Однозначные истории

Между тем далеко внизу члены мятежной антиправительственной группировки как раз закончили приготовления к пуску новейшей ракеты класса «земля-воздух». Предводитель банды, невменяемый уголовник, был изначально далек от всякой культуры, совершенно не умел видеть альтернативу и за всю свою жизнь не прочел ни одного совместного коммюнике. Поэтому он безжалостно навел ракету в небо, где пролетал рейсовый самолет вроде бы солидной авиакомпании, и с идиотским хохотом нажал на гашетку. Ракета взяла старт.

В это самое время истребитель-перехватчик с опознавательными знаками одной псевдодемократической страны, подстрекаемый с земли своим безответственным и недальновидным руководством, вошел в чужое воздушное пространство и с провокационными целями приблизился на расстояние сорока метров к рейсовому пассажирскому самолету вроде бы солидной авиакомпании. Достигнув предусмотренной эксплуатационными характеристиками скорости, ракета отделила первую ступень. Двое в тюрбанах продолжали катить пулемет к пилотской кабине. Дружелюбные стюардессы начали собирать пустые стаканчики из-под минеральной воды. Ракета отделила вторую ступень, и в этот самый момент пилот перехватчика, нагло ухмыляясь в микрофон, на ломаном иностранном языке приказал экипажу лайнера немедленно сменить курс и приземлиться на территории одной псевдодемократической страны. Пока пилоты лайнера молча переживали эту неприятность, люди в тюрбанах наконец докатили пулемет до кабины и, просунув дуло внутрь, на еще более ломаном иностранном языке потребовали развернуть самолет и лететь в третью страну, по всем параметрам абсолютно недемократическую. Пилоты лайнера продолжали молчать, но их переживания усилились.

Новейшая ракета класса «земля-воздух», полученная по тайным каналам мятежной антиправительственной группировкой, самонаводилась на цель по запаху авиационного топлива. В тех случаях, когда у ракеты была возможность выбора, она, естественно, выбирала топливо лучшего качества. Псевдодемократическая страна, чей истребитель-перехватчик находился в сорока метрах от рейсового самолета вроде бы солидной авиакомпании, славилась исключительно высоким качеством своих нефтепродуктов. Летчик не успел катапультироваться.

Когда поблизости произошел взрыв, и лайнер сильно тряхнуло, люди в оранжевых тюрбанах сразу подумали, что это взорвалась адская машина, подброшенная в багажный отсек их заклятыми врагами в зеленых тюбетейках. Но вышло так, что у адской машины, действительно подброшенной в багажный отсек, в результате встряски за пять минут до взрыва заклинило стрелки антикварного часового механизма, и она не сработала вовсе. Однако двое в тюрбанах этого знать не могли. Посему они, бросив пом-пом, в панике достали из том-тома два парашюта, открыли переднюю входную дверь и выпрыгнули из лайнера. Расторопные стюардессы мигом закрыли за ними дверь, дабы не создавать дискомфорта остальным пассажирам.

Несколько минут спустя парочка в оранжевых тюрбанах благополучно приземлилась на пустынном горном плато, где среди голых скал безуспешно пытались пасти голодных верблюдов члены мятежной антиправительственной группировки – все, как назло, в зеленых тюбетейках…

А рейсовый самолет вроде бы солидной авиакомпании продолжил полет строго по графику. В салоне царила спокойная и располагающая атмосфера. Сто двадцать три пассажира оживленно обсуждали только что прочитанную свежую прессу. Проснулись десять пассажиров, возвращавшихся из долгосрочных командировок, и попросили пить. Все запасы минеральной воды уже были выпиты, но стюардессы сумели так дружелюбно ответить возжаждавшим десятерым пассажирам, что те мигом заткнулись, отпали на спинки кресел и вновь погрузились в сон.

Им снилось то, на чем они сэкономили деньги: пляжи, бунгало, коктейли под пальмами, яхты, шезлонги, рулетки, блэкджеки, полупоклоны официантов, кубики льда в хрустальных бокалах и девушки – стройные, темноглазые, в демократичных донельзя купальных костюмах.

