Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе

скачать книгу бесплатно


Подойдя к окну, я смотрел на ее милую удаляющуюся фигурку. Скоро она совсем растворилась вдали, в угрюмой безликой толпе. Я различал лишь расплывчатое пятнышко ее шляпки с бледным крошечным пером.

– Очень милая женщина, – произнес я, обращаясь к своему компаньону.

– Правда? – равнодушно ответил Холмс. Он уже закурил свою трубку и со знакомым мне полусонным взглядом, сидел, откинувшись на спинку кресла. – Не заметил.

– Вы знаете, я давно заметил, что у вас совсем нет эмоций, – в сердцах воскликнул я. – Вы напоминаете мне машину, постоянно занятую вычислениями. Честное слово, в вас есть что-то нечеловеческое.

Шерлок Холмс слабо улыбнулся.

– Я взял себе за правило никогда не поддаваться эмоциям, – ответил он. – Личные качества могут повлиять на чистоту суждения. Для меня клиент – это всего лишь фактор, составная часть задачи, требующей разрешения. А что касается эмоций, в отсутствии которых вы меня упрекнули, то знайте – они несовместимы с рассудком. Самая красивая женщина из всех, что я встречал, была повешена. Она застраховала своих детей на крупную сумму, после чего хладнокровно отравила их. Есть у меня один знакомый самого гнусного и отталкивающего вида, который только можно себе представить. Так вот – он известный филантроп, потративший четверть миллиона фунтов на помощь несчастным лондонским беднякам.

– Да, но эта девушка…

– Я ни для кого не делаю исключений, – перебил меня Шерлок. – Исключения ниспровергают правило, доказывают его ошибочность. И не забивайте себе голову пустяками. Лучше давайте попробуем представить портрет человека, написавшего это письмо. Вам еще никогда не доводилось узнавать характер человека по почерку? Вот вам прекрасная возможность. Ну, что вы можете сказать о человеке, который пишет такими вот каракулями?

– Никакие это не каракули, – раздраженно ответил я. – Почерк вполне сносный, хорошо читается. Скорее всего, это человек степенный, с устоявшимися привычками. Характера сильного и уравновешенного. Посмотрите, как он твердо выводит буквы.

Холмс согласно кивнул.

– Совершенно верно. Но только все буквы у него одинаковой высоты. Не поймешь где «l», а где «e». Так же трудно отличить «d» от «а». У человека с твердым характером, как бы плох ни был его почерк, написание этих букв обязательно отличается. Судя по тому, как неуверенно он пишет строчную «k» и все прописные буквы, наш корреспондент отличается неуравновешенностью и непостоянством. В то же время он довольно высокого мнения о себе. Даже слишком высокого. Могу сказать еще много нелестного о нем, но сначала нужно кое-что проверить. Посмотрите пока вот эту книгу, едва ли не самую значительную из всех, которые видело человечество. Называется «Мученичество человека», автор Уинвуд Рид. Полагаю, она поможет вам скоротать время до моего прихода. А я вернусь не позже, чем через час.

Я сел у окна с томиком в руках, попытался вникнуть в строчки, но мысли мои блуждали далеко. Я вспоминал нашу неожиданную гостью, ее улыбку, приятный глубокий голос, таинственность, окружающую ее. «Сколько ей может быть лет?», подумал я. «Если десять лет назад ей было семнадцать, то, значит, сейчас ей двадцать семь. Прекрасный возраст. В эти годы человек, расставаясь с иллюзиями и застенчивостью, начинает набираться опыта и мудрости». Так я сидел, размышляя, до тех пор, пока течение моих мыслей не приняло столь опасного направления, что я, подскочив, как ужаленный, метнулся к своему столу и впился взглядом в статью по патологии. «И что ж это я, отставной армейский хирургишка с хилой ногой и с еще более хилым кошельком, возомнил о себе? Да как мне только подобное в голову пришло? Нет, она – всего лишь часть задачи, фактор. И, самое главное, надо трезво глядеть на вещи. Каким бы мрачным не было мое будущее, встретить его следует по-мужски. А тешить себя сладкими грезами, идиллическими картинками разыгравшегося воображения – это просто слюнтяйство».

