Как Кощей смерти искал

– А то вдруг Елизару потребуется экстренная эвакуация, – сказала сама себе красавица и взялась за дело…

//////////////////////////

А покуда Искусница трудилась в своем тереме, Елизар неспешной трусцой бежал в город. Бежал он по полям да по лугам, тщательно следя за своим дыханием. Долго ли, коротко ли, добрался он до дремучего леса, через который шла узкая тропинка к городу. Полпути прошел богатырь без приключений, покуда не достиг солнечной поляны. А посреди нее стоял мужичок средних лет в красном кафтане и надетой набекрень стрелецкой шапке.

– Эй, паря, куда путь держишь? – спросил незнакомец.

– А мы что, знакомы? – переспросил Елизар. Он был очень вежливый богатырь. – Мы даже не представлены, а вы сразу на «ты». Невежливо как-то.

– А, ну да, – откликнулся мужичок, – звать меня Кудеяр. Злой разбойник я, и сейчас тебя грабить буду.

– Странно, – задумчиво сказал сам себе Елизар. – Я вроде санацию леса третьего дня проводил, всех местных лихоимцев в кутузку отвез. Этот-то откуда взялся?

– Да мы залетные, – весело откликнулся Кудеяр, – сам понимаешь, свято место пусто не бывает.

– А, так ты не один? – полюбопытствовал богатырь.

– Конечно не один. Я – атаман, и у меня шайка.

Елизар быстро осмотрелся и без труда заметил за кустами полтора десятка разбойников. А один сидел на ветке дерева прямо над головой богатыря и держал в руках здоровый булыжник, явно намереваясь скинуть его Елизару на голову.

«Дилетанты, – подумал богатырь. – Ладно, поглядим, что дальше будет».

– Так как, паря, сам кошелек, сапоги да рубаху отдашь али тебе помочь?

– Да помочь, наверное, надобно.

– Ату его, ребята! – крикнул атаман, бросаясь на Елизара. Разбойник, сидевший на ветке, швырнул вниз камень, но богатырь резко рванул Кудеяра на себя, и булыжник попал атаману аккурат в темя. Раздался хруст черепа, и тот рухнул на землю без чувств. В это время вся шайка была уже на поляне.

«Разминка», – сказал он сам себе Елизар.

Не прошло и пяти минут, как все разбойники лежали на земле с телесными повреждениями различной степени тяжести.

– Эй, мил человек, – обратился Елизар к ближайшему к нему лиходею, – веревочка у вас есть?

– На что тебе веревочка? – еле просипел разбойник, больше походивший на один большой синяк.

– Вязать вас буду.

– Что-то не припомню я про веревочку.

– А ты лучше припомни, а то я тебя еще раз спрошу. Поконкретнее.

– Ну, так бы сразу и сказал, – откликнулся разбойник, – сейчас зараз сыщем.

– Ты только убегать не вздумай. Я ведь тебя догоню…

– Понял, не дурак.

Богатырь быстро скрутил всю шайку Кудеяра, потом привязал атамана впереди остальных, выстроил всех в цепочку и скомандовал:

– А теперь – пробежечка!

– Как же мы побежим? – возопили несколько разбойников со сломанными и вывихнутыми ногами.

– Допрыгаете! – отрезал Елизар. – Не надо было в наш лес приходить да лихое дело замысливать. За что боролись, на то и… Короче, бегом марш!

Для убедительности богатырь топнул ногой так, что земля на поляне завибрировала. Скуля и причитая, разбойники потрусили по тропинке к городу, а Елизар следом, присматривая, чтобы кто не отвязался. И вскорости добрались они до городских ворот.

– Здрав будь, Елизар, – поприветствовали его дежурные ратники. – Опять лихоимцев отловил?

– Да, залетные какие-то. Не знал, не гадал, что подвернутся. Надо бы их главаря допросить на предмет награбленного да послать в лес телегу, чтобы все добро вывезти. Сами понимаете – опись, протокол, сдал-принял, чтобы отчетность не нарушать.

