Тринадцатая жертва

– Унесся на своем самокате! – раздраженно сказала она. – Гоняют как чокнутые, на людей не смотрят!

Негусто. Да и показания мало чего давали. Люди охотно рассказывали о факте падения тела на автомобиль, а вот предшествующую фазу полета никто не заметил. Кроме, опять же свидетелей из сто сорок седьмой квартиры. Федченко собрался уезжать в место происшествия, когда его окликнул усатый мужчина.

– Слышь, командир! Ты здесь главный? – он щурился от едкого дыма сигареты, которая прилепилась к нижней губе, и каким-то удивительным образом не мешала ему разговаривать.

– Слушаю вас! – обернулся Федченко к мужчине.

– Глянь, сколько их там…– сообщил свидетель.

Вдоль дорожного «кармана» плотно припарковались автомобили. Вначале Федченко ничего особенного не обнаружил. Но заметив тихо выругался.

– Верно говоришь! – кивнул мужчина – Их там уйма!

В траве копошилось множество серых зверьков. Крысы. Обычно, скрытные обитатели канализационных стоков суетливо сновали вдоль парапета, не пересекая его, но и не пытаясь покинуть людное место.

– Небось, поминки по корешу празднуют! – ухмыльнулся мужик, указывая на обезглавленную крысиную тушку, к которой неспешно слетались мухи. Руки у него были мосластые, с желтыми, прокуренными ногтями. – Я как раз улицу переходил, – продолжал он, словно прерванную тему. – А потом, хлоп! И полетело вниз!

Крикнула женщина, проходящая по проспекту, инстинктивно отшатнулся ее спутник; грузный мужчина с мясистым в красных прожилках носом. Несколько человек остановились в десяти метрах от ленточки ограждения, с любопытством, смешанным со страхом и отвращением, наблюдали за грызунами. Федченко равнодушно относился к паукам, змеям, тараканам и крысам, – существам, вызывающих фобии, однако при виде множества крыс на газоне ощутил неприятный холодок в груди. Историки считают страх крыс, – наследием эпидемии чумы. Смертельную болезнь разносили блохи, живущие в шерсти грызунов.

– Вы видели, откуда упала девушка?

Мужичок оказался бывалый. Старая наколка в виде перстня на безымянном пальце указывала на уголовное прошлое.

– Не-а-а! – протянул он все с той же хитрой ухмылкой. – Я, гражданин начальник, на небо не гляжу, ворон не считаю. Как раз к своей «шахе» топал, – он подмигнул в сторону стареньких «жигулей», – Слышь, грохот! Бац! И стекла вдрызг! Ясен пень, – китайские дрова! – он презрительно хмыкнул. – Лепят свои тачки как куличи. Сейчас их на каждом углу продают, Пасха скоро… Я про куличи, – пояснил он. – Так вот моя «шаха», знаешь какого года? – и, не дожидаясь ответа, сказал. – Старожил как грузин в горах! А летает что твоя ласточка, во как!

Федченко прервал монолог разговорчивого свидетеля, торопливо записал его данные в блокнот.

– Максим Петрович. Ершов. Кличка Ерш. Ништяк, точно?

– Точно. – согласился капитан.

– Во дворе меня Петровичем зовут. – сообщил мужчина. – Пол сотни лет землю топчу, а свидетелем быть не приходилось!

– С почином!

– Ага…

– Вы здесь наверняка всех знаете, Максим Петрович…

– Как дом заселили, так и живем. Раньше на Лиговке обитал, – центровой я! Ерш в стоячей воде не живет! – он хрипло рассмеялся, довольный собственной остротой.

– Никакой посторонней машины во дворе или рядом не замечали?

– Да их тут шныряет, хрен запомнишь! – мужчина снял кепку, почесал затылок. – А ведь точняк, начальник! Крутился фургон. Небольшой автобус. Приметный такой.

