скачать книгу бесплатно
Не нашего племени
Дмитрий Типаков
В течение трёх лет, каждое лето, в городском парке находят мертвые тела. Всех убитых объединяет идентичное смертельное ранение. Книга содержит нецензурную брань.
Не нашего племени
Дмитрий Типаков
© Дмитрий Типаков, 2024
ISBN 978-5-0062-1197-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Серия инфарктов
1
Пара ворон, следуя одна за другой, методично полосовали волокно предрассветного неба за окном. Птицы мелькали в отражении компьютерного монитора, выкаркивая загадочные послания уходящей ночи, а после уселись на жилистый тополь и покачивались на кончиках ветвей. Остальная стая тысячекрылым покрывалом ползла по небу прочь от восходящего солнца. Первый луч выхватил резные ручки стоящего возле окна стола и не спеша забирался всё выше. Из темноты выступали картины, с которых обычный человек вряд ли бы начинал своё утро.
Разложенные на столе снимки походили на раскадровку извращённого ролика спортивной рекламы. Молодой атлет, припавший на одно колено, будто завязывает шнурок. Судя по наклону головы, до шнурка парень пытался дотянуться зубами. В метре от парня находится ещё одно тело. Мужчина лежит на боку, глаза застыли на зажатом в руке секундомере. На следующем снимке человек в дорогом спортивном костюме висит на тренажёре для спины, уткнувшись лицом в землю. Девушка в разорванных легинсах и выпачканных кроссовках припала спиной к дереву, с аккуратно сложенными на рюкзаке руками.
Для всех них вечерняя тренировка в городском парке закончилась одинаково: сквозным отверстием в шее. Два колечка запекшейся крови: между шейными позвонками и в основании горла. Исключение составляла лишь девушка, ран на которой было куда больше.
У соседнего с ней дерева пожилой мужчина с закинутыми за ствол руками, стянутыми пластиковым хомутком, ошарашено смотрит в объектив. Сидящий за столом хорошо помнит этот снимок – именно по его приказу криминалисты сначала сфотографировали молящего о помощи мужчину, а уже после освободили ему руки и срезали ещё один хомуток с шеи, затянутый на стволе.
Поверх снимков, последний из которых был сделан больше года назад, остывал только что распечатанный. Алексея Младенцева, юриста средних лет, лежащего в позе зародыша с отверстием в шее и отсечёнными по колена ногами, обнаружили сегодня.
– Во вкус вошёл, урод? – пробасил хозяин стола.
Адиль Атилов – единственный следователь в радиусе ста километров, на счету у которого был задержанный серийник, взял снимок в руки, дождавшись пока тот полностью остынет, и откинулся на спинку кресла.
Серийник для местных правоохранителей был явлением невероятным. Большая часть полицейских видели таких только в «Криминальной России». Сам Адиль всегда усмехался, когда пойманного им больше трёх лет назад парня, подло убившего двух девочек, ставили в один ряд с Банди и Пичужкиным. С тех пор последнего маньяка он видел в сериале о неотразимом гении заокеанского сыска, в которого была влюблена его лучшая стажёрка. Следователя даже немного привлекала вся эта копченая эстетика прокуренных комнат с коллажами снимков с места преступления, поднятыми старыми делами, записями, зарисовками и прочей макулатурой, покорно служащей озарениям неутомимого детектива, который из последних сил своей харизмы таки уличает душегуба и обезвреживает его в недрах злодейского огорода. Представить же себя на месте сотрудника, ответственного за поимку такого урода, было немыслимо.
Первыми жертвами стали Заур и Аскер Исландеровы, старшекурсник сельскохозяйственного института и тренер вольников-юниоров. Раны на шеях 90 килограммового студента и его отца, не уступающего по комплекции, напоминали родинки. Предчувствие, что прошило его насквозь, когда он вгляделся в отметины, впоследствии подтвердилось. То были жирные точки на его раскрываемости и карьере. Адиль запомнил выражение на лице парня, который будто до сих пор не понял, что мёртв. Учитывая характер ранения, наносимого сзади одним мощным ударом, урод ясно давал понять о своих физических возможностях. Об орудии убийства впоследствии рассказал Камал, судебный медик, с которым следователь работал с первого дня своего назначения.