Добрый выстрел

драматическое переосмысление детективной классики

Действующие лица:

Шерлок Холмс, он же Профессор Мориарти.

Доктор Ватсон, он же Полковник Моран.

Миссис Хадсон, она же Инспектор Лестрейд.

Манекен.

Полиция.

Сцена I

Непоздний вечер. Лондон. Смог и слякоть. Дом на Бейкер-стрит, 221b. Шерлок Холмс сидит за столом спиной к двери, шлепая картами по столешнице и саркастически комментируя ход партии. Крадучись входит доктор Ватсон.

ХОЛМС (не оборачиваясь): Здравствуйте, полковник.

ВАТСОН: Здравия желаю!.. Гм, однако вы обознались, Холмс.

ХОЛМС (оборачиваясь): Ах, это вы, Ватсон? Пардон, просто шаги знакомые, а я тут немного увлекся.

ВАТСОН: Что я вижу! Вы играете в карты сами с собой?!

ХОЛМС: В «переводного дурака», Ватсон. Вся фишка как раз в переводе.

ВАТСОН: Черт возьми, это феноменально!

ХОЛМС: Один момент, старина Ватсон… (шлепает картами и бормочет себе под нос) Десятка. Дама. Туз. Перевожу. А козыря, милейший, не хотите? Что, нечем крыть? Тогда получайте шестерки на погоны. Вы дурак, милейший! Дурак!! Поздравляю. Ха-ха-ха!

ВАТСОН: Кто именно дурак? Вы же играли сами с собой, Холмс.

ХОЛМС: Ах, да, чуть не забыл. Еще секундочку, старина… (залезает под стол и трижды кричит «кукареку») Ну вот и все, с этим покончено… (вылезает обратно) Теперь я к вашим услугам.

ВАТСОН: Знаете, Холмс…

ХОЛМС: О том, что вы только что посетили оружейный магазин и приобрели там духовое ружье? Разумеется, знаю.

ВАТСОН: На сей раз ваша догадливость опередила события, Холмс. Я еще не был в магазине, но я действительно собираюсь купить ружье и пришел к вам за советом. Вы, значит, рекомендуете духовое?

ХОЛМС: Немецкая модель, за сотню шагов может убить наповал. И практически бесшумно.

ВАТСОН: Похоже, это и впрямь то, что мне нужно.

ХОЛМС: Я, со своей стороны, тоже могу похвастаться приобретением. Взгляните сюда…

Подходит к стоящему в углу креслу и сдергивает с него покрывало. В кресле сидит манекен – точная копия Холмса.

ВАТСОН (обращаясь к манекену, изумленно): Вот так встреча! Мистер Мориарти?! Рад вас видеть, профессор.

МАНЕКЕН (глухо, не разжимая губ): Заткнитесь, полковник, старый вы идиот!

ХОЛМС: И то верно, дружище. Почему бы вам не заткнуться?

ВАТСОН (смущенно): Виноват. Возникла ошибка.

ХОЛМС: Эту прекрасную восковую фигуру я одолжил на время в музее своего имени. Она пригодится нам для охоты.

ВАТСОН: Охоты? На кого?

ХОЛМС: Всему свое время, коллега, всему свое время, и каждому свой срок. (звонит в колокольчик) Миссис Хадсон!

Сцена II

Те же и миссис Хадсон.

ХОЛМС: Меня сегодня никто не спрашивал, миссис Хадсон?

МИССИС ХАДСОН: Можно сказать что никто, сэр. Два раза заходил инспектор Лестрейд, но я сказала, что вас нет дома.

ХОЛМС: И правильно сделали. Незачем впутывать в наши дела полицейских ищеек. Этот Лестрейд ретив не по разуму. А теперь слушайте меня внимательно… (что-то шепчет ей на ухо) Вы все поняли?

МИССИС ХАДСОН: Ничего не поняла, мистер Холмс.

ХОЛМС: Превосходно, на это я и рассчитывал.

ВАТСОН: Лично я рассчитываю на ужин.

