скачать книгу бесплатно
Джордж вглядывался сквозь стекло внутрь шара. Оттуда на него смотрел кривобокий снеговик – одним глазом ему служила синяя пуговица, а другим – жёлтая, как солнце. Улыбался снеговик полумесяцем бирюзовых бус – это было ожерелье матери Джорджа. Нос торчал ярко-оранжевой морковкой, а на голове, похожей на шишковатую луковицу, сидела знакомая тёмно-зелёная фетровая шляпа с потёртыми краями. Она принадлежала отцу Джорджа. «С неё, Джорджи, и начался модный период в моей жизни, – послышался в голове у Джорджа отцовский голос. – Искорка цвета порой может изменить мир до неузнаваемости».
Дыхание Джорджа окутывало шар туманом.
Это был не просто снеговик.
Это был снеговик Джорджа.
Как-то утром в Рождественский сочельник они слепили его все втроём во дворе старого дома бабушки: катали, поднимали, составляли, обтёсывали… У папы покраснел нос, у мамы онемели пальцы, зубы у всех стучали от холода, но сквозь стук прорывался счастливый смех.
«Мне кажется, дорогой, его зовут Фред».
«Наш идеальный неидеальный Фред».
Где-то позади Джорджа прозвенел колокольчик.
Старик Марли зашелестел газетой.
– Возраст?
– М-м. Одиннадцать.
– И?
Робко в ответ:
– Одиннадцать… и три четверти.
Если бы Джордж не оказался в эту минуту так безнадёжно потерян в глубинах собственного прошлого, он наверняка бы узнал этот голос.
– А маленькой?
– Клементине шесть.
Голос помладше взвыл, как сирена на маяке:
– ШЕСТЬ ЛЕТ И ОДИН ДЕНЬ, ВООБЩЕ-ТО.
Клементина.
Джордж не услышал имени.
– Я КОЗЕРОГ. КАК ИИСУС.
– М-м, – оценивающе протянул Марли. – А ты совершенно уверена, Клементина, что тебе тайно не исполнилось тридцать семь? А то вон там стоит мальчик с пышными усами. В наше время чего только не бывает.
Девочка довольно хихикнула:
– УВЕРЕНА!
Некоторое время слышалось только любопытное шуршание, потом дважды раздалось весёлое «хлоп!», и двое детей с неразборчивым шёпотом погрузились в изучение содержимого рождественских хлопушек.
В другом конце магазинчика Джордж боялся даже пошевелиться. А вдруг он возьмёт и исчезнет – тот самый мамин смех, который так неожиданно стряхнул с себя пыль в дальних закоулках памяти?
Кто-то хлопнул его по плечу:
– Джордж!
Он так испугался, что едва не разбил стеклянный шар. Он резко обернулся.
На него с удивлением смотрела двоюродная сестра. Она стала выше с их последней встречи, но волосы были всё такие же кудрявые, а глаза всё такие же каштаново- карие. Её глаза Джордж не спутает ни с какими другими.
– Б-Бобби, – залопотал он, – чт-что ты тут делаешь?
– Это и правда ты, Джордж! Не могу поверить, – Бобби с изумлением покачала головой. – И не где-нибудь, а здесь! Мы с тобой не виделись уже… – она вдруг замолчала, и щёки налились румянцем. – Ну, после похорон.
Джорджу только и хотелось, чтобы земля поглотила его, прожевала и в придачу как следует переварила.
– Да… Сто лет.
– ПРИВЕТ, ДЖОРДЖ! – возникла рядом с сестрой Клементина, размахивая в знак приветствия скомканной красной фольгой. – А МНЕ УЖЕ ИСПОЛНИЛОСЬ ШЕСТЬ. ТЫ ЗНАЛ?
Джордж посмотрел сверху вниз на свою младшую двоюродную сестру. Над шарфом из сосновых шишек расплывалось в широчайшей улыбке её лицо. Если ей и не хватало передних зубов, их вполне заменяла её восторженность.
– С прошедшим тебя днём рождения, Клем!
– ДЖОРДЖ, У ТЕБЯ ГУСЕНИЦА НА ЛИЦЕ!
