Наследник 2

Куда мы и переехали всей толпой, ведь второе подворье пока отстраивалось, да и нужно оно для совсем других целей и желательно, чтобы о нем мало кто знал.

На следующий день прямо с утра вся Москва бурлила, и обсуждали слухи о том, что появилась мать-царица. Которую встретил Дмитрий Иоаннович в селе Тайниковском близ Москвы, и сейчас они едут.

Так что почти весь народ после утренней церковной службы высыпал на улицы в ожидании царя и царицы, в том числе и мы.

Ожидание длилось долго, кто-то уходил, кто-то приходил, но многие стойко ждали в надежде увидеть царя с его матерью.

Кавалькада всадников появилась далеко за обед, часам к четырем не раньше.

Впереди ехали всадники одетые на польский манер, по бокам было видно едет уже наша охрана в бронях, а бояре и ближние люди в кафтанах, среди них очень часто мелькали инородцы.

За их телами можно было разглядеть возок, в который было запряжено двое великолепных коней, окна в самом возке были задрапированы красной бархатной тканью, за которой нельзя было ничего разглядеть, но не это привлекало внимание людей.

Рядом с запряженными конями, ведя их под узды, шел человек с непокрытой головой, одетый в самые богатые одежды среди всех присутствующих.

Это был сам царь! Сам Дмитрий Иоаннович, он же Лжедмитрий и Гришка Отрепьев в одном лице.

Был он мужчиной крепким и коренастым, без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле которого была бородавка. Лицо было широкое с и большой рот[1]. Его было трудно разглядеть за всей толпой, но я все же справился.

Народ тут же начал кричать здравницы царю и царице, и славить их имя.

Они прошествовали прямо перед нами, я как и все что-то прокричал, после того как царская процессия удалилась, народ начал расходиться и мы вернулись на подворье деда.

Я же начал задумываться, что пора и к Одоевским идти, но на следующий день вновь по городу пошли слухи, что в скором времени пройдет венчание на царствие Дмитрия Иоанновича. И я решил обождать.

Венчание прошло спустя три дня, как Мария Нагая явилась в Москву. За эти дни не раз зачитывали царские послания, в том числе и Марии, в которых говорилось о новом царе, и всячески его восхваляли.

Венчание произошло в Успенском соборе кремля, там собралась просто огромная толпа москвичей, среди которой конечно оказался и я. Лично наблюдая, как царь прошествовал из своего дворца по «затканной золотом бархатной порче» в собор, его сопровождали члены освященного собора и боярской думы.

Дальше же пришлось довольствоваться пересказами.

Патриарх Игнатий увенчал царя Дмитрия «царскими регалиями»: короной, скипетром и державой.

Корона же была новая, «цесарская», заказанная еще Годуновым в Вене у императора.

Шепотки были, что это не просто корона, а императорская корона. Которой сам иноземный монарх признавал Дмитрия равным себе. Правда и шепотки были недовольные, и звучали они совсем тихо, что в первых рядах иноземцы стоят, а наших дескать задвинули. Вторая же часть церемонии прошла в Архангельском соборе. Службу там уже проводил архиепископ Елассонский. По шепоткам царь вошел в предел Иоанна Лествичника и поклонился мощам своих родичей, и там на Дмитрия первого архиепископом Арсением и была возложена шапка Мономаха и было провозглашено: Достоин!

После, все вновь вернулись в Успенский собор, где и провели Божественную литургию. Из собора вышел уже полноценный и настоящий царь, прошедший все ритуалы Дмитрий Первый.

По поводу этого великого события на Москве устроили празднества. Устанавливали столы с яствами и выкатывали бочки с медом. Народ праздновал и гулял.

Три дня накрывали столы для праздника, который удался по всей Москве. Да и сами мы в этом поучаствовали, а мои послужильцы даже успели с кем-то подраться. В общем гулял весь честной люд, и мы. Не дома же взаперти сидеть. Когда удастся поучаствовать в столь масштабном событии.

На пятый день все сошло на нет. А я, собравшись с силами, принял решение, что пора идти. Итак оттягивал до последнего. Благо до подворья Одоевского идти не далеко, почти соседи, оно так же располагалось в Китай городе.