– Модель, цвет…

– Белый. Грязный шибко. Грязь не городская, глина да чернозем на порогах. Стало быть, из загорода прикатил. Модель, кажись, «фольксваген». Древний совсем, как моя «шаха», а может еще старше. На заднем стекле маска.

– Маска?

– Ну да! Знаешь, такая белая, с прорезями для глаз и рта, будто ухмыляется. Видел в старом кино про Спартака такую.

– Маска античной трагедии? – догадался Федченко.

– Может трагедии, а может и комедии, – ухмыльнулся Петрович. – Там еще написано было… – он нахмурился, вспоминая.

Показания глазастого мужичка были полезными.

– Так помните, что написано было? – спросил Федченко.

– Леший его знает… А! – лицо Петровича просветлело. – Сила не ведает жалости!

– Так и написано?

– Башка еще варит! – обиделся мужчина.

– Номеров, конечно, не заметили.

– Мне то оно зачем!

Федченко записал.

– Не вспомните чего-нибудь необычного, связанного с этим фургоном?

– Необычного… – Петрович покрутил указательным пальцем в воздухе, словно рассеянный учитель указкой. – Музыка там играла.

– В фургоне, – уточнил Федченко.

– Ага.

– Почти в каждой машине работает радиостанция.

– Всякая хреновина в этих тачках играет, а не музыка! – рассердился Петрович. – Я вот люблю «Битлов», из нашего Высоцкого слушаю. А там скрипки да дудки какие-то…

– Классическая музыка?

– Как в консерватории, – согласился Петрович. – Пиликают, хрен поймешь, что за дребедень, тоска берет. Кота за одно место тянут.

Федченко поблагодарил свидетеля. Мужичок вразвалку направился к своей «шестерке». При ходьбе он прихрамывал, выворачивая влево ступню. Капитан отметил эту особенность с профессиональным автоматизмом. Он неприязненно посмотрел на столпившихся возле газона зевак. Какой-то высокий и худой парень в синей футболке с логотипом футбольной команды на груди, поднял с земли камень, прицелился и кинул. Кто-то засмеялся. Словно в пятидесяти шагах не было изувеченного трупа молодой женщины на капоте внедорожника. Далее крысы повели себя странно. Словно повинуясь неслышной команде, они устремились к высоким тополям, возвышающимся в полусотне метров вдоль по проспекту.

Подошел Вахтанг.

– Видел? – Федченко указывал на удаляющуюся крысиную стаю.

Гучава близоруко сощурился.

– Согласно Ветхому Завету, крысы – нечистые животные, – сказал он. – Во Второзаконии крысы упоминаются как одно из проклятий, которое нашлет Господь на народ Израиля, если те не послушаются Его. Иуда Искариот предает Иисуса за тридцать серебряников, что сравнимо с ценой крысы.

– Откуда ты все знаешь? – вздохнул Федченко.

– Давно живу! – рассмеялся Вахтанг. – Я закончил. Результаты будут через пару дней.

– Живешь на расслабоне, кацо! – улыбнулся капитан.

– Пасха в эти выходные. Жена куличи будет печь, яйца красить. Хочешь, приезжай в гости.

– С твоим диабетом куличи не самая полезная пища.

– Один раз живем! – отмахнулся Гучава. – Лишний раз инсулином уколюсь, зато наемся до пуза! Так приедешь?

– Спасибо, Вахтанг. Я лучше поработаю немного.

– От работы кони дохнут. Слышал такую прекрасную русскую пословицу?

– Хуже нет, чем ждать и догонять!

– Для всех нас жизнь, – это череда ожиданий. Все время что-то ждем; выходных дней, зарплаты, отпуска, зимой, – весны, весной – лета. Зеленого сигнала светофора, стоя в пробке, окончания нудного сериала. Ждем врача, сидя в очереди в поликлинике, затем торопимся исцелиться, а когда выздоравливаем, то чувствуем досаду и растерянность, оттого, что нечего больше желать…

Когда Вахтанг начинал философствовать в его, обычно чистой русской речи, проступал характерный акцент.

