Внутреннее обозрение

Конечно, я не могу этих «воспоминаний» отнести к той труппе, где был мой товарищ; но… провинциальные нравы не скоро меняются, а нравы всякого рода антрепренеров бывают обыкновенно еще устойчивее, нежели всякие другие… Я расстался с моим товарищем, пожелав ему успеха и пожалев его.

Вдруг, через несколько дней, он является в Харькове. «Отчего ж вы не с труппой?» – «Я ее оставил». – «Как, почему? А место, а отставка?..» В ответ на свои вопросы я узнал, что приятель мой – человек, до сих пор не излечившийся от весеннего направления. Он был приглашен, мало того – упрошен антепренером поступить в его труппу (его знали по игре на благородных спектаклях), и, полагаясь на доброту и честность антрепренера, он подал прошение об отставке прежде заключения формального обязательства с театром. Потом антрепренер начал оттягивать дело под тем предлогом, что у поступавшего не было документов… Таким образом, он дождался того времени, когда приятель мой, получив отставку, остался без всяких средств, и тут принялся прижимать и оскорблять его. Бедняжка увидел вред своей доверчивости, но уже поздно… А тут еще подоспел крупный разговор с помощником антрепренера, помогавшим ему составлять отчеты по спектаклям и вследствие того привыкшим говорить дерзости всем актерам… Я не знаю, был ли талант у моего товарища, но, во всяком случае, он должен был играть умно. Но для антрепренера это было все равно: он не ужился даже с одним актером, который потом производил фурор в Москве и Петербурге и считался заменою Мартынова; а антрепренер говорил на первых порах: «Слава богу, что N. назвался в Петербурге актером О. театра, а не моего, а то осрамил бы нас…» Стало быть, если бы у моего товарища был и громадный талант, он бы не стал его удерживать при непокорстве его характера и особенно при ссорах его с помощником, составлявшим отчеты. Притом же он знал, что человек остался решительно без средств по его милости. И вышла сцена, после которой непокорный не мог более оставаться в труппе. Актеры сначала зашумели, некоторые хотели протестовать, требовать, чтобы помощник извинился пред их собратом, но все, разумеется, кончилось смирным молчанием.

Это молчание очень огорчало моего друга, и – странное дело – однако не отнимало у него надежды, что за него встанет само общество. Как я его ни убеждал, что этого не бывает, – нет, ничем его не уверишь. «Как же, говорит, общество промолчит, когда в его глазах оскорбляют человека?..» Да так и промолчит! При таких ли вещах молчит оно. Посмотрите хоть газеты наши – вы увидите, что хотя у нас и есть господин Лев Камбек, защитник всех оскорбленных, но и этот более по части писания обличений, нежели действительной защиты{53}. А то – как обыкновенно делаются дела? Постоянно так, как рассказано было недавно в «Одесском вестнике»: в общественном саду компания молодых людей обступает дам, рекомендуют друг друга, привязываются, дамы обижены, хотят уйти, молодые люди окружают их, требуют шампанского, с громом откупоривают, ставят перед дамами на стол, а сами удаляются… Сотни людей это видели, многие не одобряли нахальства молодых людей, нашлись даже такие, что «возмутились до глубины души» их поведением. И что же? Ведь никто за обиженных не вступился, никто нахалов не проучил, а только один из «возмутившихся душою» написал через несколько дней письмо, которым украсился фельетон «Одесского вестника» (№ 77). Вот и все… А то, например, другого рода происшествие – это уж далеко отсюда, в западном крае где-то. Вздумали клуб открыть; одно сильное лицо требовало, чтобы клуб был исключительно дворянский, а людей среднего рода не пускали в него; иначе грозило не удостаивать клуба своим участием. Но по какому-то чуду на этот раз требование сильного лица не было выполнено. И что же? В день открытия клуба другое сильное лицо города, видя, куда ветер дует, сказало первому сильному лицу речь, в которой изобразило, что клуб, дескать, собственно вам обязан своим существованием, ибо некоторые хотели дворянского только участия, и лишь благодаря вашим настояниям он открыт теперь для всех… Сильное лицо выслушало не поморщившись, публика выпила тост, провозглашенный за его здоровье, и все тут. А после, конечно, ходят и рассказывают, что вот-де как с нами нехорошо было поступлено, в глазах дело переврали… А кто же позволил переврать?.. Да чего уж, когда на свои собственные интересы ваше общество не обращает внимания?.. У нас как-то выходит совершенно противоположное пословице: l'union fait la force;[9] у нас, напротив, попробуй, например, ограбить отдельного человека – закричит, искать будет, дело затеет; а в массе, например в акционерной компании, делай с ним что хочешь: пропадают его денежки, а он себе и ухом не ведет…

