скачать книгу бесплатно
Наступал вечер…
…И в окнах больницы отражались лучи красного летнего заката. Старик сидел в больничном дворике на скамейке, смотрел слезящимися глазами на старый двухэтажный корпус и рассказывал мальчику о китах. Мальчик слушал внимательно и задумчиво, не перебивал, не задавал вопросов. Он не думал о предстоящей операции, точнее, не волновался. Так велела мама. Она сказала, что и думать нечего, что все будет хорошо, потому что доктор очень опытный, и мальчик просто уснет, а потом проснется, и все будет уже сделано. И даже больно не будет. Ну, может, совсем чуть-чуть.
Несколько дней назад он оказался в больнице, познакомился с этим странным стариком, и они почему-то сразу подружились.
Старика звали Игорем Кирилловичем, он знал все на свете и помнил наизусть много стихов. А еще он умел сочинять сказки.
– Пойдем-ка в палату, становится прохладно, – сказал старик.
Они встали со скамейки и пошли по направлению к корпусу. А навстречу им прошла большая бригада дворников с мощными метлами. Наступал очередной час борьбы с песком, и им предстояло подмести все больничные дорожки и прилегающую к корпусам территорию.
– А что вам снится по ночам? – спросил мальчик. – Наверное, киты?
– И киты тоже, но очень редко…
– Жаль.
– И мне жаль, но ведь им не прикажешь. Плавают где хотят.
– А почему они выбрасываются на берег?
– Не знаю, Игорь. Наверное, потому что устают.
– Разве киты могут устать?
– Еще как могут. Ты даже не представляешь как.
Они постучали ногами по железной решетке у входа, стряхивая с обуви налипший песок, и зашли в корпус. В холле в глубоком кресле сидел главный врач и задумчиво смотрел на аквариум.
– Гуляли? – спросил врач у мальчика.
– Гуляли, – ответил за него старик. Главврач сделал вид, что не услышал ответа. Ему было запрещено разговаривать с этим стариком. И на самом деле врач его немного побаивался.
Игорь Кириллович и мальчик поднялись на второй этаж. Мальчик проводил старика до палаты.
– Зайди ко мне завтра утром, я тебе кое-что подарю. Ведь у тебя завтра день рождения, да?
– Да, – ответил мальчик, – день варенья. А вам не скучно одному в палате?
– Что ты, совсем нет, скорее, наоборот. Приходи часиков в 9 после процедур.
– Процедуры… Опять будут укол делать, так надоело!
– Ну что ж, потерпи. Зато потом будешь здоровым, как…
– Как кто? Вы хотели сказать, здоровым, как кит?
– Наверное, – старик вдруг о чем-то задумался и забыл про мальчика.
– Ладно, до завтра. Спокойной ночи. Если что-то интересное приснится, не забудьте записать!
– Обязательно, тезка, – ответил Игорь Кириллович.
Мальчик прошел в свою палату в конце коридора, где его уже ждала мама, лег на кровать и накрылся одеялом.
– Ну, как ты?
– Хорошо. Ты принесла книжку, которую я просил?
– «Моби Дика»? Принесла.
– Почитаешь?
Мама открыла первую страницу и начала читать: «Зовите меня Измаил».
Мальчик слушал и смотрел в окно на закатное небо, по которому плыли облака. Теперь ему казалось, что каждое облако было немного похоже на кита. Он перевел взгляд на маму. Ее лицо было усталым и осунувшимся.
– Мама, а ты видела живого кита?
– Нет, дружок, не видела… – она отложила книгу и взяла сына за руку. – Может, хочешь спать?
– Нет, почитай еще, пожалуйста. Мне нравится эта книжка…
На следующее утро мальчик решил зайти к старику до процедур и до завтрака. Уж очень ему не терпелось получить подарок.
– Игорь, только, пожалуйста, недолго, – сказала мама.
Мальчик приоткрыл дверь палаты. Старика на кровати не было, а на соседней койке лежал большой надувной кит и смотрел на мальчика нарисованными черным маркером глазами.
– Игорь Кириллович, вы где?..