– Управимся, не сумлевайся, – ответили стражи.

– Так тебя Елизаром зовут? – в ужасе спросил Кудеяр.

– Ну да, – ответил богатырь.

– Предупреждать надо, – простонал разбойник и упал в обморок. На голове его багровела огромная шишка.

– А че у этого с головой? – полюбопытствовали ратники.

– Каменный век, камнями кидаются.

– Да нету у нас ничего, – запричитал один из лихих людей. – Сами мы не местные. Только вчера из земли Муромской перебралися.

– Насчет «нет ничего» ты будешь дежурному палачу-дознавателю рассказывать. Все скажешь, как на духу.

– Не надо палача! – завыл разбойник, – мы еле из Муромских лесов вчерась ноги унесли. Ничего прихватить с собой не успели!

– Что так? – недоуменно спросил Елизар.

– Конфуз у нас вышел, прямо как сегодня. Бежал по лесу мужичок. Один из молодых его не признал, сказал, что грабить его будет. А это оказался Илья Иванович. Ну дальше, сами понимаете.

– Понимаем, – согласились ратники.

– Вчерась нас больше тридцати было. Я и не думал, что Кудеяр так быстро бегает…

«М-да, – подумал Елизар, – надо бы Муромцу письмо отписать, что вопрос с Кудеяром закрыт».

Сдав грабителей страже, Елизар отправился на базар. Купив все, что наказывал Гриша, богатырь побежал домой.

//////////////////

А в это время в другом лесу, в избушке на курьих ножках Баба-Яга сидела за огромным дубовым столом в конференц-зале, думая о том, как бы усыпить Марью-Искусницу. Справа и слева от Яги так же, в глубоких раздумьях, разместились ее подданные – кот Баюн, вожак стаи гусей-лебедей Прокопий, сова Авдотья и волк Африкан.

– Так, че еще? – размышляла вслух Баба-Яга. – Вампирные пиявочки? Нет, усю кровь высосуть. Тогда уж Елизар меня в порошок сотреть и по ветру пустить. Веретено? Дык у нее самопрялка, не годитьси. Поганки? Рискованно. Тина болотная? Енто токмо внешность портить. Че бы такого измыслить? Думай, Баба, думай. Время-то идет. Куда как старый дурак завтра воровать ее надумает? Ох, беды одни с этими мужиками! Слушай, Баюн, ты насколько ее убаюкать можешь?

– Не больше суток-полутора. И при этом визуальный контакт нужен. А если Кощей меня увидит, сварит из меня суп с котом. Не вариант.

– Прокопий, а ты можешь ее куда-нибудь в чащу отвезти?

– Баба, да ты че?! – прогагакал гусь, – у нас максимальная нагрузка – до 15 килограммов, мы на братцев Иванушек рассчитаны, а она, небось, все пятьдесят весить! Крылья отвалятьси!

– А у кого полезная нагрузка больше? – сама себя спросила колдунья.

– Дык, ясен перец! – откликнулся Прокопий. – Змей Горыныч! Он че хошь поднять может!

– Верно, дай-ка я с ним поговорю.– Яга встала из-за стола, подошла к серванту, срубленному без единого гвоздя, открыла дверцу и достала из его бездонных недр тарелку с яблоком. Поставив ее на стол, скомандовала:

– Соединяй с Горынычем, живо!

Яблоко покатилось по кромке тарелки, дно которой затуманилось, и через несколько секунд в ней возникла центральная голова Змея.

– Здорово, Горыныч. Как дела, как здоровьице?

– Здравствуйте, Яга, – вежливо ответил Горыныч, – Если можно, давайте сразу к делу. Какие проблемы? А то я в командировку собираюсь, чемоданы пакую.

– И куда ж ты собираисси?

– На конференцию по драконологии в Пекин.

– А с чего это?

