Революция Карла. 1917

– Да, знаю я! И все соседние улицы знают! Пойдем, может и мы? Вдруг повезет?

– Мне вчера жена рассказала, что этот мелкий буржуй напился, да начал по дитяткам, что играли на улице, стрелять! Представляешь? А знаешь, что сделали полицаи?

– Что же?

– А ничего! Сняли шляпы и поприветствовали малахольного!

– Скоро всех нас так постреляют…

Карлу Моисеевичу стало стыдно и больно в душе. Больно оттого, что он впервые в жизни открыл свои глаза на мир. А стыдно за то, что он столько лет закрывался от страданий людей. Стыд жег его грудь изнутри, а летняя дара снаружи. Он покраснел и припустил вперед. Добежав до Невского проспекта, он наконец-то увидел вывеску «Понтий Пил*т».

У заведения, как всегда, было столпотворение. Людно снаружи – пусто внутри. У людей не было денег, чтоб ходить в кабаки. Не было денег совсем. Зато у вельмож, что были на государственной службе, денег было хоть завались. Поэтому они и облюбовали это заведение, которое находилось в непосредственной близости с местом их работы.

Люди снаружи – ругались и завидовали, люди внутри – насыщались и смеялись. Люди снаружи умирали с голоду, а внутри – от подагры.

Карл Моисеевич протиснулся сквозь толпу рабочих, как он их про себя гордо назвал «пролетариев», снял шляпу перед метрдотелем и поклонился ему. Тот его сразу узнал и впустил.

Аналогично тому, как снаружи было людно и светло – внутри было пусто и темно. Освежающая прохлада ударила в лицо Карла Моисеевича, будто он опустил голову в полное ведро колодезной воды.

Он, по привычке, расшаркался перед входом, и прошел к барной стойке.

В кабаке из всех столов были заняты только два, да и то в самый час пик. За одним сидели скучающие официанты, а за другим, в самом углу, какой-то господин жадно набивал в свой рот жаркóе. Видно было, что он пришел сюда один, поэтому его глаза бегали из стороны в сторону, то испугано смотря на голодную толпу снаружи, через которую он пришел и через которую пойдет обратно с высоко поднятым носом и сердцем в пятках, то на официантов, которые изредка поглядывали в его сторону с такими же голодными глазами.

У барной стойки, по своему обычаю, подводя предварительный итог дня, стоял администратор. Тот самый, с чьей настырной подачи, все началось несколько месяцев назад. Он никак не среагировал на шаги за спиной. Возможно, уже знал, кто это.

Карл Моисеевич молча подошел к барной стойке и встал рядом. Он аккуратно и незаметно достал из своего пальто книгу, открыл ее на нужной странице, взял оттуда бумажку, и так же незаметно положил книгу обратно в пальто. Карл Моисеевич положил бумажку, на которой было написано «Понтий Пилат», на барную стойку и пододвинул ее к администратору, в надежде на хоть какое-то дальнейшее развитие ситуации.

Администратор совершенно отрешённо взглянул на бумажку и сделал глубокий выдох, как будто копил воздух в легких весь день специально для этого момента.

– Давно бы так, Карл Моисеевич. Пройдемте за мной, пожалуйста. – лишь после этих слов он повернулся к нему лицом и добавил. – Только попрошу вас не привлекать лишнего внимания. – и окинул взглядом пустой зал. Это просьба была подтруниванием со стороны администратора, но в этот раз добрым и совершенно безобидным.

Карл Моисеевич улыбнулся и пошел вслед за администратором.

Они вошли на кухню, повернули налево, по узенькому коридорчику, мимо кабинета Карла Моисеевича. На секунду ему даже показалось, что в кабинете кто-то есть. Что он даже слышит звук от своей любимой счетной машинки Шиллер. Но ему лишь показалась. Приоткрытая дверь в кабинет со сломанным замком показала, что в кабинете никого нет. И все там осталось также, без изменений, с его последнего посещения «Понтий Пилата».

Они пошли дальше, туда, куда сам Карл Моисеевич уже не ходил. Ему было это не надо, а любопытством он с детства не обладал. Коридор становился все уже и уже, а затем резко стал спускаться вниз, туда где было темно и холодно, пахло сыростью и гнилью. Администратор видимо специально, чтобы «не привлекать лишнего внимания», не взял с собой ни лампу, ни даже свечу. Поэтому спускаться приходилось на ощупь. Стены были холодными и влажными, пару раз Карл Моисеевич «вляпался» во что-то склизкое и противное на ощупь, но продолжал спускаться за своим проводником. Хорошо, что путь оказался не таким долгим.