Фатима ДЖАЛАЛОВА
СИЛЬНЫЕ ДУХОМ
Морщинистые пальцы с трепетом перелистывают страницы запылившегося дневника. Наткнувшись на черно-белое фото, пальцы судорожно сжимают его и подносят к близоруким глазам. С потрепанной картонки глядят четыре пары искрящихся радостью глаз: выставляющий напоказ большой улов коренастый мужчина, ногу которого обхватили две пухленькие ручки маленького мальчика, за ним – крупная девочка с множеством мелких косичек, плечи которой нежно обхвачены руками невысокой женщины; на заднем фоне толпятся грузчики, рыбаки; берег усеян лодками и пароходами, а за ними простирается море и где-то вдалеке сливается с небом. Пальцы медленно переворачивают фотографию, и глаза с трудом читают сквозь пелену выступивших слёз:
«5-ое мая, 1968 год.
Мы с семьёй вернулись с рыбалки. Дети так быстро растут! Осману недавно исполнилось 3 года, а Айгуль уже 5. Надеюсь, что Осман продолжит моё ремесло. Уговариваю Зухру родить ещё одного».
Упавшая слеза размывает чернила, и пальцы поспешно вытирают глаза. Пересохшие губы дрожат. Пальцы левой руки хватаются за ручку и, найдя пустую страницу в дневнике, начинают писать:
«Умейте находить повод для радости.
Проживая самые счастливые дни своей жизни, я не осознавал своего везения, продолжая строить планы на будущее и мечтать о лучшем. Только теперь я понимаю, что выезды на природу с семьёй в выходные после тяжёлой, но плодотворной рабочей недели – вот, что было для меня настоящим счастьем.
Теперь, спустя 25 лет, я прикован к постели. Единственное, что скрашивает жизнь, – это вечера, когда вы заходите ко мне с внуками. Я бы хотел иметь силы играть с ними, рассказывать истории, обучать чему-нибудь, чтобы они запомнили своего дедушку. Но проклятая болезнь не отстаёт, и мне больно от мысли, что не увижу, как они пойдут в школу, не похвалю за первую пятёрку…
Когда рыболовный промысел начал угасать, я думал, это худшее, что могло со мной случиться. Вода в Арале с каждой неделей опускалась всё ниже, уменьшалось количество пойманной рыбы. Первое было следствием эгоистичной политики государства, озабоченного лишь темпами роста экономики, без учета рисков для природы, второе – следствием истощения морской жизни из-за высокой концентрации соли. Рыбоконсервные заводы начали закрываться, а за ними опустели и дома: люди спешно покидали край. Мне же, прожившему всю жизнь в Муйнаке, некуда было бежать, да и в душе теплилась надежда, что это временно, стоит лишь немного потерпеть. В день удавалось поймать лишь две-три рыбы, и самым страшным для меня стало возвращение домой к грустной улыбке беременной Зухры и к вашим похудевшим личикам, потому что питались мы только рыбой. Тысячи семей неожиданно испытали на себе ужасы недостатка питьевой воды и пытки голода. Неизвестность и бездействие потихоньку ломали людей, всю жизнь зарабатывающих рыбным промыслом и отказывающихся верить в суровые предсказания.
Вскоре я получил следующий удар, в самое сердце: истощённая недоеданием, Зухра умерла во время родов.
Но малыш Тохир выжил. В тот день, выйдя из роддома с болью в груди, я прошёл к морю и впервые трезво оценил, что происходит с моей родиной и моей жизнью. Взору открылся пустынный берег, покрытый толстым слоем соли, оставленной отошедшим Аралом. Шагая к лодке, я чувствовал, как соль, поднятая ветром, ударяла мне в лицо, как она проникала в меня с каждым вдохом. Я сел в лодку, чувствуя ковёр соли под подошвами ботинок. Когда я смотрел вдаль, где море сливалось с горизонтом, мне на мгновение почудилось, что я слышу смех людей на набережной, гудки отчаливающих пароходов, гулкий звук моторов… Но на самом деле меня окружала давящая тишина, временами прерывающаяся криками чаек. Я с горечью осознавал, что это моя жизнь и что былую жизнь не вернёшь.
Из лодки я вылез другим человеком и твёрдой поступью направился в сторону роддома. Мои чувства не выдержали нагрузки и отключились. Единственная мысль врезалась в сознание: «Двое подростков и новорождённый – смысл моей жизни, – погибнут, если я, убитый горем, опущу руки. Сломаться легче, чем спасти ситуацию. Пусть будет тяжело, но я буду трудиться изо всех сил».
