Девочка и пёс

Но разглядывая сидящего перед ним новоиспечённого аристократа, Бока думал не только о неизвестной девочке. Он думал и о самом судье. О том что его ждет, как всё это будет и хотя вроде давно привык ко всему, всё же немного удивлялся тому что заготовил для своего подчиненного Томас Халид.

– У вас сегодня крайне необычный день, господин инрэ, – сказал Бока, – не так ли?

– Согласен, – улыбнулся судья, – думаю, я запомню его на всю жизнь.

– Не сомневаюсь.

118.

Карета остановилась.

– Площадь Навигатора? – С недоброй усмешкой спросил Бока. – Вы серьезно?

Судья, конечно, понял, на что намекает помощник герцога. Площадь Навигатора являлась одной из своеобразных достопримечательностей Аканурана и была местом почти легендарным. Самая обширная из всех площадей столицы, она находилась недалеко от портовых территорий и представляла собой настоящий перекресток миров. Сразу девять больших и малых улиц вливались в неё со всех сторон, приводя сюда разношерстную публику буквально со всего света. Здесь практически круглые сутки было весьма многолюдно и скапливалось громадное количество самых разномастных экипажей, чьи владельцы, презрев всякие нормы морали, пытались нажиться на гостях столицы, сдирая с них втридорога за любую поездку. Никакого порядка, замысла или планирования в этом хаотичном, бурлящем месте совершенно не просматривалось, городские власти определенно самоустранились от каких-либо попыток привнести сюда хоть какую-то видимость благоустройства и управления. По весьма неровному периметру площади, которая вообще была далека от каких-либо привычных геометрических фигур, в ветхих домишках и вполне себе основательных зданиях приютилось бессчётное количество магазинчиков, лавок, забегаловок, закусочных, кабаков, ночлежек, трактиров и совсем уж грязных и опасных притонов, в которых творились неблаговидные, непристойные, а то и попросту преступные дела. В темных, подвальных, зачастую жарких и смрадных помещениях алчущие и жаждущие предавались всем мыслимым порокам, даже самым гнусным и непотребным, а клиенториентированные хозяева притонов старались изо всех сил разнообразить спектр услуг, предлагая наслаждения и удовольствия на любой вкус и кошелёк. Именно здесь, на площади Навигатора, в отличие от остального города, можно было встретить в большом количестве, не только гордых и своенравных представителей славного вида homo sapiens, но и жадных и любопытных туру, молчаливых, неторопливых и словно бы сонных авров, настороженных, подвижных, целеустремленных лоя, в том числе и угрюмых, с тяжёлыми взглядами черных лоя, которые вообще-то редко покидали свои подземелья и пещеры. И совершенно естественно, что среди всей этой шумной, пестрой, разномастной толпы не стоило никакого труда затеряться. Никакие агенты, шпики, филёры и прочие соглядатаи не смогли бы долго удерживать нужного человека под присмотром, вздумай он действительно скрыться. Затесался в толпу, заскочил в какой-нибудь экипаж, нырнул в темный переулок, спрятался под плащом, зашел в какой-нибудь кабак или притон, у которых зачастую всегда существовали по 2-3 дополнительных выхода и всё, человек исчез. И для Боки было очевидно, что если судья задумал сбежать, то лучшего места в Акануране не найти. По многолюдности и суматошности с площадью Навигатора мог соперничать только Рыночный двор или просто Рынок, столпотворение и скученность там, усиленные наличием бесконечных торговых рядов и лавок были воистину ошеломляющи. Но хотя на Рынке возможно и было проще спрятаться, задача незаметно покинуть его уже представлялась гораздо более сложной, там имелось всего три хорошо организованных входа-выхода и взять их под контроль труда бы не составило.

Бока с недоверием и даже неприязнью глядел на судью. Тот спокойно сказал:

– Вы всерьез полагаете что я задумал сбежать? То есть по-вашему, я всё это затеял, чтобы превратиться в вечного бродягу и изгнанника, преследуемого лучшими охотниками за головами? Вам не кажется это бессмысленным, господин Бока? – Слово "господин" Мастон Лург произнес откровенно насмешливо.

– Где девочка?

– Я не знаю. Где-то там, – судья беспечно махнул рукой в сторону окна. – Я должен подать знак своему человеку, что всё в порядке и он приведёт её ко мне.

– Что за знак?

– Просто моё появление рядом с памятником Навигатору. Естественно без чьего-либо сопровождения.