– Там, собственно будут обсуждать меня. Трехглавый дракон – венец творения среди драконов или продукт мутации из-за плохой экологии.

– А когда летишь?

– Да вот сейчас чемодан закрою и – в дорогу. До Китая путь неближний.

– Ну ладно, значицца ты мне не помощник.

– А в чем дело-то?

– Да хотела попросить тебя Марью-Искусницу украсть. На время… Гюнтер просил.

– Вы уж извините, сударыня, – ответил Змей, – но такие серьезные дела впопыхах не делаются. Вернусь, созвонимся.

– Когда ты вернешься, поздно будет. Ладно, лети. Легкого взлета, мягкой посадки!

Баба сняла яблоко с тарелки, и изображение исчезло.

– М-да… Облом, – резюмировала она, задумчиво постучав пальцами по столу. – Авдотья, а ты можешь ее в болото завести?

– Не пойдет она в болото, дура что ли? – откликнулась сова, – и потом у нее жопоезд есть!

– Жопо чего? – переспросила Баба-Яга.

– Жи Пи Эс навигатор, – пояснил Баюн. – Навигационная привязка с точностью до полуметра. Она его на прошлой неделе для Елизара изобрела. Доработанная версия клубка.

– Да шо ж это такое-то?! Ну а ты, Африкан, шо молчишь? Хвать ее, да и в сырой лес, в непроходимую чащобу!

– Боюсь я ее, – задумчиво ответил волк, – уж больно она горазда с режущими и колющими предметами обращаться. Своими глазами видел, как шефским ножом муху к стене прибила. Да еще дед этот, Григорий, научил ее с нагинатой управляться. Глазом моргнуть не успеешь, как разрубит пополам. Искусница – очень серьезный противник в ближнем бою. Да и в дальнем тоже. Одно слово – невеста богатыря.

– И зачем я тогда вас, дармоедов, держу, черт бы вас подрал?! – Яга ударила костлявым кулаком по столу с такой силой, что в воздух подскочил самовар и блюдца с чашками, стоявшие перед членами военного совета.

Тотчас же в углу конференц-зала полыхнула синяя вспышка, сопровождаемая громким хлопком. Вслед за этим из ниоткуда возник маленький фиолетовый Чертенок.

– Здравствуйте, сударыня. Звать изволили? – пропищал он.

– Изыди, сатана! Не до тебя! – в сердцах рявкнула на него Баба-Яга.

– Слушаюсь! – пискнул Чертенок и исчез в облаке желтого, с сильным запахом серы, дыма.

– Ишь, навонял, пакостник! Хоть малость, да всегда подгадит.

Колдунья вновь принялась стучать костлявыми пальцами по столу, непроизвольно выводя allegro con brio из пятой симфонии Бетховена.

– Знаешь, что я тебе скажу, – начал издалека Баюн, – мне кажется, что тут нужен разумный компромисс.

– Чаво? Ты русским языком говори!

– Компромисс – это вроде как обоюдно приемлемая договоренность. Ты к ней сходи, обрисуй ситуацию. Так, мол, и сяк, красавица, получится, что богатырь твой не подвиг совершит, а поспособствует суициду.

– Чаму-чаму?

– Ну, суициду, самоубийству, так сказать. А это уже не подвиг, а игра в поддавки с летальным исходом. Смертельным, так сказать.

– Баюн дело говорит, – встрял Африкан, – иногда простейшие методы самые эффективные.

Баба-Яга в задумчивости подула на чай, налитый в блюдце, со смачным хрустом разгрызла кусок колотого сахара и запила его.

– Хороший у тебя сегодня чай, хозяйка. – проугукала сова.

– Да, индийский. Третьего дня прислала ихняя богиня зла Кали. Я ей кое в чем подмогла.

– Ну так что насчет задумки Баюна? – вернул разговор в рабочее русло Африкан.

– Не будет она меня слушать. Да и не поверит. Мы с ней по разные стороны плетня.

– А я бы попробовал, – прогагакал гусь, – попытка, так сказать, не пытка.