Так успокоивал я моего друга; но он не переставал волноваться надеждами. Что ж, пусть надеется; после покается. Надеяться на все можно. Вон «Санкт-Петербургские» и другие ведомости надеялись, что новый султан Абдул-Азис Турцию преобразует и восстановит, а через неделю сами же стали опровергать свои надежды{54}. Или мои одесские друзья надеялись, что у них скоро железная дорога будет, что уж и запасы сделаны и земляные работы произведены, а потом (в № 92 «Одесского вестника») вдруг и прочитали, что главное общество не будет строить феодосийскую железную дорогу… То же вот, пишут, в Саратове было по случаю ожиданий, возбужденных проектом тамошней дороги. Там всеобщее увлечение не на одних словах, а даже и практически выразилось, как показывает одна корреспонденция в «С.-Петербургских ведомостях» (№ 150):

Давно мы говорили, что в первое время, когда стало известным об утверждении проекта проведения железной дороги между Москвою и Саратовом, пустопорожние городские места в этом последнем городе, лежащие в той части, где должны быть станция дороги и дебаркадер, раскупались с торгов нарасхват. До 100000 квадратных сажен было взято под постройки людьми всех званий и состояний, начиная от богатых торговых домов, помещиков, чиновников всех рангов и кончая мещанами и крестьянами. Брались места не одними местными обывателями, но и приезжими за тысячи верст, хотя таких, конечно, было меньше, чем первых. Перепродажа мест вызвала самую усиленную спекуляцию. Выгодные места поднялись с ничтожной цены до неумеренно высокой. Но теперь вот уже более года, как все успокоилось и охладело. Горячка приобретения пустопорожних мест прошла. Целые площади стоят незастроенными; иные места обнесены только жалкими заборами. Спекуляторы охладели к своему делу, потому что нет охотников на рискованные покупки; а рискнувшие на них, кажется, сожалеют о минутах увлечения: место застроивать нечем, да и зачем?

Что жалеть-то, когда поздно? Лучше бы не увлекаться прежде. Как ни заманчива мысль о наших великих прогрессах, о железных дорогах и пр. – все лучше бы порассудительнее быть.

А впрочем, у нас не разберешь даже и того, какое влияние, например, железная дорога будет иметь даже на скорость сообщений. У нас законы природы, законы пространства и времени как-то определяются совсем иначе, чем в других местах. У нас телеграф передает депешу по пяти, по шести дней, эстафета из Херсона, отправленная 5-го числа (как недавно объявлялось), приходит в Одессу 20-го, открыли теперь дорогу от Москвы до Владимира – езда от Москвы до Нижнего сделалась затруднительнее и дольше прежнего. Прежде почтовый экипаж привозил вас из Нижнего в Москву в 36–38 часов; теперь вы едете 40 часов до Владимира, а здесь должны ночевать, потому что почта, отправляясь из Нижнего утром, приходит во Владимир вечером, а железная дорога уходит в 2 часа пополудни. Таким образом, с открытием железной дороги сообщение Нижнего с Москвой замедлилось на целые сутки – не говоря уж о тех мучениях, которые выносит проезжающий на отживающем свой век шоссе между Владимиром и Нижним.

