Последний день в… Париже

«Который час?» мелькнула мысль, но тут же ушла в небытие, как и все мои воспоминания о вчерашнем вечере. Моя память никогда еще не была на уровне… амнезии после удара по голове.

– Жива? – Кристина склонилась надо мной, протягивая ледяную минералку, капли которой соблазнительно стекали по запотевшим стенкам бутылки. Ах, вода, спасительная вода!

Я медленно поднялась.

– Жива… – прохрипела я, потирая помятое лицо ладонью.

Приняв у подруги бутылку, я нетерпеливо открутила крышку и жадно пригубила. Я чувствовала себя словно пленница своего собственного тела, где каждый сигнал – это крик о помощи. Хотелось спрятаться под одеялом и забыть, что похмелье – это не просто состояние, это философия, урок жизни: за каждым «хорошо» непременно приходит «плохо».

– Мы за тебя волновались, – Соня уселась на край моей постели.

– И ждем с нетерпением подробностей! – глаза Кристины загорелись огоньком. Я знала этот взгляд с детства; так страстно она ждала разве что свежей сплетни. – Никогда тебя такой не видела. Ты пришла домой в таким выражением лица, будто только что выиграла в лотерею.

– Просто накурилась, – все внутри сжалось от тошноты, которая поднималась из глубины желудка. – И почему у меня…эээ… жутко жжет задницу?

Воспоминания вспышками появились из омута забвения: вот я лежу на кресле, крепко сжимаю чьи-то мужские плечи, впиваясь пальцами в рельефные мышцы и закусываю губы, сдерживая крики боли…

– О, нет! – я коснулась места где поясница переходит в ягодицу и зашипела от боли. – Нет!

Забыв о том, что не в ладах с собственным телом, я высвободилась от кокона из одеяла и, встав на ноги, подбежала к гардеробу с большим зеркалом в пол. Быстро спустив штаны, я громко охнула, когда увидела повязку, приклеенную медицинским пластырем.

– Ты что сделала татуировку на заднице?! – глаза Кристины расширились в недоумении. – Серьезно? Ты?!

– Покажи! – Соня подошла ближе, чтобы убедиться, что зрение ее не подводит.

Я осторожно сняла повязку, задерживая дыхание. На правой ягодице витиевато запечатлелась надпись, и это была вовсе не мудрая фраза на латыни или зашифрованное послание вселенной. Всего лишь крупными, размашистыми буквами, почти на всю половинку: «Алекс».

– Твою ж мать! – прошептала я. Голова снова загудела, а сердце забилось в такт неизвестному ритму.

Пытаясь собрать мысли, я с трудом воссоздавала вчерашний вечер. Яркие вспышки: смех, улыбка на лице с легкой щетиной, серые как утренний туман глаза и губы…

– Твою жеж мать! – простонала я тихо, прикрывая снова повязкой рану, и оседая на край постели. – Я… я ничего толком не помню.

Кристина прыснула от смеха и закрыла рот рукой, понимая, что ее реакция сейчас неуместна. Соня присела напротив меня, заглядывая в мои глаза.

– Ты – ходячая энциклопедия, – ее щеки пылали от сдерживаемого веселья. – Умудряешься запоминать все на свете, но не знаешь, как у тебя на заднице оказалась татуировка с мужским именем?

Кристина первой расхохоталась.

– Ты конечно собиралась пуститься во все тяжкие, – сквозь смех говорила блондинка. – Но чтоб настолько!

– Перевыполнила план за один день, Эйнштейн.

– За одну ночь! – поправила Соню Крис.

Казалось, кто-то вырвал страницы из моей памяти. Внутри росло чувство беспокойства. Может быть, это просто утреннее похмелье? Я приду в себя и все вспомню.

– Еще и с горячим парнем покувыркалась, – ржала блондинка. – Просто отвал башки!

– Что? – я не могла поверить собственную безбашенность. – Я? Не может быть…

– Ты просидела почти до утра на ступеньках клуба вместе с тем парнем, – Соня нежно погладила мое колено. – Мы присматривали за тобой, а потом ты написала, что едешь к нему.

– И вы позволили? А вдруг бы он оказался маньяком или серийным убийцей?

– Он показался нам приличным. Ну, и мы, конечно же, следили по GPS, были начеку, – объяснила Крис. – Обижаешь.