Одев лучшие одежды и взяв грамоты, в том числе от тетушки, я захватил с собой деда Прокопа и еще пяток людей, и мы выдвинулись в гости…

Глава 5

Благо ехать было недалеко. Двигаясь по Китай-городу, я с удовольствием разглядывал подворья и ворота на них. Многие были резные и представляли собой настоящее произведение искусства. Некоторые из подворий были пустынны и заброшены. Многие из них принадлежали попавшим в опалу, как те же Шуйские или Годуновы, ну, мне, по крайней мере, так представлялось. Может быть и так, что они казне принадлежат и их придерживают. Проходя один из перекрёстков, я глянул вглубь, где-то там находилось годуновское подворье, в котором провели последние дни свои жизни Федор и его мать.

Вообще, Китай-город отличался в лучшую сторону от других, так сказать, «районов», здесь, помимо домов князей, бояр и прочих дьяков, были и дворы служилых людей. В общем, весьма элитный район, правительственный, так сказать. Дед у меня все же бывший сотник Белгородский, в связи с чем с покупкой никаких проблем и не возникло.

Свернув на очередную улицу, мы подъехали к подворью, на котором, как я знал, нынче проживает князь Иван Никитич Одоевский, его также называли Большой, чтобы отличить от младшего брата, которого звали точно так же, Иван, и называли Меньшой. Прям как прадеда моего Петра, хотя прозвище у Ивана Никитича было Мниха.

Я же кивнул на ворота одному из послужильцев Кваше, и он, спрыгнув на землю, тут же забарабанил в ворота и начал кричать:

– Гости прибыли, нежданные, но желанные. Стоят, ждут-дожидаются, а им бы кваса испить холодненького.

– Чего разорался-то? – раздался голос мужчины из-за ворот, а после он выглянул в специальное небольшое окошко. – Воротами не ошиблись? Здесь сам князь Иван Никитич живет, а вы орете.

– Не ошиблись! К нему и прибыли, передай князю Ивану Никитичу, прибыл гость от монахини Марфы, – произнес дед.

– Ну, коли не ошиблись, передам, ждите, – недовольно пробурчал голос, и послышался топот.

Спустя минут тридцать распахнулись ворота, за которыми стоял мужчина явно за тридцать лет, ближе к сорока, с окладистой светлой бородой, в дорогом кафтане, подпоясан и с саблей на поясе. За его спиной находилось около десятка человек, и были они рассредоточены по двору, пятеро из них были при оружии, а двое в кольчугах.

Мужчина внимательно нас оглядел, ничего не говоря.

Я же легко спрыгнул с коня и кивнул, как равный равному, у князя удивленно и в то же время вопросительно прыгнули вверх брови.

Вслед за мной и остальные мои люди слезли с коней.

– Здрав будь князь, Иван Никитич, приехал я к тебе от Марии Владимировны, что ныне монахиня Марфа, и письмо от нее привез, да и разговор у меня к тебе.

– Хм, – почесал бороду князь и ответил не сразу, еще с десяток секунд меня рассматривал, а после как отмер и заговорил: – Писала тетушка, что гость ко мне приедет. С разговором важным, вот только не упомянула, чьих он будет, – медленно произнес князь Одоевский.

– Не будет тебе урона, князь, принять меня гостем. Имя же мое не стоит пока произносить, да еще громко. Много ушей нынче на Москве, – так же медленно и даже степенно произнес.

Это, наверно, со стороны казалось забавным, как будто отрок пытается подражать взрослым.

– Хм, – нахмурился князь, глянув на меня исподлобья. – Что и у меня соглядатаи и шептуны найдутся? – рыкнул Одоевский.

– Не хотел обидеть тебя, Иван Никитич, только околица близко, вдруг кто услышит, а после и расскажет, кому не следует. Не надо того ни мне, ни тебе, уж поверь. Зла же я ни против тебя, ни против царя нашего, богом данного, не помышляю, – и я перекрестился. – За людишек же своих поручусь, – оглянулся я на них.

«Ну, за деда и Прокопа уж точно, а остальные важного не услышат», – промелькнула у меня мысль.

– Будь тогда гостем в доме моем, – задумчиво протянул князь и указал в сторону дома. – Агрипинка, стол накрывай, – крикнул он.

Мои люди меж тем провели коней на двор, за ними тут же закрыли ворота, и они привязали коней к столбу.

Князь вопросительно глянул на меня и сделал пару шагов в сторону своего двухэтажного терема.

Я кивнул и, повернувшись в сторону своих людей, проговорил.

– Дедушка и Прокоп со мной, остальные здесь обождите.

