Солнечное затмение

– Вот ты смешной! – удивился он. – Домой, конечно! Не бедным же будут раздавать по дороге. Кстати, я этих омоновцев и не видел здесь во время штурма – только вэвэшников. Зато сейчас какие красавцы – эх!

Пришли наши парни. Некоторые тоже с коврами. Если Ливанов принёс кресло, то двое или трое шли с рулонами ковров по два-три у каждого. Увидели подходившего к нам Валиева.

– Эх, сейчас начнётся! – потирал руки довольный Слава Мохов.

– Это что за цыганский табор здесь? – спросил старший лейтенант Валиев. – Откуда вещи? Зачем?

– Да это вам принесли, товарищ командир! – сидя с папиросой во рту и довольно небрежно бросил Ливанов.

– Что? Встать! Смирно! – закричал Валиев.

Мы замерли перед машинами.

– Становись в одну шеренгу! – неистовствовал он. – Смирно! Вы знаете, как это называется? Это называется мародёрство! За это под трибунал можно попасть! Дегенераты!

– Товарищ старший лейтенант, разрешите! – возразил как всегда недовольный Ливанов. – Там омоновцы вообще в фуру всё грузят, а мы-то что? Мы – по мелочи.

– Молча-а-а-ть! – закричал Валиев. – Мы – не они, запомни это, албанец. Всё отнести обратно, где взяли! Ливанов, ты относишь кресло.

XXI

Мы приехали в лагерь и оказалось, что уже время ужина. Валиев приказал перед ужином почистить оружие.

Ещё оказалось, что солдаты из других подразделений узнали, что мы были в селении и это обстоятельство уже обросло некими несуществующими подробностями и откровенными небылицами. Нас видели на полевой кухне и спрашивали: «Эй, разведка! Ну что, много чурбанов намолотили?», «Много раненых? Как выносили?», «Как там местные?». Мы больше отмалчивались, как и наши танкисты, побывавшие ранее в Ботлихском районе, а Олег Барков посоветовал парочке наиболее ретивых «интервьюеров» заткнуть пасти и спокойно работать челюстями. Во время ужина, который проходил у нашей палатки, Андрей Рембовский с полуупрёком, но довольно робко обратился к командиру:

– Товарищ старший лейтенант! Разрешите спросить?

– Чего тебе? – ответил Валиев, пережёвывая пшённую кашу с тушёнкой.

– А почему вы не разрешили мне вы-ы-стрелить? – проблеял он, вытягивая первый слог в слове «выстрелить». – Тогда, в первый раз.

– Вот ты даёшь, Рембовский! – усмехнулся Валиев. – Не думал, что ты такой кровожадный.

– Да чтобы башку твою под огонь не подставлять, дурилка ты картонный! – вмешался Олег Барков. – Неужели непонятно?

– Но ведь мы же всё равно…, – всё так же робко сказал Андрей.

– Да хватит уже, заткнись! – вновь прервал его Олег.

– Успеешь ещё повоевать, Рембовский, – уже более серьёзно сказал Валиев. – Все вы ещё успеете – торопиться точно не стоит.

– Товарищ старший лейтенант, но вы видели это? – спросил Слава Мохов. – Как вэвэшники один за одним спускались в эту будку?

– Видел, конечно.

– И что это, по-вашему, было? – спросили многие. – То, куда они полезли?

– Лаз, думаю, – всё так же жевал пищу командир. – Лаз, подземный ход, ведущий куда-то… Куда-то к другой огневой точке. Или на выход из села. В принципе, информация была, что может быть нечто подобное.

– Вот, черти! – то ли возмутился, то ли удивился Игорь Авдеев. – Все горы перекопали.

Вечером, когда уже стемнело, Валиев построил нас у палатки и произнёс:

– За выполнение боевого задания, за участие в освобождении села Карамахи от бандформирований, от имени командира батальона объявляю вам благодарность!

– Служим Отечеству! – ответствовали мы.

Неужели этот день закончился? Ночью опять в патруль.

