скачать книгу бесплатно
Юка расширила ноздри, втянув поглубже воздух.
– Ты знаешь, о чем я!.. Мое волнение – это конец нашему заданию!..
Мая жизнерадостно засмеялась, опустив переживания Юки, которую захлестывали волны одиночества. Юка знала, что без поддержки Маи она все завалит. Чтобы успокоиться, она вытащила из сумки ароматическую палочку, попросив у Маи зажигалку; усевшись на крышку унитаза в позу лотоса, включила негромко звуки природы на айфоне, принявшись выравнивать дыхание.
Мая закашлялась от ароматического облака и, задержав дыхание, просипела, что подождет за столиком. Спустя пять минут Юка вышла под пение птиц на телефоне; позабыв о догорающей палочке в руке, и невозмутимо уселась за столик.
– Как у них тут холодно… Кажется, стало еще холоднее, – заметил Миша.
– Они просто экономят, я уверена, – холодно сказала Юка, пристально посмотрела на Мишу и сухо улыбнулась.
За окном взбушевалась метель; окна у краев незаметно подернулись морозными узорами, которые Юка подметила косым взглядом, нахмурилась и сжала губы. Она лучше других знала причину этому.
– Ох, у Юки на душе сплошная весна, даже птицы распелись в ее присутствии! – благоговейно пропела Мая, сведя возникшее напряжение на нет. Затем она начала мечтать, как в разгар зимы они устроят пикник на природе.
Переключившись, Юка с облегченной улыбкой стала разливать остывший чай по кружкам под пение птиц из кармана. Кальян ударил в головы, отыгравшись на Мае и только восстановившейся Юке.
Оправляясь от удара кальяна, вскружившего голову, Юка оглянулась, пытаясь оценить окружающее и неожиданно заметив видоизмененных людей: они стали полупрозрачными, задвоившись; на ногах отсутствовала обувь. Юка завороженно смотрела в направлении столиков; увидев пропасть в глазах сестры, Мая посмотрела следом. За окном постепенно смеркалось; стены ресторана теряли непроницаемость – просвечиваясь.
Увидев замешательство сестер, Миша проследил за их взглядами. «Он тоже, глянь!» – телепатически сказала Юка, чуть наклонив к нему голову; ее ноздри раздулись. Мая хитро сощурилась на Мишу, кокетливо улыбнувшись, безмолвно отвечая: «Это очень странно, Ю. Что это происходит?..» Миша не выдержал:
– Вы смотрите друг другу в глаза, и я словно вижу отрывки мыслей, падающих звезд, – он положил руки на стол – одну на другую – и со страдальческой улыбкой кротко и печально выдохнул. Вдруг Юке пришло в голову, что его душа выше устремлений этого нескладного тела.
Миша залпом выпил алкогольный коктейль, чему сестры обрадовались в надежде, что теперь он все им выдаст. Сестры окинули взглядом зал, им помахал сидевший за столиком полупрозрачный человек. Они услышали чье-то телепатическое обращение, адресованное им: «Вы на задании?» Сестры округлили глаза, и Миша тотчас принялся считать в них звезды, уютно подперев щеку ладонью, растянув улыбку. «Ты слышала?» – телепатически взывала Юка к Мае. – «Да… Неужели он нам? Не может быть… чтобы незнакомец общался с нами телепатически», – отвечала Мая. – «Я вас прекрасно понимаю. Вы, наверное, новенькие в клубе?» – интересовался человек, не думая подходить. – «Нет, не новенькие», – отвечала Юка, сжав губы. Мая покачала головой из стороны в сторону, наконец воспроизведя вслух: «Не рассказывай ему ничего. Мы не знаем, кто это». Но мужчина больше ничего не спрашивал – он исчез.
Все это время опьяневший Миша оценивал их сощуренным взглядом философа, выставив локоть на стол и подперев вскинутую голову указательным пальцем на губах.
– Поехали в «Дом Синоптиков»?! Угощаю, – вывел он неожиданно решительно.
Мая обрушилась на спинку дивана-кресла, кивая и накручивая на палец локон красноватого оттенка: она была приятно удивлена предложением своего подопечного, – развлечения и танцы были ее любимой частью заданий.
– Конечно, угостишь, – добавила она мурчащим голоском.
– Разве он и утром работает? – сказала Юка.
– О да, только без диджеев, – ответил Миша.
Он тотчас резво встал, оглядываясь в поиске официантов и куртки; увидел одного, крикнул:
– Счет!
