скачать книгу бесплатно
Портал домой
Дом
Две подруги, связанные неблизким родством, одарены сверхспособностями. Поначалу забавляясь, они понимают, что вовлечены в чью-то мрачную и разрушительную игру. Им предстоит преодолеть порталы между мирами, преодолеть морок, разгадать губительные козни и – спасти Землю. Но справятся ли они?
Портал домой
Дом
Редактор Екатерина Харитонова
Корректор Полина Бондарева
Дизайнер обложки Мария Ведищева
© Дом, 2024
© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0064-4305-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Отец
«Как можно принять то, чего нет на самом деле, не потеряв при этом веры в реальность?»
Двадцатичетырехлетняя Юка приехала в дом своего отца за несколько дней до празднования нового 2025 года. Теперь под давлением мачехи, правившей в семье и стремившейся во всем ее поучать, ее внутренняя энергия сменилась опустошенностью, сонливостью и апатией; тепло и свобода, казалось, озлобились и отвернулись от нее, сковав в уютной клетке условной любезности и этикета.
Когда ей было четыре, родители развелись, о чем она долгое время не догадывалась, – мать не выражала четкой позиции об отношениях с отцом, а родственники избегали темы. Все стало очевидно спустя год, когда, отвечая на ее вопросы, мать желчно отозвалась об отце, а разочаровавшийся в мнимой любви отец в свою очередь стал ее чернить, при этом всегда погружаясь в мрачное, болезненное состояние, отражавшееся на лице незаживающей оскорбленностью и обидой. Более Юка не питала никаких надежд, – никогда и ни по какому поводу.
Какое-то время она ощущала себя потерянной между двух догоревших огней. В подростковом возрасте эти надежды рухнули: любовь к родителям не помогла разжечь их сердец и вернуть любовь друг к другу.
До сих пор эхо прошлого окликало ее: мать постепенно отстранилась от тени отца, следовавшего за Юкой и накладывавшего тень на ее лицо, – сделав отношения с дочерью не более чем приятельскими и прохладными; отец, не примирившись с утратой, обиженный на жизнь, обличал копию матери в Юке. Он все еще пытался поддерживать иллюзию любящего отца идиллической семейной картиной, все же замещенной другой семьей, в которой для нее не было места. Она знала, что отец был к ней привязан отчасти из-за матери: он любил Юку в своих несостоявшихся мечтах о совместной жизни с Иладой. Избавившись от иллюзий, Юка осознанно уступила место Жанне, требовавшей его любви.
Отвергнутая матерью, Юка доверчиво подыгрывала сказочному спектаклю, разыгрывавшемуся для нее, как ребенок, нуждающийся в утешительной, хоть и заключительной, сказке, все еще веря, что после занавеса сказка продолжится. Но этого не происходило: оставаться надолго у отца было не принято, – Жанна была плохой актрисой для чужих детей.
Позднее, осознав фальшивость идиллии, Юка стала закрываться фантазией. Самоизоляция привела к холодности и отстранению от общества. Так она ходила по кругу – замкнутому кругу, в котором ей неожиданно стало хорошо и спокойно. Теперь она отчаянно дрейфовала на айсберге жизни посреди черного ледяного океана разорванных связей и отношений.
Время, разбитое на часы, протекало монотонно. Давяще-белое небо нависало над мокрым грязным снегом, согревающим землю подтаявшими островками пенных волнообразных узоров. Запах паленой древесины, доносившийся от соседей, немного скрашивал угнетающую атмосферу интригующей искрой. Три окна дома выходили на добротный и ухоженный огород, на который часто сбегали отец с мачехой. Сюда некогда сбегала и она, скрываясь от всех: взяв стул, она усаживалась там, на заднем дворе, под плодовыми деревьями, прихватив тетрадь, в которую записывала небольшой рассказ о коте, часто под раздававшиеся разговоры с переднего двора, вскоре смолкающие и растворяющиеся в вечерних звуках природы. Она нуждалась не столько в написании, сколько в единении с природой; единении хоть с чем-то живым, не нуждавшимся в непосредственном взаимодействии. Тогда отец часто ее разыскивал, – она никому не говорила, куда идет, лишь бы сбежать от всего. Но когда он ее находил в свете розово-синего заката, интерес в его глазах и беспокойная забота – чтобы она не простыла – всегда оправдывали ею написанное, которое, казалось, служило именно этой цели. Она мигом захлопывала тетрадь, подхватывала стул и спешила за ним следом.
До Нового года оставалось пять дней.
