Городище

– Откуда у тебя это? – перебил он Блюма.

– Я сам фотографировал свой пустырь.

Архивариус изменился в лице.

– Когда ты намерен запустить свой проект? – спросил он дрожащими губами.

– Думаю, недельки через две-три, ну, через месяц. Как утрясутся дела с бумагами.

– Блюм, – сказал Архивариус, побледнев, – именно под этим пустырём библиотека Грозного! Ты не посмеешь вторгаться экскаватором в ценнейшие исторические слои почвы. Там надо снимать миллиметр за миллиметром.

– Ну, милый мой, этак и за десять лет не построишь. А я намерен открыть свой памятник ко Дню всех влюблённых!

– Зачем там нужен какой-то безумный мемориал, когда под пустырём уже есть бесценный исторический памятник?! – взревел Архивариус.

– Мне плевать на то, что там есть! – вдруг взвизгнул авангардист и завязал руки в узел. – Я сам составлю историческую эпоху! С меня начнётся новая эра! Причём тут какая-то библиотека, которой и существовать-то не должно?!

Он пошатнулся и опёрся локтем на клавиатуру компьютера. На экране монитора зарубились мечами два отъявленных головореза.

– Варвар! – в ужасе прошептал Архивариус, скрипнув громко зубами.

– Тупица! – пытался крикнуть Блюм, но закашлялся от возбуждения и, развязав руки, воспользовался несколько раз ингалятором.

Архивариус медленно поплыл к выходу, задумчиво крутя пуговицу. У самой двери он оглянулся.

– Если бог есть, он не допустит твоего проекта. Бабник! – На последнем слове пуговица, которую он крутил, оторвалась.

– Вот мы и проверим… – выдавил авангардист, но новый приступ кашля прервал его речь.

Когда он поднял голову, приятель, а вернее, уже враг, удалился. Дверь была распахнута настежь. Блюм повернулся к монитору, стиснул зубы, и, ударив пальцами по клавишам, через секунду поразил мечом компьютерного противника.

Старушка, которую ночью разбудил пучок света с пустыря, стояла в очереди в магазине и беседовала со своей знакомой. Знакомая была интеллигентного вида бабушка в дворницкой оранжевой безрукавке, та самая Наталья Леонидовна, которую начальница ЖЭКа учила грести граблями на пустыре. Она слушала простоватую подругу и пыталась скрыть на своём лице тонкую насмешку.

– Вот вам крест, Наталья Леонидовна, – уверяла её подруга, – здоровенный такой, косматый, голос страшенный « Э-э-э! А-а-а!»

– И, конечно же, с рогами! – заключила Наталья Леонидовна, тихонечко рассмеявшись.

– Ой, и не знаю, что это было, а только ходют слухи, – сплетница понизила голос, – что призрак деда Панкрата там шастает. Не похоронен он будто бы, вот душа-то неприкаянная и мечется.

– Ах, оставьте вы эти бредни, Лидия Григорьевна, – сказала интеллигентка с ноткой раздражения в голосе. – Я понимаю, что помойка является продуктом энтропии, распада, и в этом смысле я могу согласиться, что она – дьявол. Но лишь символически! Вы же всё принимаете за чистую монету, простите, как дикарь. Нельзя же так, в самом деле! Позвольте, позвольте, сколько вы мне должны сдачи? – обратилась она к кассирше, не успев погасить раздражение.

– Всё правильно, – фыркнула та в ответ. – Следующий!

– Боже, какие астрономические цены! Уму непостижимо! – нервно засмеялась Наталья Леонидовна, покрылась красными пятнами и стала суетливо класть покупки в пакет.

Вдруг её простоватая подруга, стоявшая впереди и уже расплатившаяся с кассиршей, растерянно проговорила:

– Ой, а где мой батон? – Она порылась в своей сумке. – Девушка я заплатила за батон. Вот чек.

– Да-да, он вот здесь лежал, – кивнула кассирша на место перед Натальей Леонидовной в оранжевой безрукавке.

Многие в очереди посмотрели на интеллигентную дворничиху, которая почувствовала на себе взгляды и удивлённо вскинула брови. Лидия Григорьевна крючком указательного пальца бесцеремонно оттянула одну сторону пакета своей подруги и заглянула в него.

