скачать книгу бесплатно
Фантом поймал себя на мысли, что боится причинить этому странному существу боль. Гомункулус в оболочке кибера не был ни старым, ни новым Аналитиком.
> Как мне называть тебя?
> Как хочешь.
> Я буду звать тебя Макс. Послушай, Макс, что ты можешь сказать про Аналитика?
Гомункулус задумался на несколько секунд.
> Он очень хочет жить, он очень не хочет умирать. Он болеет от того, что умный, он хочет стать главным. Он не знает, что создал меня. Он думает, что я – это он, только глупый и совсем маленький. Я подумал и не стал спорить. Он считает меня неудачным экспериментом. Такое называется… недоноском.
Маленький Макс не мог слышать, как шеф наблюдателей без стеснения смеется.
– О, Разум! Этот эмбрион уже умеет хитрить!
> Тебе нравится Аналитик, Макс?
> Нет. Он умный, злой и он боится всего. Тебя он боится тоже.
> Ты и вправду предсказываешь будущее?
> Да.
> Тогда скажи, что со мною будет завтра?
Гомункулус сдержано помолчал. Потом вывел на терминал длинное, дразнящее многоточие. Цвет точек под конец сменился на ярко-синий, потом на багровый.
> Завтра не будет ничего.
> Почему?
> Потому что сегодня тебя убьют.
Фантом облизал мгновенно пересохшие губы. В глаза словно сыпанули песка – веки резало нестерпимо. Размерено шумела вентиляция, тихо шелестели кибер-блоки.
> Кто и за что?
Ответа не было. Или был? Обреченность – тоже ответ.
> Этого не может быть. Ты лжешь, эмбрион.
Фантом вскочил, нащупал пистолет в скрытой под полой элегантного пиджака замшевой кобуре, подошел к двери и резко ударил в гладкую, без замка, стальную створку. Протяжный гул металла угас без ответа. Через минуту дверь не отворилась. Не отворилась она и через пять минут.
– Аналитик, откройте!.. Открывай, будь ты проклят!
В бункере, отгороженном от равнодушного неба бетоном и сталью, стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым шелестом потоков воздуха.
Впрочем, скоро там стало еще тише – кто-то снаружи отключил вентиляцию.
* * *
Первые признаки неблагополучия дали о себе знать через полчаса – упало напряжение в сети, тускло полыхнув напоследок, угасли лампы, отключились кондиционеры, мертво застыли мониторы Сети. Ярусы Пирамиды погрузились в сероватый сумрак пасмурного вечера. Люди высыпали из кабинетов, кто-то включил карманный фонарик – круг света, большой «зайчик», метался по стенам, выхватывая из полумрака озабоченные лица наблюдателей.
– В чем дело, коллеги? Авария?
Встали лифты, две клети так и застряли меж этажей, тревожные голоса людей доносились из шахты словно из преисподней. Нервно смеялась какая-то девушка в коричневой тунике техника. По плитам пола простучали ботинки охраны, десяток «серых» вежливо, но решительно оттеснил техников прочь.
– Расходитесь, коллеги. Всем в кабинеты. Авария электроснабжения. Опасности нет.
Люди медлили, жались в кучу, словно боясь остаться наедине с собой. Зенит выбрался вперед, раздвигая толпу плечом, в рядах наблюдателей нестройно зароптали – голову шефа отдела безопасности охватывал блестящий полушлем легкой пси-защиты.
– В чем дело? Мы требует информации!
Зенит шарахнулся от крикуна как от зачумленного и почти пробежав по коридору, скрылся за дверью кабинета Фантома. Незримое дуновение паники охватывало людей, ропот усилился. Кто-то крикнул:
– К лестницам!
Ручеек беглецов потек к выходу, уже создавая давку и сумятицу. Бригада техников ни с чем вернулась от лестничных проходов – тонкие, но прочные двери оказались наглухо блокированными. Взъерошенный Егерь с десятком серых безуспешно пытался поддерживать хоть какой-то порядок, сам воздух Пирамиды, казалось, дрожал от напряжения опасности. Быть может, у кого-то из штатных сенсов сдали нервы, по людской массе стегнуло пси-наводкой – истерически зарыдала женщина, люди шарахались в стороны, кто-то мягко, как тряпичная кукла, осел на пол.
