скачать книгу бесплатно
– Вы ведь опросили официантов? Может, они могли видеть, как морфин попал в настойку?
– В тот графин? – уточнил Архипов. – Конечно. Как только приехали, опросили всех – и официантов, и тех, кто присутствовал из посетителей. И потом еще раз всех официантов. Никто ничего не заметил – графин с настойкой стоял на столе с напитками – туда мог подойти кто угодно.
– Понятно, – пробормотал я разочарованно.
– Странно это, – сказал Архипов, прислоняясь затылком к стене. – Вы знаете, Гиляровский, что яд, как правило, оружие женщины?
– Да, где-то читал об этом.
– Ну, положим, это слишком общо. Женщины травят мужей, травят соперниц, травят родителей, сами себя. Но, как правило, выбор ядов у них невелик. Крысиный яд, сера со спичек, кислота… Господи, что они только не используют! И в основном из-за собственной глупости. Прочитают в романе, как героиня от несчастной любви отравилась мышьяком… В романе подробности опускают, поскольку авторы либо их и не знают, либо не хотят шокировать читательниц описанием агонии. Вы когда-нибудь видели, Гиляровский, как человек умирает от отравления мышьяком?
– Нет, слава богу, – ответил я. – Хотя и повидал за свою жизнь немало смертей. Я ведь на Ходынке был во время раздачи сувениров, когда Николай Александрович приезжал в Москву после коронации. Там увидел, как люди в давке десятками, сотнями гибнут. Страшно!
– Знаю, читал вашу корреспонденцию, – ответил Архипов. – И там не сотни, а тысячи были, ну да дело прошлое. В общем, от мышьяка смерть нехорошая, долгая и мучительная. А уж от остальных чисто женских способов… Да и черт с ними. Главное, что – морфин. Это вовсе не женский яд.
Я вспомнил то, что доктор Зиновьев говорил мне про высокую очистку морфина, извлеченного из желудка купца Столярова.
– А не было ли среди присутствующих ученых-химиков? Или аптекарей?
Архипов оторвал затылок от стены и грозно на меня посмотрел:
– Владимир Алексеевич! Владимир Алексеевич! Это что такое?
– Или травников… – уже тихо закончил я.
– Кого?!
– Колдунов… – пробормотал я.
– Вы это кончайте! – потребовал Архипов. – Я же вижу, куда вы клоните! Хотите снова влезть в мое расследование?
Я честно кивнул.
– Зачем? – удивился такой прямоте сыщик.
– Готовлю материал для газеты.
– О господи! – простонал Захар Борисович. – Час от часу не легче. Я еще понимаю – раньше, когда вы совершенно непрофессионально пытались расследовать преступления, чтобы помочь своим друзьям! Вы хотя бы делали это по их просьбе, обещая ничего не писать. И это примиряло меня с вашими неуклюжими попытками. А теперь вы заявляете, Владимир Алексеевич, что будете писать в газету!
– Буду, – твердо сказал я. – Уже договорился с издателем. И зря вы, Захар Борисович, про неуклюжие попытки-то! Забыли про дело в цирке Саламонского?
– Нет, не забыл, – улыбнулся Архипов. – Ладно, вас все равно теперь уже не остановить. Тогда договоримся, как прежде: я помогаю вам, а вы – мне. Но когда дело дойдет до ареста, вы, Владимир Алексеевич, уступаете место мне. Я про цирк Саламонского помню. Но и вы вспомните про историю с Ламановой. Если бы не моя помощь, лежать вам сейчас на Новодевичьем!
Я кивнул, соглашаясь.
– И про меня даже не упоминать! – добавил сыщик.
– Ваш коллега Ветошников потребовал бы как раз наоборот, – заметил я.
– Не упоминать. Договорились? А еще лучше, если вы перед отправкой своего материала покажете его мне. Просто для ознакомления. Вдруг там будут…
– Что? – спросил я.
– Ошибки.
– Ну уж нет, Захар Борисович, – возмутился я. – Достаточно и обычной цензуры. Если бы я все свои материалы показывал еще и полиции, то сейчас бы вообще сидел без копейки.
– Ладно, черт с вами, Гиляровский. Но об остальном-то мы договорились?
– Хорошо. Так скажите мне, был ли кто в тот вечер в клубе, кто мог иметь отношение к растительным ядам?
Архипов поморщился:
– Вот вы какой, Владимир Алексеевич, на все соглашаетесь, лишь бы своего добиться.