Это была наша проверенная схема, мы давно уже установили приложения для родителей и детей и приглядывали друг за другом, когда кто-то из нас уходил на свидание с незнакомцем. Хотя, это в основном касалось Кристины. Соня в жизни не была ни с кем на свиданиях. А я была на паре-тройке после расставания с Пашей, но ничего особенного, в основном с бывшими сокурсниками и баристой из кофейни напротив дома.

– Что между вами было? Ты вообще ничего не помнишь? – Крис наконец успокоилась, но, все еще жутко забавлялась моей забывчивости.

Я смотрела на подруг растерянными глазами и покачивала головой, запутавшись в том, что на самом деле было, а чего не было. Смутный образ Алекса всплывал, отчего-то напоминая молодого Джареда Падалекки. Вообще-то, это крайне странно! В памяти еще были свежими ощущения его рук, которые мягко обнимали мою талию, притягивая ближе, и я почувствовала тепло его тела.

– Кажется, мы целовались… – я коснулась своих губ, болезненно чувствительных и немного припухших, а кожа на подбородке горела, будто истертая жесткой щетиной.

– И? – брови Сони согнулись домиком. – Вы переспали?

– Я… – я закрыла глаза, тщетно пытаясь выудить ответ из глубин сознания, едва слышно заскулила. – Не зна-а-аю!

Подруги обняли меня с обеих сторон, стремясь успокоить охватившую меня панику.

– Ничего, ты все вспомнишь, сейчас поужинаем, прогуляемся, алкоголь выветрится и… – голос Сони был мягким и ободряющим.

– Поужинаем? – в шоке я отшатнулась, окидывая взглядом номер с задернутыми занавесками и тусклым светом единственного ночника. – Я проспала до вечера?

– Не переживай, мы тоже хороши, – игриво хихикнула Крис. – Дрыхли, едва не проспали встречу с гидом.

– О, кстати. Ты не против ночной экскурсии? – спросила Соня, нежно сжимая мои ладони. – Выдержишь?

– Сегодня?

– Естественно! Наша Сонюшка не могла просто так потратить день отпуска на безделье. – Кристина притворно нахмурилась, но в ее голосе не было и тени упрека. – Двухэтажный автобус и три часа обзорки, а?

– А завтра в Лувр! – вдохновленно сообщила подруга, поправляя очки на переносице. Она всегда стеснялась носить очки, предпочитая линзы, надевала их только при близких.

– Эта поехавшая заставит нас осмотреть весь Париж за десять … Пардон, уже за восемь дней.

– Я за любой движ, вы же знаете, только… – взяв бутылку, я пила, чтобы выиграть время для размышлений, – если вы пообещаете не напоминать мне о происшедшем вчера и о моей… татуировке.

– Что было в Париже, останется в Париже! – кивнула Соня.

Мы пожали руки, как команда спортсменов перед соревнованием. Но Кристина была бы не Кристиной, сели бы сразу не нарушила клятву, высказав мысль вслух:

– О, надеюсь, что татушка – это самое страшное, что тебе досталось от твоего таинственного Алекса!

При этих словах я прыснула водой и, испуганная, виновато уставилась на подруг. Это же просто ужас! Когда я обещала себе отпуск без оглядки на последствия, я вовсе не подразумевала тату на заднице или, убереги боже, сувенир в виде букета венерических заболеваний…

– О, боже! – в отчаянии вцепившись в разноцветные косы, я прошептала. – Девочки, я уже готова умереть… от стыда.

***

В ночном свете Парижа, я сидела на верхнем этаже туристического автобуса. С бледным лицом и усталым взглядом, я пыталась сосредоточиться на величественных зданиях, которые проносились мимо. Эйфелева башня, словно гигантская спица, пронзала небосвод, но ее красота казалась далекой и недосягаемой. В ушах звучал гул голосов экскурсовода, но слова сливались в неразборчивый поток, не оставляя ни следа в сознании.

Каждый поворот автобуса приносил новую волну тошноты, а запах свежей выпечки из ближайшей булочной лишь усиливал страдания. Я закрыла глаза, желудок протестовал, а голова стучала, как будто внутри нее кто-то пытался выбраться на свободу.