– Удар нанесен продольным предметом диаметром не более сантиметра. Скорее всего, заточенная арматура. С обоих вытекло литра два не меньше. Вот только крови парня на месте убийства почти не обнаружено. Только небольшой сгусток и чёткий след на нём, напоминающий пятилистник. Скорее всего, от большой пластиковой бутылки.
– Упырь, блять, – первое же прозвище пристало к уроду даже после обнаружения следующей жертвы.
На месте убийства Гамида Бетрейдова, учителя физкультуры одной из самых престижных школ города, никаких следов крови не было обнаружено вовсе. Камалу пришлось несколько раз повторить оперативникам новую деталь в картине преступления:
– Никакой кровопотери, ранение по всей площади обуглено.
Первая версия того, каким образом убийца раскалил арматуру, принадлежала Тагиру, – «Вырыл яму и развёл в ней костёр».
Прямая и незамысловатая, она полностью отражала своего автора. Два этих качества были постоянными спутниками младшего помощника Адиля, как в жизни, так и в его подходе к работе. Тем не менее, Адиль взял её на карандаш, как и все предыдущие Тагировы догадки, помня, что именно одна из таких когда-то стала отправной точкой в поимке их первого убийцы.
Расима-живодера, история которого, в буквальном смысле, прогремела на весь район, Адиль вычислил, будучи студентом 4 курса юрфака. Невзрачный и неконфликтный Расим жил через подъезд от Адиля, и был из тех соседей, которых не заметишь, пока не столкнешься с ними в упор. Парень заставил будущего следователя по новому взглянуть на подобную категорию людей и заключенный в них взрывной потенциал, когда однажды самолично подорвал местную собачонку.
Белесая, величиной с советский термос дворняга с расплывшимся на пол мордочки черным пятном лаяла с присущей её калибру бессмысленной пронзительностью. Неустанное, писклявое, подвывающее тявканье стартовало вровень с рассветом. Для жителей близлежащего дома так и осталось загадкой на кого могло реагировать животное в 5 утра, усевшись в центре огороженного внутреннего двора Горводоканала. Учитывая то, что собака обращала мордочку то к востоку, то к западу, щедро раскидывая тявы на 180 градусов, животному просто хотелось внимания. В выходные дни желание обострялось. В одно летнее утро к самому носу озадаченной дворняги, издавая едва слышное шипение, подкатился пахнущий мясом свёрток. Когда шипение стихло, собака попыталась прогрызть оболочку свёртка, сердцевиной которого служила кустарная версия петарды «чёрная смерть». На месте взрыва вперемешку с останками животного были обнаружены частицы говяжьего фарша и эластичного бинта. Взрывом выбило почти все внутренние окна Горводоканала. Одна задняя лапа лежала в лотке с бланками заявлений, другую уже на следующий день обнаружили ремонтники в одном из пожарных ведер. Даже после того как здание застеклили, сотрудников ещё долго преследовал запах жжёной шерсти в кабинетах.
Пока местные опрашивали всех окрестных живодеров Адиль понял, что круг подозреваемых можно сузить до тех жильцов его дома, чьи окна выходили на Горводоканал. Понял он это благодаря Тагиру, когда тот с усмешкой наблюдал, как поселковые дознаватели оформляют прогиб очередному ущербу, – «Не там роют. Живо, он на то и, дёр, что наслаждается процессом, тихонько так, в укромном месте, без лишнего внимания. А тут как-то быстро всё, да ещё и такой бадабум! Это что-то личное».
Решающим фактором в расследовании стал пластиковый стеклопакет, который отец Адиля установил месяцем ранее. До того как отец обесшумил лоджию он тоже порой задумывался о тюбике суперклея, случайно выдавленном в миску пегой дворняге. Вскоре одну из стен его комнаты украсили фотообои с панорамой его дома, снятой Адилем со двора Горводоканала. Раскиданные по обоям 9 кружков заключали в себе лоджии, чьи облупившиеся окна не смогли бы приглушить даже зевок птенца на соседнем дереве.