– Еще мысли есть? Не хочется мне в ее посад лететь. Ступе ТО делать надо. Хотя, конечно, хорошо бы новую купить, – сказала Баба-Яга, задумчиво глядя на статью «Ваша новая ступа» в журнале, который описывал тест-полеты на новейших образцах. – Да и метлу пора менять тоже. Веник-то ейный совсем ветрами повырывало.

– ТО, конечно, сделать нужно. Ну а если Кощей завтра за ней явится? – промурлыкал Баюн. – А еще хуже – сегодня?

– Типун тебе на язык! – сплюнула Яга, – Ладно. Щас слетаю… Усе, объявляю военный совет закрытым. Сбор вечером. У восемь часов.

/////////////////////////

А в доме Елизара вовсю кипела трапеза. Стол, накрытый матушкой богатыря, ломился от яств. Тут были и соленые белые грибочки, и осетровый балык, и холодец двух сортов, и яблоки моченые, и помидоры соленые, и огурчики хрусткие, и капуста квашеная, и язык отварной. О пирожках и расстегаях и говорить нечего.

Елизар задумчиво поглощал холодные и горячие закуски, а дядя Гриша искусно украшенными палочками неспешно ел суши с осетриной.

– Я вот все в толк взять не могу, Гриша, – молвила мать Елизара, – чегось ты палками-то еду берешь? Ножом да вилкой оно ж сподручнее.

– Видишь ли, Матрена Кузьминична, то, чем мы едим, демонстрирует разницу философии Востока и Запада. На Востоке еду берут, а на Западе с едой воюют.

– Это как? – недоуменно переспросила Матрена.

– Смотри, Матрена, палочки – это не более чем инструмент, чтобы брать еду. А нож и вилка суть метафора меча и трезубца, то есть оружия. И готовят в Поднебесной маленькими кусочками, чтобы то, что берешь палочками, можно было отправить в рот за один раз. А у нас готовят крупными кусками и кромсают мясо, словно воюют с ним.

– Мудрено, – глубокомысленно заметила мать Елизара, – а мне вся эта философия как-то и ни к чему. Главное, чтобы вы, мальчики, сытыми были. Ты бы, Гриша, съел чего, а то все суши, да суши.

– Я стараюсь быть сдержанным в еде.

– Да ты уж не обижай хозяйку. Отведай закусок разных, борща, а затем и окорока запеченного.

Григорий попробовал было отнекиваться, но Матрена Кузьминична сделала такое скорбное лицо, что устоять он не смог. А Елизар, наполовину опустошив блюда с закусками, принялся за борщ. Тарелка, которую поставила ему матушка, по объему скорее напоминала супницу. Впрочем, и пяти минут не прошло, как ложка заскребла по дну, а Елизар попросил добавки.

Дядя Гриша под неусыпным оком Матрены Кузьминичны также отведал различных закусок да пирожков и принялся за борщ. Порция, которую он попросил, была куда скромнее.

– Налей мне борща в пиалу, Матрена. Я дома привык суп есть по чуть-чуть.

– Опять хочешь хозяйку обидеть, – нахмурилась Матрена.

– Нет, нет, что ты.

Мать Елизара сходила на кухню и принесла тарелку борща, ненамного меньшего размера, чем у Елизара. Григорий тяжело вздохнул, но противиться не стал. Между тем, Елизар закончил с борщом и перешел ко второму. Кусок запеченного окорока, положенный ему матушкой, тянул килограмма на два. Впечатляющей была и порция гречки с жареным луком и грибами, щедро сдобренной сливочным маслом.

– А вот скажи, дядя Гриша, почему батя и другие богатыри тебя Гишином зовут? – спросил он.