Глава 3

Мы отправляемся на поиски решения

Холмс вернулся в половине шестого, бодрый, веселый, в хорошем настроении. Было видно, что он готов к действию. Я нисколько не удивился происшедшей в нем перемене, так как привык к тому, что приступы черной меланхолии сменялись у Шерлока пароксизмами активности.

– Ничего таинственного в этом деле нет, – заявил он, принимая налитую мной чашку чая. – Факты говорят о том, что объяснение всему может быть только одно.

– Как!? – удивился я. – Вы уже все разгадали?

– Ну, я бы не сказал, что все. Но я обнаружил один многообещающий факт. Очень даже многообещающий, – последнюю фразу Шерлок произнес с некоторым смаком. – Детали, правда, мне пока не совсем ясны, но все станет понятно в процессе расследования. Все это время, пока вы меня ждали, я смотрел последние страницы «Таймса» и вот что обнаружил. Оказывается, майор Шолто, служивший в тридцать четвертом пехотном бомбейском полку и проживавший в Верхнем Норвуде, скончался двадцать восьмого апреля тысяча восемьсот восемьдесят второго года.

– Не сочтите меня глупцом, Шерлок, но я не понимаю, куда вы клоните.

– Серьезно? Вы меня удивляете. Тогда посмотрите на это иначе. Капитан Морстан бесследно исчезает. Единственным человеком в Лондоне, кого он мог бы навестить, является майор Шолто. Но тот утверждает, что капитан к нему не приезжал. С момента исчезновения капитана Морстана проходит четыре года, майор Шолто умирает, а через неделю после этого в адрес мисс Морстан приходит первая посылка. Каждый год она получает дорогостоящие подарки, а в финале – письмо, в котором некий аноним извещает ее о том, что с ней поступили дурно. Но что в ее жизни произошло дурного, если не считать смерти отца? И почему подарки начали посылать ей сразу после смерти майора Шолто? Не потому ли, что и сам он, и его наследники знали о тайне исчезновения капитана Морстана? Вам это кажется невероятным? Тогда предложите свою, более правдоподобную, гипотезу.

– Какая дикая странность – посылать компенсацию за смерть отца! А зачем такие предосторожности?! И почему бы не послать письмо тогда, шесть лет назад?! Тем более, если речь идет о восстановлении справедливости. Что мешало восстановить ее раньше? И о какой, собственно, справедливости говорит автор письма? Шерлок, я надеюсь, вы не думаете, что отец мисс Марстон жив? Полагаю, такая мысль была бы явным преувеличением. Но тогда о какой все-таки справедливости он говорит?

– Согласен с вами, в моей гипотезе не все гладко. Есть уязвимые места, есть, – задумчиво произнес Шерлок. – Но я надеюсь, что наша сегодняшняя поездка разрешит все сомнения. А вот и кэб. Это приехала мисс Морстан. Вы готовы? Тогда пора отправляться, а то опоздаем. Уже начало седьмого.

Я взял шляпу и самую тяжелую трость из всех, что у меня имелись. Шерлок Холмс, как я заметил, вытащил из ящика стола револьвер и сунул его в карман. Следовательно, дело обещало быть серьезным.

Открыв дверцу кэба, я увидел мисс Морстан, закутанную в длинное темное пальто. Держалась она спокойно, лишь бледное, напряженное лицо ее выдавало тщательно скрываемое волнение. Я поразился ее самообладанию. Отправляясь в столь необычную поездку, она, как представительница слабого пола, должна бы чувствовать себя довольно неуютно, и тем не менее, во всем ее поведении ощущалась уверенность и выдержка. Холмс задал ей несколько вопросов, она отвечала на них ровным, спокойным голосом.