В 7 из них жили одинокие пенсионеры, одну снимала молодая семья и замыкала список чета, проживающая в доме со дня его сдачи в эксплуатацию. Пенсионерам для того чтобы забыть о злополучном лае достаточно было отключить слуховой аппарат. Некоторые и с включенным аппаратом не подозревали о существовании животного и обо всей истории узнали благодаря Адилю, который за время опросов успел набрать несколько килограмм. Молодые семьянины тоже не внушали никаких подозрений и всячески располагали к себе, особенно с подачи тучного усатого комка, податливо перекатывающегося из одних рук в другие.
– Скажу честно, временами, собачка, и вправду, доставала. Даже Кусочек иногда аж на другой бок переворачивался. Но мы с детьми обычно спим крепко, особенно в это время. А мужу после дежурств эту собаку хоть на голову поставь, всё равно не проснётся, – поделилась позитивная хозяйка, вычеркивая свои окна, и оставляя на снимке последний кружок.
Жившая в нём семья состояла из довольно уважаемой во дворе пожилой пары и их безработного сына 25 лет, игромана и любителя высоких технологий. Отсутствие работы не помешало Расиму стать обладателем всех компендиумов в Доте 2 и редчайших «шмоток», стоимости которых хватило бы на тройной бронированный стеклопакет по всей лоджии. В ходе визита к семье, воспитавшей почетного геймера, Адиль не обнаружил ничего подозрительного, даже ни одного пирорецепта во вкладках браузера. Вот только глаза Расима, снующие в ореолах испарины, обнаруживали сами себя. За неимением доказательств с дебютным «раскрытием» пришлось повременить. Единственным утешением для Адиля стала возможность наконец-то услышать, как на деле прозвучит фраза, до этого произносимая только перед зеркалом, – «Вспомните что-либо странное, звоните».
Все прояснил звонок матери Расима несколько дней спустя, вспомнившей о загадочном исчезновении из холодильника части фарша, которого хватило лишь на 60 курзешек, вместо классической сотни.
– Должно быть, старею. Обычно у меня на кухне как в аптеке.
На следующий же день Адиль решил вновь навестить уважаемую чету. Он пришел с килограммом превосходного фарша и «подвернутой» при выходе из троллейбуса лодыжкой. Для достоверности, накануне визита, Адиль попросил тренера скрутить ему на ступне несколько добротных «крапив». Когда пожилой отец семейства решил лично взяться за перевязку, Адиль жадно впитывал мимику Расима, наблюдающего, как папа, негодуя, рыщет по аптечке в поисках бинта.
– Наверно догонял убежавший фарш да, Расим? В общем, давай так, собака на твоей совести, но родителям я обязательно посоветую хорошего психиатра для тебя, а вот что касается выбитых стёкол, ущерб ты должен будешь покрыть. Я обещаю молчать, не выдам тебя сторожу Водоканала и другим желающим, а ты в течение месяца отдаешь деньги.
Всю сумму Расим принес через неделю. Из родительского кармана, как поначалу подумал Адиль, но ошибся. Большая часть денег была выручена от продажи игрового ноутбука, аккаунтов и роутера.
– А вот за это ультра-уважение. Ну что, кибер-сюрприз, опять в «Гамач» помчишь, добывать эльфам новые тапки?
– Нет, с играми всё. Родители вообще хотят все клубы на районе обойти, чтобы меня не пускали. На права, думаю, сдать… таксовать там или экспедитором.
– А может тебе кинологом стать? – вскипал Тагир.
– Не слушай его.
– А ведь обещали не говорить никому.
– Напарники не в счёт. Петарду, поди, с Нового года хранил?
– Ага.
На этом завершилось первое расследование Адиля Атилова и завелись полезные знакомые в Горводоканале.