– Если ты такой умный, кацо, может быть, подскажешь, что означает фраза, – Федченко мельком взглянул в блокнот. – Сила не ведает жалости.

– Известная фраза немецкого философа Фридриха Ницше.

– Скучно с тобой, Вахтанг! – вздохнул Федченко. – Знаешь обо всем на свете.

– Увы, Андрон! Вот если бы я знал, как одолеть этот диабет проклятый, тогда – другое дело! Получил бы Нобелевскую премию, и закатил пир горой! А фамилию Ницше наверняка слышал даже такой ящер первобытный как вы, товарищ капитан!

– Конечно, слышал, – проворчал Федченко. – Христианство – религия рабов, и все такое…

– Чушь! – возмущенно сказал Вахтанг. – А крестоносцы? Или наши запорожские казаки? Гоголя читал? Тарас Бульба. Бились насмерть под христианскими знаменами!

Труп молодой женщины упаковали в непрозрачный мешок. Подъехал фургон спецтехники, трое сотрудников через заднюю дверь загружали через заднюю дверь тело. По собственному почину им помогал молоденький паренек водитель.

– Не заводись, генецвале, – вдохнул Федченко. – Я так, для примера сказал.

– Если мы не знаем жизни, как мы можем знать смерть… – задумчиво проговорил Вахтанг, провожая взглядом отъезжающий фургон.

Газон опустел, крысы разбежались. Фургон с трупом молодой женщины уехал, моргал желтый проблесковый маяк на крыше автомобиля. Люди расходились, оживленно обсуждая события сегодняшнего дня.

– Схожу не тренировку! – решил Федченко, пожимая руку эксперту.

– До связи!

Вахтанг шел к своему старому «Ниссану», припаркованному в пятидесяти метрах. Несмотря на лишний вес, двигался он легко, что свидетельствовало о немалой физической силе мужчины.

Солнце заслонило облако, по земле скользила черная полоса тени. Близился вечер.

2.

Побриться удалось с третьей попытки. Выпитый с утра алкоголь понемногу выветривался, где-то внутри зарождалась дрожь, грозящая перейти ближе к ночи в яростную трясучку. В запотевшем зеркале отразилось помятое лицо, мешки под глазами, густые волосы с проседью. И никаких навязчивых образов.

– Вот так! – мстительно прошептал Васильев, включил горячую воду, встал в ванную. Он убавил напор воды, простоял так около десяти минут. Обтекающая тело вода ласкала кожу. Повернул кран до отказа влево, стиснул зубы. Сосчитал до ста, прибавил немного теплой воды. Такая исцеляющая процедура контрастного душа длилась около двадцати минут. Едкие пары спиртного неохотно выходили через поры кожи. Завершив процедуру, Евгений насухо растерся полотенцем. Кожа горела, изо рта вырывалось прерывистое дыхание, сердце, заходясь, сотрясало грудную клетку.

– Как огурчик… – пробормотал он.

Зеркало запотело. Васильев замешкался. Желание протереть зеркальную поверхность соседствовало со страхом. Образ зарождался в недрах зеркальных отражений, сохраняясь в памяти на различные сроки времени. От получаса до нескольких дней. Но всякий раз, оставляя после себя гнетущее ощущение предсмертной тоски.

За дверью нетерпеливо поскуливал Ральф.

– Сейчас иду, мальчик! – негромко крикнул Васильев.

Близость друга придала решимости, Евгений провел полотенцем по зеркалу.

Отразились широкие скулы, упрямый взгляд серых глаз исподлобья. Тридцатиминутная водная экзекуция пошла на пользу. Оттенки похмелья из жирных импрессионистских мазков превращались в сглаженные пастельные тона. Продолжая держать в поле бокового зрения зеркало, Евгений натянул джинсы. Отражение равнодушно демонстрировало его голову, часть плеча, и участок кафельной плитки за спиной.