Добравшись донизу, Карл Моисеевич остановился. В подвале было настолько темно, что он уже не видел даже кончика своего носа. Что уж говорить об администраторе, который по звуку ушел куда-то дальше. Карл Моисеевич решил продолжить свой путь в слепую, но тут же ударился носом о стену и, поскользнувшись, чуть не упал, успев опереться о что-то склизкое на стене.

– Тшш. – шикнул администратор. Затем последовал скрежет железа, скрип, и, наконец, Карл Моисеевич увидел свет.

Открылась тяжелая железная дверь, в которую администратор позвал Карла Моисеевича. Как только он в нее зашел, дверь тут же закрылась за ним.

Они оказались в подвальном помещении, которое хорошо освещалось керосиновыми лампами. Видимо, оно было осушено совершенно недавно. Сырость и влага еще не успели выветриться. Было холодно и совершенно не уютно. По углам были навалены коробки, на которых красовался черный герб страны. Где-то вдалеке помещения, у стола, кипел оживленный спор.

Администратор пошел вперед, Карл Моисеевич за ним. Неожиданно, он вспомнил утреннюю газету, где была статья о том, что в последнее время участились случаи «поимки шпионов» и на него напала необъяснимая паника. А что он здесь забыл? Может это ловушка и его расстреляют? Он больше никогда не увидит лицо своей любимой Клары! А может они расстреляют и ее? Ведь она… с ним… Бежать? Куда? Позади железная дверь. Напасть на администратора? Он высокий, широкоплечий молодой человек. Ему с ним никак не совладать! Что же делать? Что же делать?! Его здесь убьют, в этом вонючем подвале! И никто больше не вспомнит о Карл Моисеевиче Б…

– Не волнуйтесь. – раздался голос администратора. – Вы среди друзей. – давно он не слышал эти слова.

Живой спор стих, и удивленные глаза троих мужчин уставились на Карла Моисеевича.

– Вы собственно, кто таков будите? – спросил большой человек с краю. Он был пугающе высок и широк в плечах, уже в возрасте. На его смуглой, загорелой коже бледным пятном выделялись седые волосы и аккуратно подстриженные усы.

– Он свой. От Графа.

На этой фразе все немного потупили взор. Но быстро встрепенулись.

– Значится, счетовод. Нам про вас рассказывали. Будем знакомы. Меня зовут Николай. – представился большой человек. – Это Никита и Женя. – представил он двух других. Первый был высокий и худой, с длинным и острым носом и маленькими глазами, спрятанными за круглыми очками. Второй же был широкий и плечистый с растрепанными непослушными кудрями и рабочим загорелым лицом. – Раз вы пришли сюда, я могу полагать, что вы с нами? – Карл Моисеевич кивнул. – Это хорошо. Нам сейчас, как никогда, нужны толковые люди. И вы уж извините, что пришлось спускаться в эту клоаку. Но так хотел Орлов, теперь уж с ним не поспоришь.

– К сожалению. – подытожил Никита.

– У нас не так много времени. – окликнул всех Женя. – Никита, только откинулся из крестов, а через пару часов ему уже надо уезжать. У нас нет на это времени.

– Ты прав. Но мы же должны ввести человека в курс дел? Правильно? – ответил Николай.

Никита с Женей отвернулись и продолжили обсуждать свои дела.

– Ты не обращай внимания. Много событий случилось за последнее время, а еще больше случиться. Я вкратце расскажу тебе, что да как, а дальше вникнешь на общих собраниях. Граф подготовил для тебя одно задание, но для того чтобы тебе его поручить, ты должен войти в наши ряды. Но обо всем по порядку. Мы – большевики!

Несколько часов к ряду Николай рассказывал Карлу Моисеевичу о том, что же сейчас твориться в стране, что такое – социализм, кто такие большевики, и за что они борются. Он рассказал про войну и что происходит на поле боя, рассказал про ситуацию в стране и дальних регионах. Объяснил причины и итоги февральской революции, в которой он принимал непосредственное участие. Поведал, что сейчас твориться во власти и куда это все может привести. Говорил он долго и много, но монолог его завораживал. Сам он оказался выходцем из народа, крестьянином, который перебрался в город. Про Карла Моисеевича он уже заранее все знал, как он выразился «от сети». Единственный вопрос, который он ему задал – хочет ли тот вступить в партию? На что Карл Моисеевич незамедлительно согласился.