Следующим громким делом уже в официальном послужном списке младшего оперуполномоченного Атилова стала помощь в поимке Соловья. Ублюдка, подговаривавшего старшеклассниц вместе с ним покончить с жизнью, спрыгнув с многоэтажного дома, и галантно предоставлявшего девочкам право первого шага, ловили полтора года. Соловьем оказался местный таксист немногим старше 20 лет. Его родители появились на суде лишь один раз, когда зачитывали приговор. Всё заседание отец подсудимого не сводил глаз с Адиля. Это были глаза человека, осознавшего, что именно он невольно оказался ключевым свидетелем в поимке собственного сына.
После Соловья самое долгое раскрытие в карьере старшего следователя Атилова занимало не больше месяца. Он отловил столько хмельных джигитов, пытавшихся покинуть город после кровавой перебранки в клубе или ресторане, что порой ему казалось, будто на его столе оказывается одно и то же дело. Менялась лишь цифра в номере. Он смотрел на числа, которые прокручивались на бумаге, как в игровом автомате, и слышал, как по ту сторону картона скребётся очередная звёздочка.
Дело Упыря пробило конторскую ворвань, которой начинал заплывать Адиль, будто гарпуном, и его лезвие впивалось всё глубже с каждым новым телом, лежащим на фоне зелени родного парка, где он ребёнком заливался от восторга, седлая чугунных лошадок и единолично занимая первый вагон паровозика в компании мотка сладкой ваты.
Адиль отвернулся от снимков, чувствуя, как к горлу подступает ярость. После однократного стука, больше походившего на джеб, дверь распахнулась, впуская опухшего Тагира.
– Тебя занести?
– Сам, – срыгнул Тагир и прикрыл дверь.
– Ты в курсе, что у тебя канталупа вместо головы?
– Окрути мне её, шеф, и кинь в морозилку.
– На вот, – Адиль протянул фото, – его приложи, он тоже холодный.
– Это когда?!
– Камал только что на почту скинул. Они уже там – нас ждут.
– Только не сегодня! Отметил юбилей, называется. Не наш трудовик, интересно?
– Вот я и не знаю. Шапиевич же велел с него наблюдение снять. Сколько его убалтывал, чтобы ещё на месяц хотя бы оставил – ни в какую. Ну и вот…
– А мы с тобой ещё поболтаем на эту тему, – раздался голос за дверью.
– Здравия желаю, Кифер Шапиевич, – вскочил Тагир и тут же пожалел об этом.
– Что морщишься, Шайдабеков? – на Адиля полковник даже не посмотрел, – Тебе жена говорила как к тебе к лицу помятые вещи?
– Да нет, вроде. Вещи? А, вы про рубашку… ну, нет, вроде, – начал коротить Тагир.
– И почему, знаешь?
– Стесняется, наверно.
– Потому что ты следователь и обманывать тебя нельзя. Что за вид? Жена, никак, бастует?
– Тридцать лет, полковник. А Эльвире малой со своими зубами покоя не даёт. Подумал, дам хозяйке отгул.
– Ну, понятно. Джавгаратке отдай, у меня пусть утюг возьмёт.
– Спасибо, Кифер Шапиевич. А бритва где лежит у вас? – расчувствовался Тагир.
– Сейчас, дошутишься – на тебя утюг пущу. Адиль, ко мне через 15 минут.
Блеснув проплешиной, полковник исчез так же как появился.
– Главный Бетмена пересмотрел походу, – выдохнул Тагир, возвращая снимок, – Ладно, я до Джавгарат, потом жду тебя в машине. Ни пуха.
2
Начальник Горского РОВД, полковник Кифер Шапиевич втиснул всю информационную политику ведомства относительно Упыря в следующую формулировку, – «Инфаркты – точка».
На совещаниях посвящённых ходу расследования полковник раз за разом разжёвывал сотрудникам свой катехизис, – «За исключением девчонки, особо видимые повреждения у жертв есть? Нет. Паника нам нужна? Нет. Насчёт тренера – голову разбил при падении. Вопросы есть? Нет. Смотрите у меня, малейшая утечка – поселковых сыскарей с каждого двора по три пачки нарисуется. Уже один раз помогли, хватит».