– Обошлось… – вслух сказал Васильев.

В шкафу нашлась свежая футболка и пара чистых носков, хотя и с дыркой на пятке, но на такие мелочи можно не обращать внимания. Солнечный свет продолжал неудержимо вливаться в окна, растекаясь по полу и стенам лучезарными потоками.

– Гулять! – сообщил Васильев Ральфу. Пес встретил это сообщение радостным повизгиванием.

Проходя мимо большого зеркала в прихожей, Евгений хотел сдернуть с рамы простыню, но передумал.

По лестнице шли пешком. Дверь распахнулась, сладкий аромат черемухи витал в воздухе. В сквере на скамейке сидел седой инвалид. Он улыбнулся Васильеву как старому знакомому.

– Присаживайтесь!

Ральф радостно устремился к растущим вдоль сквера деревьям. Евгений сел на край скамейки. Помолчали. Первым прервал паузу инвалид. Он протянул руку.

– Сергей…

Рукопожатие было твердым.

– Евгений!

Васильев посмотрел на скачущего в двух метрах от скамейки воробья, и неожиданно для самого себя, заговорил.

3.

Федченко повесил рубашку на плечики, сложил джинсы. Бывшая жена посмеивалась над его чрезмерной опрятностью.

– Обычно, у мужиков носки по всей комнате раскиданы, а тебя сложены в стопку, как на прилавке в магазине! – говорила она.

В раздевалке спортзала было малолюдно. Обычное явление для погожего вечера буднего дня; люди предпочитали отдыхать на природе. В сумке лежали боксерские бинты, видавшие виды перчатки. Шестнадцать унций. Часик постучишь, – семь потов сойдет! Федченко размышлял, куда пойти тренироваться, – в зал бокса, или прокачать мышцы. Позвонили из дежурной части. Офицер коротко доложил оперативную информацию. Подростка, снимавшего видео, нашли. Живет в соседнем доме. Говорит, что видео делал по заказу, заплатили десять тысяч рублей.

– Заказчика назвал? – спросил Федченко.

– Нет, товарищ капитан. Отправил снятый материал по указанному адресу, после чего зачем-то переустановил систему. Все стерто. Толком ничего не помнит.

– Врет?

– Психолог считает, что мальчик говорит правду.

– Спасибо.

Сразу после разговора, вторично зазвонил смартфон, на экране отразилось улыбающееся лицо Вахтанга Гучавы. На аватарке мужчина, давно отметивший пятидесятилетний юбилей, выглядел лет на пятнадцать моложе своего подлинного возраста.

– Успел соскучиться, кацо?

– Тут такое дело, капитан, – серьезно заговорил Вахтанг. – Я все-таки не удержался, и занялся этим делом в свободное от работы время.

– Получишь орден!

– Это вряд ли, но от поощрения не откажусь.

– И что успел накопать? – Федченко сел на скамейку. Он терпеть не мог людей, разговаривающих по телефону в раздевалке спортзала так, что тема их беседы становилась достоянием общественности. Но не выходить же в одних трусах в холл!

– Надпись, вырезанная на груди у женщины. Это латынь. Хитрый древний шрифт, Андрон, не сразу разгадаешь. Я сделал фото, покумекал, и нашел. Пиамон.

– Как?

– Пи-а-мон! – по слогам повторил Гучава. – Меня плохо слышано? Ты где?

– В спортзале. Вернее, в раздевалке… – прижимая смартфон плечом к уху, Федченко принялся натягивать джинсы. Тренировку придется отложить. – И что это означает?

– Не что, а – кто! Так называли демона из Средневековья. Ревет как лев, призывает людей подчиняться магу.

– А кто маг?