Однако я замечаю, что начинаю сбиваться на тон фельетонов «С.-Петербургских ведомостей», и это меня привело бы в немалое сокрушение, если бы я не сам первый это заметил. А вы, вероятно, и после моей оговорки еще не вдруг узнаете, в чем я похожу на фельетониста «Ведомостей»?.. В общем тоне, в пустоте содержания, в отсутствии новых и живых идей?.. Нет, совсем нет: в этом-то все мы больше или меньше друг на друга похожи. Все болтают о пустяках – одни важно, другие игриво, одни с весенним настроением, другие с осенним, но все-таки похоже один на другого. Нет, я нахожу, что сбиваюсь на фельетонистов академической газеты переходами. Если вы читывали фельетоны «Ведомостей», то помните, конечно, замысловатость их переходов: например, фельетонист говорит о зверинце Крейцберга и к самому концу прибережет львов, а потом и перейдет: кстати о львах; львы нынешнего сезона носят… и пойдет рассказывать, что они носят… Кончив тем, что ныне не в большом ходу духи, он продолжает: кстати о других духах – и пойдет о Юме{55}. Рассказав, как Юм подымает на воздух тяжелые столы, опять переходит: кстати, легкий и здоровый стол предлагается в новом ресторане… И пойдет о ресторане. Выходит таким образом и разностронне и связно, да еще читатель награждается несколькими каламбурами.

Я чуть было не попал на эту колею, метаясь от осени к безденежью, от него к дорогам, от дорог к театру, от театра к общественным нравам и т. д. Но, слава богу, вовремя заметил и теперь спешу кончить…

А где же внутреннее-то обозрение? Что произошло замечательного в эти месяцы? Так и не будет об этом ничего?..

Об этом так ничего и не будет, читатели.

Примечания

Впервые – Совр., 1860, № 3, отд. III, с. 231–235, без подписи.

Статья является вступлением к первому «Внутреннему обозрению» «Современника», написанному С. Т. Славутинским (см. о нем примеч. к статье «Повести и рассказы С. Т. Славутинского» – наст. т., с. 680–681), и представляет собой программу нового отдела. Предлагая Славутинскому вести «Внутреннее обозрение», Добролюбов видел в нем своего единомышленника, но первое же обозрение Славутинского показало, что между ним и критиком имеются серьезные разногласия. «Помилуйте, мы вот уже третий год из кожи лезем, чтобы не дать заснуть обществу под гул похвал, расточаемых ему Громекой и К°, – писал Добролюбов Славутинскому; – мы всеми способами смеемся над «нашим великим временем, когда», над «исполинскими шагами», над бумажным ходом нашего современного прогресса… А тут у Вас такой розовый колорит всему придан, таким блаженством неведения все дышит, точно будто Вы в самом деле верите, что в пять лет… с нами чудо случилось, что мы поднялись, точно сказочный Илья Муромец…» (IX, 407–408). В связи с этим Добролюбову пришлось полностью переписать начало статьи Славутинского.

В одном из писем Славутинскому, советуя ему смелее проводить в обозрениях свои убеждения, Добролюбов заметил, что вступление к первому обозрению, беспрепятственно прошедшее через цензуру, «в сущности, очень дерзко» (IX, 411). Действительно, в этой небольшой работе нашли выражение основные элементы революционно-демократического мировоззрения Добролюбова: мысль о негодности всего общественного здания России и бессмысленности его частичных перестроек, вера в народ как единственную силу, способную коренным образом изменить жизнь.

Рассуждение о необходимости отличать «дела от слов, факты от предположений, живые явления быта от мертвых… законоположений», составляющее стержень статьи, направлено против либеральной оценки происходящего и связанного с ней оптимизма, которые, как показывает критик, находятся в противоречии с действительным положением народа. В противовес толкам либеральной печати об «отрадных начинаниях», критик ставит задачу рассказывать читателю о «печальных явлениях быта». Более откровенно он формулирует эту задачу в письме к Славутинскому: «…Надо колоть глаза всяческими мерзостями, преследовать, мучить, но давать отдыху – до того, чтобы противно стало читателю все это богатство грязи и чтобы он, задетый наконец за живое, вскочил с азартом и вымолвил: «Да что же, дескать, это наконец за каторга! Лучше уж пропадай моя душонка, а жить в этом омуте не хочу больше» (IX, 408).