Под «одним разом» Кифер Шапиевич, имел в виду случай, когда в своем же дворе была похищена девочка. Тогда бригады инициаторов организовали подомовой обход по всему городу, раструбив о своей инициативе по всем соцсетям. Поиск ничего не дал. Тело девочки обнаружили спустя несколько месяцев. Как оказалось, это было похищение с целью выкупа. Но огласка в сети, вероятно, заставила похитителей забыть про деньги и все человеческое.
Версия с инфарктами продержалась до тех пор, пока начальник отдела правопорядка местного еженедельника не задался вопросом о том, с какой стати «убойка» занимается несчастными случаями. Журналисты выведали о ранах на телах жертв и вскоре первая полоса с расследованием «Серия загадочных инфарктов» уже прожигала стол Кифера Шапиевича. Полковник едва не отстранил от дела всю группу, но потом остыл, затевая спорадические очные ставки с целью выявить источник утечки. За своих ребят Адиль был уверен. Ни Тагир, ни Ильяс и слова бы ни сказали газетчикам. По большому счету Адилю было начихать, как журналисты узнали – каждый делал свою работу.
В следующей статье журналисты подсчитали, что правоохранители позволяют убийце «разгуливать» по парку уже второй год. На совещании по поводу публикации Адиль во всеуслышание заявил, что этот год станет для Упыря последним.
Адиль заметил выглядывавший из-под свежей распечатки с телом Младенцева краешек пожелтевшей газетной вырезки, и в голове безнадёжно прозвучали отзвуки его ультиматума.
Спустя месяц после выхода статьи была обнаружена четвёртая жертва. Изрешечённая арматурой Карина Инесова оказалась единственной, кому удалось оказать сопротивление, судя по вспухшей костяшке и разорванным леггинсам. Адиль не хотел услышать, что теперь к статьям Упыря можно добавлять изнасилование. Камал успокоил его, – «Лосины, судя по всему, пострадали уже после убийства, но этим он и ограничился. Он, вероятно, хотел её удушить, а уже потом поставить свою метку, но девушка оказалась не из простых, врезала ему знатно».
Адиль чувствовал, что после девушки, убитой в конце августа, Упырь затихнет, потому как действовал он исключительно летом. Но Адиль не предполагал, что затишье продлится больше года. И вплоть до сегодняшнего дня, когда тополь за окном скидывал последние листья, Адиль уже не знал, хотел ли он, чтобы всё это закончилось навсегда, или, чтобы Упырь вновь объявил о себе. В тот период в ход шли уже самые отчаянные версии. Ильяс Касаев, самый зелёный в отделе, поступивший на службу за полгода до появления Упыря, всерьёз взялся за версию с конюхом, чей мерин общипывал траву в разных частях парка и был главной гордостью аутентичных парадов в честь побед царской России.
– А конь тоже с ним заодно или как?
– Тагир, угомонись. Ильяс, ну вправду, завязывай уже с фэнтези.
Все тела находили поутру окрестные собачники. Только на третьей жертве, физруке гимназии 33 Гамиде Бетрейдове, у Адиля появились первые улика и свидетель. Ещё не начав осмотр тела Адиль, почувствовал на себе взгляд этого парня. Он был похож на Рабледо Пуча и выделялся из толпы, как «Мамба» среди бабушкиных конфет. Красная худи с подмигивающим Соником, кислотные браслеты поверх рукавов, прижатая капюшоном копна вьющихся волос. Адиль поманил его к себе и дал знак патрульным пропустить парня, которому впоследствии предстояло ещё не раз попасть в поле зрение следователя.
Он присел на лавку, оставив щедрый кусок слева от себя. Адиль остался стоять и жестом дал понять парню, что если у него есть, что сказать, то самое время это сделать.