МИССИС ХАДСОН: Ужин будет как обычно.

ВАТСОН: То есть, опять пельмени с требухой? В Афганистане, больно раненый, я так скучал по настоящей английской кухне! Хоть бы разок состряпали яичницу с беконом или селедку с жареной картошкой.

ЛЕСТРЕЙД (сердито): Я вам не стряпуха, полковник! Но, если что, могу легко состряпать ордер на пятнадцать суток в кутузке!

МОРАН (приглядываясь): Пардон, инспектор.

ЛЕСТРЕЙД: Спокойной ночи, джентльмены.

МОРИАРТИ: И вам спокойной ночи, миссис Хадсон.

Сцена III

Поздний вечер. Пустой дом на Бейкер-стрит напротив дома 221b. Только что ненадолго развеялся смог. У окна второго этажа стоит профессор Мориарти. Крадучись входит полковник Моран.

МОРИАРТИ (шепотом): Сюда, доктор, осторожнее, не споткнитесь. Вы принесли духовое ружье?

МОРАН: Я вам не доктор, и нет у меня ружья! Вы опять обознались, черт вас возьми!

МОРИАРТИ: Пардон, полковник, уж очень знакомы эти шаги. Не понимаю, как можно красться с таким жутким шумом? Вы же матерый следопыт и зверобой, все лондонские клубы заполнены рогами и копытами из ваших охотничьих трофеев.

МОРАН: Да, но в лесу надо следить только за хрустом стручков, а здесь повсюду кучи стеклотары и одноразовых шприцев. К этому я никак не привыкну.

МОРИАРТИ: А что с духовым ружьем?

МОРАН: Чтобы его приобрести, требуется справка из полиции, но мы ведь условились…

МОРИАРТИ: Верно, с полицией лучше не связываться. Лестрейду палец в рот не клади, он не чета вздорному морфинисту Холмсу и тупому графоману Ватсону.

МОРАН: Вот почему я смог раздобыть лишь газовый пистолет. Между прочим, эксклюзивный экземпляр – сделан слепым, глухонемым и безруким немецким механиком.

МОРИАРТИ: Это фон Хер-как-его-там? Знаю такого, он еще и даун в третьем поколении. Ладно, попробуем обойтись тем, что есть. Взгляните на то окно. Видите Холмса?

МОРАН: Нет, профессор, не вижу никого, кроме манекена.

МОРИАРТИ: В том-то и весь фокус. Не правда ли, это занятно?

МОРАН: По мне так ничуть. Зато я вижу полицию – внизу целый взвод «бобби» и шпиков в штатском.

МОРИАРТИ: Это вон те, что стоят строем перед аптекой на углу? Однако, у вас острое зрение. Я слышал, будто вы в Афганистане издалека попадали в глаз тигру.

МОРАН: Не в глаз, а в пасть, и не издалека, а ближе некуда. С тех пор я инвалид. (смотрит на полицию) Интересно, что им всем нужно в аптеке?

МОРИАРТИ: Как это что? Покупают настойку боярышника. Служба у них нервная, а это снадобье помогает снять стресс.

МОРАН: Ну конечно же, черт возьми! Как я сам не догадался?

МОРИАРТИ: Внимание, появилась миссис Хадсон…

Сцена IV

Две минуты спустя. Квартира Холмса. Миссис Хадсон смахивает пыль с манекена. Запыхавшись, вбегают Шерлок Холмс и доктор Ватсон.

ХОЛМС (потирая руки): Дело на мази, старина, дело на мази.

ВАТСОН: Я ничего не хочу понимать, но полностью доверяюсь вашей дефективной методике. (обращается к миссис Хадсон) Здравствуйте, инспектор.

ЛЕСТРЕЙД: Мы уже сегодня виделись, полковник.

Внимательно смотрят друг на друга.

ВАТСОН и МИССИС ХАДСОН (хором): Пардон, возникла ошибка.

ХОЛМС: Скоро раздастся выстрел. Сейчас для нас главное: поймать момент. Если мы его упустим… Ага, вот и он! Ловите его, ловите!

