скачать книгу бесплатно
Подняв глаза, вижу, как мамаша, деревенская ласточка, вспархивает с гнезда за кормом. Без неё чириканье смолкает. Мама-ласточка знать не знает, что все её хлопоты – напрасная трата времени. Я разглядываю крохотные головки, высунувшиеся по краю гнезда, и жалею их – такие они маленькие и беззащитные. Но потом понимаю, птицам, считай, повезло. Они даже не узнают, от чего погибли.
Мы идём к кораблю по тропе, по которой многие наверняка прогуливались. Всё это мало напоминает официальное переселение с планеты Земля. От родителей я узнала, что, судя по экспертной оценке разговоров в Сети, очень многие неформальные и преступные группы подозревают неладное. Оказывается, не зря. Мой братишка, Хавьер, неожиданно замирает, когда мы выходим из-под завесы кедрового полога на открытое зелёное поле. Перед нами появляется чудовищных размеров корабль, похожий на богомола из хрусталя и нержавеющей стали.
– Петра?..
Хавьер хватает меня за руку.
На противоположном краю поля виднеется точная копия нашего корабля. Он так далеко, что кажется будто наполовину меньше нашего великана. Осталось только два корабля, и я понимаю, что один уже улетел. Папа сказал, что связь с ними исчезла, когда они приблизились к Альфе Центавра.
– Всё нормально, – успокаиваю я Хавьера, хотя и сама убежала бы в лес.
Из головы не идут Лита, учителя, одноклассники. Гадаю, как они там. Не хочется думать, что в панике прячутся, ведь от судьбы не уйдёшь.
Представляю, как Лита и Тиа Берта лежат под красно-чёрным одеялом с бахромой, пьют кофе с секретной добавкой и смотрят, как Огненный Змей возвращается домой.
«Берта! Жадничать нет смысла».
Лита хватает коричневую стеклянную бутылку и наливает густую жидкость того же цвета в кофейную кружку.
«Наверное, ты права, – отвечает Тиа Берта. – Рождество всё равно отменяется, так что нечего и экономить».
Берте Лита нальёт побольше. Они чокнутся глиняными кружками, долго будут потягивать кофе, прислонившись бок о бок к столетнему ореховому дереву Берты.
Такими я их и запомню.
Ещё до того, как родителей выбрали в полёт, многие занялись грабежом.
Когда я спросила маму, с чего это они вдруг, ведь добро скоро пропадёт, её глаза подозрительно заблестели.
– Люди в панике. Некоторые пускаются во все тяжкие, совершая то, чего и сами не ожидали. Но не нам их судить.
Я до сих пор не понимаю, как некоторые сохраняют спокойствие, а другие бесчинствуют.
Я должна быть счастлива, что родителей выбрали для полёта на новую планету Саган. А чувство такое, будто дали на Земле последний стакан воды, и я её глотаю на глазах у всех.
Я смотрю на комету и вздрагиваю. Ненавижу!
Мы с семьёй молча идём по лугу, за нами несколько учёных и ещё одна семья со светловолосым подростком – как муравьи организованным маршем в муравейник. Подойдя ближе, я замечаю вместо зацементированной стартовой коммерческой площадки свежескошенную траву.
Мама тихо говорит:
– Когда взлетим, вы даже не заметите, что прошло время. Так что нервничать не из-за чего.
Но приглядываясь к ней, я ловлю её на том, что она плотно зажмуривает глаза и трясёт головой, словно от этого всё улетучится.
– А прибудем на Саган, – продолжает она, – и все начнём сначала, как в фермерском хозяйстве. Там будут и другие дети вашего возраста.
Как-то мне от этого не легче. Новые друзья мне ни к чему. Я даже Торопыжку отпустила на свободу за домом Литы. Может, черепашка как-нибудь переживёт удар кометы, уйдя глубоко в свою нору, и заживёт без меня.
– Глупости, – бормочу я. – Может, рассказать им про мои глаза, и нас не пустят на корабль.
Мама с папой переглядываются. Мама берёт меня за локоть и отводит в сторону, улыбаясь другой, проходящей мимо нас семье.
– Что с тобой, Петра?
У меня на глазах наворачиваются слёзы.
– А как же Лита? Вам всё равно, что ли?
Мама прикрывает глаза.
– Ты не представляешь, как нам всем тяжело. – Она вздыхает и смотрит на меня.
– Тебе больно, понимаю, но сейчас не время.
– А когда оно наступит, это время? – говорю я, повысив голос. – Через сотню лет, когда её не будет в живых?
Светловолосый мальчик, обогнавший нас, оглядывается. Отец толкает его локтем в бок, и он отворачивается.
– Петра, мы точно не знаем, что произойдёт.
Мама украдкой косится на другую семью и теребит свою косу.
– Мне кажется, ты врёшь.
Мама переглядывается с отцом и накрывает ладонью мою руку.
– Сейчас, Петра, Земля не вращается вокруг тебя. Ты не задумываешься о чувствах других людей?
У меня чуть не срывается с языка, что Земля может вообще перестанет вращаться, но рука, за которую меня держит мама, вздрагивает. Обернувшись, я вижу, что мама вся дрожит.
Она кивает на вход, откуда мы пришли.
– Ты заметила за воротами людей?
Я отворачиваюсь. Мне не хочется вспоминать женщину, снимающую обручальное кольцо и подталкивающую ребёнка к вооружённому охраннику.
– Ну, пожалуйста, пожалуйста, – просит она одними губами, когда мы проходим через во- рота.
Как и предсказывали, эта молодая семья и сотни других каким-то образом выяснили, что правительство что-то скрывает.