Я возмутился:
– Не на все! И вы прекрасно это знаете.
– Был. Был один субъект. Павел Иванович Горн. Аптекарь.
– И вы его допросили? – спросил я.
– Допросил. Говорит, со Столяровым хорошо знаком, но не травил его. Я даже обыскать приказал – вдруг у него в кармане пустой флакончик из-под яда завалялся. Нет, ничего не нашли. Кстати, именно Горн первым и высказал идею об отравлении алкалоидом.
– Да? – заинтересовался я.
– По симптомам. Он же специалист. Аптека Горна на Ильинке – не слыхали? Известна своей гомеопатией.
– Хорошенькое совпадение, – сказал я.
– Конечно, очень подозрительно, хотя, может быть, и действительно просто совпадение, – ответил Архипов и встал. – Такое случается, не надо доверять слишком очевидным версиям. Что же, пора возвращаться, составлять новый акт. Вы со мной?
– Нет. Завтра утром съезжу на Ильинку, посмотрю на этого аптекаря. Если вдруг узнаю что-то интересное – расскажу вам. Но и вы со мной делитесь иногда. Договорились, Захар Борисович?
Сыщик кивнул, расплатился с буфетчиком, и мы вышли на темную улицу.
– Знаете, Гиляровский, – сказал Архипов. – Я тут на досуге поразмышлял, вспомнил наши с вами дела…
– И что?
– Мне очень не нравится, что вы начали собственное расследование.
– Почему же? – спросил я.
– Каждый раз, как вы оказываетесь рядом, люди начинают дохнуть как мухи. Я уже понял, если вы вмешиваетесь в мое дело, то трупов будет не менее пяти штук.
– Ерунда, – засмеялся я. – Вы выдумываете.
– Посмотрим, – отозвался Архипов, – посмотрим.
Сыщик ошибался. В конце концов трупов оказалось больше.
Глава 4
Аптека Горна
На следующее утро (хотя утро ничем не отличалось от предыдущего вечера, было таким же холодным и темным) я поехал на Ильинку, в аптеку Горна. Иван высадил меня прямо у дверей, и я, толкнув тяжелую застекленную дверь с непременным колокольчиком, вошел в помещение. Аптека господина Горна представляла собой небольшое помещение, в котором сильно пахло высушенными травами, к аромату которых примешивался аромат духов, как будто аптекарь специально надушивал по утрам помещение для привлечения клиентов. Небольшая почти черная полированная стойка занимала правый задний угол, а вся стена за ней представляла собой сплошные полки, разбитые на секции, в них стояли разнообразные склянки с бежевыми этикетками, на которых прекрасным каллиграфическим почерком были выведены названия. Вероятно, здесь хранились ингредиенты для порошков и мазей. Ближе к двери, справа, стояли два элегантных кресла и низкий журнальный столик между ними с веером модных изданий на столешнице. В стеклянных горках помещались флаконы духов. Судя по всему, клиентами этой аптеки были преимущественно дамы из хороших семей – причем две из них как раз собирались уходить и что-то обсуждали с продавцом или приказчиком, держа в руках пакеты из тонкой почти шелковой бумаги с вензелем аптеки. Продавец бросил быстрый взгляд в мою сторону и кивнул, давая понять, что сейчас займется мной.
– Вот-с, прошу вас, – сказал молодой человек, обращаясь к дамам. – Это и есть знаменитые «Пульверизаторы Горна». Обратите внимание – крохотный флакон с каучуковой грушкой легко помещается даже в ридикюль. Вам даже не надо заходить в дамскую комнату, чтобы освежить свой аромат. Одно движение – и капелька ваших духов превращается в благоухающее облачко, покрывая не только открытые участки кожи, но и ваши перчатки, веер и, смею сказать-с, декольте.
Он ловко нажал на миниатюрную грушу, и дамы издали мелодичный возглас. Запахло свежим жасмином.
Я снял папаху, расстегнул бушлат и сел в кресло у журнального столика. От нечего делать я достал отцовскую табакерку и, вдохнув понюшку табака, чихнул в платок. Продавец от неожиданности подпрыгнул на месте и чуть не выронил какой-то флакон. Разговор дам прервался – обе враз повернулись ко мне и состроили непроницаемые осуждающие гримасы.
– Простите, – сказал я, вытирая нос.