– Вот он, мой батон! – обрадовалась она и злорадно посмотрела Наталье Леонидовне в глаза. – А говорите, что не кушаете белый хлеб!

Наталью Леонидовну передёрнуло.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я специально…

– А почему бы и нет? – победоносно улыбалась Лидия Григорьевна. – От нищеты-то и на воровство пойдёшь!

– Вы, вы… Как вы смеете? Темнота!

– Хлеб мой украла да ещё обзывается! – с радостью взорвалась Лидия Григорьевна, наконец-то дождавшись для этого повода. – Секритуткой всю жизнь в райкоме партии проработала, а туда же, благородных кровей! Воровка ты! Воровка и безбожница! В чёрта она, смотрите-ка, не верит! Сама чёрт!

Лидия Григорьевна пошла к выходу, с наслаждением побраниваясь. Подруга её разводила руками, пожимала плечами, улыбалась и смотрела на покупателей, как бы ища у них сочувствия. В таком молчаливом возмущении она вышла на улицу и направилась к дому. Поравнявшись с пустырём, бывшая секретарша райкома остановилась, окинула его оценивающим взором и печально закачала головой, как бы сожалея о том, что в век научно-технической революции столько ещё много суеверия. Вдруг откуда-то из-под земли глухо донеслась матросская песня «Раскинулось море широко». Наталья Леонидовна застыла. Поющий голос постоянно срывался, как на заезженной пластинке, и начинал песню сначала. Старушка попятилась от пустыря, замотала головой и с неожиданной для неё быстротой, чуть ли не спортивной ходьбой, покинула аномальное место.

– Не верю! – убеждала она себя при этом вслух. – Не верю!

Архивариус готовил еду на общей кухне коммуналки. Полностью погружённый в себя, он налил в большую сковородку воды из-под крана, насыпал в неё риса и поставил на плиту.

На кухню вышел коллега с квадратным подбородком, неся стопку грязной посуды, которую он поставил в мойку. Сосед обрушил свою груду мышц на табурет, закурил беломорину и, пустив густой столб табачного дыма вверх, начал пристально наблюдать за действиями Архивариуса.

Архивариус накрошил в свою пищу чеснока, посолил и начал искать что-то в кармане. Наконец, он извлёк кубик в серебристой бумажке и попытался его развернуть, ковыряя ногтем. Сорвав закоревшую обёртку наполовину, он так и бросил кубик с её остатком на сковороду.

– Ну, блин! – хохотнул курильщик, затягиваясь на полном вдохе. – У нас в деревне так свиней не кормят!

Он по-хозяйски встал, подошёл к мойке и начал демонстративно мыть тарелки.

– Поел и сразу же! – сказал он Архивариусу менторским тоном.

– А если некогда сразу же? – возразил Архивариус, пробуя свою амброзию из ложки.

– Тебе-то некогда? Дрыхнет весь день! Засрал всю квартиру! Тарелку после себя не может помыть! Поел и сразу же! Сра-зу же! Сразу же!! – горячо наставлял он соседа, меняя для убедительности ударение на повторяющемся слове.

Поставив тарелки на полку, воспитатель достал недоделанную табуретку и, опять же демонстративно, начал обтачивать шкуркой детали, просматривать на глаз кривизну, разность и одинаковость оных.

– Хороша будет тубареточка! – похвалил он свой труд.

– Кретин, – вырвалось у Архивариуса.

– Чего? – не поверил столяр своим ушам.

– Идеи тебе не достаёт, – поправился Архивариус.

Сосед погрузился в думу и снова закурил.

– Врёшь, – пришёл он к выводу. – У меня идея есть. Это вот у тебя ни хрена! Я вот всё время что-то делаю, а ты никчёмный! Ты живёшь за счёт таких как я, и давно бы подох без нас! Мы соль земли! Труженики!

– Кому нужны твои табуретки? – Архивариус ещё подбавил соли и попробовал. – Нет, ты не соль. Твоя энергия направлена по ложному пути.

Архивариус ушёл к себе в комнату. Столяр с горящими местью глазами достал из шкафчика баллончик дихлофоса, направил струю мора в сковородку Архивариуса и с наслаждением выпустил полбаллончика.

– Соль тебе не нравится?

На кухне появилась молодая красивая женщина, сморщила носик от паров, идущих от сковородки, и бросила суровый взгляд на столяра.

– Ну, чё опять на кухне болтаешься?