Князь на мои слова лишь ухмыльнулся в бороду и повел нас в дом.

Перейдя порог, мы оказались в светлице, в которой в левом углу был красный угол, и мы тут же перекрестились.

Разместились в ней же, за большим столом, что стоял возле окна. Первым сел князь и кивнул на скамейку рядом с ним.

Дед и Прокоп остались стоять рядом.

– Так чьих ты будешь? – вновь спросил князь. Я же молча вытянул из сумки грамоту, что была написана тетушкой для Одоевского, и протянул ее князю.

Тот, хмыкнув, взял грамоту, внимательно осмотрел печать и вновь хмыкнул. Сломал ее, разворачивая грамоту, и вчитался.

Читал он медленно шевеля губами и некоторые предложения проговаривал в слух, так что и я узнал о содержимом в грамоте.

В ней Мария писала о том, что меня надо встретить как дорогого гостя. Так же она просила князя помочь мне, чем сможет. Ибо я родич ее и не абы кто, а племянник, кровь и плоть Рюриковичей. Андрей Володимирович Старицкий.

После того как князь закончил читать, он уставился на меня ошалелыми глазами, а лицо было полно удивления, мягко говоря. Так как там было скорее иное выражение лица помноженное на три.

Я же под ошалелый взгляд Ивана Никитича достал еще драгоценный перстень и надел на палец, а после из-под рубахи вытащил крест с жемчужинами и поцеловал его.

– Да быть того не может, – прошептал князь. – Василий же последний был, а ты Владимирович. Не можешь ты быть сыном Владимира, да и Мария тебя племянником зовет? – вкрадчиво дрогнувшим голосом спросил он внимательно на меня глядя.

– Правильно зовет, – кивнул я. – Так как я Владимирович, мой отец был сыном Василия, а я стало быть его внук.

– Но у Василия не было детей, он бездетным помер. Так еще и женат не был, – нервно произнес князь.

Сзади я расслышал смешок деда.

«Ишь как князя пробрало то, но и вопросы он правильные задает».

– Был, и женат он был на Софии Волынской, – усмехнувшись, произнес я и достал духовную грамоту деда и передал Ивану Никитичу.

Который принял ее дрогнувшей рукой с аккуратностью и с осторожностью, и вчитался в нее, вновь читая в слух.

Ее содержимое я знал наизусть, а вот Прокоп впервые слышал и внимательно слушал. Дед же наверняка во всю лыбился и кивал головой. Я не видел, так как оглядываться было не прилично, но почему то был уверен.

Дочитав грамоту, князь положил ее аккуратно на стол и прикрыл глаза на пару мгновений. Когда он открыл и взглянул, он преобразился и на меня смотрел уже царедворец, а в его глазах играли не понятные эмоции.

– Будь дорогим гостем в моем доме, ворота которого для тебя Андрей Володимирович всегда открыты. Помогу чем смогу. Вот только в толк не могу взять, как так вышло. Ведь ни царь Иван Васильевич, ни цепной пес его Малютка не упустили бы такого.

Тут уж пришлось доставать и вырванные страницы из церковной книги и показать князю, как и рассказывать историю, которую мне поведала Мария о Петре Волынском, которого послал царь надзирать за Василием.

– Хочешь свое место при царе занять, – улыбнулся князь злорадно. – Вот уж кто-то не обрадуется, – произнес он зловеще. Под кем-то он наверняка имел в виду кого-то конкретного, но я не стал у него уточнять.

– Хочу, пусть хоть горькими слезами умоются. Мне поддержка потребуется, – медленно произнес я.

– Ты ее получишь, – кивнул князь и тут же глянул на меня вопросительно.

– И о том я не забуду, и тех кто мне поможет, – и я поцеловал крест.

– Царев родич, – с каким-то восхищением произнес Иван Никитич. – Так коли займешь место рядом с ним, выходит, по крови станешь ему наследником. Тут одного меня мало будет, – задумчиво пробормотал он.

Тут открылась дверь, и появилась женщина, одетая в небогатый сарафан с укрытой платком головой. В руках она держала несколько кувшинов и посеребрённых кружек.

Наши взоры тут же устремились на нее.

– Я вот тут испить сбитня пока принесла, – проблеяла она напряжённо.

– Да какой сбитень, вино фряжское пусть несут, гость у нас дорогой, – рявкнул на нее князь.

