скачать книгу бесплатно
– Где это было? У кого-то дома?
– Нет, это было в школе, в классе, учителя слушали…
– А что именно исполняли?
– «Лучше гор могут быть только горы» и «Если друг оказался вдруг»… Ну, еще какие-то песни из Окуджавы.
– То есть музыкой в детстве не доводилось заниматься? Скрипочка, фортепиано?
– Фортепиано, конечно!
– Что значит «конечно»?
– Кого из детей не мучили фортепиано?
– Дома был инструмент?
– Был. У меня мама была певица. В «Москонцерте».
Сначала в «Ленконцерте»… В блокаду ездила по фронту с концертами. Может, поэтому и выжили. Потому что все-таки на фронте кормили артистов.
– Так почему за барабанами оказался Борзов в результате?
– В результате идея группы, она в воздухе витала, но… У Макаревича были две девочки. Они пели песни протеста на английском языке, We Shall Overcome и прочие – и это уже совсем близко к «Битлз».
– Пели-то хорошо?
– Не берусь судить сейчас.
– Но красивые были?
– Девчонки были красивые.
Наверное, кто-то в кого-то влюблялся, конечно, увлекался. Но я помню, что Андрей расставался с ними болезненно.
– Он расставался с ними тандемом, с обеими сразу? Почему?
– Да, потому что появились «битлы», у «битлов» вокалисток не было, и это решало все! Должно быть 4 мужика… Поскольку я ни на чем играть не умел, я мог отстукивать ритм.
– Как не на чем? А на фортепиано?
– Да на фортепиано я благополучно там позанимался немножко и забыл, это все выветрилось легко и безболезненно.
– Значит, девушки испарились, кто тогда взял на себя трудную миссию вокалиста? Андрей Макаревич? Кавагое не было тогда еще?
– Нет, он был уже… Сергей был моим другом детства. Мы с ним дружили с вот таких вот лет.
Познакомились с ним в деревне в лесу.
Его вывозили на лето в деревню. И меня тоже.
Это было под Солнечногорском.
– В лесу грибы собирали?
– Нет, по-моему, мы охотились. На воробьев, дроздов. Были духовушки. Сначала у меня, потом ему тоже отец купил.
– Он учился в соседней школе, Кавагое?
– Ну, она не совсем соседняя, она по номеру соседняя, у нас 19, у него 20.
Так она где-то в районе Ленинского проспекта, а наша была прямо напротив Кремля сначала.
– А, кстати, знакомство Кавагое с Макаревичем помнится? Как произошло? Уже выпивали тогда?
– Нет, еще рано было.
Хотя выпивали, конечно. Но совсем немножко. Но там хватало…
– В книге «Затяжной поворот» Макаревич вспоминал всю эту ситуацию несколько иначе:
«По настоянию Японца девочки-певуньи были уволены. Началась настоящая мужская работа. Сразу пошли разногласия. Наверно потому что Сереже не на чем было играть. Он ждал посылки от японских родственников – бас-гитару и усилитель. Японец с Борзовым настаивали на песнях Битлов, я же предлагал исполнять произведения менее известных авторов. Случился раскол. Мазай, Японец и Борзов создали другую команду в стенах 20-й школы, где, собственно, Японец и учился. Вскоре меня пригласили на репетицию в 20-ю школу. Команда Японца приобрела название “Дюрапонские паровики”. Группа репетировала в актовом зале. Школа дрожала от звуков. На лицах ребят светилось наслаждение. Только Японец, игравший на органе, выглядел недовольным – он был убежден, что орган не битловский, и проклинал в душе японского родственника, спутавшего орган с бас-гитарой. По барабанам лупил идеолог группы хулиган Комарик. Я понял, что, несмотря на общий пафос, дела группы плохи. Через несколько дней Японец, Мазай и Борзов вернулись в “Машины”. Через две недели мы записали свой первый альбом Time Machines».
А что первое, что начали играть «Машины»?
– Я помню, что мы от Дворца пионеров ездили в какое-то турне, по каким-то подмосковным городам и во Дворцах культуры исполняли эти свои несколько песенок протеста, это были еще две девочки, Макаревич играл на гитаре, а у меня уже было два барабана. Басиста еще не было.
Наташа Макаревич: «Джинсовый костюм из “Березки”, думаю, 1977–78 г.»