– Спроси, что полегче. Так как все средневековые страсти порождались людским невежеством, и охотно поддерживались местным менеджментом, могу предположить, что роль мага исполнял альфа самец той тусовки, где все эти мракобесия совершались. Стихия этого демона – воздух. Для установления контакта с Пиамоном, требовалось его зеркальное отражение.

– Осколки зеркал в глазу… – пробормотал Федченко. – А на кой черт все это нужно сейчас?

– Кто его знает? – вздохнул Гучава. – Зачем в старину люди заключали сделки с нечистой силой? Обмен, бартер. Ты – мне, я – тебе! Гете читал? Доктор Фауст.

– Вот запишусь в библиотеку, и обязательно прочту, – пообещал Федченко.

Он застегнул джинсы, достал из шкафчика рубашку. У него за спиной промелькнула тень, он переложил смартфон в другую руку, обернулся. Из туалета вышел уборщик в черной футболке и джинсах. Взял тряпку из ведра, и начал протирать умывальные раковины.

– Там еще есть какие-то знаки, – продолжал Вахтанг, – пока не разобрался.

– Не было печали… – проворчал капитан.

– Оболом с тренировкой?

– Так точно, товарищ майор!

– Здоровее будешь!

Федченко застегнул сумку, зашнуровал кроссовки.

– И что нам дает этот демон воздуха?

– А это ваша очередь, господин капитан, загадки отгадывать! – усмехнулся Гучава. – Труп девочки-то с воздуха прилетел. Может быть, и есть в этом какая-то связь.

– Ваши аналитические способности бьют наповал, господин майор! – парировал Федченко. – Только не с неба, а с крыши дома.

– Если еще что найду, сообщу! – пообещал Вахтанг на прощание.

Капитан отключил смартфон, накинул куртку. Неважно начавшийся день закономерно перешел в паршивый вечер. Гучава прав. Лейтенант обшарил крышу десятиэтажного дома, откуда, по всей вероятности, был сброшен труп девушки, однако ничего подозрительного не обнаружил, кроме множества птичьих белых клякс, пустых бутылок, и прочего лежалого мусора. Семейная пара подтверждала факт падения некого тела с крыши. Таким образом, рабочая версия преступления сводилась к следующему; некто, или же группа лиц, зачем-то принесли девушку на крышу дома, откуда впоследствии сбросили ее вниз. А то, что тело упало на крышу китайского внедорожника; всего лишь одно из вероятных совпадений. Как там Вахтанг про демона говорил? Пиа… Пика… Черт его разберет! Надо было сразу же записать! Трудно иметь веру в человеческий гуманизм, ежедневно сталкиваясь с проявлениями бессмысленной жестокости. Самый опасный психопат, чье дело он вел, был тихим и набожным человеком. Еженедельно посещал церковь. При обыске у него обнаружили закатанные в консервные банки вырезки из человеческой плоти. Жертвы – подростки, которых находила на улице мать преступника, и приводила домой, прося помочь донести сумки до квартиры. Это была милая, улыбчивая старушка, посещала ту же церковь, что ее сын. Если Бог и существует, то на людей ему наплевать! Любил повторять Федченко.

Он поднес брелок к электронному устройству, прошел через турникет.

– Что так быстро? – кокетливо улыбнулась девушка на рецепции.

– Здоровее буду! – улыбнулся в ответ капитан, вспомнив слова Вахтанга.

У девушки были карие, слегка раскосые глаза, букву «р» она грассировала.

На улице стемнело. Небо накрыла туча, косматая, сине-черная, с огненно-рыжей каймой. Ветер стих. В Питере майские грозы, – редкость, отчего в них есть свое очарование. Но сейчас Андрею Федченко было не буйств северной природы. Он поспешил в сторону припаркованной на противоположной стороне улицы машины, однако его внимание привлекло какое-то движение в соседнем дворе. Там царил полумрак, характерный для двора колодца, мгла от наползающей тучи сгущалась как-то слишком быстро. Капитан увидел нечто серое непрерывно движущееся по асфальту. Крысы. Десятки или сотни. Они деловито копошились возле помойных баков. Ничего сверхъестественного в этой картине не было, если не учесть давешнего крысиного нашествия на месте происшествия.