Женщину тут же как ветром снесло, только и хлопнула дверь.

– Может быть, что мало будет моей поддержки одной. Многие будут против твоего появления, да и неизвестно как царь отреагирует еще. Может к Волынским стоит обратиться, все же родичи твои.

– Нет, – твердо произнес я.

– От чего же? – удивлено глянул на меня князь.

– Не знаю я их, и отец мой не знал, – ответил я.

– Вот оно как, – произнес Иван Никитич и начал поглаживать бороду.

– Мария советовал привлечь Хованских, они тоже родичи мне, а после и к Нагим идти.

– Ну да тебе Хованские, так и Нагие тебе родичи, мать Василия теткой Марии Нагой приходилось. Так ты выходит царю родич не только по отцу, но и по матери, – заключил князь.

Я же просто кивнул.

Князь Одоевский мне понравился, был в нем какой-то стержень, да и не крутил он сильно. Было видно не откажется меня использовать, чтобы приподняться или еще чего заиметь. Так и я многое получу. Но главное было в том, что такой человек не ударит в спину первым. Отвернуться может, если будет грозить опасность семье или родным, но в спину не ударит. Да и помнил, я слова Марии!

В дальнейшем князь накрыл просто шикарный стол, в том числе и для моих людей. Я же представил ему деда и Прокопа, и князь милостиво разрешил и им за стол усесться.

Иван же Никитич посокрушался, что брат его нынче не на Москве, и обещал послать за ним. Так же и Хованских в гости зазвать, и здесь уже все и обговорить, в тесном так сказать кругу.

Приглашал пожить у себя, вот только я от этой чести отказался, так легко мог стать заложником своего же положения.

Возможно, князь это делал от чистого сердца, но тут уж я на воду дул.

Сообщил, что пока поживу на подворье у деда, и что старший рода Хованских ныне тоже не на Москве, а в своей вотчине.

Посидели до самой вечерни, обсуждая разные мелочи, в том числе как может царь прореагировать, да и о некоторых боярах мне поведал князь. В том числе и как история с Шуйскими произошла, и как Василия чуть не повесили, смакуя все подробности. Да и о венчании на царство поведал, ведь он там был, хоть далеко и не в первых рядах.

Обещал завтра же выслать за братом и Хованскими и, как они прибудут, послать за мной.

Расстались мы весьма тепло и, покинув его, я отправился домой.

С утра уже по привычке рано проснувшись, мы посетили ближайшую церковь. Прокопа и Богдана с Елисеем я отправил на участок в Белый город осуществлять контроль за строительством. Сам же упросил дядюшку преподать мне пару уроков.

Тот лишь осклабился и довольно покивал. Об уроке с ним я пожалел в дальнейшем, он разделал меня достаточно быстро и точно. Вот уж точно с саблей в руке родился, если он и не был гением в фехтовании, то уж точно находился где-то близко.

Вот дал бог ему талант, я даже чуточку позавидовал. Не мытьем, так катаньем я научусь сносно владеть саблей, да с таким учителем. Хотя честно признаться, учитель из дяди Олега был так себе, фехтовальщик отличный, а учитель хреновый. Но там и дед подключился, да и было у меня с кем сабелькой позвенеть.

Кроме этого я раздумывал, как отблагодарить Одоевских и Хованских. Можно конечно пару сел им подарить, но вот тут уже жаба давила. Еще не мое, а отдавать не охота, и у меня появилась мысль. Организовать на Москве стекольную лавку, за которой тот же Иван Никитич будет присматривать и получать десятину, да и в этом случае можно будет минимальными земельными наделами в дар обойтись. Ведь стекольная лавка будет приносить весьма ощутимый доход.

Помимо тренировок с саблей я смог добраться до пистолей, что вырвал себе в качестве трофеев.

Прикупил бочонок пороха да свинца, который быстро переплавили за одну деньгу мне в кузнице, находящейся в Земляном городе, в шарики. Я устроил стрельбы, а точнее испытание пистолей.

Порох был уже гранулированный, не пороховая мякоть. В качестве цели я приказал собрать на огороде большую кучу земли, как пулеуловитель пойдет, и я ни кого не пришибу.

Над устройством пистолей пришлось поразмыслить, как стоит стрелять и засыпать порох, но ничего сложного в этом не было. Разве что пропорции пороха, который засыпался в ствол.