– Майор Шолто был самым близким другом моего отца, – говорила она. – Он часто писал о нем в письмах. Но в этом нет ничего удивительного, судьба надолго забросила и моего отца, и майора Шолто на Андаманские острова. Они были старшими офицерами и, конечно же, часто общались. Кстати, в письменном столе отца я нашла одну странную бумагу. Рассматривали ее много раз, но никто так и не понял, что обозначают все эти рисунки и надписи. Я на всякий случай захватила ее с собой, но не думаю, что она вам особенно пригодится. Вот, посмотрите, – она протянула Холмсу лист бумаги.

Шерлок осторожно расправил ее и, вытащив из кармана двукратную лупу, начал внимательно изучать странный документ, попутно давая объяснения.

– Бумага изготовлена в Индии. Когда-то она была приколота к доске. Карта очень похожа на план какого-то большого здания. Много залов, коридоров, переходов. Одно место отмечено маленьким красным крестиком. Это чернила. Рядом надпись, сделанная карандашом: «3,37 слева». В левом верхнем углу какой-то непонятный знак. Очень похоже на четыре креста с соприкасающимися краями. Рядом – надпись. Судя по корявым буквам, вывел ее человек грубый и необразованный: «Джонатан Смолл, Магомет Сингх, Абдулла Хан, Дост Акбар». Признаться, пока я не вижу, какое отношение эта бумага может иметь к нашему делу, но одно несомненно – это очень важный документ. Хранился он бережно, скорее всего, в блокноте. Обе стороны на удивление чистые.

– Совершенно верно, – подтвердила девушка. – В блокноте я ее и нашла.

– Постарайтесь не потерять эту бумагу, мисс Морстан. Мне кажется, она нам еще понадобится. Интуиция подсказывает мне, что дело может оказаться намного сложнее, чем я предполагал.

Шерлок откинулся на спинку сиденья. Я изредка посматривал на своего друга – его сдвинутые брови и отсутствующий взгляд говорили о напряженной работе мысли. Мы с мисс Морстан тихо разговаривали о нашей необычной поездке, высказывая предположения о ее возможных последствиях. Все это время Шерлок молчал. Он ни слова не проронил вплоть до того момента, пока мы не подъехали к цели нашего путешествия.

Несмотря на сентябрь и вечернее время, а было уже почти семь, на улице стояла удушающая жара. Гигантский город окутывал плотный туман. Его серые клубы ползли по грязным улицам, обволакивая дома, кэбы, людей. Фонари на Стренде напоминали бесформенные пятна. Они отбрасывали на мокрый тротуар унылые, дрожащие бледные круги. Даже яркий свет многочисленных окон магазинов не мог пробить тоскливую давящую мглу. Слабенькими потоками он струился на улицу, выхватывая из гнетущей, вязкой темноты лица многочисленных прохожих. Было что-то зловещее в бесконечной череде лиц, печальных и веселых, старых и юных, изможденных невзгодами и искрящихся весельем. На один краткий миг они появлялись передо мной в ореоле света и тут же исчезали во мраке. Мне казалось, что я вижу вереницу привидений. Я непроизвольно задумался о бренности бытия. Вообще-то я человек не слишком впечатлительный, но увиденная мной на фоне душного, тяжелого вечера, жутковатая картина подействовала на меня угнетающе. Не самое радостное впечатление оставляло и то таинственное дело, по которому мы ехали. Короче говоря, я немного приуныл. Я взглянул на мисс Морстан и сразу понял, что и у нее настроение тоже упало. Один только Холмс сохранял все тот же невозмутимый и уверенный вид. Удручающая обстановка не оказывала на него никакого воздействия. Он, словно исполин, возвышался над мелочностью ощущений, если не сказать больше – они ему попросту были неведомы. Держа на коленях блокнот, он время от времени делал в нем какие-то записи, светя себе карманным фонариком.

Когда мы подъехали к театру «Лицей», у его боковых входах уже стояла густая толпа. К парадному, поскрипывая и стуча колесами по мостовой, беспрерывно подъезжали кэбы и двуколки. Останавливаясь, они высыпали на тротуар свой драгоценный груз – расфранченных, в белоснежных рубашках мужчин и осыпанных бриллиантами, закутанных в шуршащие шали женщин. Мы подошли к месту встречи, третьей колонне, и в ту же минуту к нам подбежал невысокий юркий человечек, по внешнему виду – обычный кэбмен.