– Ратус норвегикус! – услышал капитан за спиной голос.

Выход из двора заслонили двое мужчин. Высокий, поджарый и сутулый, в коричневом «кенгурятнике» с опущенным на голову капюшоном. И приземистый крепыш в кепке с рисунком улыбающегося медвежонка, и спортивных штанах. Его лицо и руки покрывали сеть мелких шрамов, различной давности появления, – от свежих, с розовой подсыхающей коркой, до белых и старых, нанесенных полгода назад и раньше.

– Так называют крыс на латыни, – улыбаясь, пояснил высокий. Он говорил с легким присвистом, словно у него отсутствовали передние зубы.

– Благодарю за информацию. – сухо ответил Федченко, шагнул вперед.

Крепыш тотчас сместился, заслоняя ему путь.

Капитан поставил спортивную сумку на асфальт. Издалека прилетел раскат грома.

– Какие-то проблемы? – спросил он.

Крепыш молчал. Его взгляд блуждал по сторонам, не останавливаясь на чем-то конкретном. Словно он только что проснулся, или отходил от похмелья. Сутулый одним прыжком сократил дистанцию до Федченко, на его лице застыла безжизненная улыбка. Крысы остановились, словно по волшебству, повернули острые рыльца к людям. Время замедлилось привычный ход, и потекло вязко, клейко, будто стекающая с ложки медовая патока. Где-то во дворе включили музыку. Guns N Roses. Набившая оскомину композиция Don’t cry. Скрипящий вокалист надрывался от безутешной любви, металлически звенело гитарное соло. Узкие стены двора колодца множили звук, словно работали колонки. Прямой и острый как шпага солнечный луч разорвал толщу облаков. Взгляд крепыша приобрел осмысленность, будто звуки рока вернули его к жизни.

– Жить хочешь, д-дядя? – чуть заикаясь, спросил он.

– Ну, а если хочу?

– Т-тогда не д-дергайся. И поедешь с н-нами.

– Куда?

– Куда скажут! – грубо ответил долговязый.

И хотя всем своим существом Федченко ощущал ирреальность происходящих с ним событий, он сделал то, на что толкали его властный инстинкт самосохранения и жизненный опыт. Быстро сместился влево, перенес вес тяжести на заднюю ногу, и нанес размашистый боковой удар в челюсть сутулого…

4.

Наверное, впервые за много лет Евгений говорил так долго. Наступил вечер, потемнело. Янтарная кайма грозовой тучи озарялась золотом, будто заходящее солнце стремилось вырваться наружу из плена надвигающейся стихии. Ральф лежал в ногах у хозяина, сонно моргал глазами. За все время монолога, больше похожего на исповедь похмельного алкоголика, этот странный пожилой мужчина с упрямым ежиком седых волос и сетью глубоких шрамов на лице, не проронил ни слова. И, вместе с тем, Евгений понимал, что тот внимательно слушает. Наконец, он замолчал. Воцарилась пауза. Громко заплакал мальчик; мама уводила ребенка с игровой площадки. Молодая женщина оборачивалась на громоздящиеся облака, нервно говоря что-то сыну. У мальчика пламенели щеки, ладони были черными от земли и песка.

– Иногда судьба превосходит человеческое воображение, – заговорил Сергей. – Мой старый товарищ трижды переживал видения. Первый раз, – с пулевым ранением в груди, второй – с разорванным бедром от осколочной гранаты. При этом, каждое новое видение являлось продолжением предыдущего. Сериал! Мой друг так это и называл, – новая серия!

– У меня было что-то подобное, – вздохнул Евгений.

– Белая горячка? – понимающе улыбнулся Сергей.