Дальше шла пуля, которой выступал свинцовый шарик, и пыж, чтобы все не высыпалось. Четыре выстрела я произвел без осечек, а вот на пятый пистоль подвел.

Да и запах горелого пороха был не особо приятнее, как и дым, что появлялся надо мной. Целиться было почти невозможно, так только на вскидку, куда указывал ствол, мушку бы хоть какую надо сообразить будет, ну это если пытаться вести прицельный огонь, так и отдача еще была не хилая с этого пистоля.

– Игрулькой играешься, – подошёл ко мне Прокоп, до этого внимательно за мной наблюдающий.

– Я бы не назвал это игрулькой, но вещица занятная, – кивнул я.

– Так-то потеха, толку от нее, вот лук, – с пренебрежением произнес Прокоп.

– Зря ты так, но лук действительно сила. Ежели и пистоли правильно применить и в нужный момент, – осклабился я.

– И как же ты их применишь, то стрельцы так они пешцы, – хмыкнул Прокоп.

– Помнишь, как мы к деду поехали в первый раз и с крымчаками схлестнулись? – лукаво глянул я на своего послужильца.

– Ну, – кивнул он заинтригованно.

– Часто выходящие в дозор с крымчаками встречаются. С мелкими отрядами и примерно одинаково их число. Как бой-то начинается? Сначала стрелы начинают метать друг в друга, а там как выйдет. Часто и в рубку идут? – продолжал я серьезно смотреть на Прокопа, и тот кивнул.

– Представь же, когда в рубку идут и несутся друг друга, когда локтей десять остаётся до вражин. Все достают вот эти игрульки и палят во врага. Что с крымчаками случиться?

– Ну эт, – задумчиво протянул Прокоп.

– Поранят они многих, не всех, но многих. Кто-то промахнется, кто-то в лошадь, у кого-то порох не загорится или еще чего. Но чего с врагами то станет, каково им будет! А там уже и саблями добить будет легче. Ведь разом те же крымчаки десяток, а то и больше потеряет. Так что зря ты думаешь, что это просто игрулька и потеха, – произнес я довольно.

Наблюдая за потерянным и задумчивым Прокопом.

Через минуту он сбледнул, видать представил, как это все будет выглядеть.

– Дорого выйдет каждому иметь, так и применить не всегда выйдут, это ж получается кто-то в спины своим, стрелять будет, – не отступил от своего Прокоп.

– Кругом разойтись или еще чего придумать можно будет. Так что ежели вовремя применить такие игрульки, то можно очень весело будет сделать вражинам своим.

Минут пять мы еще дискутировали, и Прокоп ушел сильно задумчивым и озадаченным.

Я не умоляю лук, вот ни разу действительно грозное оружие, но и пистоли хоть и не доведенные еще до совершенства очень даже могут дать прикурить.

Продолжив разбираться с пистолями, я еще спокойно сделал шесть выстрелов, а дальше пошли через раз осечки. Пришлось чистить механизм и ствол.

Все равно я остался довольным, четыре первых выстрела без осечек это хорошо, правда заряжается он не быстро.

Через четыре дня пришел посыльный от Одоевского, сообщив, что его брат и Хованские прибыли, и князь ждет меня в гости к обедне.

Захватив деда и Прокопа, а так же еще пятерку людей, я выдвинулся на подворье князя, где, как только мы приблизились, сразу отворили ворота, а после меня сразу проводили в княжий терем.

На этот раз стол был накрыт в другой комнате находящейся в глубине дома.

Пройдя вслед за холопом в комнату, мне предстал накрытый стол, за которым сидело трое и лица у них были с хитринкой, да и переглянулись они все при виде меня.

«Сговорились уже, да и не один раз. Все решили уже промеж собой», – мелькнула у меня мысль. «Ничего поиграем еще, и посмотрим, кто чего сможет. Ведь я не отрок пятнадцати годов!» – пришла новая и злая мысль.

Глава 6

Первым из-за стола поднялся Одоевский и даже склонил голову передо мной, а там и остальные встали.

– Здрав будь, Андрей Володимирович, – протянул Иван Никитич. – Это брат мой меньшой, Иван Никитич, – повел князь рукой в сторону мужчины лет двадцать семи, который с интересом на меня смотрел. Был он худощавый и подтянутый, и лицом схож со своим братом. Только волосы и борода чуть темнее, да и цвет глаз голубой.