Расцветая в уединении, Юка перевоплощалась в ту дикую и необузданную себя, о которой догадывались только самые близкие – отец и Мая. Слоняясь босиком по скрипучим деревянным половицам – из комнаты в комнату, – она сочувственно прикасалась к предметам мебели, воображая, что наделяет их человеческим теплом и чувствами, – этим компенсируя их недостаток вовне.
Небывалая осознанность и интуитивное умение управлять мыслительными и чувственными процессами позволяли ей не только быстро восполнять потраченные силы – для этого ей требовалась тишина, – но и выручали при общении. Она походила на сверхчувствительный цветок, легко реагирующий на дуновения, прикосновения, взгляды и отношения; на жизнь во всех проявлениях.
Проследовав в комнату, давно обжитую родителями, она свалилась на зеленую «французскую раскладушку», накрытую клетчатым пледом; поджав колени к подбородку, она одним щелчком включила передачу «Перевал Дятлова. Тайна исчезновения и гибели девяти свердловских студентов в 1959 году». Увиденное ее захватило, дыхание сбилось, и она воодушевленно приподняла голову; тело передернула дрожь. Дрожь – первый признак атмосферности ее раскрывавшегося чувственного мира. Возможно, она первой в семье узнает о причине гибели тургруппы Дятлова…
Через некоторое время отец и Жанна незаметно прошмыгнули в комнату, где мирно пригрелась Юка, – им понадобились вещи, чтобы переодеться. Отец мягким, извиняющимся тоном сообщил, что они с «мамой Жанной» пойдут – на ночь глядя – чистить и жарить карпа. В этот момент в комнату вбежала Маря. Само присутствие сестры Марю мало интересовало, однако ее таинственные истории с налетом мистики, запрещенные Жанной, всегда меняли дело, стоило Юке заговорить с ней загадочным шепотом.
– Откуда ты прилетела? Откуда ты взялась такая… странная? – зашептала Маря срывающимся от любопытства голосом, подсаживаясь рядом в позу лотоса.
– О-о-о… я прибыла из дальнего космоса на НЛО. Я пребываю в каждом из вас. Я контролирую ваш разум и судьбы, – протяжно, подпуская загадочности, ответила Юка. Она незаметно выудила из-под себя пульт, щелчком выключив телевизор на концовке передачи.
Сказанное очень впечатлило Марю, и, вскочив с дивана, она округлила свои миндалевидные глаза мутно-зеленого цвета.
– Тогда чего ты выглядишь… как человек? – протянула она с благоговейным страхом.
– Я обретаю вид тех, кто мне интересен. Это маскировка, – ответила Юка наигранно серьезно, облокотившись перекрещенными руками на поставленную на диван ногу, замерев в ожидании дальнейших вопросов.
– Расскажи о том месте, где тебя породили… А ты можешь меня сделать такой же? Так, значит, наш папа – не твой папа и мы не сестры? – сыпались вопросы.
– Как много вопросов. Подрасти сначала, потом сама все поймешь, – сказала Юка и со значением замолчала. – Это секретная информация, но я знаю точно, – заслышав за окнами переговоры родителей и движение в сторону дома, – Жанна захочет проверить твою домашку, если ты сейчас не ляжешь в кровать.
Маря плавно спустила напружиненные ноги на ковер, с опаской посматривая на сестру:
– Врешь! Она всегда так делает!
Юка решила показаться более убедительной: задумчиво упершись локтем в колено ноги, установленной на кровать, она слегка повернула лицо в сторону Мари, многозначительно пиля ее взглядом.
Вскоре Маря с криком: «Я тебе не верю!» поспешно выбежала из комнаты. Пробегая, она зацепила плечом Жанну, уязвленно застывшую в дверях и защелкавшую пальцами. Голова мачехи задергалась в том же ритме. В уголках губ виднелись следы пищевого мела.
– Ну, мелкая глупая дрянь! – крикнула Жанна. – Мое терпение кончится, если я сейчас не увижу твою писанину!
Юка перевела дыхание, сгруппировавшись, как перед прыжком в кипящий котел. «Шутка удалась», – подумала она, стиснув губы и раздув ноздри при виде мачехи.
Жанна прошла по комнате, остановившись в центре под люстрой. Она предложила Юке искупаться, пока натоплено, выдав ей короткую сорочку на бретельках розового цвета с изображенным на ней аляповатым голубым слоном из мультика и халат.
Юка любила принимать душ в закрытой летней кухне. Здесь всегда можно было рассчитывать на тишину, – домочадцы негласно блюли этот вечерний ритуал и не входили, когда кто-то купался.