Труженик встал сразу же чуть ли не по стойке «смирно», не зная, что сказать.

– Тубаретку вот делаю… – промямлил он, пряча дихлофос за спину.

– Весь дом в табуретках уже. – Она закурила сигарету.

– Продать можно…

– Лучше бы бутылки собирал, – вздохнула женщина. – Больше доходу. Седой уже весь, а ума так и не набрался!

Вернулся Архивариус и поставил на плиту чайник.

– Говорят, что вы клад где-то нашли? – лукаво спросила соседка у Архивариуса.

– Ну.

– Что ж вы не приоденетесь? – продолжала она.

– Сначала откопать надо. А мне одному не под силу.

Женщина сверкнула глазами.

– Брехня всё это, – занервничал столяр. – Сам слух и пустил, чтобы весу себе придать! И про колдуна тоже сам разбрехал!

Женщина начала делать мужу знаки, чтобы тот замолчал.

– Про какого колдуна? – заинтересовался Архивариус.

– Ну, что будто бы колдун ты, – почему-то обижено пояснил столяр и потупил взгляд.

– Да ведь ты сам всем и разбрехал! – прикрикнула на него жена. – Лучше бы помог соседу клад выкопать! Возьмите его в помощники, – обворожительно улыбнулась она, повернувшись к Архивариусу. – Он у меня один экскаватор может заменить. Тогда целый котлован за ящик водки вырыл!

– Надо всё обмозговать, – сказал Архивариус, зачерпнул целую ложку своего кушанья из шипящей сковородки и поднёс ко рту.

Столяр, затаив дыхание, исподлобья наблюдал за своим соседом.

– М-м-м… – промычал Архивариус с набитым ртом и, проглотив отраву, удивлённо произнёс, – какой потрясающий букет получился!

– Точно колдун! – прошептал поражённый труженик.

На следующую ночь Архивариус и столяр со штыковой и совковой лопатами на плечах подошли к пустырю. На лице у «тубаретчика» выразилось беспокойство. Архивариус поднялся на пустырь и поводил над ним руками.

– Здесь.

– Блин! – заругался напарник. – Если б я знал!

Он сел на бордюрный камень тротуара и закурил.

– Толик, иди сюда! – позвал его руководитель раскопок. – Ещё не работал, а перекур устроил!

– Я здесь не буду копать! – запротестовал Толик.

– Почему?

Сосед сопел носом и молчал. Архивариус спустился к нему.

– Что случилось?

– Тс-с-с, – закрыл ему рот Толик. – Здесь нечистая сила, говорят!

– А я кто? – спросил шеф.

– Кто? – переспросил столяр дрогнувшим голосом.

– Колдун. Сам говорил.

– Не смотри ты на меня так! – отпрянул от него Толик. – Ехидно смотришь! И глаза у тебя ехидные!

– Ладно, смотреть не буду, – успокаивал его Архивариус. – Только подумай: если я колдун, то нечистая сила меня не возьмёт. Так?

– Так.

– Значит, тебе со мной бояться нечего. Так?

– Так.

– Ну, раз так, вставай и за работу.

Толик встал, взял лопату и неуверенно поднялся на пустырь. Они разгребли вновь наваленный кем-то мусор, освободив площадку для раскопок, и Толик начал копать землю. Архивариус стоял на четвереньках и светил в углубляющуюся ямку электрическим фонариком. За работой Толик немного забылся и осмелел.

– Моя мечта, – заговорил он вполголоса, – вообще ничего не делать.

– Но при этом хорошо питаться, – добавил Архивариус.

– Вот-вот! – подтвердил землекоп и радостно засмеялся. – Неужели всё это в последний раз?

– Что?

– Да вот лопаты эти неладные!

– Ты копай, копай! Найти ещё надо.

Толик со словом «Эх» всадил лопату в землю и выбил фонарик из рук начальника археологической экспедиции. Фонарик погас.

– Бестолочь, – заругался Архивариус, – ты мне чуть руку не оттяпал! Понемножку нужно!

– Я побыстрее вырыть хотел! – оправдывался работяга.

– Исторический слой спешки не любит! – заметил учитель, ремонтируя фонарик.

Наконец свет появился снова. Архивариус направил лучик в углубление, и там что-то блеснуло.

– Не копать! – рявкнул руководитель и начал скрести в яме пальцами.