Про себя я решил их именовать как здесь принято, старший будет Большой, а младший Меньшой, а то имена-то у них одинаковые.

– Это же князь Иван Андреевич Большой Хованский, твой родич, – представил и другого человека князь Одоевский.

«Раз есть Большой, значит, есть и Меньшой, и с таким же именем наверно», – промелькнула у меня мысль.

Хованский был чуть старше тридцати, роста он был невысокого, зато крепко сбит, да и борода у него шикарная.

– Здравы будьте, князья, – произнес я и склонил перед ними голову точно так же, как и Одоевский передо мной.

– И ты здравствуй, родич, – широко улыбнулся Хованский. – Не знал я, что, кроме Марии, еще есть Старицкие. Вот уж приятная новость.

– Я тоже рад, что я есть, – немного потупился я, улыбаясь несмело, пытаясь отыграть отрока, который робеет перед князьями.

Ведь я еще не выбрал линию поведения и не решил, стоит ли раскрывать мой характер.

Мы уселись за стол, Хованский и Иван Меньшой с любопытством меня рассматривали.

– Иван Никитич многое рассказал, я верю и радуюсь, что Старицкие живы, но в то же время и сомнение мое велико, – протянул он. – Дозволь уж на грамоты глянуть, да собственными глазами в том убедиться.

– Мария Володимировна и тебе грамотку писала, – ответил я и, достав ее из сумки, протянул Хованскому.

Он внимательно оглядел ее, в том числе печать, и приступил к чтению, она фактически была идентична грамоте, что я передал Одоевскому. Вслед за ней настал черед и других моих грамот.

– Вот уж чудеса господни, – протянул Хованский и тут же перекрестился, а вслед за ним и мы.

Я лишь кивнул, соглашаясь, что, дескать, чудеса.

Пару минут была тишина, и первым заговорил Иван Меньшой.

– Слух пошел, что Дмитрий Иоаннович челобитные сам нынче начал принимать по вторникам да четвергам. Может, стоит напрямую идти к царю да явить себя перед людьми?

– Можно, конечно, и так, но, думается, много тогда шепотков пойдет. А дело тут тихое, родственное, не стоит уж так на всю Москву. Надо сперва с Нагими сговориться, а они уж царю сообщат как надо все, – отмел предложение Иван Большой.

– То верно, вот только и опасность для нас немалая, – протянул Хованский. – А коли царь осерчает? – задумчиво пробормотал он, оглядывая меня.

«Началось», – промелькнуло у меня в голове.

– Ну, опасность то есть, только уж, думаю, царь будет рад объявившемуся родичу. По отцу ныне же он одинок, он один из калитичей, как считается, остался. Да и коли Андрей Володимирович появится, многих это охолонит.

– Да кабы не пытку какую удумали, – буркнул Иван Меньшой. – Поэтому и явиться перед народом.

– Так дело повернуться по-всякому может. Нагие же скажут как надо, нашепчут, – стоял на своем Иван Большой.

– Думаю, все же к Нагим идти надо. Андрей им родич, они помогут, да и в любимцах у нового царя, – высказался Хованский.

Я же просто кивнул, так как идея идти к Нагим и заручиться дополнительной поддержкой мне просто нравилась больше, чем заявиться в наглую и сказать: «Здравствуйте, царь батюшка, я ваш родственник и местами очень даже близкий».

Часа два они спорили, переливая из пустого в порожнее, решая, как лучше сделать, меня это даже утомлять начало, но все же смогли сговориться, что лучше через Нагих.

После же аккуратно начали меня прощупывать, дескать, как все получится, и их отблагодарить надобно.

– В боярскую думу бы войти, но тут уж на усмотрение царя. Вот только и воеводами в больших городах стать неплохо будет, – первым озвучил мысли Хованский.

– Это да, – кивнул Иван Большой. – Младших же родичей и на кормление можно будет поставить.

– Коли сладится все, то уж испрошу о том царя, – медленно произнес я. – Как возможность будет. Вот только охочих, думаю, много.

– Ну, Годуновых согнали, Шуйские ныне не в милости, так что, думаю, сладится, – покивал Хованский. – Прав ты, Андрей Володимирович, момент подобрать надо будет, дабы царь в расположении прибывал великом.

Я же про себя выдохнул, что не придется села из наследства им отписывать.

– Коли не выйдет, так чего другое измыслим, вы же дадите мне добрый совет? – окинул я взглядом всех троих.