Неспешно оценив свою наружность перед трюмо, она неторопливо стянула одежду: сперва черный свитер с горлом, а затем кокетливым движением бедер, как в гаитянском танце, отправила на стол длинную плиссированную юбку-шотландку.
Там, за занавесью, она попала в другой мир – без проблем и условий, – представляя себя водой, бесконечным целительным потоком. Предаваясь обволакивающему теплу, она некоторое время простояла под теплой струей душа.
Отмывшись от грязи дня, Юка наскоро собрала свои длинные темные волосы в высокий хвост сбоку, подвязав другой резинкой по центру, – теперь хвост спадал сосулькой на ухо. Собрав россыпь серебряных украшений, – кольца в виде животных и кольца-браслеты, игравшие определенную роль в ее эмоциональном состоянии, – со стола, она отправила их в специальный мешочек, который носила при себе.
Вещи дочери Жанны были малы. Юка попробовала опустить сорочку пониже, но тянущийся материал оттягивал бретельки, норовя оголить грудь. Чтобы прикрыть этот недочет, она надела поверх сорочки детский халат чуть выше колена.
Только Юка вошла в комнату, как Жанна поспешно выскочила оттуда, зацепив ее. Бережно уложив одежду на диван, Юка обернулась к окну; поставив локти на спинку дивана и изогнув спину, она устремила взгляд в ночь.
Оконная рама справа подсвечивалась тускло-желтым светом ночника, – а за окном – темнота со множеством красочных оживающих чудес. Открытость к чудесному и незримому была заложена в ней, как она считала, отцом, – о чем тот вряд ли догадывался. Лунный свет проходил сквозь нее колыбелью сказок, передергивая тело мурашками.
Отец с Жанной вновь сбежали от всех на задний двор, – должно быть, созрел ночной сорт картошки. Поднявшись с дивана, Юка уложила свой «стандартный набор» на полку шкафа, прикрыв двустворчатые двери облупившегося белого цвета; задвинув зеленые шторы из органзы, пропускающие дыхание ночи, и замерев в центре комнаты. По телу пробежала изогнутая стрела света. Она резко повернула голову, и свет на мгновение осветил глаза разного цвета, затухая. Застыв, точно загнанный зверь, она прислушалась к шагам за дверью. Тревога оказалась ложной – Юка оттаяла.
Ощутив прилив энергии, она прыгнула на диван; припав спиной к подлокотнику, обняла рукой подушку у спинки, в упоительном одиночестве обращая взгляд в окно, блаженно вглядываясь в проезжающие за забором машины, – ее царство обрело очарование и романтику уединения. Ноги, протянутые вдоль дивана, вбирали податливое тепло под собой, – есть только этот миг, а дальше… мучительное общение, разбор полетов, множество фальшивых слов и деланных реакций.
«Почему, – думала Юка, – меня не оставят в покое? Ведь это моя жизнь, а не их!»
Только Юка открыла окно, чтобы впустить вечерний воздух, как в комнату пожаловало все семейство, притормозив при виде ее замешательства, – время стелить постели.
– Чего тут так холодно? – удивилась мачеха. – Марик, ты топил?
– Я же только… Пойду еще проверю, – сказал отец, скрываясь за дверью.
Жанна мельком сощурилась на Юку, тотчас направившись в сторону вещевого шкафа, словно имея определенное намерение.
– И надолго ты к нам заявилась? – сказала Жанна. – Опять, наверное, спетляла? Мать бы свою пожалела, глупая.
Юку несколько смутило сказанное.
– Да, опять, – бесстрастно отозвалась Юка, сконцентрировав взгляд на Жанне, которая приобрела довольно четкие для ночи очертания; пространство вокруг нее тотчас высветлилось и размылось.
Мачеха взглянула на Юку заискрившимися вызовом глазами, покачивая головой:
– Ты им там мозги, наверное, делаешь, да?.. – она рывком отвернулась к шкафу, принявшись поправлять сложенные вещи. – А теперь к нам заявилась? Я уже заметила – как приезжаешь, в доме сразу холодно! Все тепло сжираешь!
Юка холодно уставилась на нее, промолчав; ее глаза вспыхнули голубым и погасли. Длинная шея мачехи задрожала; в забегавшем взгляде мелькнул страх. Она приоткрыла рот, намереваясь что-то сказать, но только клацнула зубами.
Входные двери заскрипели; отец выкрикнул:
– Должно быть… – затем медленно проговорил: – Потеплее…
Столкнулся с Юкой на выходе из комнаты.
– Как-то… – задумчиво сказал отец.
– Может, печка сломалась? – отвечала Юка живее, надеясь закрыться в комнате.