***

Утром узнали, что опять теракт в Москве. Больше ста человек погибли, где – точно не известно. На Сашу Бодрова больно смотреть – он здесь, на боевых действиях, а мама вроде бы там, в мирной жизни, в Москве, но получается так, что в Москве сейчас даже опаснее, чем здесь. И нет никакой возможности что-то узнать о ней. Сейчас, наверное, я рад, что принадлежу к этой общности людей, объединённых одной целью, как по иронии судьбы однажды он мне и сказал.

Пребывание в этом замечательном месте заканчивалось. Не знаю, будем ли мы когда-нибудь ещё здесь, но если здесь надо быть, то только в гостях и без оружия. С вечера собрались и в этот раз погрузили даже нары, распределив их равномерно между машинами. На нашей машине мы закрепили их над бревном для самовытаскивания, да так получилось, что сложенные нары представляют собою громадную спинку кресла, на которую можно было бы опереться, но мы с Володей Шварцманом всё же не рискнули этого делать и разместились спинами к башне, свесив ноги в люки-бабочки. Опять начинается жара.

На все вопросы о том, куда едем, старший лейтенант Валиев отмалчивался или отвечал пространными фразами о том, что, мол, «сами узнаете» или «не всё ли вам равно?», всё как обычно, в его манере обращения с нами. А может быть, он и сам не знает, куда едем?

Продолжились нескончаемые серпантины дорог, но буквально через пару часов мы спустились на равнину и перед нами предстал небольшой с виду населённый пункт, на подъезде к которому указатель показал нам, что это город Кизилюрт. Мы остановились у ближайшей колонки, чтобы умыться и набрать воды.

– А этот… Кизя.. Кизялюрт, – начал Игорь Авдеев, механик-водитель нашего третьего экипажа. – Это же там, где перемирие с чеченами подписали?

– Нет, – ответил Саша Бодров, растирая холодную воду по лицу. – Это в Хасавюрте было. Позорные Хасавюртовские соглашения.

– Эй, эй! – осадил его Валиев. – Ты самый умный что ли? Всё знаешь? Сам-то в это время ещё пирожки мамкины жрал!

– Да, жрал, – спокойно ответил Саня. – Жрал и смотрел новости, и не понимал, как может быть такое. Как может армия вообще вступать в переговоры с террористами?

– А что надо было делать? – с похожей на Ленина хитрецой спросил Валиев. – Вот ты бы лично что сделал?

– Ну не знаю, – задумался Бодров. – Дал бы приказ давить до конца.

– Кого давить? – как будто не понял командир.

– Как кого? – искренне удивился Саша. – Боевиков. Чеченцев.

– А они там все такие были?

– Какие такие?

– Все ли чеченцы были боевиками? – уточнил командир.

– Не знаю, – замялся уже Саша. – Но думаю, что да. А если и сами не были боевиками, то точно сочувствовали им.

– Многого ты не знаешь, сержант, чтобы такие решения принимать.

– А вы знаете? – спросил Саша.

– Всё, собрались! – вместо этого сказал Валиев. – К машине!

Командир, конечно, нам этого не рассказал, как и не объяснил, зачем надо было спешить, ведь наши три машины вырвались так далеко вперёд остальной колонны, и неплохо было бы просто подождать отставших товарищей. Поехали прямо через город, по одной из центральных улиц, прижимая антенны боевых машин к броне, чтобы не задеть линии электропередачи. Люди приветливо махали нам, улыбались, и было видно, что здесь нам рады. Уже, правда, никто не подбегал с продуктами питания, отчасти, может быть, ещё и потому что мы ехали довольно быстро. Город скоро закончился, а перед нами предстала горная цепь, опоясывавшая огромное равнинное пространство, на котором располагался город. Дорога, по которой мы едем, плавно уходит в лежащие перед нами горы, небо над которыми было фиолетовым от грозовых туч, а на город всё так же падали солнечные лучи.