Он вспомнил вдруг про свои усы, и от неловкости у него зазвенело в ушах. Одним болезненным рывком он содрал усы с лица.
Клементина пронзительно закричала.
Скрипнуло кресло, и старик Марли вскочил на ноги:
– Какого Диккенса там происходит?
– Не пугайся, Клем, – прошептала Бобби. – Это такая игра.
Джордж показал на комок фольги в руке у Клементины.
– Ты уже взяла хлопушку? – сменил он вдруг тему разговора, будто подбросил в воздух монетку. – Что тебе досталось?
Клементина перевела дух и кивнула. Она развернула фольгу и показала крохотную белую снежинку.
– Бобби сказала, она называется «Вечная снежинка». – Клементина нахмурилась и повертела подарок в руках. – Она, кажется, несъедобная. – Для верности девочка попробовала края снежинки на зуб и скривилась. – На вкус как дерево.
– А у меня «Вырасти рождественский торт». – Бобби протянула на ладони глазированный рождественский торт размером точь-в-точь с монетку в один фунт. – Надо, видимо, только добавить воды.
С огромным подозрением Джордж покосился на крошечный торт.
– А помнишь, как однажды на Рождество ты съел четыре куска торта, а потом целый час лежал? – сказала Бобби. – Ты ещё пропустил игру в «Рисовалку».
Джордж покраснел:
– Да, помню.
– Ты ещё рисуешь? – спросила Бобби. – Вы с твоей мамой были такой хорошей командой. Никто из нас не мог с вами сравниться.
– Нет почти, – сказал Джордж, не в силах припомнить, когда в последний раз брался за карандаш. – Сейчас трудно придумать, что рисовать.
– ДРАКОНОВ! – выпалила Клементина.
Джордж улыбнулся:
– Хорошая идея, Клем!
Клементина просияла от гордости:
– Почему ты пропал, Джорджи? Мы скучаем.
У Джорджа в горле застрял комок из слов, которые ему хотелось сказать: «Я тоже скучаю. По всем, даже по Мелку. Иногда по ночам, если я много об этом думаю, мне хочется плакать».
– Ой, э-э… ну…
– А тебе что досталось? – спросила от смущения Бобби. Она показала на стеклянный шар у него в руке. – Как он вообще поместился в хлопушку?
– А, это? Нет. Нет, это не моё. У меня ничего не оказалось в хлопушке. Мне достался Скрудж. Не повезло. Я просто смотрю. – Джордж поставил стеклянный шар обратно на полку и взглянул на часы с кукушкой, которые висели высоко на стене. – Мне пора. Бабушка Фло уже, наверно, ищет.
– И что, тебе всё ещё нельзя разговаривать с нами? – удручённо спросила Бобби. – Удивительно, что тебе хотя бы разрешили прийти сегодня сюда.
«Расставаться, Джордж, всегда нелегко, – послышался голос отца в голове у Джорджа. – Но полная разлука быстрее излечивает сердце».
– Рад был встретиться с вами, – Джордж впился зубами в нижнюю губу и опрометью бросился за дверь. Старик Марли настороженно посмотрел ему вслед.
«Ты должен поверить, Джордж. Я знаю, что для тебя лучше».
Бабушка Фло вертелась из стороны в сторону возле «Шоколада Джино». Когда она увидела внука, её лицо просияло, а волосы вспыхнули в темноте ярким серебряным ореолом.
– Вот ты где, моя радость! Прости, я немного задержалась. Встретила Марту, с которой играю в бридж, и готова поклясться, что эта стервятница нацепила мой новый шарф. Я забыла его на прошлой неделе. – Она сердито нахмурила брови, и в напевном звучании её ирландского голоса проступил гнев. – Эта женщина украдёт даже лак у меня с ногтей, если я перестану присматривать. Честное слово, это… Ох, Джорджи, у тебя все глаза красные! Ты что, плакал?
– Да я просто содрал усы, – сказал Джордж, уводя её прочь от «Рождественских диковинок Марли». От пресыщенного приторной сладостью воздуха ему вдруг стало нехорошо. – Пойдём домой.
– Джордж! Подожди!
Бабушка Фло мельком глянула через плечо.