Париж кружился вокруг меня, как карусель, полная ярких огней и смеха, но я оставалась в своем собственном мире – мире похмелья, страха и сожалений. И пока остальные туристы восхищались видами, я лишь мечтала о том, чтобы это путешествие закончилось.

Я пообещала себе, что больше никогда не буду столько пить. Тем более, курить!

А вы часто даете себе обещания, которые не можете выполнить? Я – только что.

***

Прошло всего несколько часов экскурсии, но я успела выпить достаточно воды, чтобы лишь одна мысль вертелась в голове, когда мы вышли из автобуса: где бы найти туалет.

– Ты как? – Соня взяла меня под руку. – Выглядишь бодрее. Таблетка помогла?

– Кажется, да… – ответила я, безуспешно высматривая в темных переулках открытую кофейню или любое заведение, где можно было бы попроситься в уборную.

– Не знаю как вы, но я сейчас описаюсь, – вкрадчиво прошептала Кристина, встраиваясь между нами и обнимая нас обеих за плечи.

– О! Я тоже! – вздохнула Соня, закатывая глаза в отчаянии. – Все бы отдала, только чтобы оказаться в номере.

– А ведь нам еще идти минут двадцать, вы помните? – я была готова заплакать, глядя по сторонам и пытливо припоминая дорогу до гостиницы. – Лишь бы не заблудиться.

– Тьфу на тебя! – шикнула Соня, явно испуганная этой перспективой.

– Пофиг, давайте вызовем такси? – Кристина, быстро достав телефон, заметила: – Черт! Ближайшая машина только через пятнадцать минут. Дойдем сами.

– Если только бегом, – я начала приплясывать.

– Мой мочевой пузырь вот-вот взорвется, – согласилась Соня.

Оглядывая древние каменные здания, окружавшие узкий проезд, я пыталась придумать выход. Плющи и цветы обвивали металлические решетки вдоль глухих стен, за которыми скрывался небольшой, неосвещенный и, вроде бы, безлюдный сквер.

– Пофиг, – прошептала Кристина, направляясь к кустам, словно угадав мои мысли. – Давайте, девочки, от стыда еще никто не умирал.

Я поспешила за подругой.

– Ну, нет, – запротестовала Соня, семеня следом. – Что, если кто-то нас увидит?

В сквере ровно подстриженные кусты надежно укрывали нас от любопытных взглядов с улицы и проезжей части. Идеальное преступление.

Мы сели в ряд, ощутив долгожданное облегчение. Кристина захихикала первой:

– Селезнева, можешь отметить еще одно достижение – умудриться описаться в центре Парижа.

– Спасибо, что не на Елисейских полях, – подхватила я.

– Вызов принят! – цокнула Крис. – Но, те, наверное, хорошо охраняются,

– Вы чокнутые дуры! – зашипела Соня.

Мы снова рассмеялись, но смех внезапно прервался светом фонарика, скользнувшим по нашим силуэтам.

– Что вы это дамочки тут делаете? – произнес строгий голос на французском.

– Бежим! – Кристина первой рванула куда-то вдоль кустов, толком даже не встав, сверкая голой задницей.

В визгом мы побежали за ней, как могли, в полуприседе, как крабы.

Едва успев натянуть шорты, я ощутила учащенный пульс, как будто меня преследуют за серьезное ограбление. Перепрыгнув через клумбу, мы наткнулись на второго полисмена, буквально упав к его ногам.

– Вот жеж твою мать… – прошептала я, опуская голову.

– Нас задержат? – Соня едва дышала, в панике глядя то на меня, то на Кристину. – Вик, что они говорят? Что?

– Читают права, – тихо ответила я, осознав, что мы безнадежно попались.

– Эпично пописали! – Крис, похоже, вообще ничего не могло расстроить, она улыбалась.

– Девочки-и-и, – Соня готова была разрыдаться.

Нам объясняли правила поведения в общественных местах на французском языке, застегивая на нас наручники.

– Эйнштейн, придумай хоть что-нибудь! Самое, блин, время! – попыталась пошутить Крис, строя глазки одному из полицейских, который оказался очень привлекательным.

– Эээм… ты говорила, что я вчера превзошла план по безбашенному отпуску, – старалась сохранять спокойствие, говорила я. Мы не совершили ничего особо криминального. Но мало ли какие тут у французов настроения. – Что думаешь сейчас?