– Я же вроде все… – добавил он.
– Пап, лучше проверить печку еще раз!..
Юка вошла в комнату Мари, подперев дверь спиной, безучастно уставившись перед собой.
– Я знаю, это она! Придурошная! Я видела, Марк, у нее… у нее глаза светились!.. – доносились крики из комнаты.
Юка отрешенно уселась на кровать. Маря примостилась рядом, с интересом наблюдая за помешательством сестры. Опустив голову, Юка сгорбилась, усаживаясь в позу лотоса:
– Кажется, она нам всем надоела уже, – выдавила она с намеком на вопрос. – Но это выбор нашего отца…
– Если бы моя мама была рядом… – проговорила Маря, задумавшись.
Юка молчала, сгрудившись в непроницаемый комок и не желая выходить из этого состояния. Она знала, что только она заговорит, непроницаемый барьер рухнет, обнажая ее уязвимость.
– Ю, – Маря качнула ее легким ударом в плечо, – пожалуйста, давай сегодня вместе заночуем здесь, – и добавила шепотом, приблизившись к уху сестры: – Порассказываем страшилки…
Юка все-таки оттаяла, ухмыльнувшись и переведя взгляд в сторону.
– А как же мадам Матрешкина? – она ткнула пальцем Маре в ребро, отчего та судорожно сжалась, свалившись набок яйцом. – А если серьезно, я хотела тебя попросить у них поспать сегодня. У меня сегодня «конференция»…
Перекрестив кисти на коленях, Юка мысленно отошла в будущее, зафиксировав взгляд перед собой.
Маря громко задышала, расширив глаза на Юку:
– Пожалуйста, пожалуйста, Ю-Ю, можно с тобой? – она обеими руками ухватилась за левую руку сестры, с мольбой заглядывая в ее глаза.
Юка, расширив ноздри и сжав губы, заморгала, нечто просчитывая:
– Нет, нельзя! – оглянувшись на Марю, она растянула губы в натужной улыбке: – Я же пошутила!
В дверь постучался отец:
– Мама… В общем, Юка, ты будешь сегодня…
– Здесь? – спросила Юка через дверь.
– Да, ну а Маря тогда, ну, вы поняли. Юка…
Юка вскочила при упоминании своего имени, приоткрывая дверь.
Отец поджал губы, мотнув головой; межбровные морщины, возникшие на его лице, скорее отражали угнетенность, чем обозленность.
– Пап, она хочет меня выжить отсюда, и я в этом не виновата! – эмоционально сказала Юка.
– Ладно… Сегодня растущая луна, – констатировал отец, задумчиво опуская взгляд, и вышел.
Юка отвела взгляд, закрывая дверь. Маря, недолго сдерживаясь, брызнула смехом, неловко прикрыла рот и выбежала из комнаты.
Вскоре верхний свет в комнатах был погашен. В комнате Евмении, матери Жанны, – через стенку – приглушенно сипел телевизор.
Юка вышла на улицу, накинув старую шубу Евмении из енота с неприятной холодящей подкладкой и легкие резиновые тапки. На крыльце, скрытый тьмой, сидел отец. Мелкая пороша осыпалась с бурого неба. Отец отстраненно раскуривал сигару Romeo & Julieta.
– Юка… – сказал отец, медленно затянувшись. Он плавно перевел на нее взгляд, мягко откинувшись на руку, отставленную назад.
Юка ощутила неловкость, так как знала, что отец не пойдет дальше сказанного; отец, напротив, не испытывал смущения, – а приглашал Юку к совместному созерцанию.
Только Юка обросла созерцательностью, как калитка напротив приоткрылась, и показалась Маря.
– Пап, не стоит ей так поздно выходить туда, – взволнованно отметила Юка.
– Ну… попробуй скажи ей. Она каждый день пишет ей. Жанну просит проверить, – отец затянулся; пороша дунула им в лицо.
Юка, кажется, понимала желание и надежду сестры, хотя для нее самой слово «мама» казалось пустым, лишенным должного значения.
Маря подбежала к ним трусцой; ее щеки горели во тьме. Одета она была не по сезону: черный махровый халат отца и резиновые тапки, – их здесь надевали в любую погоду.
– Маря… – Юка замялась, задумавшись, от чего собирается ее отговаривать. Она посмотрела на отца: – Пап, может, скажешь?
– Маря, – начал было отец, но увидев, как ту колотит, неспешно продул сигару, попутно очертив взглядом небо, и аккуратно уложил ее в круглую хрустальную пепельницу, мягко качнулся вперед, поднимаясь.