Он извлёк какую-то металлическую вещицу, поплевал на неё и, протерев носовым платком, приблизил к глазам. Лицо Архивариуса выразило величайшую радость.

– Это же замочек от древнего фолианта! – воскликнул он. – А какая энергетика прёт!

Глаза Толика блеснули.

– Золотой?

Архивариус попробовал находку на зуб.

– Скорее всего, медный.

Лицо Толика скисло.

– Выгоднее медный кабель выкапывать. Там хоть весу больше.

– Всё ценное там, внутри! – Архивариус затряс от радости напарника за плечи. – Мы на верном пути!

Вдруг Толик встрепенулся.

– Постой! Дай-ка сюда! – протянул он руку к исторической находке. – Где-то я такую штуковину уже видел!

Он внимательно посмотрел на замочек, взял у руководителя фонарик и пошёл к куче мусора.

– Ё моё! Да здесь до фига таких! – осветил он фонариком поломанный комод с множеством точно таких же замков. – А в этом месте одного не хватает! Вот он в ямку-то и залетел!

Архивариус сравнил металлические изделия комода с замочком от «древнего фолианта» и сердито сказал:

– Чтобы проникнуть в суть, надо презирать модальность зримого, балбес! За работу!

Блюм в тяжёлой римской тоге возлежал на тахте в квартире Пустырёвой. Любовь Семёновна в лёгкой тунике сервировала перед ним столик. Блюм взял в руки бокал с вином и встал в торжественную позу.

– Священный сенат одобрил наш почин, – начал он свою речь. –

Великий монумент будет возвышаться в третьем Риме! И этим документом я обязан тебе, о, несравненная матрона!

– Не хочу быть матроной, – скривила улыбку Любовь Семёновна. – Кстати!

Она быстро сбегала в кладовку и вернулась с ботинком авангардиста, которым он запустил в Пустырёву из троллейбуса.

– Хранила все семь лет!

– Что это? – брезгливо взял Блюм за шнурок ботинок. – И я когда-то носил говнодавы фабрики «Скороход»? Немедленно выкинь эту гадость!

Блюм нажал на кнопку пульта, и приделанный к люстре вентилятор начал выдувать из коробочки лепестки роз, которые мягко ложились повсюду, распространяя благоуханье. Пустырёва вдохнула аромат всей грудью и застонала от блаженства. Усатый римлянин осушил бокал до дна и снова возлёг на ложе.

– А теперь я хотел бы перейти к самому главному.

Любовь Семёновна смущённо улыбнулась и опустила глаза.

– Готова ли ты, мудрейшая Минерва, выслушать мои слова до конца?

– Да, – вся в ожидании пролепетала хозяйка.

– Итак, мы переходим ко второму этапу великого почина. Сегодня я счастливейший из людей: я нищ! Я открыл счёт в банке для перечислений всевозможных пожертвований на памятник и внёс все свои сбережения первым! Ради великой идеи я готов отдать последние сандалии!

Рука Пустырёвой сжала горсть лепестков роз. Она встала и медленно подошла к окну. Губы её дрогнули.

– На следующем этапе нам нужно привлечь как можно больше спонсоров, о, милосерднейшая Юнона!

– Я думала, ты поумнел, – сказала начальница грудным голосом, не оборачиваясь. – А ты такой же олух, как и был! Думаешь, твоё сооружение тебя прокормит?

– О, я готов голодать всю жизнь, лишь бы осуществился мой проект!

– А он тебе нужен? – вдруг резко повернулась Любовь Семёновна, в глазах которой стояли слёзы. – Вот это зачем тебе нужно? – Она подбросила смятые и пожухлые лепестки вверх. – У тебя был приличный капитал! На него можно было бы учредить банк! А ты всё пустил на ветер!

– О, я могу продать свою колесницу, и нам на первое время хватит, жестокая Диана! Но искусство для меня священно!

– Искусство? – Пустырёва зло сверкнула глазами.

Она быстро подошла к столику, налила себе полный стакан вина и выпила.

– Искусство! – повторила Любовь Семёновна с ненавистью. – Ты знаешь историю моих родителей! Бедные провинциальные актёры, которые мотались всю жизнь по стране из театра в театр! Для них тоже искусство было священным! Они даже собственной крыши над головой не нажили! Искусство! Я, как детдомовская всё на голом месте своими собственными руками! Я не хочу, чтобы мой ребёнок тоже вот так же! Искусство!