– Я думаю, что ты способна на большее, – Кристина пожала мою руку. Наручников было только две пары, и нас заковали вместе.

– Нас посадят, – Соня рыдала. – Я должна была позвонить Артему после экскурсии. Он будет волноваться.

Нас привели к патрульной машине, усадив на заднее сиденье.

– А ведь точно, у нас же есть право на звонок, – озарила мысль.

– Думаешь позвать принца Алекса нас спасать? – Кристина ерзала, расталкивая нас в стороны пытаясь сесть поудобней.

Боль в районе свежеиспеченной татуировки напоминала мне о вчерашней ошибке. Уж кому я точно не хотела звонить, так это Алексу. Тем более просить освободить нас из тюрьмы, учитывая что я толком не помнила, что между нами было.

– Я не о нем… Жан и Поль дали свою визитку. Я запомнила их номер.

– Ты – мозг! – Кристина чмокнула меня в щеку. – Вот теперь я обожаю твою память!

– Ага, – отозвалась я, отворачиваясь к окну. – Жаль, что она надо мной как-то странно прикалывается в последнее время.

Кто бы мог подумать, что наше путешествие по Парижу продолжится из полицейской машины. Похоже, мой список пополнится исключительно придурочными событиями. Раз уж такая я фартовая.

Когда нас доставили в участок, мы снова выслушали лекцию о правилах поведения в общественных местах, но уже на английском. Затем нас оформили и определили в изолятор, дожидаться пока за нас не внесет кто-нибудь залог. Кристина пустила в ход все свое очарование и добилась разрешения на один звонок. Жан и Поль согласились приехать, внести залог и поручиться за нас. Хорошо, что сумма была посильная, и мы намеревались вернуть ее во что бы то ни стало.

– Это треш! – вздохнула Кристина, вытягивая ноги, прислонившись затылком к стене и закрывая глаза. – А я так мечтала выпить шампанского в номере с фруктами, что мы на рынке купили с Соней, пока ты дрыхла.

– Еще успеем, – ответила я, понимая, что после такого «путешествия» точно бы не отказалась от пары бокальчиков, несмотря на данное себе же обещание пока не пить.

Мы трое замолкли.

Тишина была тяжелой, почти осязаемой, нарушаемая лишь отдаленными шагами охранников и звоном ключей. Каждая клетка моего сознания напоминала о том, что я здесь по собственной вине и по самой тупой причине из всех возможных. Сердце колотилось в груди, как птица, пытающаяся вырваться на свободу. Воспоминания о том как мы – три курицы – погнали с визгом, даже штаны не надев, что-то сделали с моим мозгом. Я улыбнулась.

Кристина тоже рассмеялась. А Сонечка укоризненно заскулила:

– Ну, де-е-евочки!

Мы засмеялись еще громче.

День третий

Утром мне снился восхитительный сон-воспоминание.

– Почему ты сидишь здесь один? – мой язык заплетался, и я проговаривала слова медленно, скрывая опьянение от одной затяжки. – И грустишь.

Я не могла отвести взгляда от его лица, завороженная стальным цветом его глаз.

– Разорвал помолвку – как тебе такое?

– Случайно, не в «Жюль-Верне»? – теперь я вспомнила, где видела его спину. Он кивнул, и я осмелилась добавить: – А она красотка! Ты уверен, что правильно поступил, бросив ее?

Алекс сделал затяжку и вернул мне сигарету. Я невольно сосредоточилась на фильтре, думая о том, что он только что касался его губ. Перевела взгляд на его рот и застыла.

Полные, с нежным контуром, чувственным изгибом – идеальные. Их цвет был насыщенным, с легким блеском, который играл на свету. Каждый раз, когда он говорил, губы чуть раскрывались, обнажая белозубую улыбку.

– Ты на меня пялишься, веснушка? – без малейшего смущения улыбнулся он, словно наслаждаясь моим возрастающим интересом.

– А ты мог бы сделать вид, что не замечаешь, прояви хоть немного такта, – возмутилась я, вернув внимание сигарете. Вторая затяжка вызвала меньше кашля. Я делала успехи. – И не отвлекайся, ты рассказывал историю о разрыве. Помолвка. Что произошло?