– История это долгая. Как-то возвращались купцы по Шелковому пути из Поднебесной, Китая по-нашенски, и на них разбойники напали. Шелка да фарфор поотнимали, самих в одних подштанниках отпустили. Князю это не понравилось, и велел он мне, Алеше Поповичу, отцу твоему да еще нескольким богатырям с лихоимцами разобраться. Ну мы сходили, разобрались. Вернули все награбленное да еще кое-что у разбойников обнаружили. Стало князю любопытно, что да как там в Поднебесной. Вот и отправил он меня с купцами, в другой раз туда шедшими, посмотреть, как там да что. Прибыл я туда, много диковинного повидал и собрался уж возвращаться, как вдруг увидел у одного воеводы китайского меч диковинный остроты невиданной. Шелковый платок на лезвие положишь, и распадется он пополам. Катана называется. Стало мне интересно, кто это такие делает. Воевода мне молвил, что привозят их из-за моря, из Страны Восходящего Солнца, из Японии по-нашему. Стало мне дивно, и поплыл я туда. Делают там мечи совершенные. Иногда не один десяток лет делают. Необычайно острые и прочные. Захотел и я себе такой. А мне местный сегун, воевода японский, говорит, что подарит такой меч, если я ему послужу да порассказываю, что да как на Руси, потому как я был первым русским, кто туда добрался. Любопытно ему было, как и князю нашему. Ну я и послужил малость. Научился поединку на мечах да искусству боя без оружия – каратэ по-ихнему. Японцы на свой лад из Гриши меня в Гишина и переименовали. Так и прилипло.

– А расскажи, как вы с варварами ратный бой держали? – попросил Елизар.

Дядя Гриша, усмотрев благовидный предлог, отложил было ложку, но Матрена так на него зыркнула, что он тотчас же стал борщ доедать.

– Ты, Гишинушка, смотри, как Елизар ест, по-богатырски! – в ее словах звучала материнская гордость. – А уж как отец его, Андрей Иваныч, кушает, глаз не оторвать!

– Да, – встрял Елизар, – батя не дурак потрапезничать!

– Ох, и соскучилась же я по нему. Когда он только из этой проклятой заграницы вернется?

– Матушка, так это же во благо Руси. Землю нашу на весь мир представлять.

– Так-то оно так, да вся душа уже без него изболелась.

– Всемирный Богатырский Конгресс – дело серьезное.

– Серьезное-то оно серьезное, а вот помяни мое слово, Елизар, случись чего, опять отбиваться сами будем. Одни.

– Ну зачем ты так, матушка? И в других странах богатыри славные есть.

– Оно, конечно, так да что-то не припомню я, чтоб они нам подсобляли, когда на Русь супостаты шли.

– Так мне рассказывать про ту битву или нет? – попытался сменить тему разговора Григорий.

– Конечно, Гишин-сан! – воодушевился Елизар.

– Ну значит, дело было так. Как-то сегун решил устроить среди самураев конкурс на лучшее хокку.

– На лучшее – что? – переспросила мать Елизара.

– Четверостишие, – ответил за Гишина богатырь.

– И в тот момент, когда мы собрались во дворце сегуна, прискакал гонец и сообщил, что на берег высадились варвары в огромном количестве. Сожгли рыбацкую деревню и вообще безобразничают. Только мы вознамерились выпить саке и послушать блистательную поэзию, как тут варвары словно снег на голову. Сегун отдал приказ отправиться на берег и навести там порядок. Добрались мы туда и глазам своим не поверили! Сегун шутит или издевается? Каких-то жалких тридцать тысяч варваров против двух тысяч самураев. Это всего-то пятнадцать варваров на самурая! В общем, решили мы, что сегун отправил нас на разминку. Ведь сабли у варваров из такой скверной стали, что катана перерубает их, словно бумагу! Минут через пятнадцать их стало вдвое меньше, а через полчаса и вовсе один остался, да и то потому, что сегун наказал одного в живых оставить и отправить обратно за море к предводителю варваров. Что и было сделано. А когда мы вернулись, сегун всех пригласил на обед и велел каждому в стихотворной форме изложить впечатления от минувшего дня. Мой стих ему особенно понравился.