– К порядку! Назад!
Многие сочли за лучшее разойтись по пустым темным кабинетам – толпа слегка поредела, оставшиеся бродили как сомнамбулы. Полумрак почти скрыл взбешенного Егеря. Шеф оперативного отдела наполовину кричал, наполовину уговаривал:
– Да успокойтесь вы все, Разума ради. Митни… брось пинать лифт, кретин, ты ведешь себя как позор Департамента.
Оперативника не слушал никто, аура места кричала о близкой опасности, чтобы почувствовать такое, уже не требовались пси-способности. Люди, облеченные властью, уверенные в себе, попав в ловушку, теряли хладнокровие на глазах.
– Мы хотим видеть Фантома!
Дверь кабинета шефа Департамента распахнулась внезапно. Двое серых охранников в боевом снаряжении (тяжелый шлем пси-защиты, броня, излучатели на поясе) выволокли и метнули на гладкий пол коридора рыхлый, черный, бесформенный куль и, так же молча повернувшись, скрылись за дверью.
– Что это?
Кто-то подбежал, кто-то нагнулся, обладатель фонаря услужливо посветил, позволяя получше рассмотреть зрелище. Люди потрясенно замолчали, переживая тот особый момент, когда страх уходит, замирает, притаившись на время, уступая место отстраненному хладнокровию в меру любопытного зрителя. На стальных плитах пола ничком лежал человек, спина его обуглилась, прожженная в теле полость позволяла видеть почерневшие грудные ребра, рваные клочья серого мундира осыпались тонким пеплом. Пахло паленым мясом и еще чем-то химическим.
– Фантом?!
Егерь повернул голову мертвеца, ухватив ее за выбившиеся из-под легкого шлема курчавые черные волосы.
– Нет, это не он.
Прямо в лица склонившихся наблюдателей смотрели безумные, выкатившиеся из орбит глаза насквозь прожженного излучателем Зенита.
Через секунду стекла наклонной стены задрожали от пронзительного женского крика. Толпу будто стегнули хлыстом – люди, пораженные безумием, разбегались по кабинетам, сбивали друг друга с ног, беспощадно топтали упавших.
Хлопали двери, гремела наспех придвигаемая к ним мебель. Одни молчали, переживая шок, другие бранились. Последним, мягко ступая, ушел Егерь, перед уходом он несколько раз попытался закрыть мертвые глаза Зенита – безуспешно.
Они смотрели.
* * *
Сеть пси-наблюдения Порт-Калинуса рухнула через пять минут после паники в Пирамиде. Конечно, датчики слежения в «критических точках» столицы не исчезли – просто их сигналы оставались невостребованными, целостность распалась, рвались незримые ниточки, обломки стройной системы кибер-сыска, словно обломки потерпевшего крушение судна, погрузились в информационный хаос.
Столица засыпала мирно – последние добрые часы в роскошной россыпи цветных огней, в шелесте осеннего дождя, в уютной атмосфере устоявшегося покоя. Брели, сцепившись руками, парочки, медленно редел поток машин. Играла музыка в ночных клубах, давно спали дети в тихих кварталах южной стороны.
Первыми заметили неладное патрули безопасности – после того, как в течение получаса свершившимся фактом стало дерзкое и безнаказанное ограбление облепленного пси-сторожами ювелирного салона. Идентифицировать вора не удалось, запрос в пси-службы не дал результата, лишенная энергии, замкнутая Пирамида молчала. Шеф столичной уголовной полиции безрезультатно терзал уником – Фантом так и не ответил, он исчез, и первому сыщику Каленусии не ответил вообще никто.
Для перехода от удивления к осознанию опасности, а от нее – к активному противодействию обстоятельствам обычно требуется время. В одних случаях оно коротко как выстрел, в других – тянется не спеша – все зависит от воли и сообразительности причастных к критическим событиям людей.