– Замолчи, о, нечестивая Эринния, некогда совершившая детоубийство в своём чреве!

Пустырёва рухнула головой на стол и зарыдала.

– Я столько для тебя сделала, – захлёбывалась она слезами, – скотина…

– Да ты на себя посмотри! – вдруг вспылил Блюм, прекратив ломать комедию. – Тебе только деньги, деньги и деньги! Куда ты старика дела? А? Квартирку захотела к рукам прибрать? Может быть, ты его отравила? Участковый, между прочим, интересовался! И правильно, ибо ты на всё способна! На всё!

Он немного успокоился и продолжал.

– Значит так, не хочешь больше мне помогать?

Любовь Семёновна, подняв голову, смотрела на авангардиста удивлённо-испуганными глазами.

– Не хочешь? – Он выдержал паузу, но ответа не последовало. – Не надо! Кстати, завтра прилетает Джон! Ох, развернёмся! – потёр он ладонями. – Тунику можешь оставить себе на память. Дверью хлопать не буду. Гуд бай, банкирша!

Блюм удалился. Пустырёва с ненавистью посмотрела на блюмовский ботинок, который одиноко стоял у тахты, потом перевела взгляд на его картину. Обе вещи одна за другой вылетели в окно. Ботинок в этот раз угодил по своему назначению прямо в урну. Картина же плавно полетела по воздуху, описала дугу и влетела в открытое окно комнаты Натальи Леонидовны, которая жила на первом этаже. Старушка посмотрела на абстрактную «абракадабру» оценивающим взглядом и примерила её на стене вверх ногами, прикрыв картиной место с оторванными обоями.

Через неделю Архивариус с помощью своего магического метода вычислил, что Пустырёва снова томится в одиночестве. Он сразу же позвонил ей и пригласил на выходные в Серебряный бор купаться. Начальница нехотя согласилась, чтобы как-то развеяться. Она переменилась: стала замкнута, холодна и надменна. Душевное состояние внешне выражалось в стиле «вапм». В тёмном обтягивающем костюме, гладко причёсанная, с резким макияжем на лице Пустырёва сидела в кресле водного велосипеда, педали которого с удовольствием покручивал Архивариус.

– Любовь Семёновна, ну, когда вы развеселитесь? Может, ещё анекдотец?

– Хватит. Жизнь анекдотична.

– Чем же она анекдотична?

– Так. Пустота какая-то, – тяжело вздохнула Любовь Семёновна.

– Не скажи! – растянул Архивариус. – Прекрасная погода, чудесный ландшафт, вон лодочка моторная разрезает водную гладь, птички поют. Всё дышит полнотой бытия!

Бледная маска лица Пустырёвой повернулась к собеседнику.

– А люди?

– И люди тоже!

Пустырёва сняла тёмные очки и пронзила Архивариуса взглядом.

– Может быть, и вы?

– И я!

Вдруг на Любовь Семёновну напал приступ смеха. Когда она отсмеялась, то снова стала серьёзной и надела очки.

– Вы думаете, что ваша химера с библиотекой имеет какое-то основание?

– Вы знаете? – удивился Архивариус. – Да. Имеет.

– Ничего подобного! – усмехнулась Пустырёва. – Ничего там нет! Пустота! Что Блюм, что ты – два сапога пара! Только один сапог смотрит вперёд, другой – назад! А ноги в это время увязают в болоте! Птички, лодочка! А ты вот попробуй, догони ту лодочку на этой колымаге!

Пустырёва вытащила губами сигарету из пачки и тщетно пыталась её прикурить на ветру. Архивариус галантно взял у женщины зажигалку и, прикрыв её большими ладонями, извлёк пламя.

– Ту лодочку, говорите?

Он уставился широко открытыми глазами на Солнце и растопырил руки, будто пытался вобрать в себя наибольшее количество солнечных лучей. Потом Архивариус налёг ногами на педали и начал крутить их с невероятной быстротой. Водный велосипед резко дёрнулся вперёд и, набирая скорость, стремительно побежал по реке, оставляя после себя огромные валы волн и белую пену как взбитые сливки. Судно Архивариуса мчалось мимо пляжа, привлекая внимание весьма удивлённых отдыхающих.