Под тучами было немного прохладнее и кое-где на нас падали редкие капли дождя, который даже не чувствовался на большой скорости. Через несколько часов вновь выехали на равнину и здесь, за границей гор, была абсолютно пустынная местность без какой-либо растительности, как будто выжженная ядерным взрывом земля. Здесь сразу же подул ветер с песком и пылью, и совсем скоро третья наша БМП встала. Механик-водитель Игорь Авдеев сразу же сообщил об этом по радиосвязи, и мы вынуждены были остановиться. Тотчас был поднят ребристый лист и все наши три механика-водителя во главе со старшим лейтенантом Валиевым забрались на машину и устроили своеобразный консилиум, склонившись над двигателем, как над умирающим пациентом. Мы сошли с дороги оправиться, попить воды и осмотреться. Я удивляюсь, как в одной маленькой республике может быть такое разнообразие природного ландшафта, ведь, казалось, что только что были покрытые зелёной растительностью живописные горы, а сейчас уже перед нами предстала то ли пустыня, то ли полупустыня, местами окрашенная в красно-коричневый цвет.. Зловещий вид этому пейзажу придаёт и хмурое тяжёлое небо с парящим в воздухе напряжением вот-вот готового начаться дождя. Безжизненный вид окружающей среды простирается на километры вперёд, хотя мне кажется, что гораздо дальше.

И всё-таки это свобода. В армии свободы нет, ведь здесь всегда кто-то решает, что мне делать каждую минуту моей жизни, но сейчас, на этом марше, и вообще в этой командировке, я чувствую себя невероятно легко. Именно здесь, далеко от дома, со своими товарищами, ни с одним из которых я не состою в крепкой дружбе, но с которыми разделяю чувство единения в исполнении нашего воинского долга и самое главное – чувство справедливости в том, что мы делаем, я чувствую себя вполне свободным. Здесь мы скованы одной цепью и связаны одной целью – не помню, правда, о ком эта песня, но к нам она подходит идеально. Наверное, в этом и есть парадокс – быть в армии и чувствовать себя свободным. Почему-то только здесь и сейчас я чувствую это.

– К машине! – последовала команда Валиева и я заметил, что метров на двадцать отошёл от дороги, а мои товарищи из двух экипажей находятся около машин. – Маринин! Ты куда опять собрался? Иди сюда!

Валиев даже не подколол в этот раз, а только кивнул головой в направлении моей машины. Быстро взобравшись на броню прямо через левый борт, на котором уже, свесив ноги вниз, в десантное отделение, сидел Владимир Шварцман, я прошествовал к своему месту и мы вновь тронулись в путь. Я спросил у Володи, что случилось с третьей машиной, и он ответил, что сам толком не понял, но что-то с топливным насосом. Третий экипаж остался ждать на месте помощи ремонтников, следовавших позади.

Унылый апокалиптический пейзаж не прекращается, но в одном месте окружающий нас вид несколько изменился. Асфальтовая дорога, по которой мы едем, привела нас к полю, покрытому белым порошком. Здесь дорога уходит влево в объезд этого поля и в километре-полутора от нас возвращалась к своему первоначальному направлению. Я подумал, что мы поедем прямо через поле по сухой белой почве, но мы свернули в объезд.

– Саня, а почему мы прямо не поехали? – спросил я. – Дорогу же видно!

– Здесь солончаки, – повернулся он к нам. – Валиев по радиосвязи категорически запретил лезть вперёд, – постучал Саша по уху шлемофона. – Завязнуть можно, под солью может быть грязь и ил.

Довольно быстро мы объехали этот участок и вернулись на прежнее направление движения с его унылым коричневым пейзажем. Весь этот пустынный вид с нашими двумя машинами на его фоне, как челноки в безвременье, казался сюжетом какого-нибудь фантастического рассказа о будущем человечества, в котором жить не так уж и хорошо.

Ещё через несколько часов нашу дорогу под прямым углом пересекла точно такая же широкая трасса. Слева от перекрёстка с обеих сторон дороги расположились придорожные кафе и мотели. Куда ехать дальше, судя по всему, не знал даже Валиев. Перекрёсток мы проехали прямо и остановились справа на обочине. Командир сидел, свесив ноги в люк, за местом механика-водителя и пытался вызвать по рации командование батальона, но, видимо, безрезультатно – неужели мы уехали так далеко?