Бока напряженно соображал. Приказ герцога был категоричен: во что бы то ни стало получить от судьи таинственного ребенка, не считаясь ни с чем и ни с кем. Если судья начнет юлить, тянуть время, играть в какие-то игры сразу же, жестко и безжалостно осадить его и надавить на него так как он, Бока, сочтет нужным. Главное чтобы результат был достигнут. Любыми средствами. И Боке совсем не нравилась мысль, что новоявленный граф перехитрит его и ускользнет в неизвестном направлении, каким-нибудь образом прихватив ту кучу денег, что он недавно получил. Да, конечно, судья прав, что в этом случае ему выпадет скрываться всю оставшуюся жизнь, но если он как-то сумеет оставить при себе все деньги герцога, то наверно это будет не такая уж и скверная жизнь, Шатгалла громадна и верховному претору не хватит никаких ресурсов прочесать каждый её уголок. А если к этому еще присовокупить все бесчисленные острова… Бока прервал себя. Он понимал что придется пойти на риск.

Мастон Лург выжидательно и иронично глядел на него. Боке очень хотелось сказать ему что-нибудь устрашающее, напомнить ему о том с кем он имеет дело, хорошенько припугнуть его, чтобы только вытравить из его глаз эту насмешку. Но он лишь коротко произнес:

– Ступайте.

Мастон раскрыл дверцу.

– Не волнуйтесь, господин Бока, всё будет хорошо, – почти весело сказал судья и вышел из кареты.

Однако как только он оказался на улице, произошла странная метаморфоза. Его охватил настоящий ужас. В ногах появилась слабость, в горле засаднило, а сердце сдавила болезненная тяжесть, даже как будто руки задрожали. Мастон Лург очень отчетливо представил себе, что они не придут. Что-то случилось, непременно что-то случилось. Не важно что, может хитрая девчонка как-то облапошила Галкута, может он сам вдруг почему-то передумал, поддался лживым и нелепым доводам совести, а может быть их взяли в оборот какие-нибудь хищные безжалостные подонки, которыми кишмя кишит этот проклятый город. Что случилось значения не имеет, но они не придут. Он может стоять возле Великого Навигатора хоть до следующего утра, но никто не появится. За исключением конечно темнолицего, хмурого Боки.

На едва гнущихся ногах судья медленно шагал к центру площади и в каждом встречном ему мнился соглядатай герцога. Он чуть ли не шарахался от каждого авра, видя в нём шанга из "Летучей команды" герцога. Мастон пытался взять себя в руки. Этот иррациональный страх вполне объясним, говорил он себе, особенно перед самой развязкой. Но всё будет хорошо, Галкут очень надежный и верный человек и мало есть ситуаций с которыми бы он не справился.

Гранитная громада Навигатора наплывала на него, а судье казалось, что его накрывает тень неумолимой судьбы, которая конечно же просто посмеялась над ним, щедро осыпав его роскошными дарами, но только затем чтобы через несколько часов насмешливо и беспощадно лишить всего. И Бока, жестокий и свирепый, своими кайхорскими ножами изрежет его на кусочки, пытаясь выведать, где находится этот странный, непонятный ребенок.

Судья так разволновался, что никак не мог точно вспомнить о каких знаках они договорились с Галкутом. У него даже вспотели ладони. Никогда прежде он такого за собой не замечал. Господи, как же страшно. Ничего на свете он не желал так как увидеть сейчас худое лицо своего слуги и дующуюся физиономию маленького своенравного ребенка. Эти два человека вдруг стали для него сосредоточием всей его жизни. И неприветливый Галкут, и вздорная девчонка уже представлялись ему самыми прекрасными на свете людьми.

Наконец он вспомнил про знаки. Если он будет держать в руках шляпу, значит не всё пока утряслось с герцогом и нужно подождать еще сутки. Если шляпа будет на голове, значит всё совсем плохо и Галкуту с Элен нужно бежать из Аканурана куда глаза глядят. Если шляпы вообще нет, значит всё хорошо и можно выходить. Покидая карету, он даже не вспомнил об этой глупой шляпе, но по счастью сейчас это было то что нужно. Потому что всё хорошо.