– А прочитай его!

– …Бледный диск Луны отразился в воде

И стал багрово-красным.

Меч уснул в ножнах.

Кровищи было – не мог перестать смеяться до вечера…

– Здорово! Иносказательно вроде, а сразу все понятно.

– Не переживай, сынок. На твой век супостатов хватит. К нам все время разная-всякая нечисть залезть норовит. Чтоб им пусто было.

– А им, мама, всегда пусто и бывает! Потом.

– Оно, конечно, так. Да только придут, напакостят, нагадят, потом плетни и огороды в порядок приводи…

Вслед за этими словами мать Елизара сноровисто отполосовала здоровенный кусок окорока и из казана половником насыпала щедрую порцию гречневой каши с луком, над которой поднимался густой пар с умопомрачительным ароматом белых грибов. Играючи подняла со стола четверть и налила всклянь прозрачной как слеза водки. Григорий вздохнул, опрокинул емкость, крякнул и вновь принялся за еду. А Елизар навалил себя десятка три блинов и начал уминать их за обе щеки с различными сваренными матушкой вареньями.

////////////////////////////

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. В царстве Кощея наступило хмурое утро, которое, впрочем, мало чем отличалось от ночи. Сплошную черноту сменил темно-багровый рассвет, достойный полотен Каспара Давида Фридриха. К полудню небо стало зловеще-красным, а через некоторое время начало чернеть, погружая все вокруг во мрак.

– Гюнтер! – крикнул Кощей. Он сидел за своим готическим столом, продолжая разрабатывать план похищения.

Гюнтер спал, пристроившись на канделябре, стоявшем на каминной полке. От резкого окрика он спросонок свалился на пол и больно ударился боком.

– Доннерветер! – выругался ворон, – Ну чего с утра пораньше так орать? – и тут же добавил совсем другим тоном:

– Ваша Трансцедентальная Эпидерсичность.

– Ты сам-то понял, что сказал? – переспросил Кощей.

– Ну, в двух словах этого не объяснить. Трансцедентальный – это от латинского «trancedens» – выходящий за пределы мыслимого, способный перемещаться из одной формы материи в другую, а эпидерсичность – это…

– Потом будешь лекции читать! – прервал его хозяин. – Лучше слетай в типографию, пусть они напечатают там побольше бумажек ЖКХ, квитанций, справок всяких. Да раздобудь мне кафтан коммунальщика!

– Позволю себе заметить, Ваша Ядовитая Желчность, что на Руси коммунальщиков не любят. Точнее, ненавидят. Может, вы изберете себя какой-то другой образ? Менее одиозный?

– Мне все равно, ненавидят, так ненавидят. Сколько себя помню, меня всегда ненавидели. Это, можно сказать, мое агрегатное состояние. Не привыкать. Мне главное, чтобы она дверь открыла, а там уж как-нибудь справлюсь.

– А как насчет способа доставки? – поинтересовался ворон, для которого сейчас была ценна любая крупица информации.

– Попросил у Черномора ковер-самолет. Сегодня прибудет.

– А он чего взамен?

– Как всегда – золото, бриллианты. Азия. На большее у него фантазии не хватает.

– Грабят нас, Ваша Безграничная Кровожадность.

– Когда речь идет о деле, надо жертвовать меньшим ради большего. А в данном случае ставки высоки как никогда. Если помнишь, я намерен расстаться с этим худшим из миров.

– Ну, есть другие способы, – еще раз попытался отговорить Кощея Гюнтер.

– Например?

– Перебраться на Сейшелы, в Полинезию. Солнце, океан, пальмы, белоснежный песок. Шезлонги, Пина Колада, – в голосе ворона звучал скрытый восторг.

– Что такое Пина Колада?

– Это такой коктейль, Ваша Неистовая Свирепость.

– Напомни в обед, чтобы Кухня сделала. Надо попробовать.

– Так как насчет Сейшел? – в голосе Гюнтера звучали просительные нотки.