XXII

Местные жители высыпали на улицу, сейчас они находились через перекрёсток от нас и удивлённо взирали на незваных гостей, так же, как и незваные гости на них. Здесь, видимо, армия ещё не проходила, и сейчас две наши машины вызвали небывалый ажиотаж среди малочисленных обитателей этого места. Наконец, Валиев стал что-то говорить в радиостанцию, а местные жители направили к нам двух «делегатов», мужчину и женщину средних лет, уже нагруженных авоськами с лавашами и какими-то небольшими коробками.

– Добрый день! – приветствовала нас женщина на русском языке с едва заметным акцентом.

– Здравствуйте! – ответствовали мы.

– Это вам! – протянула она нам свои сетки с продуктами и сделала знак своему спутнику, чтобы сделал то же самое. – Лаваши ещё горячие.

– Да зачем? Не надо было бы! – с улыбкой сказал Саша Панчишин, тем не менее, принимая подарки. – Спасибо!

На этом визитёры развернулись и ретировались, даже ничего не спросив, видимо, в силу своей природной скромности, и из нас никто не решился начать разговор. В авоськах, кроме лавашей, были пачки печенья, банки со сгущёнкой, тушёнкой (а то у нас своей мало!). Наконец, Валиев, выслушав инструкции от командования, отцепил шлемофон от радиостанции и декларировал:

– Так, внимание сюда! Мы слишком далеко оторвались от колонны и здесь необходимо оставить регулировщиков.

– Кого? – перебил командира Саша Ливанов.

– Ливанов, упор лёжа принял! – вскричал старший лейтенант Валиев.

Саша недовольно перекинул ремень автомата за спину, и встал в упор лёжа на обочине дороги. Видимо, неполные два года службы не научили его, как необходимо разговаривать с командирами и начальниками.

– Итак, – продолжил командир, – на всём протяжении пути колонна растянулась, и чтобы никто не заблудился и не уехал куда-нибудь в Китай, принято решение оставлять регулировщиков на перекрёстках равноценных дорог.

– Товарищ старший лейтенант! – обратился Саша Панчишин. – А не лучше ли просто передать ориентиры, ведь здесь они так приметны. Вот смотрите: кафе «Титаник»!

– Нельзя, Панчишин! – резко ответил Валиев.

Валиев промолчал, после чего осмотрел нас.

– Так, от первой машины останется… Савчук – ты, от второй – Маринин, – вынес свой вердикт командир и уже обратился к нам двоим. – Внимание, юноши: предельная осторожность, с местными по возможности в разговоры не вступать, тем более – не конфликтовать, патрон в патронник не досылать, оружие с предохранителя не снимать, смотреть во все стороны. При приближении наших машин показывать направление движения в ту сторону (он указал на дорогу, проходившую мимо упомянутого Сашей Панчишиным кафе «Титаник», на обочине которой и стояли местные жители). Если машин нет – на перекрёстке не отсвечивать, а то здесь всё, как на ладони. Понятно?

– Так точно, – ответили мы без задора, но деваться было некуда.

– Всё. Остальные – по местам!

Две наши машины зарычали, развернулись и направились в сторону кафе «Титаник». Мы так и остались стоять на месте, настороженные и озирающиеся по сторонам.

Пейзаж был таким же апокалиптическим, но здесь, по крайней мере, жили люди. Вдоль дороги тянулись широкие трубы, похожие на теплотрассу, уходящие куда-то в неведомую даль, здесь любая панорама не имеет границ – всё уходит в бесконечность. Мы пока не знаем, как примут нас в этой местности, хотя люди, вроде бы, приветливые, это успокаивает. Ещё успокаивает курение, ну или говорят, что успокаивает; убаюкивает и тишина, которая осталась с нами после отъезда боевых машин. Надо покурить.