Он принялся медленно обходить монументальную фигуру Великого Навигатора – демиурга, сакральной культурного героя для всего народа Омо, ибо он тот кто провел человечество сквозь холодную тьму безжизненной черной пустыни и вывел к благословенным землям Шатгаллы. И Мастон Лург уже был готов молить сказочного полубога, дабы тот вернул ему черноволосую синеглазую девочку. Судья делал вид что рассматривает памятник, упираясь взглядом в его странные высокие ботинки с толстой рифленой подошвой. У ботинок не было ни шнурков, ни пуговиц, а лишь пара каких-то широких полосок, говорят скульптор лепил фигуру Навигатора по каким-то древним загадочным картинам, якобы чудесным образом запечатлевшим образ великого проводника человечества. Совершенно мимолетно Мастон отметил, что обувь Навигатора весьма напоминает ботинки Элен. Однако судья не задержался на этой мысли, нервно высматривая среди людей на площади высокую фигуру Галкута. И то и дело ему мерещилось, что он уже видит своего слугу и сердце графа радостно замирало. Но через миг вожделенный образ исчезал. И когда он действительно увидел Галкута, то сначала не поверил. Но через секунду, увидев и державшего его за руку ребенка, Мастон Лург буквально просиял. Безумный приступ счастья захлестнул его, затопил, закружил в радостном водовороте облегчения. Он едва не бросился им навстречу. Счастливая мысль о том что всё закончилось хорошо и впереди его ждут многие лета абсолютно свободной и приятной жизни звучала дивным серебряным колоколом у него в голове, отдаваясь сладким эхом в каждой частице его существа. И ему уже хотелось смеяться и петь, обнимать и целовать каждого встречного. И он едва ли не с нежностью глядел на этих двоих, высокого худого мужчину и хрупкую шестилетнюю малышку, таких вроде бы нескладных и беззащитных, но столь милых и дорогих его сердцу людей.

Они появились из хаотичного скопления разномастных экипажей на южной стороне площади, а вовсе не из одной девяти улиц, как ожидал судья. Ну конечно же, радостно думал он, так было мудрее и безопаснее, приехать сюда в карете и ждать в ней, оставаясь абсолютно скрытым от всех, Галкут молодец!

Он всё-таки не выдержал и пошел к ним навстречу. Остановившись друг перед другом, все трое некоторое время молчали. Судья счастливо разглядывал их. Галкут и Элен конечно же сразу обратили внимание на сияющее лицо судьи и оба поняли, что по-видимому тому удалось всё о чем он мечтал. Но ответить ему тем же они не могли. Оба выглядели уставшими, хмурыми и какими-то поникшими. Мастону даже показалось, что кровоподтеки и ссадины на лице Галкута приобрели еще более яростные цвета, опухшие места увеличились в объеме и его слуга выглядит еще жутче чем прежде. Обширный синяк на скуле девочки также вроде бы набрал силу, потемнел и отливал фиолетово-глянцевым свечением. Но это конечно ничего не значило.

– Всё в порядке? – Спросил Мастон, глядя на Галкута.

Тот кивнул.

– У тебя всё нормально? – Едва сдерживая улыбку, поинтересовался Лург у девочки.

Элен неприветливо поглядела на него. Очевидная радость этого человека была ей неприятна. Но говорить ему какие-то гадости, выказывать ему своё презрение ей совершенно не хотелось или скорее не было сил. Весь этот день её мучил страх, она пыталась убедить себя что для этого нет причин, но тщетно. Предстоящая крутая перемена её судьбы, неизвестность того как всё это будет, встреча с верховным претором, с тем кто купил её словно собачку и намерен использовать её в своих интересах с каждым часом пугали её всё больше и больше. Она пыталась как-то справиться с этим, но получалось плохо, в её прежней безопасной уютной жизни ничего подобного испытывать ей не доводилось. Страх встал комом в горле и уходить никуда не собирался. Тем не менее, пока они шли с Галкутом от кареты к судье, она с интересом разглядывала огромного, высотой метром 15, каменного человека, стоявшего на полутораметровом квадратном пьедестале. Она, конечно, сразу обратила внимание, что запечатленный в граните мужчина облачен в то что очень напоминает астрокостюм, универсальный технический комбинезон астронавтов со множеством карманов, застежек и магнитных держателей, а на ногах гравиботинки с липучками. Причем на левом предплечье мужчины определенно был прикреплен какой-то устаревший юнипад, планшетный биоинтерфейсный компьютер, а на груди висел электронный бинокль.

– Кто это? – Спросила Элен, указывая на памятник.

– Великий Навигатор, – охотно объяснил судья, – легендарный герой нашего народа, проведший человеческое племя через бескрайние мертвые пустыни и темные ледяные моря к обетованным берегам Шатгаллы.