Все трое бестолково мечутся по комнате, пытаясь поймать момент. При этом доктор Ватсон размахивает газовым пистолетом. Неожиданно манекен ставит Ватсону подножку и, выхватив у него пистолет, стреляет себе в висок.

МОРИАРТИ: Ну, вот и готово! Холмсу конец! (демонически хихикает и потирает руки)

МОРАН (разглядывая манекен): Экая дыра в башке! Добрый выстрел получился. Жаль только, не бесшумный.

ЛЕСТРЕЙД: Всем оставаться на своих местах! Именем закона!

ХОЛМС: Перестаньте вопить, миссис Хадсон. Где ваши манеры?

На лестнице слышен громкий топот. Вбегает Полиция, ранее стоявшая в очереди у аптеки.

ПОЛИЦИЯ (множеством голосов): Именем закона! Всем оставаться на своих местах!

ЛЕСТРЕЙД: Вот и я говорю им то же самое…

ПОЛИЦИЯ (множеством голосов): Будьте любезны заткнуться, мадам! Где ваши манеры, в конце концов?

МИССИС ХАДСОН: Как вы смеете так разговаривать со своим начальством?!

ХОЛМС (указывая на инспектора Лестрейда): Хватайте его, это профессор Мориарти!

Полиция хватает миссис Хадсон.

ВАТСОН: (указывая на Мориарти): Хватайте его, это полковник Моран!

Полиция хватает Холмса.

МАНЕКЕН (указывая на Ватсона): Хватайте и этого тоже, он доктор Ватсон!

Полиция хватает Ватсона и выводит его вслед за остальными арестованными. Манекен остается в одиночестве.

МАНЕКЕН (флегматично): Беда с этими легавыми – опять все ковры истоптали. А кому прикажете убирать? Миссис Хадсон в кутузке и вернется нескоро, из когтей Лестрейда так просто не вырвешься. Э, да ну их всех к лешему! Перекинуться, что ли, с собою в картишки? (ковыряет пальцем в дырявой голове) Неохота… Тоска… Однако же выстрел был добрым…

ПЫЛЬНО ПАДАЕТ ЗАНАВЕС

Спозаранние баллады

Утро джентльмена

Вставайте, сэр. Будь проклято вино:Вы справили в постель свои дела.«Из всех искусств важнейшее – кино»?Ну, снова закусили удила…Вставайте, сэр, пропели петухи.Не поскользнитесь – тут облеван пол.«Тройным» опохмеляться не с руки.Неважный каламбурчик: «Из двух зол…»Вставайте, сэр, вы в пух разорены —Какой вам вист, коль в голове лишь свист.Что значит «лишь бы не было войны»?Да вы еще к тому же пацифист!Вставайте, сэр, у вас с утра дуэль,Опять натащат секунданты грязи.Не стоило бросать в окно мамзель —Побойтесь Бога, вы ж не Стенька Разин!Вставайте, сэр, опаздывать нельзяНа посмеянье светским ветрогонам.А ваши полусветские друзьяКуда глядят? Как так «в наполеоны»?Поднялись, наконец. Заряжен пистолет,И кони ждут. Какие еще строки?Однако я не знал, что вы поэт —Недурненько про «парус одинокий».Ну вот, приехали. Противник уже здесьИ лыко вяжет – видно, знает меру.Его фамилия? Нет, вроде не Дантес…Нет, и не Пушкин… Вам пора к барьеру.Стреляйте, сэр, за чем же дело стало?Гвардейский капитан дает сигнал.Да, он гвардеец, но не кардинала.Какой еще там, к черту, кардинал?!Стреляйте, сэр, вам это не игра;Напоретесь на пулю шутки ради.И неуместно здесь кричать «ура» —Не забывайтесь, вы не на параде.…Вставайте, сэр, вас ждет кабриолет,Наглец извозчик требует уплаты.Вы зря в него бросали пистолет,Ведь он не танк, и это не граната.Вставайте, сэр, наложит доктор швы.Сюртук загублен – экое пятно!В одном, пожалуй, вы были правы:Из всех искусств важнейшее – кино.

