Не-Я

«Холодно». Точно такое же слово использовала Софья. В его памяти всплыло ее лицо, ее насмешливый взгляд. «Звучит утомительно, превращать жизнь в совокупность работающих моделей». Две женщины. Два полюса. Одна – воплощение хаотичного, манящего интеллектуального огня. Другая – тихого, постоянного душевного тепла. И он, зажатый между ними, как выбор, который рано или поздно придется сделать.

– А ты бы смог, Женя? – Дмитрий сел за стол, утирая руки о фартук. – Влюбиться, например, по уши. Забросить все свои схемы и графики и просто… потонуть в чувстве. Без анализа, без тактики.

Вопрос повис в воздухе, невинный и смертельно опасный. Евгений почувствовал, как под маской спокойствия что-то сжимается.

– Чувства – это не более чем биохимия, Митрич, – отрезал он, с наслаждением делая глоток горячего супа. – Сильный всплеск – и ты уже не владеешь собой. Я не могу позволить себе роскошь терять контроль.

– А я вот могу, – Дмитрий меланхолично уставился в свою тарелку. – И, кажется, снова попал впросак.

Евгений насторожился. Он знал эту интонацию.

– Что случилось?

– Да так… Одна особа. Умная, красивая. С характером. Видел ее пару раз на разных тусовках. Вроде бы, и взгляды бросала, а подойти… язык не поворачивается. Словно не знаю, с какой стороны подступиться. Чувствую себя школьником у доски, который забыл теорему.

Сердце Евгения вдруг замерло, а потом забилось с такой силой, что он боялся, его услышат. В горле пересохло. Это не могло быть простым совпадением. Вселенная не была настолько ироничной.

– И кто же эта муза, вогнавшая в ступор великого Дмитрия Орлова? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно и естественно.

– Софья. Не помню фамилию. Рыжая, глаза серые, смотрит прямо в душу. Ты вряд ли ее знаешь.

Удар был точен, как выстрел снайпера. Евгений почувствовал, как почва уходит из-под ног. Комната, еще секунду назад бывшая островком спокойствия, вдруг превратилась в клетку. Он видел, как Аня внимательно смотрит на него, и отводил взгляд, делая вид, что его больше интересует узор на скатерти.

– Нет, – выдавил он. – Не знаю.

Ложь. Гладкая, отполированная, как галька. Она вышла так легко, что стало страшно. Он солгал лучшему другу. Впервые за пятнадцать лет их дружбы. И сделал это не задумываясь, с инстинктивной быстротой дикого зверя, почуявшего опасность.

– Жаль, – вздохнул Дмитрий. – А то бы ты, со своим талантом все систематизировать, может, помог. Раскрыл бы ее, как шкатулку с секретным замком. Нашел бы код доступа.

«Я уже нашел», – пронеслось в голове у Евгения. Он представил, как говорит это вслух. Видит, как рушится это простодушное доверие на лице Дмитрия. Как гаснут глаза Ани, которая и так догадывалась о его холодности к ней, но не о его способности на такое предательство. Он видел, как трескается и рассыпается в пыль этот хрупкий, теплый мир, который он, по странной прихоти судьбы, считал чем-то второстепенным.

Искушение, о котором он размышлял, обрело плоть и кровь. Оно было здесь, за этим столом. Оно было не в Софье. Оно было в возможности сказать «да» своему желанию. И оно было в цене, которую придется заплатить.

– Может, просто не твоя судьба, брат, – сказал Евгений, и его собственный голос прозвучал для него чужим, циничным. – Зачем тебе эти сложности? Ищи что-то попроще. Без замков и кодов.

– А где же тут романтика? – искренне удивился Дмитрий. – Весь кайф – в распутывании клубка. Даже если в конце окажется не принцесса, а Баба-Яга.

Евгений смотрел на него и видел не друга, а пешку. Пешку в той самой игре, которую он сам для себя затеял. Дмитрий с его «романтикой» и «клубками» был живым укором его, евгеньевой, расчетливой философии. И в то же время – его слабым, уязвимым местом.

Он провел остаток вечера на автопилоте. Поддакивал, улыбался, помогал Ане убрать со стола. Его пальцы случайно коснулись ее пальцев, когда он передавал ей тарелку. Она вздрогнула и отдернула руку, словно обожглась. Он почувствовал прилив стыда, острого и едкого.

Когда он, наконец, собрался уходить, Дмитрий похлопал его по плечу.

– Спасибо, что заглянул, старик. Всегда рад. Ты же у нас тут как анкор – связующее звено с миром больших чисел и правильных решений.

На пороге Аня молча протянула ему его пиджак. Их взгляды встретились.

– Береги себя, Женя, – тихо сказала она. И в этих простых словах он услышал все: и заботу, и прощание, и предупреждение.

Он кивнул и вышел, захлопнув за собой дверь в тот теплый, пахнущий хлебом мир. Лифт вез его вниз, и с каждым этажом давление в висках нарастало.

На улице он закурил, делая глубокие, нервные затяжки. Дым смешивался с прохладным воздухом, и ему казалось, что он вдыхает саму суть своей дилеммы.

Он представил Софью. Ее улыбку. Ее острый ум. Легкость, с которой она парировала его самые выверенные тезисы. Он представил, как мог бы быть с ней. Диалоги, полные взаимного вызова и восхищения. Ночь, наполненная не только страстью, но и тем редким, почти мистическим пониманием, когда два интеллекта сливаются в одном порыве. Он мог бы получить все это. Его план был безупречен. Он уже видел первые ходы.

А потом он представил Дмитрия. Его простодушное признание. «Чувствую себя школьником у доски». Он представил, как однажды, случайно, они втроем оказываются в одном месте. И он видит взгляд Дмитрия, который скользит с него на Софью и обратно. И в этом взгляде – не злоба, не ненависть. Нет. Что-то гораздо более страшное – недоумение. Боль. И крах веры.

А за ним, как тень, – Аня. Ее тихое, безмолвное страдание. Ее разбитые надежды, которые, он знал, она все еще лелеет.

Он стоял под окнами их квартиры. Свет на кухне еще горел. Он видел их силуэты. Дмитрий что-то рассказывал, размахивая руками, Аня смеялась. Картинка идиллии. Хрупкой, как стекло.

И он понял, что его «победа» над искушением будет выглядеть не как триумф воли. Она будет выглядеть как воровство. Он украдет у друга его наивную, несбыточную мечту. Он украдет у сестры друга ее хрупкое счастье, даже если это счастье – всего лишь его присутствие рядом. Он разрушит этот простой, несовершенный, но живой мир ради своего собственного, сложного и безупречного наслаждения.

«Мы – странные боги, способные разрушить миры ради сияния одной души», – подумал он, цитируя самого себя. Но он был одновременно и богом-созидателем, и богом-разрушителем в одной голове. И эта война богов разрывала его изнутри.