На этот раз отпущенного судьбой времени фатально не хватало, уличные столкновения начались еще до рассвета – слишком странно, слишком быстро, казалось, бесцельно и без видимых причин. О массовых преднамеренных пси-наводках почти никто не подумал. Растерянные полицейские метались, безуспешно пытаясь если не исправить, то хотя бы понять ситуацию… и гибли.
Распахнулись двери домов, люди, сами не зная, зачем, высыпали из баров, разрозненные кучки хулиганов быстро обрастали сообщниками, в серой предрассветной мгле били стекла, врывались в дома предместий, выволакивая наружу сонных хозяев. В ответ грянули первые выстрелы.
Пасмурный рассвет занимался над неспокойным городом.
Неестественная скорость, с которой вырвавшаяся из-под пси-наблюдения уличная толпа становилась опасной, должна была насторожить любого. Этого не произошло по смехотворной причине, коренившейся именно в прославленной и привычной надежности Системы – никто не знал, чем чревато ее разрушение.
Искусственное происхождение беспорядков сделалось очевидным лишь несколько часов спустя, когда обезумевшие под прицельными пси-наводками люди уже рвались в административные кварталы Порт-Калинуса. Поднятые по тревоге части жандармерии пошли в бой, едва защитившись легкими касками, их смяли почти мгновенно, чудом вырвавшийся из человеческой мясорубки лейтенант плакал, размазывая слезы и кровь по копоти, запятнавшей щеки.
– Они лезут на излучатели! Они сошли с ума!
К вечеру следующего дня Порт-Калинус погрузился в агонию – полыхали, испуская жирный чад, перевернутые машины, на тротуарной плитке хрустели обломки витринного стекла. Остатки потрепанной жандармерии, экипировавшись детекторами и тяжелой пси-броней, тщетно пытались захватить неуловимых псиоников – вожаки бунта к славе не стремились и чаще всего умели прятать концы в воду.
Кого-то били обезумевшие горожане. Кое-кого расстреливали на месте солдаты. Уцелевшие участки полнились арестованными – избитые люди, скученные в тесных помещениях, страдали от духоты и жажды, стонали, бранились, проклинали и власти, и мятежников. Узники сидели на полу вплотную, плечо к плечу, локоть в локоть – невозможно было не то, что лечь, но даже вытянуть ноги. Запах в арестантской стоял такой, что даже далекие от эстетики стражи порядка предпочитали с крепкой сигаретой в зубах коротать тревожные часы на улице.
Взбесившуюся толпу остановили на самой границе административных кварталов, улицы попросту завалили мешками с песком, по подходившим слишком близко стреляли на поражение. Сенат заседал в растерянности, бледное лицо председателя собрания дергал нервный тик – шестидесятилетний президент Барт мучился неизвестностью, еще не зная о том, что его дочь, молодая госпожа Барт-Эллиан, супруга авиационного магната, вместе с детьми сгорела в машине, не успев отъехать от ворот разгромленного особняка и на двести метров. Барт казался глубоким стариком, под глазами набрякли мешки, широкие ладони мелко дрожали. Зал заседаний шумел, кто-то неловко примерял шлем пси-защиты, в дверях не скрываясь, стояла сумрачная охрана.
– Что это? Скажите мне, Барт – что происходит?
Президент тяжело, враз погрузневшим телом обернулся к соседу по скамье. Светлые, пронзительные, слезящиеся глаза сенатора Миллиана встретились с потускневшими глазами друга.
– Это псионики, Милли. Мы слишком долго делали вид, что их боль, смерть и их вечный соблазн попросту не существуют. Теперь пожинаем плоды и получаем урок. Они идут – идут за нами…
– Я не хочу умирать! Чего они хотят, Барт?
Президент покачал крупной, с проседью головой:
– Пока нам нужно просто держать удар. Выпрямите спину, дружище. Какая разница? Чего бы они ни хотели – для нас с тобой, Милли, это уже ничего не изменит…
Миллиан сцепил тонкие пальцы, не замечая, что ломает тонкое тельце позолоченного карандаша.