Глеб Савчук, наводчик-оператор главной нашей машины, был родом из Самары, призыва два-девяносто восемь. Высокого роста, худощав, но крепок и жилист, смугл от постоянного загара и копоти. Всегда смотрит как будто исподлобья, недоверчиво и хищно одновременно, и если не знать его поближе, то можно подумать, что он настроен весьма агрессивно в отношении своего собеседника. Но вместе с тем, в общении он приятен, прекрасный собеседник, с чувством юмора и некой дерзостью, которой немного напоминает Славу Мохова.

– Как думаешь, скоро появится первая машина? – спросил я.

– Я думал, что ты спросишь, скоро ли появятся первые парламентёры? – улыбнулся Глеб.

– Так они уже были! Даже гостинцы принесли, которые, правда, уехали в машине.

– Думаю, не раньше чем через час, – сказал Глеб. – А вот эти гости придут намного раньше.

Он показал головою на группу людей, мужчин и женщин, собравшихся у кафе «Титаник», которые смотрели на нас и о чём-то переговаривались. Наверное, о том, что мы здесь забыли, не отразится ли наше пребывание на них, и скоро ли мы отсюда уберёмся.

– Ну что, отдохнём немного, – заметил я.

– Да, главное, чтобы не насовсем, – пошутил Глеб.

И получаса не прошло, как к нам выдвинулся первый «парламентёр». Точнее, это была она же, та женщина, которая принесла нам лаваши и консервы. На сей раз в руках она несла бутылку лимонада и ещё что-то поменьше. Мы перекинули автоматы за спину, вышли на дорогу, навстречу ей, и встретились на перекрёстке. Вместе с лимонадом она принесла нам по пачке сигарет «Союз Апполлон» и в этот раз заговорила:

– Как у вас дела? Вы здесь надолго?

Мы молчим и не знаем, что сказать, наверное, потому что сами не знаем.

– Ну ладно, вот вам! – протянула она свои подарки. Сейчас её акцент казался более сильным, чем раньше. – Что здесь делать-то будете?

Мы опять замялись, но потом переглянулись и я ответил:

– Мы здесь до вечера, машины будем направлять.

– Скоро обед будет готов, – сказала она тотчас же, как будто ей было всё равно, каким будет ответ. – Мы вас позовём!

Мы поблагодарили и ещё раз удивлённо переглянулись, а она просто развернулась и ушла прочь. Лимонад «Тархун» был прохладным, сильногазированным и очень вкусным, а сигареты с фильтром мы не курили уже давно. Уже минут через пять от кафе «Титаник» в нашу сторону направился ещё один «парламентёр», тоже женщина, в руках несла бумажный свёрток. Оказалось, что это молодая девушка лет двадцати или чуть больше, одетая в длинную до щиколоток юбку и кофту с длинными рукавами. Она принесла нам пирожки, протянула их Глебу, потому что он был ближе к ней, и, улыбнувшись, развернулась и ушла, не сказав ни слова. Пирожки с мясом были горячими, только из печи или со сковородки, и мы съели их меньше чем за минуту.

– Да, удивительно! – крякнул Глеб, вытирая руки о бумагу, оставшуюся от пирожков.

В такой кромешной тишине любой, даже самый слабый, звук слышится отчётливо, и рёв моторов боевых машин мы услышали ещё за четверть часа до их прибытия на перекрёсток. Когда они подъезжали уже непосредственно к нам, их рёв казался невыносимым – так мы уже привыкли к тишине за этот час. Это были два МТЛБ из мотострелкового батальона. Я вышел на перекрёсток и показал рукой направо от себя, и на повороте парни на броне помахали мне руками.

Расстояние между машинами в колонне было большим, но не таким, как между нашими двумя машинами и всеми остальными и следующая машина появилась через четверть часа. Ей оказалась очередная маталыга. Солдаты на броне уже издалека махали нам руками, а проезжая перекрёсток спросили, как у нас дела – Глеб показал большой палец правой руки вверх. Машины стали проходить с интервалом примерно в десять минут.

– Ну что, – сказал я Глебу. – Надо будет по очереди идти обедать, здесь же должен кто-то оставаться.

