Оружие

Мы к звездам рвались в вышину,

Неведомые маленькие люди.

Он сам не заметил, как, пытаясь вспомнить продолжение, стал напевать вслух:

И звезды привели нас на войну,

И были звезды на погоны и на груди:

Из золота, но больше из свинца,

Крест на крест, а потом на половины,

Но было мало – по приказу подлеца

Нам эти звезды выпускали в спины.

Одни погасли, новые зажглись,

На головы нам сыпались без счета.

Считать – не стало меньше – зареклись,

Потери не заметят звездочеты.

Поймав себя на исполнении вслух, Алекс вспомнил, как когда-то давно одна девчонка безапелляционно заявила, что его голосом только в туалете «занято» кричать. Тогда он жутко обиделся, а сейчас от души рассмеялся. Все-таки, как со временем меняется отношение ко всему, даже к себе. Раньше переживал из-за отсутствия голоса, а теперь знаю, что это не самое страшное, теперь мне наплевать: хочу петь и буду петь, кому угодно и где угодно! Только дай Бог живым остаться. И он продолжил:

Им не увидеть в самом страшном сне

Такого ангельски безоблачного неба:

Висели звезды в самой дальней вышине,

И вот одна из них упала слева.

И те, кто встречи жаждал, дождались,

Их встретят залпом тысячи орудий.

Шел звездопад, и возносились ввысь

Неведомые маленькие люди.

А вообще, странно и страшно, наверное, выглядит человек, дрейфующий на спине по океану и распевающий при этом во всю глотку, предположил Алекс. Можно и за сумасшедшего принять, ну и ладно! Он немного помолчал и, от нечего делать, снова запел:

В грудь вплавлен крестик,

И поздно мне бежать к врачу.

Мой номер – двести,

Я, наконец, домой лечу.

И над землёю

Клубятся дымкой облака,

А вслед за мною

Бежит последняя строка.

Вдаль по уступам

Спешит конвертик голубой.

Как это глупо —

В нем попрощался я с тобой.

Когда нежданно…

Этот вокальный эксперимент был вероломно прерван захлестнувшей певца волной. Отплевавшись, Алекс попытался было продолжить, но другая волна не замедлила последовать примеру первой.

– Черт! Только шторма мне и не хватало! – прохрипел Алекс сквозь кашель.

А ветер крепчал. Волны, пока еще не большие, набегали одна за другой. Пришлось прилагать некоторые усилия, чтобы оставаться на поверхности, переваливаясь через водные гребни. Неожиданно внимание Алекса привлек странный звук, раздавшийся где-то вдалеке, похожий на удар волны о резиновый баллон. Алекс встрепенулся и принялся внимательно вслушиваться в голос ночного океана. Но ничего, кроме какофонии воды и ветра расслышать ему не удалось.

Возобновить пение возможности более не представлялось. Стихия навязывала Алексу утомительную борьбу за выживание. Разгуливаясь всё более, она играла с человеком, как кошка с мышью: то затаивалась ненадолго, давая небольшую передышку, то набрасывалась на несчастного с новой силой, желая показать, что он полностью в ее власти. Когда забрезжил рассвет, Алекс успел вдоволь наглотаться солёной воды и совершенно выбился из сил. Еще немного, и мне конец, подумал он.

Багровое Солнце неспешно взбиралось на небо, безучастно рассматривая в разрывы облаков обреченную игрушку океана. Что ему, источнику Жизни, до одного обессилившего погибающего существа: разве исчезнет хлебное поле, если сорвать на нем один колос? Его задача – обогреть миллиарды, жаждущих света и тепла, колосьев. Оно, как хороший правитель, должно заботиться о благополучии всех подданных, не выделяя кого-то конкретного, не распыляясь на мелочи. А что такое гибель одного колоса по сравнению с сохранением поля? Вроде бы мелочь… Но упрямое существо никак не хотело смириться со своей участью и продолжало бороться за жизнь. В этой борьбе оно проявляло завидное упорство, вновь и вновь карабкаясь на громоздящиеся водяные валы. Возможно, это упорство и решило его судьбу: бесстрастное до сих пор, светило протянуло к человеку тонкий лучик…

Оказавшись на гребне очередной волны, неподалёку от себя краем глаза Алекс заметил слабое поблескивание, источником которого, как ему показалось, является какой-то объект необычной, но неожиданно знакомой формы. Объект быстро скрылся в волнах, и отчетливо рассмотреть его Алексу не удалось. Обрушившись вниз вместе с водной массой, Алекс несколько секунд пытался сообразить, что же это могло быть. И вдруг, капитана словно током ударило, в голове, затмевая всё остальное, образовалась мысль: «неужели это…». Не доверяя своим глазам, додумывать невероятную и такую желанную догадку Алекс не стал, а принялся остервенело взбираться на следующую волну, чтобы подтвердить увиденное. Объекта не было. Не теряя надежды, Алекс снова и снова оседлывал пенящиеся гребни и вглядывался в штормящий океан. Только бы не померещилось, твердил он про себя, барахтаясь в волнах, и вскоре его старания оправдались. Взобравшись на очередной вал, Алекс, наконец, рассмотрел источник блеска. Догадка получила подтверждение. В солнечном луче сверкал шар спасательной камеры – такие используют американские летчики для спасения в океане. Собрав остатки сил, Алекс решился на последний рывок. Сил оставалось совсем мало, и потому плыть было крайне трудно. Рассвирепевшая стихия никак не хотела отпускать попавшего в ее в лапы человека. Она захлёстывала его волнами, бросала из стороны в сторону, стараясь отшвырнуть от намеченной цели. Но человек оказался дьявольски упорным. Широко загребая слабеющими руками, отплёвываясь и натужно дыша, он приближался к своему спасению.