– Вы пришли вместе с мисс Морстан? – спросил он.

– Да. Я – мисс Морстан, а эти двое джентльменов – со мной.

Он внимательно оглядел нас. Взгляд у незнакомца оказался на удивление пронизывающий.

– Простите меня, мисс, но я обязан спросить вас. Никто из ваших друзей не служит в полиции? – отрывисто проговорил он.

– Даю вам слово, что они не из полиции, – спокойно ответила мисс Морстан.

Незнакомец пронзительно свистнул. В ту же секунду уличный мальчишка подвел к нам стоящий на противоположной стороне улицы кэб и открыл двери. Встретивший нас человечек взгромоздился на козлы, мы же сели внутрь. Не успели мы устроиться поудобнее, как кучер щелкнул бичом и кэб с бешеной скоростью помчался по мглистым улицам.

Ситуация складывалась довольно занятная. Мы ехали неизвестно куда и, собственно говоря, непонятно зачем. Вся история могла быть и просто хорошо разыгранной мистификацией, такой вариант не исключался. Если же все было правдой, то нас могли ожидать события довольно серьезные. Мисс Морстан казалась все такой же уверенной и собранной. Я попытался было приободрить ее воспоминаниями о своих необыкновенных приключениях в Афганистане. Но, сказать по правде, сам был так взволнован происходящим и настолько поглощен мыслями о цели нашего путешествия, что мои истории сильно смахивали на затертые анекдоты. Да и рассказывал я их несколько путано. По сей день она вспоминает, как я, вероятно, совсем забывшись, поведал ей о том, как глухой темной ночью в мою палатку заглянул мушкет, которого я уложил дуплетом из тигренка. Вначале я еще как-то ориентировался и понимал, куда мы едем, но вскоре из-за тумана, скорости, а также слабого знания Лондона, я запутался в мелькающих улицах. Лишь одно я знал несомненно – едем мы уже довольно долго. Но Шерлок Холмс, как всегда, был на высоте. Он бормотал про себя названия извилистых улиц и улочек, по которым грохотал колесами наш кэб.

– Рочестер-роу, – сказал он. – Проехали. Теперь мы въехали на Винсент-сквер. Выехали. Воксхолл-бридж-роуд. Ага, значит мы едем в сторону дороги на Саррей. Да, совершенно верно. Ну что ж, я так и думал. Вот и мост. Посмотрите в окно, увидите блеск воды.

Мы и в самом деле увидели под нами сверкающую Темзу, фонари на широкой и тихой водной глади реки. Вскоре они исчезли, и наш кэб снова помчался по лабиринту улиц.

– Уондсворт-роуд, Прайори-роуд, – продолжал перечислять Шерлок. – Ларкхолл-лейн, Стоквелл-плейс… Роберт-стрит, Колдхарбор-лейн. Да, похоже расследование нам придется продолжать не в самой фешенебельной части Лондона.

Мы действительно въехали в довольно подозрительный район. Длинные ряды мрачных кирпичных домов оживляло, если можно так сказать, тусклое свечение грязных окон пивных сомнительного достоинства. Затем по обеим сторонам кэба потянулись двухэтажные домики, каждый с небольшим садиком перед входом, а потом снова пошли беспрерывные линии новеньких, сверкающих свежим кирпичом, домов (похожих на страшные щупальца, раскинутые во все стороны городом-монстром). Наконец, у третьего дома в недавно построенной улице кэб остановился. Ни один из рядом стоящих домов не был заселен. Да и тот дом, к которому мы подъехали, также был темен и мрачен. Лишь на кухне слабо горел свет. На наш стук дверь открыл слуга-индус в желтом тюрбане, белом свободном одеянии, подпоясанный широким, также желтым поясом. Столь колоритная восточная фигура казалась неуместной здесь, в третьеразрядном загородном районе. Она странным образом диссонировала со всем окружением, и, прежде всего, с дверью, такой же неказистой, как и сам дом.