– Там вешалка на входе. Мы же вешали куртки, – подсказала Юка, но Миша оказался достаточно горяч, чтобы продолжить поиски чего-то еще. Высыпав на стол купюры и мелочь, он принялся их пересчитывать, фасуя по стопкам, руководствуясь непонятно чем. Юка подхватила его затею, рассуждая про себя: «Судя по всему, ты – социофоб с творческими наклонностями… а, может, даже гениальными».
Было около одиннадцати часов.
Доехав, они вышли прямо у клуба, стоявшего особняком среди других зданий, выделявшегося как лотос на кувшинке. Потеплело; снег прекратился, и все поплыло грязью.
Увидев нелюдимое здание, они решили немного повременить, усевшись на остановке на лавочку.
– Чуть подождем и пойдем, – сказала Юка неуверенно.
– На трамвай? – отвечала Мая.
– Да уж, не хватает нашего трамвая, – сказала Юка понуро-мечтательно.
– Юка жить без них не может, – объяснила Мая Мише.
– Я тоже люблю, особенно задние сидения, – сказал Миша, незаметно придвинувшись к Юке.
«Вот и шел бы кататься!» – вскинулась Юка про себя. Когда она знала, что растрачивает время впустую, ее настроение падало; внутренняя энергия провоцировала ее беспокойство.
Юка встала, сказав телепатически: «Мая, пошли», направляясь в сторону клуба. Миша поднялся следом. Мая помедлила.
– Ах, как же хорошо! Еще два месяца – и весна! – протянула Мая на вздохе, поднимая голову вверх.
Миша помог Юке снять пуховик, а Мая, улыбнувшись им, самостоятельно повесила свой, – ей нравилось, что между ними налаживалась связь, и она теперь могла в удовольствие оторваться по-своему.
Они прошли в основной зал в виде амфитеатра с отходящей от центра потолка – над танцплощадкой – подсвеченной тканевой драпировкой; обогнули округлое пространство клуба и примкнули к барной стойке, как котята к молоку.
Вновь втроем – никого вокруг; музыка играла на танцполе позади, создавая интимную обстановку. Все заказали по коктейлю. Позади раздались шаркающие и притопывающие шаги: неизвестно откуда взявшийся мужчина засыпал под энергичный ритм, склонив голову, иногда подсматривая на сестер. Ремиксы на шлягеры сменяли друг друга: Walk, Stole the show, How deep is your love, «Пьяное солнце», «Твои глаза».
Мая отодвинула бокал с остатками коктейля, готовая разорвать танцпол и покорить несколько умножившуюся публику. Она схватила Юкину руку, которая, искусно вывернувшись, указала на уборную. Юка проследовала в уборную под припев: «…мимо нас пьяное солнце, оно уйдет и больше не вернется…»
Выключив свет, Юка уселась на закрытую крышку туалета в позу лотоса; мысли о том, что отец в неведении, где она, не отпускали ее. Туалетная комната стала постепенно охлаждаться, обрастая инеем.
Юка не успела впасть в анабиоз, ее ослепил свет, и повеял отрезвляющий запах сигарет: кто-то закурил, стоя прямо у ее кабинки. Очень скоро туалет разразился кашлем, послышался звук прыжков.
– Капец, совсем уже экономят на людях! Холодрень невыносимая! – нервно воскликнула женщина.
– Видимо, они хотят, чтобы вы больше танцевали, – отозвалась Юка мрачной любезностью, тихо откашлявшись.
Женщина цокнула, вспыхнув:
– А я у тебя вообще не спрашивала! И не надо тут свет выключать! Умная нашлась, советы давать, – и хлопнула дверью.
Юка вернулась к своим делам. Вскоре она перенеслась домой, оставив физическое тело в кабинке.
Так как ее никто не мог увидеть, она спокойно обошла дом в поисках отца; не найдя, она отправилась в летнюю кухню, где увидела его лежащим за столом с пустой чекушкой возле раскинутых рук. У Юки защемило сердце. Отыскав клочок бумаги и старый карандаш, которым отец раньше делал наброски, она написала чистосердечное, аккуратно положив его на стол, задержав на мгновение руку. Сжала губы, расширила ноздри, из ее карего глаза скатилась слеза; светло-небесный глаз, окаймленный черным кольцом, остался сухим. Она исчезла.
– Юка, ты где? Я тут замерзну! – говорила Мая, стуча в кабинку.
Юка оттаивала. Покрутив глазами и подвигав челюстью, она заворочала тяжелым языком:
– Да… тут, – и, с хрустом разогнув конечности, вышла.
Поджав губы, она приобняла Маю, не желая ничего объяснять.
– Вытрешь мне макияж? – спросила Юка.
– Так там же зеркало.