"Неужели это кто-то из штурманов-навигаторов с корабля звездных переселенцев?", с удивлением подумала девочка. Судя по деталям его облика, скульптор явно видел какие-то изображения реальных астронавтов. Но Элен не понимала почему память народа Омо выделила какого-то одного человека из большой команды досветового корабля-ковчега, ведь наверняка каждый из этой команды внес свой вклад чтобы люди благополучно добрались до нового мира.

– Идемте, – позвал судья, – нас ждут.

Элен тут же напряглась.

– Кто?

– Человек герцога, его, так сказать, личный адъютант. Он в моей карете. – Мастон хотел предупредить девочку, чтобы она не болтала лишнего при нём, но не стал. Что такого лишнего она может сказать? Да и в конце концов теперь это всё уже не имеет значения. Ребенок ему больше не принадлежит и у Боки, как у представителя герцога, в какой-то мере теперь на него больше прав.

Подойдя к знакомой черной карете с красно-золотой эмблемой на двери, они остановились. Судья сказал вознице, молодому гвардейцу из Восьмого свода Палаты, что тот может возвращаться в Свод, его услуги больше не нужны. Затем повернулся к Галкуту и ободряюще улыбнулся.

– Ну что, прокатишь меня последний раз? – Весело спросил он. – До дома герцога на Тихом бульваре и обратно, в гостиницу "Этоли ривс"?

– Конечно, – Галкут взялся за скобу, собираясь взобраться на козлы.

Но судья вдруг положил руку ему на плечо.

– Галкут, – тихо сказал он с непривычной теплотой заглядывая в глаза своего верного слуги, теперь уже бывшего слуги, – всё закончилось. Ты свободен и богат. Твои деньги в гостинице.

Галкут медленно кивнул.

– Хорошо, господин инрэ, – также тихо проговорил он, собственно даже не понимая что он чувствует.

Элен, забираясь в карету, твердо пообещала себе, что даже не взглянет на человека герцога. Но очутившись внутри, ощутила на себе такой жадный и любопытный взгляд незнакомца, что не выдержала и посмотрела в ответ.

Молодой мужчина ей не понравился. Ни что-то конкретное в нём, а весь его образ в целом, равнодушный, жестокий и даже злой. Хотя она и сама затруднилась бы сказать из чего сложилось такое впечатление. Ни в его лице, ни в его фигуре, ни в его ауре не было чего-то такого, явно говорящего о дурном, свирепом, злобном нраве. Напротив, его открытое круглое лицо с большими зелеными глазами с высоким лбом и бровями вразлет в первый миг даже казалось добродушным и приятным. А его аура выглядела вполне незамутненной и без каких-либо ярких образований порочной натуры. И шрамы, самый длинный через левую скулу от виска и почти до носа, не уродовали его лицо, не пугали, не создавали мрачный ореол тяжелого прошлого, а скорее наполняли сочувствием, что, мол, вот, однажды парню не повезло. Но эта приятность длилась лишь первую секунду. А затем Элен словно оттолкнуло от него. Она остро ощутила его холодность, неприветливость, угрюмость, которые словно вплавились в выражение его лица, въелись в его темную загорелую кожу, в его безжизненные глаза, в его тонкие презрительные губы, в его короткие рано поседевшие волосы. И его аура, при более внимательном рассмотрении производила впечатление какой-то издерганности, измученности, двуличия, скрытности и на ней проступали пятна внутренней ожесточенности, почти озлобленности. Вкупе с его черной глухой одеждой всё это сливалось для девочки в отчужденный, бессердечный, гнетущий образ неприятного человека. Она не увидела на нём никаких украшений, орнаментов костюма, личных аксессуаров, никакого оружия и вся эта безликость лишь усиливала неприязненность его образа. Лишь на тыльной стороне правой ладони она увидела что-то личное, вытатуированную надпись, уходящую от костяшек пальцев под рукав камзола. На виду были только буквы: "Не вер".

Элен отвернулась к окну, шторки были раздвинуты и никто ей теперь не запрещал глядеть на всё что вздумается. И она вдруг осознала, что Мастон Лург ей больше не указ. Эта мысль породила в ней приступ унизительной горечи и какой-то отчаянной ожесточенной радости. Её продали, продали как вещь! Теперь у неё новый хозяин. Но по крайней мере ненавистный судья над ней больше не властен. Она может плюнуть ему в лицо и он ей ничего не сделает, ничего. Потому что этот неприятный мужчина со шрамами, адъютант верховного претора, не позволит ему, ни за что не позволит. Но приступ тут же сошел на нет и она ощутила почти тошнотворное бессилие и страх, верховный претор может оказаться настолько ужасным человеком, что она еще очень пожалеет что рассталась с судьей.