Вернувшись в роддом, я застал врача, что принимала роды, у кровати заснувшего младенца. Она взглянула на меня и осторожно заговорила:
– Неделю назад одна пациентка родила. Ребёнок умер, не прожив и дня. Она и её муж много лет мечтают о ребёнке, но женщина уже в зрелом возрасте, и вряд ли ей выпадет другой шанс. Они будут счастливы принять в свою семью ребёнка. Эта пара – люди воспитанные и образованные; материальное положение позволяет им вырастить ребёнка достойно. И самое главное, у женщины есть молоко…
Воцарилось длительное молчание. Моим первым порывом было проигнорировать смелое предположение врача, что я отдам своего сына в чужие руки. «Я смогу вырастить Тохира, – думал я, представляя, как укладываю его спать, кормлю… – Материнское молоко… да, малышу придётся испытать лишения, но я буду покупать ему коровье… А на какие деньги? – вдруг спросил я себя. – Ведь успевать ухаживать за малышом и работать – дело немыслимое. Старшие скоро окончат школу, им тоже нужны моя поддержка и внимание…» Казалось, я задохнусь от душивших меня мыслей. Я отчаянно не желал признавать, что не смогу поднять ребёнка один, что не смогу создать ему необходимые условия. Врач всё это время сидела тихо и, видимо, понимала меня. Я долго глядел на Тохира: маленький, бледный, он был очень похож на Зухру. Чувство, овладевшее мною в лодке, возникло вновь, но я вдруг вспомнил о своём обещании. Мысли прояснились и, не отводя взгляда от Тохира, я хрипло промолвил:
– Мне надо познакомиться с этими людьми, прежде чем я приму решение.
По лицу врача пробежало сомнение, но голос звучал твердо, когда она ответила:
– Меня зовут Айжан, – я резко впился ей в глаза, только теперь заметив красноту её глаз и морщины под ними, и услышал её прерывистое дыхание. Она продолжала: – Моего мужа зовут Едиге. Я обещаю, что мы будем растить вашего сына как родного и поддерживать с вами связь. Правда, должна сразу предупредить: скоро мы уезжаем к родственникам в Нукус, мужу предложили работу на заводе.
Я нервно глотнул воздуха, прежде чем ответить:
– Я бы хотел познакомиться с вашим мужем как можно скорее. Душа моя желает хоть немного побыть с Тохиром, но я знаю, что после этого не смогу с ним расстаться, да и дети… как я посмотрю им в глаза и скажу, что мы отдаём малыша, что отец не имеет возможности растить всех троих. Нет, будет лучше решить всё сейчас.
В тот момент, когда Едиге переступил порог палаты, я почувствовал себя так, будто оказался в совершенно чужой жизни, будто смотрел на события со стороны, как в фильме. Руки сами протянулись для пожатия, а губы промолвили несколько вежливых слов. Всё же я чувствовал, как от этой пары исходит доброта, видел, как огоньки света горят в этих глазах. Подняв Тохира на руки, я сказал:
– Только, пожалуйста, оставьте ему имя – Тохир. Это было последнее желание моей покойной жены. Она словно знала, что он улетит из родного края, нарекая его птицей на фарси. Я верю, что когда-нибудь он прилетит, чтобы навестить нас. Живи счастливо и дари радость своим близким, Тохир!
С этими словами, я переложил сына на руки Едиге. Айжан заверила, что они будут держать меня в курсе событий в жизни Тохира. Распрощавшись, я двинулся домой. Подойдя к двери, машинально вставил ключ в замочную скважину. Щелчок открывшейся двери заставил очнуться и осознать, что только что произошло. Не закрыв дверь, я бросился бежать в сторону дома Едиге. Но навстречу попались вы, с тяжёлыми рюкзаками и недоумевающими лицами. Опомнившись, я крепко обнял вас. Впервые за день дал волю слезам. Я рассказал вам тогда лишь часть истории о вашей матери… Моя вина, что не рассказал всю правду. Простите меня.