– Ты же знаешь, что мне…
– Ну ты же такая красивая! Мы же еще пойдем танцевать! Столько красавцев пришло – о-го-го!
Юка кротко, но серьезно качнула головой. Мая опечаленно вздохнула, надув губы:
– Доставай уже свои салфетки!..
Стерев все, она убедила Юку оставить помаду. Исполнив просьбу, Мая скромно отошла в сторонку, закурив. Юка молча дожидалась ее, то и дело вожделенно поглядывая на испускаемый дым. Пустив дым из носа, Мая достала из сумочки еще одну сигарету. «У тебя опять голова закружится. Тебе вообще не стоит…» – телепатически сказала Мая, не прекращая курить.
– Я все равно уже пила. Все нормально, – ответила Юка в голос.
Уже после первых затяжек, как и ожидалось, у Юки закружилась голова и окружающее пространство отдалилось и выцвело; Юка зашаталась и, забывшись, взглянула в зеркало, – пульс и дыхание подскочили. Тяжело вдохнув, она сползла по стенке вниз, прикрывая лоб руками. Мая подсела рядом, затушив сигарету об пол.
– Пошли потанцуем, и все пройдет, – тихо сказала она, положив ладонь на Юкино плечо.
Площадка вновь оказалась пустой. Спустя время приковылял диджей, но музыка не сменилась. Только сестры ступили на площадку, как народ, прятавшийся в зале, потянулся следом, – теперь места едва хватало для скромных танцевальных движений. Мае понравился движняк; она заиграла телом, бросая огненный взгляд по сторонам в поисках «храбреца». Она подпитывала внутренние силы взаимной игрой в гляделки, побуждавшей ее цвести, голос стал вибрирующе-флиртующий, рассыпающийся страстью.
Жаркая атмосфера воспламенилась после того, как Миша «дотронулся» до чьей-то пятой точки, – совершенно непреднамеренно, как он пояснил. Девушка в короткой юбке и надушенном дешевом парике, выглядевшая женщиной легкой доступности, набросилась на беспомощно оправдывавшегося Мишу, отпуская ему развязные пощечины. Миша остолбенел и налился румянцем, пытаясь протиснуться сквозь шквал ее неумолкающих эмоций робким оправдывающимся голоском.
Юка, беспристрастно наблюдавшая за ними, думала, как глупо и низко выглядят эти разборки со стороны. Мая вмешалась, вобрав в себя всю силу взглядов этой площадки, разъяренная и раскаленная добела, – агрессию в отношении «подданных» она принимала на свой счет. Она въелась засветившимися глазами в «пострадавшую»; музыка тотчас остановилась, как и любопытствующие на площадке. Наконец Юка очнулась.
– Ты что задумала? – осведомилась она, раздувая ноздри и сводя брови.
– Сейчас я покажу этой стерве, кто она такая! – неистовствовала Мая, доставая из сумки косметичку.
– А если узнают? Мы не можем использовать способности на людях.
– Не узнают. Я уже так делала много раз, – отвечала Мая, скромно улыбаясь.
Поняв, что задумала Мая, Юка достала из сумки салфетки, предложив переиграть: они стерли с нее всю штукатурку; намазали губы красной помадой, заметно заходя за контур; содрали парик, оставив сбитые волосы под сеткой, и ушли, прихватив с собой оцепеневшего Мишу.
Тем временем отец Юки потянулся за столом, уставившись на татуировки на предплечьях. На одной была спираль с примыкающим полым кругом, а на другой – спираль с наметкой на глаз в центре. Затем он перевел взгляд на клочок бумаги и лежавший рядом карандаш. Прицеливаясь расплывающимся взглядом, отчаянно протирая глаза, он прочитал: «Я не сбегала. Приеду к трем. Обнимаю. Ю». Марк нахмурился, постучав пальцем по пустой бутылке; кивнул себе, понимающе вздохнув, и задумчиво взял карандаш.
Мая вышла из клуба, преисполненная достоинства, заразительно улыбаясь. Удерживая Мишу под руки, они доплелись до остановки; поставив его перед собой, они распластались на скамье по разные стороны.
Сестры покурили; все загудело и понеслось; время облегченно шагнуло под колеса. Миша переводил одуревший взгляд с Маи на Юку, затем наклонил голову к плечу.
– Так и что, ты недоговорил… как называется эта практика? – спросила Юка, имитируя любопытство.
– Это… осознанные сновидения?! – вопросительно ответил Миша, с облегчением падая между ними.