– Нора, она… – он нахмурился, погружаясь в неприятные мысли, – мы знакомы с детства, наши семьи дружат, и нас почти сосватали с пеленок. Сначала я не был против – если уж связывать себя с кем-то, то с Норой. Она хотя бы не возражала…

– Против чего?

– Против моих странностей, – с многозначительным ухмылкой отметил Алекс, пристально изучая мое лицо в ответ на наглое разглядывание.

– Мне стоит уточнять что за странности?

Он поджал губы, задумчиво опуская взгляд, затем рассмеялся и покачал головой.

– Ты не захочешь знать.

– Удиви меня.

Он медленно поднес сигарету к губам, искорка зажженного огня на кончике мягко осветила его лицо. Каждый вдох приносил ему мгновение спокойствия, каждый выдох – легкое ощущение освобождения. Он закрыл глаза, позволяя себе погрузиться в свои мысли, а потом заговорил:

– С чего начать-то… В детстве я ужасно заикался. Не вылезал от логопедов. До сих пор иногда проявляется, когда нервничаю. Особенно с красивыми девушками, – на этих словах он с улыбкой оглядел меня.

Я же насупила нос.

– Сейчас ты не заикаешься, – заметила я.

«Я что, не красивая?» – хотела добавить, но видимо недостаточно выкурила, и не решилась.

Алекс показал сигарету, объясняя ею свою храбрость рядом со мной.

– Нора с детства была единственной, кто не насмехался над этой особенностью.

– Но это не повод жениться.

– У меня на фоне этого проявились признаки ОКР, приступы агрессии, жестокости, которые трудно контролировать.

– С кем не бывает, все могут психануть, – пожала я плечами, улыбаясь. Знала, что травка искажает реакцию на его серьезное откровение.

– Меня много раз задерживали, подростком я был… не подарком.

– А кто им был? Знал бы ты какой я была несносной в четырнадцать! Главное, найти способ выплеснуть гнев.

– Я нашел… своеобразный способ…

Наши взгляды пересеклись. Я выдержала его красноречивый опаляющий взгляд от которого все волоски на теле встали дыбом.

– Ты типа признаешься мне, что ты – Декстер? – тихо прошептала я и моргнула, отгоняя от себя окутывающий сладкий морок, его взгляд меня буквально обездвижил.

– Нет, я не маньяк, веснушка, – он улыбнулся, оглядывая меня как-то чересчур плотоядно, – будь уверена, ничего плохого тебе не сделаю.

– Утешил, – я шуточно смахнула пот со лба, неловко усмехнувшись. Как ему сказать, что моя реакция со страхом вообще никак не связана? – Тогда кто ты? Чокнутый фетишист или… не знаю, у меня с фантазией сейчас туго.

Алекс задумчиво потер нижнюю губу, и я не смогла отвести глаз. Он заметил и с улыбкой убрал руку от лица. Чтобы скрыть свое смущение, я затараторила:

– А ты знал, что фетишизм может проявляться не только в сексуальных предпочтениях, но и в обычной жизни? Например, многие люди могут испытывать сильное влечение к коже или латексу, и это может влиять на их выбор одежды или аксессуаров. Типа как ассоциация с комфортом, безопасностью или даже властью…

– Веснушка? – позвал Алекс, в ответ коснувшись моей щеки рукой. – Тише…

Может, это все наркотический дурман, но мои ощущения от его прикосновения усилились. Меня прошибло мурашками, я закрыла глаза, чувствуя будто падаю.

– Сколько тебе лет? – с тихим смехом задал он вопрос.

– А что? – потерлась о его ладонь, не в силах удержаться, как кошка, жадно ласкаясь к нему.

– Не хочу, чтобы меня осудили еще и за соблазн малолетней.

Я распахнула глаза, испуганно уставившись на парня, в абсолютной уверенности, что он пошутил. Секунда за секундой шло время, а он все еще смотрел на меня, ожидая ответа.

– Двадцать два, – я проговорила, сглотнув нервно. – А тебе?

– Двадцать восемь. Сегодня исполнилось.

– Невероятно! – я часто заморгала, пораженная его признанием. – У тебя день рождения? Почему ты не сказал?

Он отнял руку от моего лица, и в тот момент, когда его нежное прикосновение исчезло, меня охватила легкая грусть.

– Прости, что не сижу тут с плакатом или колпаком на голове, – усмехнулся Алекс.

