ей вколют перед операцией. Бред! Или заявил, что препарат улучшит свертываемость крови? Тогда это был человек, которому Дмитриева полностью доверяла. Причем, что самое ужасное, он должен быть врачом или медицинской сестрой и работать в их центре. Даже представить такое было страшно, но если начать перебирать кандидатуры, она может додуматься до черт знает чего. Точнее, кого.

Надо подумать о другом. О том, зачем этот неведомый убийца сделал то, что сделал. Версию полиции ей уже озвучили. А что на самом деле?

Кто и почему решил убить Оксану Дмитриеву?

Настя решила, что подумает об этом, когда придет в себя, на свежую, что называется, голову, поднялась и пошла домой.

Мысль, что целью преступника была вовсе не Оксана, а она сама, не пришла ей в голову ни разу.

Да кому она вообще нужна?

Флик

Ее ужасно тянуло с кем-нибудь поговорить. Это было проявлением слабости, наверное. Но Настя так привыкла делиться своими проблемами с Эдиком, что теперь ощущала огромный дефицит общения в целом и страшное одиночество перед случившейся бедой – в частности.

Она стала перебирать тех, с кем можно поговорить, – просто поговорить, и на ум сразу пришел Горин. Он умел видеть суть вещей и людей. Он был мудр и благороден. Он всегда умел найти нужные слова и поддержать. Она не раз приходила к нему со своими проблемами. Конечно, это были другие проблемы, но Настя верила: и сейчас он найдет нужные слова. И где-то в глубине души она надеялась, что Георгий Янович развеет все ее печали или расскажет, как она сможет сделать это сама.

Глупо, конечно, но, когда тонешь, и соломинка – канат.

У Горина было ночное дежурство, но, на Настино счастье, в восемь он оказался в ординаторской.

Они вышли на улицу и сели на узкий выступ фундамента. С этой стороны в здании не было окон, поэтому ни увидеть их, ни подслушать разговор не мог никто.

Конечно, Горин уже все знал, поэтому, не успела Настя собраться с духом, чтобы начать, он задал вопрос первым:

– Вы что-нибудь понимаете, Анастасия Романовна?

– Ничего не понимаю, Георгий Янович, – вздохнула Настя и почувствовала, как болезненно сжалось в груди. – У пациентки в анамнезе, оказывается, антифосфолипидный синдром.

Горин, только-только успевший закурить, выбросил сигарету и уставился на нее.

– Уже известно?

– Да. Сейчас это быстро делается.

– Так. Понятно. То есть наверняка был тромбоз глубоких вен в качестве осложнения.

– В том-то и дело. Все началось после беременности четыре года назад. Тогда она жила в Москве, там же наблюдалась. Дмитриевой были назначены антикоагулянты.

– Эликвис, скорей всего.

– Странно другое: почему она не сказала об этом на приеме? Предыдущей карты у нее с собой тоже не было. Получается, скрыла. Случайно или сознательно?

– Зачем ей сознательно рисковать жизнью, не понимаю.

– Я тоже.

– А что с наркозом? Она же нормально загрузилась.

– Стандартно.

– Но если доза наркоза была уменьшена, то должна была проснуться раньше положенного.

– Антикоагулянт начал действовать, и она потеряла сознание от кровопотери.

– Анестезиолог, как я понимаю, была не в курсе?

– Да откуда, если в карте ничего нет?

– Тогда это анестезичка. Она же готовила наркоз.

– Она сказала, что приготовила шприц и положила на столик. Дмитриева была первой из четырех в тот день. Анестезичка приготовила шприц остальным и стала вводить по очереди.

– То есть она ни при чем? Могла не заметить, когда шприц подменили?

– Получается, так.

– Глупости. Кто мог заменить раствор? Только она! Ее допрашивали?

– Разумеется. Она все отрицает, к тому же…

– Что?

– У нее нет мотива убивать Дмитриеву, а у меня есть.

– Да у вас-то какой мотив?

– Дмитриева – любовница моего мужа.

Георгий Янович взволновался так, что запотели стекла очков. Он снова достал сигарету, жадно прикурил, попыхтел, видимо, осмысливая услышанное, и решительно взял Настю за руку.

– Вам нужна помощь, моя дорогая. Я немедленно позвоню одному бывшему пациенту. У него есть связи в полиции.

– Не надо в полицию, – попросила Настя. – Они не станут помогать, даже если поверят, что я невиновна. Только хуже сделаем.

– Хорошо, но я в полиции не служу, поэтому попытаюсь вам помочь на добровольных началах.

– Спасибо, что верите в мою невиновность, Георгий Янович.

– Да о чем вы? У меня не было даже мига сомнений. Это или трагическая случайность, или дело рук человеческих, и, я вам скажу, недобрых.

– Считаете, кто-то хочет меня подставить? – усмехнулась Настя.

Это по-прежнему казалось ей неестественным, так бывает только в кино.

– Уже подставил, голубушка, и довольно успешно!

– Кто и зачем? – вскрикнула она. – Кому я мешаю?

– О, вы плохо знаете людей! Никогда нельзя быть уверенной ни в ком, особенно в близких! По статистике, девяносто процентов преступлений совершают те, на кого жертва и подумать не могла!