– Сахиб ждет вас, – сказал индус и в тоже миг из глубин дома донесся тонкий, визгливый голос.

– Проведите их ко мне, хидхидмутгар. Немедленно проведи их ко мне!

Глава 4

История человечка с лысиной

Вслед за индусом мы прошли по слабо освещенному мрачноватому проходу, скудно обставленному плохонькой мебелью. Вскоре справа показалась дверь. Индус толкнул ее. На нас хлынул поток яркого света. В центре образовавшегося сияния стоял маленький человечек с высокой, по форме напоминающей яйцо, головой, обрамленной венчиком рыжих волос. Его сверкающая лысина казалась горной вершиной в окружении густой растительности. Человечек постоянно тер руки, словно ему было очень холодно, а черты лица его находились в постоянном движении. Мне показалось, что они не знают покоя, то растягивались в улыбке, то хмурились, но ни на секунду не замирали. Природа одарила его отвислой нижней губой, из-за которой виднелась полоска желтых неровных зубов. Последнее он тщетно пытался скрыть, поминутно потирая подбородок. Но, несмотря на нахально сверкающую лысину, человечек был явно молод, ему никак нельзя было дать боле тридцати. Впоследствии это наблюдение подтвердилось.

– Ваш покорный слуга, мисс Морстан, – неустанно повторял он противным визгливым голоском. – Проходите, пожалуйста, джентльмены. К вашим услугам. Ради бога, войдите в мое скромное убежище. Извините за то, что оно такое маленькое, мисс, но обстановка, здесь, надеюсь, вам понравится. Так сказать, оазис искусства среди мерзости запустения южного Лондона.

Мы были ошарашены видом комнаты, в которую он пригласил нас. Похожая на бриллиант чистой воды в грубой оправе, она совершенно не вязалась с убожеством остального дома. Поразительной дороговизны гобелены закрывали стены. Кое-где они были откинуты и тогда взору нашему представлялись либо картина в богатой раме, либо восхитительная восточная ваза. Пол устилал ручной работы ковер с желто-черными узорами, такой мягкий и толстый, что нога приятно утопала в нем, словно во мху. Две великолепные тигровые шкуры лежали на ковре, усиливая ощущение восточной роскоши, царившей в комнате. Картину довольства и неги завершал стоящий в углу, на коврике, кальян. Под потолком была протянута тончайшая, почти невидима глазу золотая проволока, на которой висела изящная серебряная лампа, выполненная в форме птицы. Загораясь, она наполняла комнату не только светом, но тонким, приятным ароматом.

– Позвольте представиться. Меня зовут Тадеуш Шолто, – произнес маленький человечек, не переставая дергаться и улыбаться. – А вы, конечно же, мисс Морстон. Ага, ну а эти джентльмены…

– Мистер Щерлок Холмс и доктор Уотсон.

– Доктор? Вот как! – радостно воскликнул он. – А нет ли у вас с собой случайно стетоскопа? О, какое счастье! Вы знаете, я очень беспокоюсь за свой митральный клапан. Не будете ли вы любезны послушать меня? Аорта меня не очень волнует, она в полном порядке, но вот митральный клапан…Мне бы очень, очень хотелось услышать ваше мнение о нем.

Нагнувшись, я послушал его и не нашел никаких отклонений, если не считать, конечно, того, что мой случайный пациент буквально трясся от страха. Казалось, его всего бил нервный озноб.

– На мой взгляд, у вас все нормально, – сказал я. – Причин для волнения нет.

– О, простите мне мою назойливость, мисс Морстан. Но я так волнуюсь… – залепетал он с внезапной галантностью. – Боже мой, сколько мне приходится страдать! А тут еще этот клапан! Благодарю вас, доктор. Вы меня очень утешили. Значит, вы считаете, мой митральный клапан в прядке? – Я молча кивнул. – Если бы ваш отец мистер Мортстан больше щадил свое сердце и избегал волнений, он был бы сейчас жив.