– А не плохая мысль, – заметил загорающий Блюм своему товарищу, – ставить на водный велосипед движок от катера, – и навёл на новинку подзорную трубу.

– Ол райт! – согласился приятель, кивая головой и показывая все свои тридцать два сверкающих зуба.

– Ба! Да он без двигателя! – поразился Блюм, держа в круге оптического прибора Архивариуса с Пустырёвой. – Джон, это ведь наш конкурент!

Улыбка слетела с лица Джона, а в глазах мелькнул испуг. Он взял у Блюма подзорную трубу и, приставив к глазу, начал изучать врага.

Водный велосипед поравнялся с моторной лодкой и пошёл на таран. Лицо хозяина лодки выразило одновременно удивление и ужас.

– Вот и догнал лодочку! – загоготал водный велосипедист басом.

В это мгновение велосипед стукнулся об борт лодки, его круто занесло, и он перевернулся. Над пляжем пронёсся короткий крик Пустырёвой и оборвался.

Солнце уже клонилось к закату, досушивая экстравагантный костюм начальницы ЖЭКа, повешенный на куст. Людмила Семёновна в бикини и Архивариус в семейных трусах, похожих на парашюты, подкреплялись бутербродами. Макияж на её лице смыло, причёска от воды стала пышной и стиля «вамп» словно и не бывало.

– Вы опасный человек, – улыбалась она, пережёвывая бутерброд. – Скажите, а почему вы набрали на помойке всякой рухляди и загромоздили общий коридор? Мне поступила жалоба от ваших соседей.

Архивариус задумался, посмотрел на туфли Пустырёвой, которые сушились рядом около небольшого костерка, и взял одну туфлю в руки.

– Ширпотребчик, – сказал он и понюхал вещь, – ещё не пропитанный энергетикой хозяйки. Новые вещи более достойны помойки, на мой взгляд. Старые же вещи, особенно, если они красивы внешне, заключают в себе отрезок исторического времени и часть личности хозяина. Они живые! Понимаете, Людмила Семёновна? Конечно, по-своему живые. А живое хоронить грех!

Людмила Семёновна взяла другую туфлю и повертела в руках.

– Что же, вы предлагаете ходить в лаптях?

– Нет, я предлагаю бережно относиться к тому, что сделано руками человека, на что была когда-то затрачена энергия. Столько энергии, Людмила Семёновна, ушло в песок! Да будь она направлена по разумному пути, давно не было бы голодающих, нищих и обездоленных!

– Боже, сколько красивых слов в защиту старья! – засмеялась Пустырёва. – Кстати, в вашем роду не было старьёвщиков?

Любитель старины обиженно надулся.

– Не унывай, приятель! Я просто советую производить более тщательный отбор, а не тащить весь утиль в своё жилище. Запах противный!

– Это поначалу вонько, а потом привыкаешь, – ещё больше сник Архивариус.

Пустырёва украдкой сняла золотую серьгу из одного уха и сунула в носок туфли.

– Ой! – вскрикнула она. – Серёжка пропала! Наверное, в воде соскользнула! Ну, кладоискатель, воспользуйтесь своей чудесной энергетикой!

Архивариус подошёл к Пустырёвой и пощупал оставшуюся в ухе серьгу.

– Они мне так дороги. Это подарок мамы, – продолжала Любовь Семёновна спектакль не без таланта.

Архивариус выбросил руку в сторону реки, затем закрыл глаза и начал поворачиваться вокруг собственной оси. Второй оборот он сделал значительно быстрее и, наконец, завертелся волчком.

– Где-то здесь, – сказал он, резко остановившись, и бросился к туфле. – Вот она! – радостно воскликнул он, найдя украшение.

Пустырёва, удовлетворённая результатом проверки, похлопала его по плечу.

– Интересный ты мужик, – засмеялась она, внимательно глядя ему в глаза, – перспективный. Но смотри, обставит тебя Блюм во всех отношениях. Тебе надо поактивней бороться за свою мечту. И одну, и другую, – сделала она акцент на последнем слове. – Правда?

– Угу.

– Пусть пока будет у тебя в качестве залога, – указала она на серёжку, взяла вещи и пошла по тропинке, соблазнительно повиливая бёдрами.

Архивариус смотрел ей вслед и радостно сжимал драгоценный подарок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.