К сожалению, самой ценной вещи любого партийца – парт билета, у Николая не оказалось. Их «отдел» в подвале был подпольным и предназначался только для секретных встреч. Видимо, у графа Орлова для Карла Моисеевича было особое задание? Но какое? Николай не знал.

Карл Моисеевич принял формальную присягу. После чего Николай обнял его так крепко, как может обнять только свободная русская душа.

Они попрощались, и Николай проводил его до железной двери.

– Карл, тебе не следует рассказывать никому про это место. Понимаешь? Никому совсем. Наши партийные работники с тобой свяжутся и расскажут про наше ближайшее собрание. Явка обязательна. Мы полагаемся на тебя, особенно учитывая рекомендацию от Орлова. – Николай немного замялся, было видно, что он хотел что-то сказать, что-то важное, но не знал, как начать. – И по поводу графа… тебе стоит знать. Графа больше нет. Он умер. – у Карла Моисеевича остекленели глаза. – Хочешь знать как? Понимаю… Он был послан к генералу Корнилову в ставку для выяснения обстоятельств, где-то с неделю назад… Шальная пуля. В общем, он не вернулся.

Глава 5.

Жизнь Карла Моисеевича закружилась и завертелась, набирая головокружительные обороты. Новые люди, лица и имена, ежедневные встречи и собрания, события наполняли до краев, когда-то пустую и скучную жизнь. Партийные будни затягивали его, погружая все глубже и глубже в круговорот государственных событий.

Былые вопросы, терзавшие его разум – ушли, новые догмы встали на их место. Лишь одно не давало ему спать по ночам – почему граф Орлов выбрал его? Для чего? Какой у него был план? Но, к сожалению, им было суждено остаться без ответа. Человек, лишивший графа жизни – лишил мир одного из ангелов. Хотя, может на небе появилась новая, путеводная звезда? Но Карлу Моисеевичу от этого было не легче. По ночам, темным и холодным, он оплакивал графа. Ходя по своей квартире, стараясь не разбудить свою любимую Клару, он то и дело глядел в окно, за которым простиралась темная даль Петрограда. Холодный северный ветер, залетавший через форточку, трезвил ему ум, заставлял вернуться в теплую кровать. Но по пути к ней, Карл Моисеевич снова уходил в себя и вспоминал юное лицо Орлова, его седые виски и добрые, почти детские глаза. Он видел этого человека один раз в жизни. Их встреча длилась не более получаса. Но тот изменил всю его жизнь одним словом и навсегда из нее ушел.

Сон, изредка приходивший, был короткий и тревожный. Затем вновь приходили трудовые партийные будни, которые погружали его в череду событий и помогали справиться с потерей незнакомого, но чуть ли не самого дорогого в его жизни человека.

Узнав о смерти графа Орлова, Клара впала в депрессию, выходу из которой отнюдь не способствовала новая жизнь Карла. Ей начало казаться, что они отдаляются друг от друга. Ведь в тот момент, когда ей больше всего нужна была его поддержка, он с головой погрузился в свое новое дело.

Погода в Петрограде тоже начала меняться. Жара, от которой еще неделю назад все пытались укрыться, теперь вызывала лишь приятные воспоминания. Холодные ветра, пришедшие на смену летнему солнцу, привели за собой осенние дожди. Серость и слякоть, свойственные Петрограду, прописались на всех улицах и проспектах города. Создавалось впечатление, что весь город, со всеми его людьми, оплакивал графа Орлова и предвкушал грядущие события.

На улице уже стемнело, когда Обворожительная Аннет показалась из кабаре «На Садовой». Черно-серые тучи затянули все небо. На улице начинался дождь. Она раскрыла зонтик и осмотрелась. Клара искала глазами лишь одного человека, который, уже по сложившейся традиции, должен был ожидать ее у входа. Но его там не было. Она уже видела его сегодня, как он второпях убегал из подсобки, видимо, на свое очередное собрание. Но надежда в ней все еще теплилась – он вернется за ней, и они, как всегда, мило пойдут под руку к себе домой, говоря по пути о всякой ерунде, что только может взбрести в голову. Но надежда оставалась до этого самого момента. Редкие капли дождя, падающие на зонт, смыли её. Клара тяжело вздохнула и пошла одна по мокрой мостовой.