– Черт его разберет! Навряд ли. Когда пью – тишина. Глюков нет, и провалов этих…

– То есть, ты обнаруживаешь себя в самых неожиданных местах?

– В неподходящих местах, – уточнил Васильев. – Наркотские притоны, хаты с урками. Короче, все то, что в прошлой жизни мне было знакомо.

Сергей потрепал Ральфа по холке. Пес высунул язык, и радостно задышал.

– Удивительно, чтобы Ральфа так кому-то был расположен, – усмехнулся Евгений. Он зябко поежился. Близилась ночь, похмелье готовилось взымать жестокий кредит.

– Трясет?

– Есть немного…

Сергей посмотрел вслед уходящей женщине с сыном.

– Когда давно мы были такими же, как этот пацан. Маленькие, шкодливые ребятишки. Мое детство пришлось на эпоху Советского Союза, не так уж было все тогда и плохо. Если бы мне, семилетнему мальчику, тогда задали вопрос, насчет будущей жизни, вряд ли бы я угадал то, что случится со мной в дальнейшем. Хитросплетения из сотен тысяч поступков и встреч, создали то, что называется биографией. Судьбой. Я достаточно давно стал задавать себе вопрос. Кто был автором этих поступков? Я? Или же мной управляла чужая воля?

– К чему ты это? – Евгений вытер тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину.

– После дождя полегчает. Твои сны… Они как то связаны с реальными событиями?

– Иногда, да, – осторожно ответил Васильев. Он пытался нащупать тонкую нить правды, чтобы не скатиться в бездну иллюзорных фантазий, которыми так была насыщена его жизнь в последние годы. – Я даже сотрудничал с ментами. Бывало, что мне удавалось увидеть предполагаемое место преступлений.

– Почему прекратил?

– Одна из причин, – низкая эффективность. Мне самому бывает трудно отличить обычный сон от вероятного будущего. Но позже появилась одна особенность, о которой я не стал рассказывать ментам.

– Зеркала. – Утвердительно спросил Сергей.

– Я уже говорил. Это никак не связано со снами. На фоне собственного отражения стоит какой-то человек… – он потер лоб. – Там никого нет, это факт! Но я это вижу!

Мать с сыном скрылись в подъезде дома. Выражение лиц молодой женщины с мальчика были удивительно похожи. Евгений потер ладонями виски. Головная боль нарастала с приближением грозы.

– А какой была вторая причина? – спросил Сергей.

– Моего разрыва сотрудничества с ментами? – уточнил Васильев.

Авдеев кивнул.

– Я сорвался. Вернулся к наркотикам. Сейчас трудно сказать, что послужило причиной срыва. Наверное, это тоска и злоба, которые душат как огромный питон, мешают думать, действовать, да просто жить! Повезло. Меня быстро накрыли на точке у дилера, не успел по-настоящему втянуться. В тот раз сдернул от ментов, вмазался в парке. Подсознательно искал смерти, наверное. Собственно и умер в то раз…

– Передозировка?

Васильев сжал и разжал кулаки.

– Люди презирают наркоманов, и правильно делают, – продолжал он. – Я сам эту шваль на дух не переношу, правильно говорят, – алкаши пропивают разум, – наркоманы – совесть. Меня спас мужик, мимо проходил. Когда я отошел, то сам пришел в ментовку, все рассказал. Помог местный опер, благодаря его участию, срока я не получил. Я вообще то – дерьмо неблагодарное! До сих пор ищу виноватых в своих бедах.

Сергей легонько постучал костяшками пальцев на скамейке.

– Иногда бывает полезно вспомнить детали сновидения. Например, место, где это происходило.

Евгений поднял глаза наверх.

– Какое-то время все было очень натурально, будто яркий фильм смотришь, а потом впечатление становиться смазанным, как свежая краска под дождем. Природа вроде наша, местная, но не Питер. В области что-то похожее видел. Там было очень много крысы…