– Это и ежу понятно, – последовал его ответ. – Кто первый-то пойдёт?

– Мне всё равно, если честно, могу я, можешь ты, – сказал я. – Здесь опасно оставаться одному, туда тоже, если честно, небезопасно идти.

Наконец, мы увидели, как к нам направилась та самая девушка, которая приносила нам сигареты и лимонад. Барышня подошла и с улыбкой, адресованной только Глебу, промолвила:

– Пойдёмте обедать!

Немного смущённый Глеб повернулся ко мне, и я тоже с улыбкой всего лишь развёл руками – иди! Я же немедленно ушёл с перекрёстка к трубам теплотрассы, здесь есть чувство некой защищённости рядом с этим ничтожным укрытием. К тому же нет необходимости маячить на перекрёстке в то время, когда не слышно даже звука машин. Снял автомат со спины, в руках держать его несколько спокойнее. Местные буквально обступили Глеба со всех сторон и провожают его в кафе, похлопывая по спине. Что-то неуютно как-то от этого. Слишком всё гладко и дружелюбно.

Время тянется медленно. Очень медленно. Может быть, пока не слышно рёва моторов, сбегать по-быстрому туда, в кафе, просто посмотреть, как он там? Вот из кафе вышел какой-то бородатый мужик лет сорока, довольный и улыбающийся, пошёл в противоположную от меня сторону, туда, куда едет наша колонна. Наконец, послышался рокот приближающихся боевых машин. Это были сразу четыре МТЛБ из мотострелковой части нашего батальона. Я вышел на перекрёсток и показал рукой направление движения – первая машина, повернув, остановилась прямо на перекрёстке. Сидевший рядом с пулемётной башней старший лейтенант обратился ко мне:

– Боец, где здесь можно воды набрать?

Я, не задумываясь, показал на кафе «Титаник». Остальные машины остановились одна за другой в том же порядке, что и ехали. Командир отправил двух солдат с термосом на двенадцать литров в сторону кафе, а я им крикнул вслед:

– Пацаны! Там мой товарищ должен быть, посмотрите, как он там!

Они кивнули и пошли дальше. Офицер нехотя решил спросить:

– Ну что, боец, часто машины ездят?

– Нет, одна-две в пятнадцать минут, – ответил я. – Растянулись сильно.

– А ты из какого подразделения? – он окинул меня взглядом с головы до ног. – Спецназ?

– Разведка, – ответил коротко.

– Что, уже разведчиков стали ставить в регулировщики? – как будто у меня спросил он, но скорее это был вопрос, ответа на который не требовалось. – Я вот несколько своих тоже расставил, там, позади.

Я молчал, даже не зная, как можно поддержать разговор, но у офицера вопросы ещё были:

– А у вас же в разведке ещё и десантники есть?

– Так точно, есть, – ответил я. – Разведывательно-десантная рота.

– Они тоже с вами?

– Нет, они отдельно, у них какие-то свои задачи.

– А где они сейчас? – не унимался старший лейтенант, хотя, возможно, ему просто хотелось поговорить с кем-то, кроме своего экипажа.

– Вот этого я точно не знаю, – улыбнулся я. – Даже если бы и знал, то не думаю, что можно было бы говорить. Мы с ними в Каспийске виделись месяц назад, они потом куда-то уехали.

– А что, как здесь местные? Нормально встретили?

– Да вроде бы хорошо, – надеясь именно на это, ответил я. – Нас обедать позвали, мой товарищ сейчас там.

– Да, неплохо устроились, – не преминул заметить офицер.

Вскоре вышли два бойца из экипажа МТЛБ: один из них нёс термос в руках, облокотив его на грудь, а второй шёл с пакетами в каждой руке, доверху нагруженными какой-то снедью.

– Да ёжкин ты кот! – удивился командир. – Что они уже там набрали?

– Что положили, то и набрали, – теперь заметил я.

– Что-о? – протянул старший лейтенант, как будто я сказал дерзость.