Она не понимала, что происходит с ее милым, застенчивым Карлом. Ей казалось, что его будто подменили. Вместо тихого, спокойного и рассудительного Карла, который был так мил и прекрасен для нее, на свет появился совершенно другой человек. Он был все так же мил и прекрасен, но стал теперь таким взбалмошным и очень громким. Все чрезвычайно нуждались в нем, без него не проходило ни одно собрание и встреча. Он стал напоминать ей тех мужчин, чужих и мимолетных, которые постоянно окружали ее на вечерах, куда теперь она ходила одна. Но самое главное, что он стал неумолимо отдаляться от нее. Это пугало Клару до глубины души, до самых пяток, до кончиков ее носок. Будто стена, которая защищала ее всю жизнь, стала потихоньку разрушаться, приоткрывая путь к уродливому окружающему миру.

Клара даже не заметила, как дошла до своей небольшой квартирки на Малой Мастерской. Она закрыла зонтик и с надеждой посмотрела вверх. Окна квартиры были пустые и темные. Клара опустила голову и зашла в приоткрытую дверь, ведущую в парадную. Поднимаясь по старым ступенькам с истертым рисунком, она думала, куда приведет ее жизнь, что же будет завтра. Ее уверенность в завтрашнем дне исчезла вместе с ее милым старым Карлом.

Клара открыла скрипучую дверь и вошла в пустую квартирку. Внутри было холодно, темно и сыро. Холод и сырость, что распространялись повсюду, уже проникли и в квартиры города, насильно заставляя людей сожительствовать с ними. А вот темнота, немая подруга одиночества, была здесь нежеланным гостем.

Ком подступил к горлу Клары, и она заплакала. Ей была нестерпимо больно и обидно. Она не знала за что или почему. Просто обидно. Обидно, что все происходит именно так и никак иначе. Обидно, потому что ее прекрасная жизнь падала в эту ужасную темную пустоту. Обидно, потому что сейчас она одна и ей приходиться справляться с этим в одиночестве.

Не включая свет, она сняла обувь и прошла на кухню, где села за пустой обеденный стол и уставилась в окно. Серый город лишь усугублял ее состояние.

Из отражения окна на нее выглядывала старая, уставшая женщина. Ее волосы были растрепаны, тушь потекла, морщины опоясали все лицо, а красные заплаканные глаза кричали о такой невыносимой боли, что само стекло было готово ее пожалеть. Клара долго вглядывалась в это отражение, она никак не могла понять, кто это смотрит на нее с той стороны. В этом отражении невозможно было узнать ту леди, которую во всем городе знали, как «Обворожительную Аннет». В этом отражении Клара не могла узнать даже саму себя.

– Здравствуй, моя дорогая Клара. – раздался чей-то голос из темноты.

Клара резко и испуганно обернулась.

– Прошу тебя, не пугайся. – повторил голос. – Это я. Неужели ты меня не узнаешь?

Она протерла рукой глаза и уставилась в темноту. Там стоял человек. Мужчина. Высокий и широкоплечий.

– Это не может быть Карл. – подумала она про себя. Осознание этого, напугало ее еще больше. – Кто-то чужой проник в дом? Где она совершенно одна! Грабитель? Убийца?! Что же с ней будет?

Два хищных глаза смотрели на нее из темноты.

От страха Клара сжала кулаки и прижала руки к груди.

– Пожалуйста, дорогая, не бойся меня. – повторил голос.

Мужчина сделал широкий и резкий шаг к Кларе. От испуга та чуть слышно запищала и закрыла глаза.

– Пожалуйста, посмотри же на меня. – сказал мужчина своим бархатным голосом.

Клара, боясь разозлить его, приоткрыла глаз.

Лунный свет, на мгновение пробившийся через тучи, светлым лучом упал на его лицо. Это был граф Орлов. Он стоял перед ней словно призрак. На изнеможённое бледное лицо падали непослушные пряди отросших, мокрых волос. Темные круги под глазами, что прежде были филигранно скрыты слоями дорогих кремов, теперь пугающе вылезли наружу. А его глаза, такие добрые и чистые, что явно выделяли его на фоне окружающих – исчезли. На их месте появились грустные точки, полные отчаяния и разочарования. Он был одет в мокрый, местами рваный камзол.

Граф протянул к Кларе руку, и она заметила, что вторая его рука была скрыта под камзолом и крепко прибинтована к телу.