Утро монарха

Вставайте, сир, уж налито вино,Рубином светит утренний бокал.В приемной Вас министры ждут давно,Судачат дамы про вчерашний бал.Вставайте, сир, остынет шоколад.Подрались в кордегардии пажи,Поэт Вам посвятил венок баллад,А шут принцессу матом обложил.Вставайте, сир, в стране неурожай,Холера и чума пустились в пляс.Долгов полно, в казне нет ни гроша,Сплотился не к добру рабочий класс.Вставайте, сир, проиграна война,Войска бегут, фельдмаршал в стельку пьян.Пресс-секретарь был пойман с бодуна,Когда за словом лез в чужой карман.Вставайте, сир, петицию внеслиК Вам пролетарии. Про цены, хлеб и мир.«Взашей каналий»?.. Ну-ка, вон пошли!Его Величество не прочь еще dormir…8Вставайте, сир, восстал уже народИ строит баррикады там и сям.Кто был ничем – теперь наоборот;Все хором шлют проклятия властям.Вставайте, сир, дворец Ваш осажден,Гвардейцы разбежались кто куда.Министры? Здесь. Приказов Ваших ждем.«Залить шары»? По пиву, господа!…Вставайте, сир, закрылся ларчик просто.Попытка мятежа не удалась:Пресс-секретарь вдруг разродился тостом,Чернь умилилась и перепилась.Вставайте, сир, одержана победа!Фельдмаршал стратегически созрелИ армию надменного соседа,Не приходя в сознанье, одолел.Вставайте, сир, мы перешли границы,Трофейных много хлеба и вина.Народ самозабвенно веселится,И все кричат: «Да здравствует война!»Вставайте, сир, здоровье Ваше пьем!Равняют строй гвардейские полки.В стране патриотический подъем…Король встает!! Подать Его чулки!!!

Серенада под сурдинку

Ночь, балкон, прикид неброский,Оттопырился карманБлагодатью поллитровки.Тихо, Маша – я Дубровский.Тихо, Люда – я Руслан.Ни к чему здесь тарантелла,И без музыки я пьян.Слово за слово, и к делу.Тихо, Дезя – я Отелло.Тихо, Изя – я Тристан.Ход конем – я на балконе,Надо только сделать ход.Как же ходят эти кони?Слышь, Венера – я Адонис.Дуся, я твой Дон Кихот.Что-то нынче я несмелый,Лезть по стенке мне не в кайф.Обойдемся без припева.Ша, Джульетта – я Ромео.Цыц, Анюта – я Чапай…Живо лестницу спускай!

Пока растут грибы

лесная быль

Раздававшийся по всему лесу уже долгое время и ставший привычным слуху низкий равномерный гул начал усиливаться и постепенно переходить в пронзительное, с присвистом, завывание, как будто где-то рядом в кустах разогревал турбины реактивный лайнер. Пыкин повертел головой и раздраженно поморщился. На просеку выползало, давя гусеницами молодые деревья, нечто огромное и уродливое, сплошь составленное из ребристых выступов, полусфер и вращающихся локаторов. Опустив корзину на землю, Пыкин заткнул пальцами уши и пошире открыл рот, пережидая, когда кончится эта неприятность. Самоходное сооружение меж тем попыталось сделать маневр, неуклюже ткнулось бронированной мордой в старую лиственницу, легко сорвав ее с корней и отшвырнув на десяток шагов, втиснулось наконец в просеку, победительно взвыло и, поднимая удушливый ветер, двинулось вверх по склону. Щепки, труха и пыль полетели Пыкину в лицо, он сел на пенек спиной к ветру, по-прежнему зажимая уши, и оглянулся только тогда, когда вой сменил тональность и корма чудовища, покачивая антеннами, начала сползать за бугор.