У меня появилась непреодолимое желание влепить ему пощечину за столь грубое и беспардонное отношение к тому деликатному делу, по которому мы приехали. Мисс Морстон, смертельно побледнев, опустилась в кресло.

– В глубине души я чувствовала, что его нет в живых, – прошептала она.

– Подождите, я вам все объясню, – сказал человечек. – И не только объясню, но и постараюсь исправить причиненную вам несправедливость. Что бы ни говорил мой брат Бартоломью, я обязательно это сделаю. Очень хорошо, что вы пришли сюда не одна, а с друзьями – они станут свидетелями того, о чем я собираюсь вам рассказать. Кроме того, нам втроем будет легче переубедить Бартоломью. Но только давайте не вмешивать в наше дело посторонних – ни полицию, ни кого-либо еще. Мы все уладим сами, ко всеобщему согласию. Нам не нужны лишние участники. Единственно, чего боится мой брат Бартолмью, так это огласки, – проговорив это, он сел на низенькую софу и уставился на нас любопытными, подслеповатыми глазками голубовато-водянистого цвета.

– На мой счет можете быть абсолютно спокойны, – заговорил Холмс. – Что бы вы ни соизволили сказать, дальше меня это не пойдет.

Я склонил голову, показывая, что полностью солидарен с моим другом.

– Прекрасно! Прекрасно! – отозвался человечек. – Мисс Морстан, вы позволите мне предложить мне бокал «кьянти»? Или, может быть, вы предпочитаете токайское? Других вин у меня нет. Прикажете открыть бутылочку? Нет? Ну что ж, тогда, я надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю? Восточный табак – это просто бальзам. К тому же, я слегка нервничаю, а кальян меня очень успокаивает. Он незаменим в минуты волнения.

Он подсоединил к большой чаше трубку, и вскоре мы услышали веселое бульканье розовой воды. В предвкушении рассказа, мы, вытянув шеи и уперев ладони в щеки, расселись полукругом возле нашего странного рассказчика. Тот, натужно пыхтя, и не переставая дрожать, впивался в трубку кальяна. Блеск его лысины соперничал по яркости с сиянием экзотического курительного инструмента.

– Когда я, наконец, решил связаться с вами, – заговорил он. – Я не сообщил вам свой адрес, поскольку боялся, что вы приведете с собой не желательных для меня людей. Поэтому я позволил себе назначить вам встречу таким образом, чтобы мой человек, Вильямс, в чьей преданности я не сомневаюсь, мог бы увидеть вас первым. Вильямсу были даны указания не вступать с вами в разговор, если бы пришедшие с вами люди, показались ему подозрительными. Прошу простить меня за все эти меры предосторожности, но я человек весьма восприимчивый, я бы даже сказал, утонченный. Сам вид полисмена претит моему эстетическому вкусу. Боже, как я не люблю этот грубый материализм! Видите ли, я не стараюсь часто вступать в контакт с невежественной толпой. Живу я, как вы уже заметили, в атмосфере утонченности, меня вполне модно назвать покровителем искусств. Да, искусство – моя слабость. Вон тот пейзаж – это подлинный Коро. Конечно, кое – кто из знатоков мог бы поспорить относительно Сальватора Роза, то вот этот Бугро не вызовет никаких сомнений. Я, знаете ли, поклонник современной французской школы.

– Прошу прощения, мистер Шолто, – сказала мисс Морстон. – Но я пришла сюда по вашей просьбе и желала бы услышать то, что вы хотели сообщить мне о моем отце. Сейчас уже поздно, и я не могу здесь долго оставаться. Прошу вас, покороче, пожалуйста.

– Думаю, что наша беседа все-таки затянется, – ответил он. – Нам определенно нужно будет ехать в Норвуд, к моему брату Бартоломью. Ехать придется всем вместе, одному мне трудно с ним разговаривать. Он и так очень недоволен тем, что я действую так, как, мне кажется, будет справедливым. Вчерашний разговор с ним происходил на высоких тонах. Не представляете, какой это тяжелый человек, а особенно, когда рассердиться.