Как мы жили дальше, вам известно: я кочевал с одной работы на другую, вы учились и одновременно пытались подработать. От Айжан регулярно приходили письма, порой даже с фотографиями. Тохир подрос и окреп, в линии губ и взгляде улавливались черты Зухры. Я был рад, что Тохир живёт хорошо, что Едиге и Айжан счастливы, но в глубине души не переставал винить себя за то, что согласился его отпустить.
В юности казалось, что любящий и трудолюбивый человек всегда будет жить в счастье и достатке. Но жизнь быстро развеяла эти мечтания. До тех пор пока рыболовное ремесло, которому я, да и тысячи жителей Муйнака, отдали свою молодость, не погибло вместе с Аралом, я даже не осознавал, какую роль в жизни играет природа. Начались песчаные бури, поднимавшие не только всю соль с земли, но и ядовитые вещества с острова Возрождения. Отрава попадала в воду, убивая рыбу. Одной подписью об использовании вод Арала для орошения полей джентльмены в отглаженных костюмах, сидящие с серьёзными лицами в прохладном зале, превратили Аральское море из источника жизни в смертельное оружие, убивающее тело и души жителей. Жители, не имеющие иного дома, начавшие болеть, худеть, оказались забыты миром, озабоченным повышением темпов развития экономики любой ценой.
Когда-то отец с блеском в глазах рассказывал мне о зелёных бухтах и резвых сайгаках острова Возрождения, превращённого в военный объект. Было очень грустно, что я не застал этой красоты. Однако даже в голову не приходило, что грядёт разрушение ещё большее и что я сам буду рассказывать новому поколению о былых днях, когда жизнь кипела в полноводном Арале и по берегам Арала жили крепкие, здоровые, уверенные в своем будущем люди. Когда дома меня встречали улыбка Зухры и ваш смех, я мгновенно забывал о неприятностях на работе.
Но я благодарен судьбе, что у меня есть вы, что у вас есть семьи, что вы заботитесь обо мне. Это даёт повод радоваться. Однако одолевают переживания о будущем: что станет с нашим краем, сможете ли вы тут жить? Я одобряю ваше желание посвятить жизнь возрождению края, но боюсь, как бы это не подвергло опасности ваши семьи, ваше здоровье, ваши жизни. Я считал, что болезни, распространяющиеся по региону, меня обойдут стороной, но как же я ошибался! Учитесь на моих ошибках и берегите себя! А родному краю вы сможете помочь даже издалека, рассказывая миру о проблеме. Возможно, тогда государство начнёт, наконец, предпринимать что-то для изменения условий жизни края, а весь мир, узнав о катастрофе, будет задумываться о последствиях своих действий. Вы можете также снять копии с работ Рафаэля Матевосяна, который запечатлел Арал в разные годы. Увидев его картины, я восхитился тем, как искусство может поднять острую проблему. Так что открывайте свои переживания миру!
Если Тохир когда-нибудь найдёт вас, покажите ему это письмо и передайте, что я люблю его и надеюсь на прощение. Знаю, что вы почувствуете в нём родную кровь и примете участие в его жизни.
Горжусь вами, дети! Живите счастливо!
Любящий вас отец»
Дрожащие пальцы аккуратно вырвали страницы из дневника и положили их в конверт вместе с черно-белой фотографией. Затем, с любовью выводя каждую букву, подписали конверт: «Моим детям».
***
Рассказывали, как через несколько лет приятный молодой человек приезжал искать свои корни. Айгуль и Осман рассказали ему о смерти отца и отдали письмо. После прочтения он долго бродил по пескам в одиночестве и уехал в тот же день, успев снять копии с картин Рафаэля Матевосяна.
Спустя недели, он вернулся с группой джентльменов в отглаженных костюмах. Пройдясь по окрестностям и пообщавшись с жителями, они уехали.
Спустя полгода, он вернулся в сопровождении грузовиков, нагруженных баллонами с водой, свежими фруктами, овощами, вакцинами, лекарствами и тёплой одеждой, и автобусами, на которых ехали врачи и опытные фермеры.
Айгуль и Осману, да и остальным жителям стало легче находить повод для радости.
А приятный молодой человек поселился в доме покойного отца – на той земле, где родился.