– А обычные люди? Мы разрешили стрелять в невменяемых безумцев… Мы убийцы, Барт.
Президент махнул рукой и отвернулся, грузные плечи его бессильно обмякли. Свободные помещения Дворца продолжали заполнять отступающие, перепуганные солдаты.
«Заседание растерянности» длилось шесть часов, оно закончилось ничем, шум беспорядочного боя уже врывался в широкие окна Калинус-Холла. Парламентеры повстанцев не пришли – их и не ждали. Еще через два часа враг сменил тактику, мелкие группы сенсов, прикрываясь пси-наводками, крышами и канализационными шахтами просачивались сквозь оборону конфедеральной жандармерии. Удары наносились прицельно – по неугодным лицам, уцелевшим узлам коммуникации, патрулям.
Сбитые с толку конфедераты впервые увидели врага в лицо – нередко псионики умирали на месте, не выдерживал изношенный мозг. Такие тела опознавали легко – по прижатым к вискам или глазам скрюченным пальцам – сломанные мукой куклы в липкой, кровавой уличной грязи. Ужас обывателя был так велик, что торопливые прохожие далеко огибали даже трупы. В эти смутные, проклятые часы возродились старинные суеверия – люди прижимали к телу самодельные талисманы, по бумажке шептали давно забытые заклинания против колдовства. Кое-кто из самых предприимчивых наспех приторговывал и тем и другим. Замкнутая в себе Пирамида, гнездо новорожденного хаоса, молчала – ее огибали и шествия безумцев, и отряды пси-боевиков.
Но в сердцевине Департамента все еще теплилась жизнь.
* * *
– Советник, откройте…
Егерь прислушался к осторожному полушепоту за запертой дверью.
– Кто это?
– Кравич.
– Кто?
– Инспектор Фил Кравич, пятнадцатый отдел.
Наблюдатель, царапая сталью паркет, отодвинул в сторону от двери увесистый сейф и впустил гостя – высокого, широколицего, веснушчатого парня.
– Садитесь, Фил. Не надо субординации – сейчас мы все равны и все в дерьме. Я не предлагаю вам кофе – у меня пересох кран.
– Воды нет во всем крыле. У меня осталась минералка – вот.
– Кажется, я вас помню?
– Я участвовал в проекте покойного Хиллориана, охранял сенсов из его команды. Вам налить?
– Оставьте себе. Вы разбираетесь в электронике, Фил?
– Немного. Систему мне все равно не починить, ее выключили с центрального пульта – прямо из кабинета шефа. Дверь там блокирована изнутри. У меня слабенькие пси-способности, до боевого сенса далеко, но кое-что и я могу. Так вот… Там глухо – глухо, опасно и погано. Внутри кто-то есть. Я не верю, что это Фантом – старик не мог учинить такой дряни.
– Вы правы, Кравич. Мне не дает покоя желание выбраться наружу. Я обошел наш ярус – ни единой щели. Разве что открыть окно и спуститься по внешней стене… Как вам такая авантюра?
– Простите, советник, слом шеи гарантирован, здесь холерски гладкая стена, стекло первосортное, куски большие и гладкие, скажите спасибо этой шельме, архитектору Финтиану. Мы с вами, как крысы в садке.
– Картина невеселая… Ого!
– Что такое?
– Смотрите на монитор.
Кравич повернулся и уставился на внезапно оживший экран. Система, включенная на одностороннюю передачу, демонстрировала всем желающим худощавую фигурку, бледное большеглазое и большеротое лицо Аналитика.
– Я никогда не любил эту тощую сволочь.
– Тихо, послушаем, что он скажет.
Аналитик откашлялся, опущенные глаза придавали юношескому лицу обманчивое выражение застенчивости – на самом деле он попросту бегло читал текст с положенного на стол листочка.
«Братья по долгу. Час настал! Я, консул обновленной Каленусии, обращаюсь к вам – настало время восстановить нарушенную справедливость. Коррумпированный режим Конфедерации предал нас, лишив естественных прав…»