Оглядев его, Клара медленно подняла глаза.

– О, мой милый Граф, вы умерли? И теперь пришли за мной? – безысходность и отчаяние смешались в ее голосе.

Услышав ее вопрос, Орлов убрал свою руку и сделал шаг назад, скрывшись в тени от лунного света.

– Нет. – холодно ответил он.

– Тогда зачем вы здесь? – мертвеющим голосом спросила она.

– За вами.

– Но вы же только что…

– Позвольте мне объяснить. – перебил граф Клару. – Во-первых, я не призрак, по крайней мере, пока. Новости о моей кончине были преувеличенны, уверяю вас. Но я понимаю, почему все так получилось. Во-вторых, если вы позволите, я объясню. – Клара неуверенно, и все еще напугано, кивнула. – По воле своего долга, я был направлен несколько недель назад в ставку командования генерал-лейтенанта Корнилова для урегулирования некоторых вопросов связанных с назревающим конфликтом. К моему глубочайшему сожалению, генерал не услышал моих слов. Он оказался слишком самонадеянным и уверенным в силе своей армии. Но именно благодаря ему у меня открылись глаза на все происходящее вокруг нас и на наше будущее.

– О чем вы говорите? Я вас не понимаю. – смутилась Клара.

– Позвольте, я расскажу вам дальше. На своем пути обратно в Петроград, на одной из застав мы с моими людьми были встречены весьма агрессивно. Шел дождь, было мокро и скользко. Спускаясь с лошади один из моих людей поскользнулся и упал. Карабин на его плече выстрелил, и пуля угодила прямо мне в спину. – Клара испуганно вздохнула. – Да-да. Очнулся я уже в госпитале, мои люди ушли, по всей видимости, посчитав меня мертвым.

– Какой ужас! – воскликнула Клара.

– Я тоже подумал так с самого начала. Но потом мне в голову пришла мысль о том, что все сложилось очень даже не плохо. Понимаете, ту информацию, что мне поведал генерал-лейтенант в своем штабе, изменило все мое видение сложившейся политической ситуации. Не будет того разрешения конфликта, к которому я апеллировал. Гражданской войны не миновать. А после нее, к сожалению, воцариться новый мир. В котором, нам с вами, дорогая Клара, места не будет. – он повернулся к Кларе и взял ее за руку.

Его рука была холодной и мокрой.

– Я все еще очень плохо вас понимаю. – сказала Клара, сжимая его руку, пытаясь ее согреть.

– Узнав о случившемся за последнюю неделю, я могу с уверенностью сказать, что перевес силы на стороне большевиков. Будет война. Они победят и создадут свой мир, на руинах старого, на костях князей и царей.

– Тогда бежать стоит вам, но не мне…

– И вам в том числе. Клара, вы ведь не думали, что я не знаю вашего происхождения, которые вы так тщательно скрывали. А если узнал я, узнают и другие. Так что вы в такой же опасности, как и я. И я хочу спасти вас. Вот мое предложение: я купил для вас билеты в Париж. Они будут ждать вас в кассе вокзала. Поезд отбывает днем 24 октября. С моими документами мы сможем выехать через кордон на границе, а там пару дней и мы будем в безопасности.

– Но зачем графу спать ее? Простую женщину, танцовщицу в кабаре. – хотела спросить Клара.

– Вы прекрасны, моя дорогая. – нежно сказал граф, посмотрев Кларе прямо в глаза. – Лишившись вас – померкнет этот мир. Лишившись вас – завянет моя жизнь. – он резко встал и направился к выходу. – Прошу вас, будьте на вокзале вовремя.

– А как же Карл? – спросила она ему в спину.

– Конечно, и он тоже. – тихо промолвил граф.

Глава 6.

Последняя неделя прошла для Карла и Клары тяжело: постоянные споры и ссоры, ругань и склоки, слезы Клары и красное от злости лицо Карла. Они уже не понимали друг друга. Их мир разделился, раскололся напополам. Мерзкий холодок грядущих событий пробежался по их былому счастью.

Для Клары было лишь одно спасение из сложившейся ситуации, и она видела его в предложении Графа – она хотела бежать, ведь ее мир увидал, а вместе с ним – и она сама. Она хотела бежать, ведь только какой выход из ситуации она видела, и только такой выход ей раньше помогал. Она хотела бежать, ведь больше ничего она и не знала. Но единственное, что она ценила в своем умирающем и замерзающем мире, единственное, что она хотела бы забрать с собой, увезти, спрятать и сберечь от всего на свете – также было единственным, кого она не могла, или не хотела, услышать.

