Приключение Ренгардта

Первая запись заканчивается, а под ней виднеется весьма точный набросок узора, украшающего одну из арок собора: арку, ведущую в Храм Пересветов.

«Ваша дочь пыталась вам рассказать о том, что творится у неё на душе?» – находясь в размышлениях, практически прошептал Ренгардт.

«Я уже успела пожалеть о том, что начала гнуть свою линию. Вы понимаете, те вещи, о которых она неустанно мне твердила, все те запреты, которые она не понимала и считала ненужными – всё это существует не просто так! В одной из наших бесед я обмолвилась о том, что более точную и правдоподобную информацию, раз не слишком мне доверяет, она бы смогла получить от служителей в храме. С тех пор Элания перестала доказывать мне свою правду. Углубившись в чтение книг, спустя неделю она поспешила оказаться в храме, а спустя ещё всего пару дней сказала, что поступила на обучение к одному из лучших служителей – Кайе, который являлся одним из самых опытных и мудрейших работников, коих только можно вообразить».

Коротко кивнув, Ренгардт продолжил изучать дневник пропавшей, перейдя ко второй записи. Краем глаза ему удалось заметить, что Иннес принялась с удручённым видом что-то писать не небольшом листке бумаги. В голове снова зазвучал голос пропавшей.

«Привет! Ты не представляешь, где мне довелось оказаться и что я там узнала! Всё, как и предполагалось ранее! Наш народ когда-то был гораздо величественнее, и числом мы превосходили в разы всё то, что имеем сейчас! Столько мест, в которых удавалось работать и получать образование, проводить расследование, раскопки, добывать различные минералы и, не побоюсь этих слов – создавать новую историю, за которую потом будет не стыдно! Но концентрация всех этих знаний находится совсем рядом, практически в пяти минутах ходьбы. В здании, что располагается так близко, одиноко стоит под огромной белой скалой, почти полностью занесённое снегом. Словно частичка того Величия, за которое всем нам стоило бы держаться! Кайа – служитель Храма Пересветов, поведал мне о нём. Однако он также сообщил, что с давних времён здание надёжно запечатано и попасть туда невозможно. Кто мог совершить такую глупость, добровольно отказавшись от столь богатого источника важных знаний? Об этом я должна узнать при следующей нашей с ним встрече. Очень жду её. Как думаешь, в чём заключались причины такого глупого решения? Впрочем, ты прав, давай проявим терпение. Надеюсь, мама не возьмётся снова докучать меня своими замечаниями касаемо отстранённости. Для неё всё, что отличается и выходит за пределы сформированного ей же определения правильной жизни – ерунда, которую стоит избегать. Пусть она побережёт свои, а заодно и мои нервы».

«Не поймите меня неправильно, но вы не считали, что ваша настойчивость в навязывании своих идей губительна в отношении дочери? – с ноткой строгости произнёс юноша. – Она ведь когда-то пыталась достучаться до вас, но понимания с вашей стороны… оно, несомненно, было в какой-то мере, но что с него толку, коль не способна она была им зарядиться и прочувствовать?»

«Ваша и её точки зрения имеют место быть. Но ведомо мне и то, что издревле существующие правила и законы, которые во многом нас ограничивают, сдерживают, существуют не просто так. Мне всегда казалось, что ей стоило научиться видеть и противоположную сторону одной и той же медали. Она лишь обращала внимание на строгости и лишения, упуская из внимания такие важные вещи, как сохранение нашей с вами жизни, оберегание от присутствующих сплошь и рядом невзгод. Наша история в принципе совсем не содержит в себе никаких сведений о периодах, в которых жизнь уходила чуть дальше близлежащей к Собору территории. Лишь крохотная часть информации дошла до наших дней. В конечном счёте, даже там в результате мер и принятых решений одного не слишком дальновидного Единого правителя, всё живое начало находиться под угрозой и вскоре попросту исчезло. Осталась лишь маленькая горсть арзмистров. Мы стояли на пороге очень непростых времён, начинали переживать упадок колоссальных масштабов. Не оставалось ничего, кроме как уйти, спрятаться в единственное неприступное место, в котором всё ещё можно было выжить – территория Великого собора не была затронута тем ужасом, что беспощадно уничтожил других менее удачливых наших братьев и сестёр. Я искренне скорблю о произошедшем. Более подробно об этом вам могут рассказать служители Храма Пересветов. А я лишь закончу на том, что со стороны арзмистра, истинно ценящего нашу историю, слышать речи и видеть действия, которые этому полностью противоречат – как минимум странно, как максимум – смешно и даже глупо. Но мне было не до смеха, ведь излагала эти идеи моя собственная дочь. Неопытная и непонимающая, не знающая истинной ценности жизни, видевшая лишь плохое, не замечая хорошего. Нет в этом вины её, лишь моя. Но как можно было повлиять? Если она совсем не слушала меня, была ведома лишь своими неописуемо удивительными фантазиями, находившимися на грани безумия? Но все эти фантазии были такими… несбыточными! За всю достаточно длинную жизнь, за все те отведённые мне года, которые довелось находится рядом с Эланией, быть её матерью, мне так и не удалось найти способ заставить её осознать самое важное».