Указанная антитеза имеет и другой, более широкий смысл: противопоставляя «разглагольствования, исследования, комитеты, правления» как нечто поверхностное, беспочвенное – «твердому и могучему ходу» народной жизни, Добролюбов стремился подорвать представление, будто судьбы страны решаются исключительно в «верхах», и утвердить мысль о решающей исторической роли народа. Однако во взгляде на образованные классы как на нечто искусственное, «ненужное» в истории сказалась, наряду с «мужицким демократизмом», и ограниченность материализма Добролюбова в подходе к общественным явлениям.

Впервые – Совр., 1861, № 8, отд. II, с. 393–434, без подписи.

Раздел «Внутреннее обозрение» в «Современнике» с февраля 1861 г. вел Г. З. Елисеев, придавший ему ироническую тональность, близкую фельетонам «Свистка». Тем самым как бы заведомо снижалось значение главных «новостей» момента – тех обстоятельств внутренней жизни страны, которые были связаны с «великими реформами» и которым либеральное общественное мнение придавало особую важность. Мартовское обозрение открывалось словами: «Вы, читатель, вероятно, ожидаете, что я поведу с вами речь о том, о чем трезвонят, поют, говорят теперь все журналы, журнальцы и газеты, то есть о дарованной крестьянам свободе. Напрасно. Вы ошибаетесь в ваших ожиданиях. Мне даже обидно, что вы так обо мне думаете. Я не подал вам никакого, даже малейшего повода думать, что… я безустанно буду гоняться за новостями, какие бы они ни были…» (Совр., 1861, № 3, с. 101–102). Августовское обозрение, написанное Добролюбовым, выдержано в той же тональности и содержит прямые переклички с апрельским обозрением Елисеева, пародировавшим «весенние мечты», вызванные в русском обществе манифестом 19 февраля 1861 г. Вместе с тем, в отличие от Елисеева, черпавшего материал для своих обозрений главным образом из текущей прессы, Добролюбов придал статье характер художественного очерка, широко использовав в нем впечатления своей недавней поездки по стране (июль – август 1861 г.; Одесса – Харьков – Нижний Новгород – Москва – Петербург). Придерживаясь принятой «Современником» тактики демонстративного молчания о реформе и ходе ее осуществления на местах (ср., напр., аналогичное по типу обозрение «Современная хроника России» в августовском и предшествующих номерах «Отечественных записок», посвященное преимущественно этой теме), Добролюбов тем не менее рядом выразительных штрихов создает живую и конкретную картину жизни страны летом 1861 г. Некоторые детали этой картины, например характеристика особенностей русского нищенства, указывают на то, что взгляд критика на народ и его нравственное состояние заметно усложняется, освобождается от элементов «дедуктивиости», становится более открытым пониманию парадоксов русской жизни.

Сноски

1

Новое признание! Пища для полемики против «Современника».

2

Как несуществующие и несказанные (фр.). – Ред.

3

«Но климат отвратительный, мой друг!» (фр.). – Ред.

4

До востребования (фр.). – Ред.

5

Стоимостью в десять копеек (фр.).-Ред.

6

Кредитование движимости (фр.). – Ред.

7

В соответствии с этим (фр.). – Ред.

8

«Синьор! полбайокко! Я умираю от голода!» (ит.). – Ред.

9

В единении – сила (фр.). – Ред.

Комментарии

1

О намерении редакции журнала организовать отдел хроники общественной жизни говорилось в объявлении об издании журнала в 1860 г. (Совр., 1859, № 10).

2

На публичном диспуте о деятельности акционерного общества «Русское пароходство и торговля», проходившем 13 декабря 1859 г. в Петербурге в зале Пассажа, супер-арбитр спора экономист Е. И. Ламанский, увидев, что обсуждение принимает нежелательный для кампании оборот, заявил, что «мы еще не созрели для публичных диспутов», и закрыл заседание. Как первый опыт публичного обсуждения общественного вопроса диспут привлек огромное внимание. Добролюбов посвятил ему специальную статью – «Любопытный пассаж в истории русской словесности» (см. наст. изд., т. 2).