Анита ЭЛИВ
ДРУГАЯ ПЛАНЕТА
Нукус встречает гостей скучно: перед нами разворошенный неоконченным ремонтом проезд к аэропорту, по которому мы, спотыкаясь, тащим наши чемоданы.
До отеля рукой подать, здесь все близко – в «шаговой доступности», как сказала бы моя коллега Птица. Она впервые в Нукусе и осматривается вокруг немного настороженно, но с большим интересом. Конечно, ее зовут вовсе не Птица, но это прозвище ей подходит – веселая, увлекающаяся оптимистка, незыблемо верящая в огромны запасы Добра и Радости, запрятанные в дебрях Вселенной. А вот Философ совсем другой, его оптимистом не назовешь. С улыбкой смотрю, как он подталкивает ногой свой чемодан, не слишком интересуясь происходящим вокруг, в полной убежденности, что делает миру огромное одолжение, приехав сюда просто полюбоваться степью.
– Чего ты улыбаешься? – сердито вопрошает он. – Надеюсь, нас хоть встретят? Или придется самим до гостиницы тащиться?
– Успокойся, – в толпе встречающих выхватываю знакомое лицо. – Вон Гуля идет.
Гуля радостно улыбается и сразу пытается выхватить из моих рук чемодан.
– Давайте помогу.
Затем следует привычный обмен ненужной информацией об общих друзьях-знакомых, в основном болтает говорливая Птица, а я пока молча привыкаю к Нукусу.
Такое впечатление, что этот город – гость. Вроде давно стоит на одном месте, но не обжился, не оброс уютом. И сам понимает, что он только в гостях у старухи-степи и его в любой момент могут попросить удалиться. Может, поэтому все вокруг какое-то неосновательное, построено без размаха и без намерения «жить долго и счастливо». Город бывших кочевников не торопится врастать глубоко в землю и не тратит лишних усилий на красоту.
При виде облупленного здания гостиницы Философ бурчит что-то под нос, а веселая Птица все еще купается в волнах своего оптимизма.
– Ничего страшного, это же всего на три дня.
– Все нормально, – успокаиваю я Гулю. – Не переживай, мы ко всему привычные.
Теперь очередь Нукуса нас рассматривать: приступаем к работе. В отличие от Арала, море работы никогда не засохнет, и в его водоворотах легко забыть, где ты находишься. После дня глубокого погружения, выныриваем вечером, утомленные и разбитые, и сразу цепляемся усталыми взглядами за Гулю – скорее бы она вытянула держащие нас якоря утомительной работы и повезла ужинать.
Пока едем в кафе, оживившаяся Птица без умолку болтает о засыхающем Арале, о намерениях его возродить, об общественной деятельности по проблеме Арала. Гуля слушает вежливо, но заметно, что эта болтовня не вызывает в ней особого волнения. О проблеме Арала она знает получше щебечущей Птицы, ведь она живет здесь, в так называемой «зоне экологической катастрофы». Эти неприятные слова – экологическая катастрофа – тесно связаны с ее жизнью и стали обыденностью. А для Птицы это пока еще волнующее ощущение. Она невероятно взбудоражена собственной смелостью: ну как же, приехала в зону катастрофы – и даже немного расстроена тем, что здесь нет явных «киношных» признаков вымирания. Мы, люди, любим зрелища. И даже факт наличия какой-то катастрофы поблизости не столько пугает, сколько завораживает. А тут на поверку все выходит как-то слишком просто и тускло. «Катастрофически» скучно для приезжего и «катастрофически» обыденно для местного жителя.
Послушав еще немного, Гуля пытается свести все к шутке.
– Говорят, если каждый из Ташкента приедет сюда с ведром воды, Арал наполнится.
Философ фыркает.
– Гораздо интересней научить людей пить песок вместо воды. Довольно глупо ставить человечество в зависимость от конечных ресурсов.
– А разве песок бесконечный ресурс? – я улыбаюсь, в то время как Птица озадаченно хлопает ресницами. – Он ведь тоже может кончиться!
– Ну, все же вода кончится быстрее песка, – Философ подмигивает мне: – А представь, что в скором будущем люди будут носить кольца с каплей воды вместо бриллиантов. Ведь вода станет драгоценностью, стоимость которой невозможно себе вообразить.