– Да они отдадут всё, что угодно, лишь бы оказаться с нами на борту. – Мама наклоняется и смотрит мне в глаза.
– Ты хочешь улететь?
Я думаю о матери с маленьким ребёнком и о том, что могу никогда больше не увидеть папу, маму и Хавьера.
– Нет, – отвечаю я.
К нам приближаются женщина с девочкой. Они держатся за руки.
У девочки из капюшона торчит серебряный рог. Проходя мимо, она подозрительно меня оглядывает.
– Сума, тсс, – шепчет её мама, и девочка отворачивается.
Моя мама смотрит им вслед, и я понимаю, что она видела их взгляды.
– В общем, придержи сейчас своё мнение при себе, пожалуйста.
Мама проходит вперёд и догоняет папу с Хавьером.
Папа поднимает брови и качает головой. Я понимаю, что даже его терпению пришёл конец. Хавьер бежит ко мне и спотыкается о камень на тропе. Он падает на меня, и я ставлю его на ноги. Он берёт меня за руку.
– Всё хорошо, – говорит он, совсем как я ему раньше. На этот раз он ведёт меня.
Мы приближаемся ко входу корабля-богомола, и я делаю глубокий вдох.
Над нами нависает передняя часть корабля, размером с футбольное поле. Окна впереди похожи на длинные зубы в разинутой пасти от макушки до нижней челюсти. Две задние ноги врезались в землю, удерживая корабль на месте.
Вдали видны крохотные полоски на брюхе другого корабля-жука. Он взлетит вслед за нами.
Хавьер показывает на два отделения, похожие на крылья в конце корабля.
– Наши места там? – спрашивает он.
Папа кивает.
– Он больше моей школы, – шепчет Хавьер.
– Да, – притворно улыбается мама, словно пытается убедить, что мы идём в Диснейленд. – Не каждый корабль может перевезти так далеко столько людей.
– И мы будем спать? – спрашивает он.
– Да, как будто вздремнём, – отвечает мама.
Сон и его блага – единственная радость, которая сглаживает предстоящее путешествие. Однако, если Хавьер засыпает после обеда на полчаса, нам предстоит проспать триста восемьдесят лет.
Глава третья
Не пойму, как это я сразу не сообразила, что происходит, за неделю до отлёта, когда случайно услышала разговор родителей.
Они говорили в гостиной, понизив голос, – знаем мы эти фокусы.
Даже если они знали, что мы спим, всё равно не хотели, чтобы до нас долетело хоть слово.
Я схватила куклу Джозефину за голову и раскинула её тёмные волосы по подушке. Наверное, я лет пять не играла с Джозефиной, но держала её под рукой для подобных случаев.
Выйдя на цыпочках из спальни, я прошла мимо двери Хавьера.
Мерцающего света от его аквариума хватало, чтобы идти по коридору.
Из его комнаты донёсся довольно громкий шёпот, способный оживить даже Джозефину.
– Петра, ты куда?
Я поспешила войти к нему, и скрипнула дверью.
– Никуда. Просто попить.
Он перекатился в кровати, освобождая место. Вместо пижамы на нём была толстовка с капюшоном с изображённой на ней генетической бандой зверей, которую он не снимал три дня.
С тех пор, как китайские генетики воссоздали шерстистого Уолли и клонированный мамонтёнок вышел на мировую сцену, у каждого ребёнка лет восьми была толстовка с Уолли в центре на груди, маленьким гипакрозавром с одной стороны и птицей додо с другой. Хавьер протянул мне книжку «Мечтатели»[6 - Юи Моралес. «Мечтатели».], настоящую, бумажную, доставшуюся ему от отца. Книга была старая, написанная задолго до появления либрекса и генераторов историй.
– Не сейчас, Хавьер.
Я поставила его любимую книгу на полку над кроватью.
– У-у-у, – заныл он.
Вдруг мама с папой повысили голос, и я приложила к губам палец.
– Тише. Мы уже должны спать.
Я наклонилась поцеловать его на ночь и ушибла о кровать ногу. Закрыв рукой рот, я повалилась рядом с ним.
– Прости, – прошептал он.
– Ты тут ни при чём, – буркнула я, растирая на ноге палец. – Я не рассчитала. Глаза подвели.
Хавьер схватил меня за руку.
– Не переживай, Петра. Я буду твоими глазами.
К горлу подкатил комок, и я обняла брата. Взяв его ручонку, погладила пальцем созвездие родинок у сгиба большого пальца, молчаливое послание, о котором знали только мы. Я устроилась рядом с ним на подушке, и мы смотрели, как плавает со дна на поверхность аквариума и обратно африканская карликовая лягушка. С длинными перепончатыми ногами она была похожа на мексиканский томат с торчащими из него зубочистками.
– Ну ты её и раскормил.
– Её зовут Толстушка, так что всё в порядке, – ответил Хавьер.
Я хихикнула и стала гладить родинки, пока не услышала его сонное дыхание.
Из-за корешка «Мечтателей» я увидела, как мама взглянула на нас внимательными и добрыми, как у Литы, глазами.
Я сползла с кровати Хавьера на пол. В коридоре было темно, и я решила, что до гостиной, чтобы подслушивать, безопаснее добраться ползком. Так я чувствовала обстановку на ощупь и, ни на что не налетая, подобралась к книжному шкафу.
– Это как-то отвратительно, – говорила мама. – Сто сорок шесть дежурных на каждом корабле – всё, что нужно, чтобы человеческий род продолжался с достаточным генетическим разнообразием, даже если все остальные погибнут.
Они часто шутили так, обмениваясь научными гипотезами.