3

Публичные лекции о банковском деле Е. И. Ламанский читал в зале 2-й петербургской гимназии с 26 декабря 1859 г.

4

Добролюбов цитирует, отчасти перефразируя, строки из оды Г. Р. Державина «Бог» (1784).

5

Акционерное Петербургское общество для улучшения помещения рабочего и нуждающегося населения было основано в 1858 г. группой высокопоставленных лиц. Его создание широко освещалось в печати.

6

Публичные лекции (проводившиеся обычно с благотворительной целью) были характерным явлением конца 1850-х – начала 1860-х гг. – эпохи «всеобщего стремления к образованию» (Шелгунов Н. В., Шелгунова Л. П., Михайлов М. Л. Воспоминания, т. 1. М, 1967, с. 133).

7

Откупщики приобретали право на откуп с публичных торгов на четыре года. Проведенные в 1858 г. торги на четырехлетие 1859–1862 гг. были объявлены правительством последними. В 1863 г. должна была вступить в силу новая система сбора косвенного налога на вино. В связи с этим торги 1858 г. вызвали небывалый ажиотаж: рассчитывая максимально использовать этот уплывающий из рук легкий способ наживы, откупщики взвинтили цепы на торгах, а затем пытались вознаградить себя ухудшением качества вина и повышением цен. Эти злоупотребления вызвали мощное трезвенное крестьянское движение 1858–1859 гг., привлекшее внимание прессы к деятельности откупов (см. статью Добролюбова «Народное дело» – наст. изд., т. 2).

8

Говоря о том, что он «не одобряет» Елисеева – составителя предшествующего обозрения, Добролюбов обыгрывает высказывания противников «Современника» о том, что между сотрудниками журнала нет единства взглядов. Тот же прием использовал Елисеев во «Внутреннем обозрении» (Совр., 1861, № 3, отд. II, с. 103), а также Н. Г. Чернышевский в начале статьи «Полемические красоты» (Совр., 1861, № 6).

9

См. примеч. 20 к рецензии «Перепевы» (наст. т., с. 716–717). Весенние гимны — стихотворение Н. Ф. Щербины «Весенний гимн» (Совр., 1860, № 2).

10

Из стихотворения В. В. Крестовского «А весна, как струна, занывает в груди» из цикла «Весенние ночи» (ОЗ, 1860, № 4), вызвавшего град пародий.

11

«Ты знаешь край?» (нем.) – начальные слова песни Миньоны из романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» (кн. 3, гл. 1; 1795–1796).

12

Дачное место под Петербургом.

13

Из поэмы Пушкина «Цыганы» (1824).

14

Неточная цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева «Весенние воды» (1830).

15

Из стихотворения А. Н. Майкова «Весна» (1854).

16

Из стихотворения Н. Ф. Щербины «Смерть весны» (1859).

17

Неточная цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева «Давно ль, давно ль, о юг блаженный» (1837).

18

Добролюбов имеет в виду апрельское «Внутреннее обозрение» Елисеева.

19

Из стихотворения А. В. Кольцова «Что ты спишь, мужичок?» (1839).

20

Из стихотворения Пушкина «Русалка» (1819).

21

Добролюбов почти буквально передает рассуждения Н. Н. Страхова в статье «Еще о петербургской литературе» (Время, 1861, № 6, с. 142), в которой речь идет о статье Н. Г. Чернышевского «О причинах падения Рима» (Совр., 1861, № 5) и статье Д. И. Писарева «Схоластика XIX века» (РСл, 1861, № 5,9).

22

Фельетон «Бюрократ-идиллик» был опубликован в журнале «Искра», 1859, № 20, за подписью И. И. Панаева, но в следующем номере было заявлено, что его имя было поставлено под фельетоном по ошибке.

23

Возможно, Добролюбов намекает на молчание «Современника» по поводу крестьянской реформы, от обсуждения которой журнал устранился с конца 1859 г., когда лидеры «Современника» окончательно убедились в невозможности сколько-нибудь удовлетворительного решения крестьянского вопроса «сверху». Особенно выразительным было молчание журнала в марте 1861 г. на фоне славословий либеральной печати по поводу Манифеста 19 февраля 1861 года.