Увидев таинственную девочку, Бока тут же понял, что никакие родственные отношения ни с герцогом, ни с кем-либо из венценосных особ Агрона её не связывают. Уж слишком разительно она отличалась от них всех. Ни худосочный герцог Этенгорский с маленькими глазками и вздернутым носом, ни дородный длиннолицый король Доммер, ни рыжеволосая статная королева Амала вне всяких сомнений не могли породить на свет такое бледное чудо с огромными неестественно яркими синими глазами и глубоким абсолютно черным, словно чуть отливающим глянцем цветом волос. Теперь маленькая незнакомка стала для Боки еще большей загадкой и он несколько минут просто не мог оторвать от неё взгляда, схватывая весь её образ целиком и в тоже время застревая на деталях, вызывающих вопросы. Коротко остриженные волосы, здоровенный синяк и опухшая губа, странные высокие ботинки с толстой подошвой и непонятными застежками, облегающие брючки, удивительно чистые и гладкие, того же абсолютно черного цвета что и волосы хозяйки, необычного покроя чудесная нежно-кремовая куртка, опять же непонятно как застегнутая. Бока решил, что девочка определенно не из Агрона. Может она даже и не говорит на языке этой страны. Во внешности этого ребенка, пусть и завуалированные детской миловидностью и сглаженные еще младенческой пухлявостью и округлостью, явственно проступали черты истинной классической красоты. И Бока снова подумал, что она отпрыск какого-то знатного рода и именно поэтому представляет интерес для герцога. Он вдруг припомнил, что супруга Сайтонского монарха, королева Делия, которую он видел на портрете в галереи Заль-Вера тоже брюнетка и вроде бы у неё тоже синие или голубые глаза. Предполагать что перед ним сейчас её дочь было конечно на уровне бреда, но тем не менее, как глубокомысленно сказал себе Бока: на свете случается всякое. Он покосился на счастливого судью и с неудовольствием подумал о том что ему предстоит сделать, да еще и, как того требовал герцог, на глазах у этой малявки. И тоже отвернулся к окну. "Но кто это ей такой синячище на полморды припечатал?", лениво размышлял он, глядя на проплывающие мимо дома, "Вряд ли это судья руку приложил. Может сама в драке заработала." И Боке вдруг подумалось что она вовсе никакой не отпрыск знатной семьи, а должно быть какая-нибудь шпана-малолетка, вредная и дерганная. "И на кой она герцогу понадобилась?", снова спросил он себя.

119.

Уже совсем свечерело, когда Ронберг вернулся на Расплатную площадь. Соответственно его распоряжению площадь была пуста. Впрочем и без его приказов людям уже порядком надоела вся эта заваруха и они разошлись по своим делам. Остались только Эрим, Банагодо и им в подмогу несколько рядовых разбойников. Устроив два небольших костра на почтительном расстоянии от места где лежал Кит, они что-то варили в маленьких котелках и тихо переговаривались.

Ронберг подошел к костру, у которого сидели молодые бриоды. Те с любопытством глядели на своего пожилого товарища, решившегося на такой отчаянный, по их мнению, поступок.

– Темно уже, – неопределенно произнес Банагодо, подкидывая в пламя веточку.

Ронбергу и самому было не по душе встречаться с ужасной собакой в темноте, но откладывать до утра он не хотел. Во-первых боялся, что терзаемый сомнениями и тревожными мыслями, к утру может и вовсе передумать; во-вторых, если всё-таки с чудовищем удастся договориться, то возникнут кое какие неотложные дела, как раз для ночного времени.

– Ничего, я вот факел прихватил, – он показал палку с замотанной головнёй.

Эрим как-то странно посмотрел на пожилого бриода и поинтересовался:

– Может, Старый, сказать что хочешь напоследок?

– Тьфу на тебя, дубина горная, – сердито воскликнул Ронберг. – Что ты мелешь, какой еще последок?!

Впрочем, он тут же успокоился и предупредил:

– Смотрите только сразу оба не усните. Вдруг что понадобится, хочу чтоб хоть один услышал меня.

Запалив факел, он направился к ограде, доски которой казались чуть светлее окружающих сумерек.