– Я был в парке прошлой ночью, в метрах пятидесяти от этого мест, – парень огляделся. – Прежде чем продолжить, я бы хотел вас кое о чём попросить. То, что я вам расскажу, видел не только я. Но второй свидетель… скажем так, мы бы не хотели, чтобы наши показания, точнее мои… в общем, вы бы могли приобщить к делу только мои показания. Тем более видели мы одно и то же, так что…
– Я тебя услышал. Не вопрос. Продолжай.
– Мы с моей девушкой… мы оба услышали какое-то шипение сверху. Было около 3 часов ночи. Вначале подумали, вдруг змея, а потом увидели его. Лица в темноте не разобрали, да и перепугались, если честно, меньше всего хотелось, чтобы нас кто-нибудь заметил, и уж тем более этот тип. Он спрыгнул с дерева. На поясе у него висело что-то… вроде что-то кожаное, длинная херня, почти до колена. Он подвязал куртку на поясе и прикрыл это. Огляделся, вышел на дорожку и побежал. Криповатый дядька, короче. Мы ещё минут десять лежали без движения, всё думали, он нас заметит. Какое-то время, даже показалось, что он за нами следит. В итоге мы оттуда на четвереньках уползали. Метров сто прошоркали, только тогда решились встать и бегом с этого парка. Не знаю вообще как я решился сюда вернуться, если честно?
Парень вздрогнул, на другой конец лавки присоседилась ворона. Он повернул голову и Адиль заметил крохотное отверстие на мочке парня. Адиль уже тогда начинал понимать, что действительная причина, по которой Соник не хотел привлекать второго свидетеля, заключалась в том, что это была не девушка.
Криминалисты обыскали дерево. На высоте четырёх метров они нашли искусственное углубление в стволе, заполненное затушенным углем. Частицы угля так же были обнаружены во рву протекавшей возле дерева канавки. Ещё день ушёл на исследование участка канавы, который был в два раза шире и пролегал от центра парка до арки, выходящей на шоссе. Но больше никаких улик не нашли.
Обысканный участок канавы разрезал зелёную зону на две половины. Одна, освещенная и обустроенная, с футбольным полем, скамейками и тренажёрами, другая половина, где не было ни одного фонаря, служила обителью отожравшегося на мусорных свалках воронья. Заканчивалась она опушкой, где собрались самые величественные лиственные во всём парке, а может и во всём городе. Участок беговой дорожки от опушки до котельной замыкал зелёную зону. Дальше шла рекреационная зона, начинающаяся с парка аттракционов, точнее, аттракциона, строительство которого велось ускоренными темпами.
«Горки», «Цепи», «Сюрприз», «Ромашка» и прочие радужные механизмы когда-то были центром притяжения всей детворы. Благополучно захиревшие в начале миллениума «качельки» ещё несколько лет наполняли окрестности ржавым ароматом светлого будущего. Каждый год нового столетия отгрызал по одному аттракциону, оставляя только покореженные остовы. Колесо обозрения продержалось дольше всех. Оставшийся от него скелет, с единственной кабиной, зависшей на одиннадцать часов, если смотреть со стороны котельной или на час, если с опушки, около полугода возвышался на фоне серых крон неприкаянным памятником ушедшему детству. Вереница из остальных кабин лежала вокруг Колеса, отданная на растерзание местной шпане, которая по ночам растаскивала на металлолом останки своих беззаботных лет.
Сейчас большая часть парка аттракционов, была огорожена в рамках программы по созданию комфортной городской среды. В центре огорожённой зоны очень скоро должно было взойти новое Колесо, яркие и герметичные кабины которого, судя по картинкам, будут переливаться всеми кислотными оттенками новой жизни.
Пока что единственным развлечением в рекреационной зоне оставался тир. Как бы ни менялась инфраструктура этой части парка, синий вагончик с кровящим девизом – «Учись стрелять метко!» всегда находил себе место. В нескольких метрах от тира не утихал банкетный зал «Кегельбан», зажатый между двумя спорткомплексами: «Урожай» и «Спартак». Оба сооружения служили греко-римскими парниками, откуда вольники отправлялись на «золотодобычу» во все концы мира. Памятная аллея с портретами спортсменов венчала главную прогулочную полосу парка, пролегавшую от эспланады центрального входа. Сдобренная кофейными точками, изредка брызжущим фонтаном и автоматами «Рокки», эспланада была самым оживленным местом в парке.