24

Неточная цитата из поэмы Пушкина «Медный всадник» (1833).

25

Добролюбов цитирует свое стихотворение «Цвела весна… в столице душной…» (1856).

26

В конце марта – начале апреля 1861 г. крестьяне более чем 20-ти деревень Одесского уезда Херсонской губернии отказались выполнять барщину, считая себя совершенно свободными после Манифеста 19 февраля. Для подавления волнений была введена военная команда. Об этих событиях 15 мая 1861 г. было сообщено в «Колоколе».

27

Изображение обвала морского берега на территории дачи графини Ланжерон близ Одессы было помещено в газете «Иллюстрация» 22 июня 1861 г.

28

Недостаток серебряных и медных денег, особенно в провинции, вызвал обращение квитанций – расписок, которые давались местными дельцами вместо сдачи. В данном случае упоминаются расписки одесского откупщика Абазы и купца Алексеева, хозяина гостиницы и ресторана в городском саду.

29

Имеется в виду статья М. П. Погодина «Три вечера» (Акционер, 1861, № 22, 16 июня, и № 23, 23 июня), в которой в частности, описывался богатый бал в Петербурге и говорилось об обилии предметов роскоши в магазинах Невского проспекта.

30

Из песни И. И. Дмитриева «Всех цветочков боле Розу я любил» (1795).

31

См. примеч. 7 к статье «Внутреннее обозрение» (наст. т., с. 701).

32

Добролюбов имеет в виду статью «Торговый кризис и нужды нашего внутреннего рынка» (Вестник промышленности, 1861, № 6, подпись «Московский купец») и «Заметки о текущей экономической жизни России» А. Козлова (МВед, 1861, № 165, 29 июля). Отток денежных средств в связи с поездками за границу упоминается в этих статьях как второстепенный фактор дефицита денежных знаков и капиталов.

33

Заметка В. Бочарова «Вот куда девается звонкая монета» была опубликована в «Одесском вестнике» 15 июня 1861 г. (№ 66), а затем перепечатана в некоторых центральных газетах (см., напр.: Северная пчела, 1861, № 143, 28 июня).

34

«Миллиард в тумане» – статья В. А. Кокорева (СПб Вед, 1859, № 5–6), в которой он предлагал накопить миллиард, необходимый, по его рассчетам, для выкупа государством у помещиков крестьянской земли, за счет увеличения подати помещичьих крестьян.

35

«Credit mobilier» (кредитование движимости) – крупный акционерный банк в Париже, основанный в 1852 г. братьями Перейр.

36

Имеются в виду книги Н. X. Бунге «Теория кредита» (Киев, 1852), «Биржевые операции» В. П. Безобразова (М., 1856) и его же статья «Поземельный кредит и его организация в Европе» (Совр., 1859, № 2, 6, 8, 10, 12).

37

Добролюбов имеет в виду «Le Dictionnaire d'economie politique» («Политэкономический словарь»), составленный французским буржуазным экономистом Ш. Кокленом и изданный в 1852 г. парижским издателем и книготорговцем У.-Ж. Гильоменом. По характеристике Н. Г. Чернышевского, словарь «составлен в духе самой крайней реакции против гуманных стремлений нового времени», то есть против социализма, однако имеет определенные научные достоинства (Чернышевский, IV, 372).

38

Речь идет о книге И. С. Аксакова «Исследование о торговле на украинских ярмарках» (СПб., 1858), о которой Добролюбов одобрительно отозвался в специальной рецензии (III, 348–360).

39

Добролюбов имеет в виду буржуазную политэкономию, воплощением которой является словарь Коклена и Гильомена. Книжный магазин последнего находился на улице Ришелье в Париже.

40

В. А. Кокорев выступал против разглашения коммерческой тайны в объяснениях по поводу акционерного общества «Сельский хозяин», одним из учредителей которого он был и которое было ликвидировано из-за плохого ведения дел (см.: СПб Вед, 1860, № 263, 2 декабря).