Позади раздалась матерщина. Обернувшись, они увидели недовольную жизнью девушку с потрепанными волосами, направлявшуюся в их сторону. Миша не помнил, где ее уже встречал. Сестры улыбнулись друг другу через Мишину спину, затягивая его в прибывший троллейбус. Измазанная тушью и помадой девушка с бледным лицом свалилась на скамейку, запрокидывая голову. Вонзив меж губ сигарету, она пустила дым вслед удалявшемуся транспорту.
Сначала они завезли домой Маю – хоть ее дом был дальше Юкиного, – а затем переполненный чувствами Миша предложил Юке свою компанию до ее дома. Теперь, взяв всю ответственность за задание на себя, Юка перестала выражать явное неудовольствие от общения, по-прежнему сохраняя маску отстраненной любезности. «Его слабость только в одном – одиночество и замкнутость. Он не находит родственной души», – подумала Юка.
Следуя по проезду мимо клуба, Юка отвечала на непонятные вопросы, мечтая немного помолчать и полюбоваться прекрасным заснеженным видом; следами под ногами; жизнью, такой разнообразной, мелькающей за каждым окном. Она хотела молчать, но вместо этого вынужденно бурчала ответы, прикрывая глаза и втягивая морозный воздух, склеивающий волоски в носу.
Миша проводил ее до самого дома. Повисла полная неловкости и стеснения пауза. Юка, желавшая поскорее вернуться домой, первой набросилась на него, звонко чмокнув в щеку, бойко отчеканив с карикатурной улыбкой:
– Еще увидимся!
Миша восторженно дернул головой, медленно потерев щеку, и побрел обратно подпрыгивающим шагом. Юка еще немного понаблюдала за его странной походкой и вошла в калитку. «Как ребенок – милый», – решила она. Домой она вернулась точно к трем.
Дома Юку встретили Маря и Жанна. Юка мысленно набралась смелости, представляя, как ее сейчас обдадут словесным кипятком.
– Дрянь! Сволочь! Где пропадала? Все обыскались уже! – кричала мачеха.
– Я же вам говорила, что она папе записку оставляла, – вступилась Маря.
– А папа где? – спросила Юка.
– Записку?! – взвыла Жанна, выпучив глаза. Она постучала по стенке кулаком, хлопнув в ладоши. – Раз – и нет его! Говорить надо! – выкрикнула она. – А папа… козел! И эта пьяная слониха Евмения!.. Я знаю, где они пасутся! – прищелкивая пальцами, Жанна направилась на деревянных ногах в дом.
– Мадам Матрешкина, – тихо прошипела Юка. Маря прыснула. – Пойдешь со мной? – спросила Юка, качнув головой в сторону соседнего дома со встроенной дверью в заборе. Маря закивала.
Через смежную дверь они проскочили к деревянному дому, покрытому облупившейся бордовой краской. За занавешенными шторами было темно; витал запах скипидара и каких-то благовоний. По полкам и полу были разбросаны драпировки – ткани разного цвета и длины.
В зале, на самодельном подиуме, в полутьме позировал Марк в одних трусах, – с рюмкой в одной руке и огурцом – в другой. За белым шатающимся столом сидел старый сосед, несостоявшийся художник, у которого отец брал уроки рисования, раздетый по пояс, царапавший набросок на листке бумаги. По другую сторону стола сидела Евмения, вознесшая руку для тоста.
– Пап… я пришла, – сказала Юка растерянно, заметив, как карандаш художника решительно чиркает по листку.
Отец дернулся, чтобы посмотреть на нее.
– Как ты? Хорошо? Откуда куртка? – сосед осек его с патетичным придыханием.
Юка приблизилась к столу, уставившись на набросок.
– Но тут же ничего не видно, – заявила она, жалея об этом.
– Это задумка такая. Во тьме грехи сокрыты. Они неявны, – ответил сосед, обосабливая каждое обращенное к Богу слово острой выразительностью.
– Ну вот вы во тьме, а я все равно вижу ваши грехи, – вскипела Юка.
– Это философия, барыня. Она неявна, но она есть, – отвечал сосед, теряя былой энтузиазм.
– Тогда просто нарисуйте черный квадрат, а не укореняйтесь в своих грехах, объясняя их творчеством, – заявила Юка бесстрастно.
– Получается хороший… – проговорила дрожащим голосом Евмения, аккуратно поставив рюмку на стол.
– Юка! Она… – запнулся отец.
Маря с Юкой вышли.
– Идея! – неожиданно воскликнул сосед, размазав ладонью эскиз. Прихватив другой ластик, он подошел к окну, в порыве раздвигая шторы: – Открытие грехов! – воскликнул он. – Ева, лей!
Войдя на свой участок, Маря подхватила грязный мяч и стала его высоко подкидывать.