Перед какими-то даже неграми играли.
– Как неполиткорректно.
– Да у нас слово «негр» нормально звучит и никогда ругательным не было!
– В той же книге «Затяжной поворот» Андрей Вадимович вспоминает:
«Песни исполняются на английском языке. В этом составе была сделана самая первая магнитофонная запись, из одиннадцати англоязычных песен, написанных участниками группы. На концертах группа исполняет кавер-версии песен The Beatles и свои песни на английском, написанные в подражание. У нас, вообще, случился ужасный конфликт в своем кругу, потому что ребята хотели играть битловские вещи, а я им объяснял, что это невозможно, ибо The Beatles слишком хорошо поют. А в нашем варианте это будет отвратительно. Надо играть “роллингов”, потому что они поют примерно как мы, и у нас выйдет более похоже. И “роллингов” или Monkees мы играли тогда значительно больше. Передовая информация долетала до нас в те годы, конечно, с опозданием. И “Вудсток-69” нам чуть позже достался, где-то в 1970–1971 гг. Его открыл нам Стас Намин. Мы слушали выступавших там артистов с утра до ночи, но к “битлам” все равно не остыли. Мы ими еще не наелись. Собственно, когда я услышал “Скоморохов”, то понял, что нужно писать песни на русском языке. Первые песни у меня вышли совершенно нелепые – лирические, печальные, мрачные, безысходные. Чудовищные были тексты, как я теперь понимаю».
Стало быть, пели на английском?
– Пели на английском. И вот тогда уже у Макаревича была тетрадка, где он на слух писал тексты битловских песен. А на слух, поскольку записи были ужасные, переписанные по 10 раз с одного магнитофона на другой, то есть это была полная белиберда. Ну, лишь бы было похоже по звучанию.
Вообще я должен сказать, это удивительно, но мы никогда не вдумывались в тексты битловских песен. Вот что там значат эти слова – вообще не занимало. Абсолютно. И, Слава Богу, может быть, потому что там слова, особенно ранних битловских песен, это, в общем, попсятинка. Если вспомнить… Да и все это «бейби, бейби, лав ми, бейби»…
Потом вышел «Сержант Пеппер». И мы писали с одного магнитофона на другой, причем иногда через микрофон – вот ставили, магнитофон «Яуза», тут ставили микрофон, у Макаревича был «Грюндиг»… Пищальный. В смысле звука. Да вот, маленький такой транзистор.
– Альбом «битловский» откуда появился? У Кавагое?
– Нет, альбом привез муж старшей сестры, каким-то образом он денька на три у кого-то взял. Принес его домой, и помню, что я его послушал вечер… И как-то вообще… «Да это не “Битлы”! Что это, что это вообще такое? Это какая-то фигня!» Там какие-то дудки звучат, оркестры какие-то… Нету этого привычного, что запоминается с первого раза. Я как-то разочаровался ужасно! Но ночью у меня все это проварилось в голове, я пришел в школу, и Макар ко мне бросился: «Ну, как?». Он знал, что я ночью буду слушать… И я ему сказал: «Слушай, это что-то потрясающее! Это вообще ни на что не похоже». Ну, наступило некоторое проникновение.
А сперва… Как правило, это мелодия, которая цепляет с первого раза, а это… Дребедень. Ну, по этому принципу попсовые песни пишутся…
– А когда сами стали писать?
– Да Макаревич писать стал очень давно и тоже сначала на английском языке.
– То есть он писал сразу и тексты, и музыку?
– Сразу песню, конечно!
– У тебя не было желания сочинять?
– Нет. Как-то у меня, может, желание и было, но не получалось. А потом меня никто не научил играть на гитаре. Никто! Вот собаки, все сами играли, а меня никто не научил.
Мне это казалось как-то недостижимым. Это потом я понял, что есть несколько аккордов, вот на них поются все песни. А до этого мне никто не объяснил. Мне казалось, что это какое-то особое искусство, зажимать вот эти струны в нужных местах. Я даже не пытался этого постичь. Не знаю, почему.
– Название откуда появилось? Почему Time Machines?
– Название придумывали все.
– Ааа, то есть это легенда, что Борзов придумал?
– Это был мой вариант. Каждый пытался придумать название.
– А какие были варианты еще? И все на английском исключительно?