Карл же, наоборот – расцвел. Он, словно рубиновый цветок, распустился, покрывая своими лепестками все вокруг. Словно бабочка, он взлетел над этим рубиновым полем и наслаждался теплым ветром, который убаюкивал и поднимал его вверх. Ярким солнцем, лучи которого отражались от рубинового полотна, созданного им, и блистали миллионами ярких искр. Этими искрами были люди и их идеи. Карл, наконец-то, чувствовал себя единым с этими людьми. Он больше не был странным маленьким человечком, который случайно забрел в толпу, и пока толпа бесновалась, Карл стоял и сводил в уме бухгалтерские счета одного из своих бедствующих клиентов. Теперь он сам был полноправной частью этой толпы. Будто паразит, что питался корнями дуба, вдруг, неожиданно, сам стал дубом, под сенью которого из маленьких желудей стали расти новые деревья. Как это получилось, он и сам не понимал. Да он и не пытался. Карл наслаждался своей новой ролью, он плыл в море своей новой социальной жизни. И на этот раз он не тонул в этом бушующем море, и не молил богов о скорейшей смерти. Он был кораблём, что бросал вызов этим богам, сражаясь с этим звереющем морем, ради покорения новых вершин.

Карл не хотел возвращаться к своей старой жизни, но видеть слезы Клары и быть их первопричиной – он просто не мог. Под давлением слабой женщины, сильный мужчина должен поддаться.

Было решено, что им нужно уезжать. В четверг они должны встретиться уже на вокзале, поскольку Карлу нужно было завершить некие дела, и поезд увезет подальше из бушующего города. Клара не хотела его отпускать, но новый Карл был непреклонен и ей пришлось уступить. Хотя ее сердце чувствовало, что это решение может быть фатальным.

25 октября 1917 погода в Петрограде была препакостная.

Эта погода знакома каждому жителю этого города. Серое, пыльное небо, простирающееся прямо до горизонта, словно кусками грязной ваты закрывает утренний свет. Создается впечатление, что это навсегда, что всегда было именно так, и никак по-другому. Что солнце, это чья-то старая выдумка, сказка славянских времен. Это Петроград. Это его небо.

Мокрый, мерзкий, мелкий, моросящий дождь раздражал лицо города и всех его жителей. Подстегиваемый северным ветром, он все яростнее вбивался в гранитные стены Петрограда и кожаные и холщовые плащи и куртки прохожих. Температура близкая к нулю, не улучшая ситуацию. Холод не сильный, но из-за влажности, пробирающий до костей, пережёвывающий тебя и выплевывающий обратно, на мостовую.

Клара сидела у окна и смотрела на два билета, что лежали на деревянном кухонном столике. В ее глазах, в каком-то странном, и даже пугающем, состоянии слились страх и надежда. Будто перед ней лежали отнюдь не билеты, а заряженный пистолет. И ей было страшно взять его и, нажав на курок, лишить кого-то жизни, кого-то очень особенного. Но она понимала, что если она этого не сделает, то жизни лишится сама.

Чемодан уже был собран и стоял у входной двери.

Клара в последний раз окинула глазами маленькую кухоньку в их с Карлом съемной квартире. Именно здесь зарождались «они». Именно здесь «они» расцвели и заблагоухали. Но точно не здесь они встретят свой конец. Она сделала глубокий и очень тяжелый выдох, вспоминая обо всем, что здесь происходило. Дрожащей рукой Клара взяла билеты и направилась к выходу. Выставив чемодан на площадку в парадной, она закрыла дверь на замок, в последний раз провернув изогнутый ключ три раза влево. Клара оперлась головой о дверь и сделала второй глубокий и тяжелый выдох. Она вспоминала, как впервые подошла к этой двери. Как неуклюже Карл открывал е, в первый раз. Но боже! Как это было мило, как он тогда волновался. Как долго она привыкала приходиться сюда и называть эту маленькую квартирку – домом. И как тяжело ей сейчас покидать это место, понимая, что больше сюда она уже не вернется.

Клара нагнулась и засунула ключ в щель, которую давным-давно прогрызли муравьи. Так велел сделать хозяин квартиры, которому было лень приезжать за ключами.