– Зато с травкой! – я хихикнула, делая затяжку. – Кстати, забористая дрянь! Меня даже приглючило, будто ты намекнул, что хочешь меня трахнуть.

– Подарок от младшего брата, как и прочее… – Алекс разглядывал меня с лукавой улыбкой, добавляя. – И да, хочу.

Ох! Вот как реагировать? Мозги вышибло нафиг…

– На чем мы остановились? – я вернула ему остаток сигареты. Он докурил, затушил бычок и ловко бросил его в мусорный бак.

– Ты хотела узнать о моем способе выплескивать гнев, – напомнил он, его глаза посмотрели прямо в мои.

– Расскажешь?

– Я бы даже показал, но… боюсь ты не оценишь.

– Как знать.

Я снова громко сглотнула.

Дверь вдруг открылась, и наружу выбежала Кристина, за ней потянулись клубы дыма и шум музыки.

– О! Вот ты где! – подруга с беспокойством посмотрела на меня, а на парня рядом с интересом. – Все в порядке?

Я показала «класс», не в силах ответить, все еще ошеломленная разговором с человеком, которого знала не больше часа.

Кристина ушла обратно в клуб.

– Надолго вы в Париже? – спросил Алекс.

– На десять дней, мы только приехали.

Он кивнул.

– А откуда ты так хорошо знаешь русский?

– Бабушка русская, – его голос стал теплее. – Мы часто были у нее в Вальбоне. Это на Лазурном берегу. А офисы нашей фирмы плотно сотрудничают с русским рынком.

– То есть ты в семейном бизнесе?

– Я ведь старший сын.

– Двадцать первый век, чувак, – толкнула его локтем. – Наследуешь дело, женишься по указке родителей…

– Уже не женюсь, – серьезно ответил Алекс. – Разве не помнишь?

– Я все помню. Только ты так и не сказал, почему бросил Нору. То, что ты извращенец, я уже поняла…

Уголки его губ слегка дрогнули, он облизал их, так соблазнительно, что у меня перед глазами слегка поплыло.

– Так что? Признание за признание.

– Твоя взяла, веснушка, – он вздохнул и потрепал коротко стриженные волосы. – Я застал Нору с братом. Оказывается, их интрижка длится уже десять лет.

Я присвистнула, не добавив ни слова. Теперь понятно, травка вполне оправдывается.

– Ты ее любил?

Он помотал головой. Это немного облегчает его ситуацию, но все же, его предала невеста и родной брат.

– Откровение за откровение, Винчестер, – он забавно отреагировал на мое прозвище, будто не веря что я его так назвала. – Я тоже недавно с парнем рассталась. Он мой сосед, мы дружили с детства, а потом я узнала, что он в меня влюблен. Я решила попробовать, дать нам шанс.

– Дружба крепкий фундамент отношениям. Сколько вы встречались?

– Два года.

– А почему расстались?

– Чего-то не хватало… не знаю, – я передернула плечами, отбрасывая воспоминания о ссоре. – Искры не было. Как с… – я замялась, смотря на Алекса. Слова сорвались сами: – Как с тобой. Я тебя не знаю, а каждый сантиметр тела притягивает к тебе.

Мы приблизились к друг другу, его лицо в сантиметрах от моего.

– И что дальше? – серьезно спросил он, а я поначалу не могла сообразить о чем именно он спрашивал: о нашем притяжении или о моем рассказе о несложившихся отношениях.

– Он ужасно воспринял расставание, через неделю подписал контракт в МО, – мой голос упал, глаза заволокло слезами. Пашу я не любила так, как он хотел, но он, все же, оставался самым близким для меня. – До сих пор паршиво за разбитые надежды. Хотела почувствовать что-то к нему. Но тянула, мучила себя…

– А он разве не видел, как ты к нему на самом деле относилась?

– Может, и видел, – слезы предательски стекали по щекам. Я смахнула их. – А может, нет.

– Ему было плевать, – горько заключил Алекс. – Лишь бы ты была рядом.

Алекс начал нежно перебирать мои косы, пропуская их через пальцы. Он делал так снова и снова, молчаливо дожидаясь, когда я успокоюсь и перестану плакать.

– Ну вот, мы выяснили, что мы оба оборвали те связи, где не было ни страсти, ни настоящей привязанности, а лишь тягостное принуждение.