Дамы вернулись к разговору, но очень скоро распрощались с продавцом и прошли мимо меня, высоко задрав подбородки. Что же, меня совершенно не тронула эта демонстрация, потому что обеим было далеко за тридцать, и этот срок они пережили не без потерь. Как только за ними закрылась дверь, продавец, одернув коротенький пиджак, повернулся ко мне:
– Добрый день! Чем могу служить?
Похоже, что Горн специально подобрал для работы такого смазливого парня, с голубыми глазами и тщательно зализанными назад волосами. На вид ему было не больше двадцати двух – двадцати пяти лет. Он был чисто выбрит. Но пестрый галстук придавал ему легкомысленный вид. Любимец дам, определил я, такого будет легко напугать. Я вальяжно бросил папаху на столик.
– Мне нужно увидеться с господином Горном. Он сейчас здесь?
Продавец задумался, оглядывая меня. Вероятно, он прикидывал – стоит ли со мной иметь дело или позвать дворника, чтобы тот вытолкал меня взашей. Хотя я сразу понял – он не решится грубить человеку, который почти вдвое больше его самого.
– Простите, по какому вопросу? – наконец спросил он вежливо, но холодно, как бы намекая, что идея позвать дворника им не отброшена бесповоротно.
– По важному, – коротко ответил я.
– Я не уверен, что господин Горн здесь, – продолжил продавец.
– Так пойдите и узнайте.
– Не могу-с. Простите, мне строго запрещено покидать залу, если в ней есть посетители.
– Думаете, украду? – спросил я насмешливо.
– Нет-с. Чтобы не проявить неуважения к покупателю. Вдруг что-нибудь спросите, а меня нет. Нехорошо-с.
– Так что мне делать? Мне нужен Горн. Я приехал с ним поговорить и не уйду, пока не повидаюсь.
Продавец развел руками.
– Послушайте, – сказал я, начиная терять терпение. – Неужели у вас нет никакой возможности подать сигнал, что его присутствие требуется здесь, в аптеке?
– Его присутствие? – переспросил продавец. – Но зачем ему присутствовать, если я здесь?
– Ну, например, если к нему пришли из полиции, чтобы допросить по делу об отравлении в Купеческом клубе, – предположил я.
Мои слова вызвали в продавце перемену. Он страшно побледнел и сделал несколько шагов назад, чуть не наткнувшись спиной на шкаф со стеклянными дверями.
– Так вы из полиции?
Я решил не раскрывать карты сразу.
– Не слишком ли много вопросов вы задаете?.. Кстати, как вас зовут? Какого вы года рождения и где родились? – спросил я самым строгим голосом, доставая из внутреннего кармана пиджака блокнот.
– Одну минуту! Одну минуту! – пробормотал продавец. – Я позову хозяина!
Не спуская с меня глаз, он зашел за стойку и нажал невидимую кнопку электрического звонка. Поскольку Горн не мог прямо вот так соткаться из воздуха, между нами повисла пауза, в течение которой глаза у молодого человека совершали хаотичные движения, вероятно обозначавшие лихорадочный мыслительный процесс. Наконец усилием воли он принял более-менее спокойный вид.
– Не угодно ли чашку чая? – спросил он. – Есть прекрасные травяные чаи… Успокаивающие, к примеру.
– А я спокоен.
– Да-да, конечно, – пролепетал продавец, но при этом достал заварочный чайник из-под прилавка.
– Что там, настойка стрихнина? – спросил я строго.
Продавец испуганно вскинул на меня глаза и чуть не выронил чайник.
– Ромашка, – просипел он.
– Ромашка?
– Да-с…
Я промолчал, не зная, как продолжить разговор, но тут отворилась дверь в правом углу аптеки, и к нам вышел высокий человек с гривой седых волос, в темно-сером пиджаке и брюках в тонкую полоску. Пальцы он заложил в жилетные карманы и повернулся к продавцу:
– Мишель, что случилось?
Парень указал на меня носиком чайника, который продолжал держать в руках:
– Полиция.
– Полиция? – Человек повернул ко мне голову. Его бледное лицо было почти квадратным, с оттопыренной нижней губой – но не «габсбургской», а скорее брезгливой.
– Так вы из полиции? – спросил он. – С какой стати? Я ведь дал показания и даже подвергся обыску! Что вам еще надо?
– Полиция? – переспросил я. – С какой стати?
– Но?.. – Аптекарь повернулся к своему помощнику.
– Они сами так сказали-с…
– Ерунда, – ответил я, вставая. – Моя фамилия Гиляровский. Я руковожу московским отделом газеты «Россия».