Ронберг верил, что он решил загадку металлической собаки. Да и не было в общем никакой загадки. Нелепые слухи и страшные сказки о механических чудовищах Сандары, Королевы Лазурных гор, загадочной богини лоя ходили по Шатгалле уже не одну сотню лет. И никого кроме малых детей они по сути не интересовали и не тревожили. Хотя конечно иногда и взрослые, после сытной плотной трапезы, изнывая от скуки во время безделья, на привалах у ночных костров или трясясь в повозках в дальнем пути, с удовольствием рассказывали и слушали о немыслимых монстрах, порожденных пусть не всесильной, но весьма могучей богиней для собственного услужения и развлечения. Её вечная обитель располагалась в горах, все тайны руд, огня и недр земных были ей открыты и потому её верные слуги чаще всего были сделаны именно из металла. Обличьем они чрезвычайно разнились, имелись среди них и звери, и птицы, и насекомые, и деревья и даже некие ожившие камни. И все они двигались, шевелили своими лапами, крыльями, хвостами, глядели на мир застывшими черными глазами, а некоторые разговаривали и казались вполне разумными. Такое разнообразие среди монстров объяснялось тем, что Сандара всё-таки женщина, а потому и сама не знает чего она точно хочет и изобретает то одно, то другое, то третье. По предназначению все эти создания также весьма отличались друг от друга. Одни были скрытными наблюдателями, другие тайными убийцами, третьи развлекали богиню песнями, танцами и сумасбродными выходками, четвертые рабами-трудягами, добывающими руду, обтесывающими камни, крошащими скалы, прорубавшими проходы в горах и строившими бесчисленные подземные лабиринты, но самые многочисленные это конечно горные стражи, оберегающие покой великой Сандары. Они пожирали, раздирали на куски, ломали кости, отрывали головы, сжигали, топили всякого, кто дерзал не угодить богине тем или иным способом. В общем всё зависело от фантазии рассказчика.

Но Ронберг знал немного больше чем эти глупые сплетни и страшилки.

В молодые годы ему довелось спасти от жестокой расправы одного из черных лоя. Его звали Делающий Пыль и он был вождем Девятой трибы, одного из племен черных лоя. Озверелые кирмианцы пытались предать его лютой смерти через пронзание раскаленными прутами. Ронберг, в те времена лихой заправила в небольшом отряде таких же лихих головорезов, бежал с остатками своей шайки от разъяренных агронских пограничников, которые нашли его логово по наводке одного вероломного кирмианца, продавшего своих братьев-душегубов за тяжелый кошель серебра. При таком раскладе Ронберг и его товарищи естественно испытывали к кирмианцам весьма определенные чувства. И увидев что они творят, с лютой ненавистью напали на них и истребили всех до единого. Этот поступок совершенно неожиданно привел их к спасению. Делающий Пыль, в благодарность за своё избавление, показал им вход в подземелье и увел их в таинственные лабиринты тоннелей, оставив озлобленных пограничников с носом. Таким образом, Ронберг не только сохранил свою жизнь, ему и его людям грозила виселица, но и внезапно обрел друга среди тех, кого прежде почитал чуть ли не за животных.

Другим народам о Черных лоя известно было немногое. Они уродливы, кровожадны, искусны в изготовлении самых жутких ядов, способны восстанавливаться от чудовищных ран, живут в подземельях и пещерах, не любят солнечный свет, и до глубины души, если она конечно у них есть, ненавидят Белых лоя и свою королеву Сандару. Причина этой ненависти, как полагали жители Шатгаллы, проистекала из следующего. Давным-давно Сандара замыслила сотворить людей. Как известно, всякий уважающий себя бог или богиня рано или поздно приходит к мысли создать разумных тварей, которые будут восхвалять и почитать его или её ни бессловесным мычанием и покорным взглядом, а со всею силою изобретательного ума и страстью пылкого сердца, полностью осознавая величие, всезнание и бесподобность своего божества. Богу и богине конечно это будет приятно. Однако первый блин у Сандары вышел комом. Благообразные и мыслящие почитатели не удались. Вместо них вышли какие-то грубые отвратительные дикари с кровожадным нравом и безобразным обличьем. За такое творение Сандаре конечно было бы стыдно перед другими богами и богинями и она быстренько избавилась от черных лоя, убрав их с глаз долой подальше в земные недра, где им самое место, и навсегда позабыв о них. Вторая попытка прошла гораздо удачнее. Белые лоя вышли вполне симпатичными, умными, утонченными созданиями, искренне радующими свою королеву. И Черные лоя, презираемые всеми народами Шатгаллы и навсегда оставленные прозябать во тьме подземелий, вряд ли могли испытывать к своей богине и своим более счастливым собратьям что-то помимо бескрайней испепеляющей глубинной злобы и ненависти.