– Я думаю, что их даже не спрашивали, – сказал я безразличным тоном. – Просто вручили пакеты и всё.

Парни, между тем, улыбались, залезая на броню.

– Всё нормально с твоим друганом, – сказал один из них. – Чай пьёт.

– Ну, всё, боец, бывай! – сказал офицер. – Чувствую, здесь вы надолго задержитесь, очень уж сильно колонна растянулась.

Я поднял автомат стволом вверх в знак прощания и отошёл.

Ещё через какое-то время появился Глеб. Сейчас он напоминал того самого волка из мультфильма, с которым всегда сравнивают объевшихся за один приём пищи людей. Передвигался он очень вяло, поглаживая левой рукой живот, как будто способствуя скорейшему перевариванию еды, автомат на сильно расслабленном ремне болтался за спиной. Чувство невероятного блаженства покрывало его лицо, и весь вид его свидетельствовал об удовольствии от жизни, как будто сейчас он находился не в армии, в районе боевых действий, а на каком-нибудь заграничном курорте, фотографии которых я видел в журналах о путешествиях.

– Иди, Фил! – еле проговорил он. – Тебе уже положили суп харчо. На второе будет баранина с картошкой.

Я отправился и, когда зашёл внутрь, оказался в просторном, чистом и очень уютном помещении, обставленном квадратными столиками на двоих, покрытыми толстыми тканевыми скатертями с цветами в вазах на каждом столе. Электрический свет в зале не горит и поэтому стоит небольшой полумрак. Посетителей не было вообще. Это было неудивительно, ведь за прошедший час с небольшим, что мы здесь находились, мимо нас не проехал ни один гражданский автомобиль. Пол застелен коврами, отчего было несколько стеснительно ступать по нему в пыльных сапогах. Я встал на входе, но женщина за прилавком, та самая, которая в первый раз подходила к нам на перекрёстке, помахала мне рукой и заговорила:

– Заходи, заходи, парень! – показала в сторону расположенной в углу раковины. – Иди, мой руки и садись за стол, уже всё готово!

Я исполнил всё, что было предписано, и расположился за столом, положив автомат на колени. За столом уже дымился суп, стоит тарелка с солёными и свежими овощами, и тарелка с горячим лавашом. Суп был всё ещё неимоверно горячим и мне пришлось дуть на него, что давалось мне с трудом – так давно я не ел по-настоящему домашнюю пищу и так хотелось поскорее начать. Ещё мне интересно, где девушка, которая к нам подходила – она необыкновенно мила и приветлива, хотелось бы поблагодарить и её тоже! Да и что греха таить, хочется просто посмотреть на симпатичную молодую женщину, а по возможности и поговорить с ней. Хотя я даже не знаю, с чего это общение начать, я и вообще-то довольно стеснителен с девушками. Но девушки в зале не было. Возможно, это также связано и с особенностями менталитета и воспитания местных людей – возможно, незамужней девушке не положено находиться в одном помещении с посторонним мужчиной. Играет музыкальное радио – какая-то очередная новая поп-группа поёт какую-то совершенно новую песню, по крайней мере, для меня. Что-то про то, что «день уходящий не вернуть», и «не торопись пройти свой путь», вроде прислушался и нормально звучит, хорошо. Что за радио, интересно? Из развлекательных я знаю только «Европу плюс», но и на «Маяке» песни тоже включают. От нетерпения и голода я стал помешивать ложкой суп, чтобы он остыл побыстрее, и не успел приступить к обеду, как услышал, что к нашему перекрёстку подъезжает очередная боевая гусеничная машина – грохот её траков слышен в помещении. Я даже готов поручиться, что это именно наш третий экипаж БМП, застрявший позади, звук от неё тяжёлый, но не такой, всё же, как от танков. От одного сорокотонного танка Т-72 земля буквально дрожит на несколько сотен метров от него. Наконец, суп достаточно остыл, и я приступил к его поглощению. Какой же это суп! И жирный, и острый, и настоявшийся, с насыщенным вкусом – я дольше осознавал это, чем ел, ведь съел я его буквально за несколько минут.