– И что я там буду делать? Десять тысяч лет лежать в шезлонге? Ты вспомнишь хотя бы день, чтобы я не затевал какое-нибудь грандиозное злодейство? Это моя карма. И уж если с ней кончать, так решительно и бесповоротно!

Гюнтер расстроено начал приглаживать перья на ушибленном боку.

– Ну, что сидишь?! Лети, займись делом! – прикрикнул на него Кощей.

– Как скажете, Ваша Пароноидальная Мстительность.

Ворон, превозмогая боль в крыле, взлетел и на бреющем полете отправился в типографию, приговаривая себе под нос:

– Вот старый осел, старый осел…

////////////////////////////////

Ступа с Бабой-Ягой, пропахав на газоне перед домом Марьи -Искусницы глубокую борозду и разбросав в стороны комья чернозема, со скрежетом остановилась. Тотчас со всех сторон зазвенели колокольчики и жестянки, затрещали трещотки.

«Угу, – буркнула себе под нос Яга, – система предупреждения. Я так и предполагала».

И тут же на пороге дома появилась Марья. Впервые в жизни колдунья видела ее настолько близко. Вид у Искусницы был устрашающий. В правой руке она держала нагинату, а зажатая в левой волшебная палочка была холоднокровно направлена Яге прямо между глаз. При этом лицо красавицы был абсолютно невозмутимым. Ее голубые глаза не выражали ни страха, ни агрессии – в них не было вообще никаких эмоций. Колдунья жила давно и по опыту знала, что подобный взгляд не сулит ей ничего хорошего.

– Ну, здравствуй, что ли… – начала было Яга.

Как-никак она была незваным гостем, и по правилам этикета начинать разговор должно было именно ей.

– Я вас, Елизавета Георгиевна, еще на дальнем подлете увидела, – без приветствия ответила Марья. – Все думала, сбить или не сбить? Потом решила выяснить, зачем такой демарш. Тем более, на Земле Русской коэффициент вашей магии падает раза в четыре, поэтому шансов у вас никаких. И зачем тогда лететь? Значит, на то есть весомая причина, – закончила Искусница ровным голосом, в котором слышалась ледяная сталь.

– Откуда ты знаешь, как меня звать-то? – ошарашенное переспросила Яга. Это обстоятельство поразило ее больше, чем угроза быть сбитой в воздухе или разрубленной и испепеленной на Марьином газоне.

– Елизавета Георгиевна, мы живем в просвещенное время. Информационные технологии, обмен базами данных. Я, честно говоря, поражаюсь… Вы – доктор наук, автор тысяч заклинаний, почетный магистр десятка магических университетов, знаток множества языков, а изъясняетесь так, будто вас в школу вообще не водили. С чего бы это?

Яга на минуту задумалась, а затем промолвила:

– Cen’est pas votre problème. – а, подумав, добавила – Das geht Sie nichts an… А, если по-нашенскому, то – не ваше дело! Такой уж у меня имидж в сознании народном. Да ты не сумлевайси, деточка. Не со злом я к тебе прилетемши. Беда у нас общая и утрясать ее сообча придется. Да ты палку-то свою копалку опусти. И бердыш убери. Ими в энтих делах не поможешь. Да и верно ты сказала – не поперлась бы я на Землю Русскую на свою голову, да на старости лет. Коли бы не нужда.

Марья пристально посмотрела Яге в глаза. Лазурь неба уперлась в ледяную черноту. Так смотрели они друг на дружку пару минут. Наконец Марья опустила оружие и спокойно предложила:

– Заходите, Елизавета Георгиевна, чайку попьем, побеседуем…

////////////////////////////////////

Кощей, сидя за своим гигантским столом через лупу рассматривал в лежавшем перед ним фолианте какую-то затейливую гравюру. Ворон, пристроившись у него за спиной, на книжной полке, тоже смотрел на нее, не очень понимая, чем она заинтересовала его господина.