Волнение воздуха прекратилось, но вместо этого над просекой возникло и начало сгущаться вонючее синевато-молочное облако. Пыкин, кашляя и протирая глаза, вернулся к тому месту, где несколько минут назад заметил гнездо опят…

Два человека неторопливо шли по просеке сквозь газолиновый туман. Механическое сотрясение почвы скрадывало шаги, и для Пыкина появление перед носом двух пар измятых ботинок явилось полной неожиданностью. Подняв глаза, он увидел заросшие щетиной, покрытые грязью и струпьями лица и четыре маленьких блестящих капли в глубине ноздрей. Первый человек был одет в засаленный, обвислый на сгибах костюм-тройку, а второй, повыше ростом, был в джинсах и холщовой куртке с надписью «Эмбрион-4» на нагрудном кармане. Пыкин насторожился – он слышал, что в этих краях водятся одичавшие алиментщики. Общее молчание продолжалось около минуты.

– Грибы лучше не здесь собирать, – вдруг без всяких предисловий произнес человек в костюме. – Там, на горке, где сейчас проехал ихний агрегат, все опята на газу прожарились, осталось только сполоснуть – и ешь за милую душу, очень удобно… Кстати, вы часом не член Союза Сочинителей?

При этих словах оба незнакомца выжидательно уставились на Пыкина.

– Нет, – ответил он в некоторой растерянности, – я вообще-то беспартийный…

Бродяги переглянулись.

– Это хорошо, – промолвил «Эмбрион Четвертый». – Окажись вы членом, нам бы пришлось вас изничтожить.

– Все члены Союза Сочинителей – подонки и дармоеды, – пояснил его приятель.

– Нет, нет, что вы, я совсем ничего не сочиняю, – торопливо забормотал Пыкин, – и не пробовал никогда.

– А вы думаете, в Союзе кто-нибудь из них сочиняет? – «Эмбрион» вытянул руку и сделал странное движение кистью, как будто ее тыльной стороной отгонял мух или смахивал со стола фужер с шампанским. – Это Свинячье Стадо, Собачья Свора, Сатанинское Сборище, Союз Сифилитиков. Все они повязаны вкруговую, сплошное кольцо, рылами внутрь, хвостами наружу…

Утробный дизельный рев вырвался из чащи, остатки тумана заколебались и разом осели к земле.

– Эти места напичканы совершенно невозможной техникой! – в сердцах воскликнул низенький бродяга, делая вид, что отряхивает костюм. – И совершенно ненужной. Ей-богу, они доведут меня до публицистичности!

– Злодейская сила, – брезгливо буркнул второй. – Они сбивают ракетами тучи, чтобы здесь не было грибных дождей.

– А вы, мужики, сами-то чьи? – решился спросить Пыкин.

– Мы лауреаты, – гордо сказал «Эмбрион». – Мы живем здесь, в нашем русском лесу, и за далекие границы не уедем никогда, потому что мы истинные патриоты и к тому же у нас нет паспортов. Мы – люди огромной и потенциальной творческой силы. Я ПОЭТ, а вот он пишет прозой.

– ПРОЗОЙ, – поправил его второй лауреат.

Поэт кивнул.

– Такие, как мы, для них страшнее сифилиса, потому что мы – их творческая смерть!

Он кривозубо осклабился и с размаху ударил кулаком в небо. Пыкин невольно вздрогнул.

– Они нас боятся, – похвастался Поэт. – По крайней мере, меня они боятся наверняка. Если хотя бы пара моих стихов прорвется в печать, оболваненная Россия очнется и потопит в плевках их убогие опусы!

– Меня они боятся еще больше, – убежденно сказал Прозаик. – Их пугает сила моего таланта.

– Они боятся нас обоих, – согласился Поэт. – Они нас преследуют. Нас все время преследуют. И следят. Они за нами следят. Всюду полно людей с глазами специалистов. Они смотрят на нас этими глазами.

– Сами мы их никогда не видим, – добавил Прозаик. – Они специально обучены. Но мы их чувствуем, постоянно чувствуем. Я чувствую, как их взгляды ползут у меня по спине. И по голове, и под мышками. Это невыносимо… – В подтверждение своих слов он начал яростно чесаться. – Вы какой сорт курите?

Пыкин без лишних слов достал пачку «Примы». Лауреаты жадно схватили по две сигареты каждый и начали искать в карманах спички. Пыкин дал им прикурить.