– Если нам нужно еще и ехать в Норвуд, то давайте отправляться немедленно, – рискнул вставить я.

Человечек рассмеялся так, что даже уши у него покраснели.

– Не стоит так торопиться, – воскликнул он. – Еще неизвестно, как мой брат Бартоломью воспримет ваше неожиданное появление. Нет, нет, что вы, я должен подготовить вас к встрече, рассказать о моих отношениях с Бартоломью. Прежде всего, я вынужден сказать вам, что во всей этой истории есть места, и для меня самого не очень ясные. Все, что я могу сделать – это сообщить вам факты, мне известные и понятные.

Мой отец, майор Джон Шолто, как вы уже, вероятно, догадались, служил в Индии. Лет одиннадцать тому назад он вышел в отставку и, возвратившись в Англию, поселился в Пондичерри-лодж, в Верхнем Норвуде. В Индии отцу моему удалось разбогатеть, и вернулся он сюда с большими деньгами и громадной коллекцией восточных редкостей. Довольно ценных, нужно сказать. Кроме того, он привез с собой несколько слуг – индусов. Не стесненный в средствах, он купил себе небольшой домик и зажил в роскоши, ни в чем себе не отказывая. Наследников у него только двое – я, и Бартолмью, мой брат-близнец.

Я очень хорошо помню тот ужас, который охватил нас, когда мы узнали об исчезновении капитана Морстана. О деталях этого обстоятельства мы прочитали в газетах. Зная, что он является другом нашего отца, мы частенько в его присутствии говорили о загадочном исчезновении Морстана. Отец нередко принимал участие в наших разговорах и делился своими соображениями. Мы и не подозревали, что из всех людей только он один знает о судьбе несчастного Артура Морстона. Нам и в голову тогда не приходило, что наш отец может быть причастен к этому делу.

Но мы догадывались о другом – мы чувствовали, что наш отец скрывает какую-то тайну, и все его поведение показывало, что над ним нависла огромная опасность. Он вдруг стал на редкость боязлив – никогда не выходил из дома один, а вскоре нанял двух телохранителей, бывших боксеров. Они служат в Подничерри-лодж привратниками. Кстати, один их них – тот самый Вильямс, который привез вас сюда. Да, да, когда-то он был чемпионом Англии в легком весе. Наш отец никогда не говорил нам о том, кого именно он боится. Но через некоторое время мы заметили, что особую ярость у него вызывают люди с деревяшками вместо ног. Как-то раз он даже открыл огонь из револьвера по какому-то безногому, который, как выяснилось впоследствии, был всего лишь коммивояжером, пришедшим к нам предложить свой товар. Слава богу, все обошлось, бедолага даже не был ранен, но нам пришлось выложить немалую сумму за его молчание и за то, чтобы замять все это дело. Вначале мы подумали, что неприязнь к безногим у нашего отца – это одна из малообъяснимых странностей его характера. Однако, последующих ход событий заставил нас изменить это мнение.

В начале 1882 года отец мой получил из Индии какое-то письмо, которое повергло его в панику. Прочитав его за завтраком, отец едва не лишился чувств. С того дня он заболел и вскоре уже лежал при смерти. Мы не знали, что это за письмо, и кто его автор, но оно было очень короткими и написано корявым почерком, вероятно, человеком малограмотным. С момента получения письма отец впал в глубокую депрессию, затем ему стало значительно хуже, А уже в конце апреля нам сообщили, что отец безнадежен и хочет проститься с нами.

Когда мы вошли в его комнату, то увидели нашего отца, высохшего, бледного, утопавшего в подушках. Тяжело дыша, он попросил нас запереть дверь и встать по обеим сторонам кровати. Затем, лихорадочно двигая руками и задыхаясь, голосом, в котором звучало волнение и мука, он сообщил известие, поразившее нас. Я попытаюсь вспомнить и передать все сказанное им его же собственными словами.