Адиль уже не помнил, сколько раз он начинал свой вечерний маршрут от «Урожая», где перед этим выгрызал в спарринге с Тагиром несколько балов, огибал памятник Воину-освободителю, просачивался через мемориал ВОВ мимо Музея боевой славы и петлял по опушке вдоль каменной ограды Пивзавода, слушая нарастающий вороний клёкот. Он не помнил, во сколько сотен лиц он вглядывался, в надежде ухватить в очередной паре глаз, выплывающих из темноты, помутненный прищур Упыря. Но он возобновлял эти теряющие смысл променады не реже пары раз в неделю каждые лето и осень.
После публикации журналистского расследования, он любил завершать свой маршрут визитом в редакцию, которая находилась у въезда в парк со стороны частного сектора. Адиль не ставил себе цели выведать имя «крысы» среди коллег или припугнуть журналистов на случай будущих расследований, затрагивающих его дело. Он уважал их труд, когда-то и сам публиковал здесь несколько заметок о нравах подростковой преступности. Шел он сюда лишь по одной причине – никто не напивался с таким знанием дела и погружением в процесс так, как это делали чернорабочие истории.
К попойкам нередко присоединялся и автор тех самых статей Микаил Вефадеров, которого Адиль помнил ещё по университетским брейн-рингам. После трехсотого грамма Адиль все-таки делал попытки невзначай расколоть приятеля на предмет его источника, но последний был непреклонен. Ничего кроме заверений, что это был не его сопогонник, Адиль так и не получил. Микаил всегда был симпатичен ему, и гнобить журналиста за отменно проделанную работу он никогда бы не стал. В глазах Адиля это был, пожалуй, единственный адекватный, профессиональный, вдумчивый, честный и трезвый, за исключением подобных вечеров, представитель прессы.
– Микехуа, ты не акула, ты пиранья пера, ты барракуда клавиатуры, ты крака… катара… каракатица, – про этого моллюска, брызжущего чернилами, Адиль узнал, когда подключил пакет с Дискавери, – блокнота, ты чиксофон, понимаешь, – без устали номинировал Микаила Адиль когда они оформляли страйки из чекушек в «Кегельбане».
Выходя на балкон ресторана, Адиль всматривался в чернеющие кроны, пытаясь разглядеть проблески Упыревой домны. Иногда он ночевал в парке, просыпаясь от карканья ворон, мчащихся прочь от восходящего солнца, или от упавшей в листву серёжки.
В одну из таких ночей он наткнулся на коня, смотрителя которого подозревал Ильяс. Был сильный туман и когда в нём проступили черные, лоснящиеся ляжки животного Адиль подумал, что в свой почин горячка могла бы и сжалиться, избрав менее ужасающий образ. Полминуты спустя Адиль пришёл в себя, услышав своё дыхание, как бывает, когда просыпаешься после кошмара, но еще долго не мог отвести покрасневших глаз от животного. Виски наливались теплотой от проходящего ужаса, после чего все тело медленно обволакивали щупальцы токсикоза. Лошадь мотнула головой. Адиль понял, что животное напугано не меньше. Вокруг никого, только туман, расступающийся перед тобой, но всегда норовящий ухватить тебя за ухо. Отходя от лошади, он подумал, что при первой же встрече расскажет Ильясу, что готов включить животное в список возможных соучастников. Но эту шутку он забыл уже на следующее утро, когда нашли девушку. Шутка не пришла на ум и в этот раз, когда в кабинет, в состоянии не многим свежее Тагира, вошёл Ильяс.
– Мы с Тагирой, да, коллега?
– Обещаю, моё состояние никоим образом не скажется на продуктивности, шеф.