– Никогда никого не видим живьем, – вздохнул Поэт. – Вы первый, кого мы здесь встретили за очень долгое время. С тех пор, как у них под землей начались эти взрывы…

Пыкин хотел было спросить, что за взрывы такие, но вместо этого лишь сочувственно покачал головой и стал вспоминать расписание электричек, уезжающих подальше отсюда.

– Господи, что это?! – вдруг воскликнул Прозаик, разглядывая свою сигарету. – Я вижу знак!

Поэт вздрогнул так сильно, что с его лица отвалилось несколько присохших кусков грязи.

– Да, это ЗНАК, – молвил он, также глядя на свой окурок. – Надо идти. У меня рождается мысль.

– У меня она родилась еще раньше, – сказал Прозаик. – Но это плохая мысль.

Уже уходя, Поэт внезапно обернулся и, глядя в упор на Пыкина, с расстановкой произнес:

– Так вы, говорите, не из Союза? – Пыкин виновато развел руками, и в тот же момент лауреат мощным броском дотянулся до горла грибника, свалил его наземь и начал яростно душить. – Я узнал тебя по специальным глазам… – хрипел он, сжимая пальцы.

– Забери у него рацию, – сказал, подходя, коротышка. – И пистолет. Может, и сухпаек найдется, их снабжают некисло.

Они быстро обшарили полумертвое тело, но нашли только перочинный ножик, бутерброд с докторской колбасой и маленькую луковицу. Поднявшись и не обращая больше внимания на свою жертву, лауреаты зашагали прочь. Громко прозвучала какая-то непонятно-ритмичная фраза. Пыкин лежал, впитывая обмякшим телом глухую вибрацию почвы.

– Спору нет, это вкусно… – услышал он. – А впрочем, пока растут грибы, мы ни о чем…

Низко над просекой с оглушительным треском пролетел не то очень большой вертолет, не то маленький дирижабль. Пыкин мучительно привстал и, опершись на локоть, принялся собирать в корзину рассыпанные грибы.

– И все-таки Пушкин был тоже ПОЭТ! – смутно донеслось издалека.

1988

Нас было много

пример челночной дипломатии на местечковом уровне

Нас было много, а их было еще больше. Мы стояли на мосту – старом деревянном мосту, перекинутом через речку в том месте, где она начинает превращаться в пруд, с другого конца подпираемый плотиной. Драться желания не было, потому что мы еще толком не успели выпить. А без выпивона и махаловка не в кайф. Потому мы тупо стояли, и они стояли тоже. Надо было что-то сказать. Первым попробовал Паша.

– Чуваки… – начал он и задумался.

Чуваки внимательно ждали. Следующее пашино слово означало либо драку, либо гнилой базар с неясным исходом. Гнилой базар Паше в голову не приходил, но и нарываться он не торопился.

– …хули вы… – сказал он наконец и снова впал в задумчивость. Чуваки насторожились: следующее слово было сказано, но это пока еще было не то самое слово. Понемногу мы и они начали выстраиваться напротив друг друга поперек моста. Машины по нему не ездят, да и пешеходы здесь редки, так что никто нам не мешал. Когда мы выстроились, стало видно, что их линия плотнее нашей: перевес у них был на три-четыре хари.

Надо сразу сказать, что люди мы немногословные. Нет среди нас великих ораторов, краснобаев и пустобрехов. И в заречной шобле с таковыми тоже напряг. Видать, и они еще не успели принять на грудь, а только шли в магазин, расположенный в сотне шагов за нашими спинами.

Паша потерял мысль, даже если она у него была изначально. Тогда пришлось подключаться Сереге. Он может порой сказануть этак с оттяжечкой, но только после того, как накатит. Однако сейчас он накатить не успел. Мы-то хоть по сотке дюзнули чисто для бодрости, а он подвалил с опозданием и догнал нас уже перед мостом, через который ему – как и всем нам – не терпелось перейти, чтобы культурно отдохнуть на полянке среди прибрежных зарослей.