– Ну, не совсем, хотелось, чтобы они звучали и на русском, и на английском. Я помню, что я предложил два варианта: «Машины времени» или «Летающие тарелки». Все во множественном числе, так полагалось.
– Это оба названия из сферы научной фантастики? То есть было увлечение…
– Ну, что-то вроде, да.
Я и сейчас думаю, что достаточно дурацкое название…
– Где происходил этот брейнсторм?
– Да везде это происходило. Днем встречались и говорили: «Я вот думаю, вот так, а я вот придумал такое». – «Нет… Это не звучит».
– А идеи накидывали только Борзов и Макаревич?
– Не помню, может еще кто-то накидывал.
– Там вообще много людей в какое-то время участвовали. Был и Шурик Иванов, и Паша Рубен, и Игорь Мазаев. Вообще людей, которые как-то близко были к «Машине времени», огромное количество.
– Как произошло утверждение названия?
– Помню, что Макаревич написал это название на большом барабане. Сам, конечно. Натянул на обод простынь и написал: «Машины времени»! По-русски.
И этот обод должен быть у него где-то, в каком-то музее. Потому что где-то на 30-летие «Машины времени» во Дворце спорта был концерт, и я тогда в гараже у себя нашел этот обод от барабана с этой надписью и ему принес, подарил.
– Все концерты были удачные?
– Концерты были редкими. Концерты были в Доме культуры энергетиков.
Еще мы выезжали на Николину гору, у них там что-то вроде концертного зальчика.
– А потом вы на Николиной горе переместились на полянку.
– И на поляне играли. И очень хорошо нас принимали. И сидели, я помню, какие-то и пожилые люди хлопали.
– Пожилые – это лет 30?
– Ну, может быть, и постарше. Дачники пришли на концерт, играют молодые ребята…
Никита Михалков нас забрал потом к себе, конечно, да… Мы у него за столом сидели. Он тогда еще только думал снимать фильм «Свой среди чужих», тоже пел песню оттуда про головку забубенную. Очень хорошо посидели, замечательно. Только напились и утром оказались все в разных местах.
– А в каком составе вы играли этот концерт на Николиной?
– Сейчас не помню, Кавагое был там или нет… А Кутиков был.
– Наверное, приехало куча хиппарей из Москвы?
– Ну, наверное, какая-то команда, которая все время сопровождала…
– «Машина времени» была авторитетным коллективом в Системе? Среди хиппи?
– Ну, думаю, да. Но меня как-то не вдохновляли эти хождения по «стритам»… Не знаю, почему.
– А вещества какие-нибудь? Только портвейн и ничего кроме?
– Нет, слава Богу, в те времена доставать наркотики могли только очень избранные люди. Не знаю, мы не баловались, Бог миловал. Слава тебе, Господи. Портвейна хватало вполне.
И не хипповали.
В школе у нас таким хипповским образом был Мичурин. Иван Владимирович Мичурин. Преобразователь природы. Это было с подачи моего старшего брата, я принес Мичурина, мы очень быстро научились с Макаром его рисовать. Это был наш такой хипповый идол. Человек, который выращивал яблоки, разные ягоды, новые сорта. Вот нам казалось, что он и есть тот самый человек, который соединяет человечество с природой. Немножко это стеб был, конечно… Мы провозгласили его величайшим из великих.
– Возможно, сыграло роль и то, что у «Битлз» – яблоко, их компания Apple.
– Нет. У них яблоко появилось позже, чем у нас; мы школьного Мичурина в пятом классе прошли и забыли. А потом возродили уже в виде такого главного хиппи, который противостоит всей этой бумажной карьерной рутине… Занимается человек прекрасным делом, яблоки выращивает. Мы слагали про него легенды.
У меня заявление. Все готовы?
Я хочу так сказать: я не хиппи. Вот вообще!
Я – сапер! Я реализую свою военную специальность саперную, которую я получил в архитектурном (у нас была военная кафедра). И я страшно благодарен этим преподавателям (я их всех прекрасно помню, еще дедов-фронтовиков настоящих, которые нас учили), за то, что я получил специальность, я ее отработал полностью. С чистой совестью. То есть на мне этих мин, снарядов всех систем и калибров, которые я нашел и уничтожил, вместе с моими ребятами – огромное количество.
– Андрей на военной кафедре как-то себя проявил?