– Ага! – осенила её догадка. – Ты, наверно, хочешь поговорить, моя радость? Я подожду тебя здесь.
Джордж повернул назад, с трудом протискиваясь сквозь приливную волну шапок с помпонами и покусанных морозом щёк. Подошла Бобби и протянула к нему руку. На затянутой в перчатку ладони лежал стеклянный шар.
– Старик не захотел его завернуть. Сказал, что торгует «диковинками», а не «глупостями». Большая разница, видимо, – пожала она плечами, глядя вниз на носки ботинок. – У меня было с собой только три фунта и двадцать два пенса, но старик сказал, что это стоит именно столько, и это, наверно, судьба. Прости, что я там так. Ты ведь не виноват, я знаю. С Рождеством, Джордж!
У Джорджа в горле будто кулак застрял.
– Спасибо, – кое-как выдавил он из себя.
– Знаешь, мама с папой всегда говорят, как им хочется, чтобы вы снова пришли к нам на Рождество. Как раньше. Может, придёте?
– Мы останемся дома в этом году, – поспешно ответил Джордж. – Но всё равно спасибо.
Бобби снова пожала плечами.
– Ты всё равно скажи папе. И бабушку Фло мы тоже все ждём. Только не Коко. Мелок её страшно боится.
Джордж улыбнулся:
– Да, я помню.
– Правда, Джордж? – спросила она тихонечко.
– БОББИ, ДАВАЙ БЫСТРЕЙ, Я ХОЧУ ПОМАДКУ!
Голос Клементины разлетелся над ярмаркой, оборвав разговор. Бобби вздрогнула и побежала назад. Джордж даже не успел ничего ответить. Только смотрел ей вслед. И вдруг он заметил тётю Алису. Она стояла с Клементиной и дядей Илаем у карусели и смотрела на него мамиными глазами. Большими и блестящими. Улыбка – такая же, как у мамы, – кривилась на губах.
Последний раз Джордж видел тётю Алису на костылях – левая нога упрятана в гипс выше колена, а лицо в свежих царапинах напоминало картину на стене. Она не могла даже поднять на него глаза. Она только трясла головой и повторяла: «Простите, простите, простите», – а отец Джорджа, с прямой спиной и побледневшим лицом, отбивал, словно битой, каждое слово: «Пожалуйста, перестань, Алиса. Пожалуйста, перестань».
Воспоминание пробежало по нему, словно дрожь, и он заморгал глазами, чтобы вернуться в настоящее. Он вдруг понял, что дядя Илай держит что-то в руках. Свёрток из одеяла.
Нет – это не свёрток. Это ребёнок.
Новый двоюродный брат или сестра.
Алиса подняла руку, но Джордж уже отвернулся. Слова, не успевая оформиться, застревали в горле.
«Какие-то люди должны оставаться в прошлом, Джордж. Они будут только напоминать нам о нашей утрате».
У Джорджа сдавило грудь, когда он пробирался сквозь толпы людей, прочь от своей семьи.
В автобусе по дороге домой они сбросили с себя Рождество, будто плащ, выбросили в мусор остатки сладостей и смахнули с капюшонов сахарную пудру. С тяжёлым протяжным вздохом автобус отъехал от ярмарки, и в это самое мгновение, будто чихание мотора окончательно развеяло всё волшебство от путешествия в страну чудес, у бабушки Фло зазвонил телефон. Звонок отзывался в воздухе, как сирена, а экран заполнило имя Хьюго Бишопа.
Джордж вжался в сиденье. Три долгих года прошло с тех пор, как его отец впервые отменил Рождество. И не только ёлку, но и рождественские чулки и подарки. Игры, индейку, и соус, и хоралы, и даже рекламу по телевизору. Стало нельзя даже говорить о Рождестве. Не только с кем-то ещё, но даже с самим собой.
С Рождеством покончено, Джордж. Оно не вернётся.
Праздновать больше нечего.
Джордж сунул руки в карманы. Через два дня наступит Рождество, а настроение у отца было как нельзя хуже. Джордж пробежал пальцами по новенькому стеклянному шару. На ощупь нечаянное чудо было прохладным.
Но волшебство старика Марли уже приходило в движение.