Последние метры Алекс преодолел, что называется, на последнем дыхании. Ударился плечом в шарообразный корпус камеры, вцепился мертвой хваткой в пластиковый поручень и обессилено повис на нём, отдавшись на волю волнам и ветру. Окончательно измотанный, он так и болтался бы на буксире, но шторм диктовал свои условия. Подчиняясь им, шар разворачивался в волнах самым неожиданным образом, грозя увлечь Алекса под воду.

– Нигде мне нет покоя, – устало усмехнулся Алекс и, вдохнув, добавил: – Ну и где тут у нас вход?

Обнаружить входное отверстие труда не составило – пришлось всего лишь немного развернуть камеру – оставалось его открыть. Но вход оказался задраенным изнутри! Мощный нервный импульс мгновенно пронзил Алекса. Вот об этом-то я и не подумал, пронеслось в его голове, значит, внутри кто-то есть, но кто? Кто тут может быть? Хотя… Как же я сразу не сообразил: наверняка кто-то из сбитых американцев! Ну и что прикажете делать? Застрелиться? Стоп! Только без паники! Надо срочно что-то придумать. Так, что мы имеем? Имеем меня собственной персоной и шар с американцем внутри. И что? Есть два выхода, вернее три: можно попытаться проникнуть внутрь, но теплый прием не гарантирован; можно закрепиться за поручень и остаться снаружи – хорошего тоже мало; можно продолжить самостоятельно барахтаться в воде, надеясь, что шторм закончится, и потом меня найдут свои… возможно, мертвым.

Третий вариант Алекс отбросил сразу. И хотя второй его тоже не радовал, но для начала было решено прибегнуть к нему. А для этого нужно было чем-то привязаться к поручню. Обшарив карманы, ничего подходящего он не нашел и сильно пожалел, что даже шнурков на ботинках комбинезона нет. Беззлобно выругавшись, Алекс углубился в беспокойное раздумье. Раздумье вышло одинаково беспокойным и бесполезным: мысли путались и метались в гудящей от усталости голове, и, казалось, она вот-вот лопнет. Шторм тем временем усилился. Волны вздыбились пуще прежнего, и одна из них, ударив в тандем «человек-спасательная камера», разделила их, накрыв Алекса с головой. Вынырнув, он усиленно заработал руками, стараясь нагнать уносимый водой шар, а когда нагнал и приготовился вцепиться, шар крутанулся вокруг оси и уставился на него смотровым иллюминатором. Алекс резко отпрянул в сторону: в иллюминаторе виднелось чье-то лицо…

Рефлексы сработали мгновенно. Алекс нырнул, немного проплыл под водой, огибая камеру, чтобы выйти из поля зрения того, кто смотрит в иллюминатор, затем осторожно поднял голову над поверхностью и схватился за поручень. Надо же быть таким идиотом и забыть об иллюминаторе, – укорил он себя мысленно. Хотя, какая разница: заметили меня или нет? Полезет он выяснять отношения, что ли? Уж не раньше, чем кончится шторм! Придя к такому успокаивающему и одновременно безрадостному выводу, Алекс вновь попробовал хоть как-то закрепиться на корпусе шара. И тут, слава Богу, вспомнил о поясном ремне. Но надо расстёгивать комбинезон. Задачка вышла нелегкая в таких условиях. Да и воды напустил, вымок до нитки. И вот, наконец, ремень в руках. Осталось только привязаться…

Удар нового водяного вала, едва ли более слабый, чем предыдущий, опять отбросил Алекса в сторону. Пришлось всё начинать заново – догонять уплывающий шар. И тут следующая волна, как бы исправляя сотворенное предшественницей, подхватила Алекса и швырнула на вибрирующий корпус камеры, ткнула лицом прямо в иллюминатор. Схватившись за изгибающийся пластик, Алекс распахнул закрывшиеся при ударе глаза и встретился взглядом с американцем. Всё это произошло настолько неожиданно, что первой реакцией Алекса оказалось желание немедленно спрятаться, раствориться, стать невидимым. Но к таинству магии он приобщен не был, а прятаться было некуда, да и глупо. Попался, подумал Алекс, и усилием воли изобразил подобие улыбки. Американец будто бы и не заметил происходящего у него под носом. Вот те раз, подумал Алекс, всматриваясь в его застывшее, как маска лицо.

– Эй! Ты меня видишь? – прокричал он, стуча в иллюминатор.

Ответа не последовало, как, впрочем, и каких-либо изменений в необычном поведении хозяина шара. Он по-прежнему игнорировал появление невесть откуда взявшегося гостя.

– Да ты ослеп что ли? – разозлился Алекс, саданул кулаком по толстому стеклу и поймал себя на каком-то странном ощущении…

Он быстро протер ладонью залепленный брызгами иллюминатор и, присмотревшись получше, понял, что что-то не так в этом упершемся в него пустом взгляде, словно стеклянных голубых глаз… мертвых глаз…

– Труп! – вырвалось у него.

Резвящиеся волны продолжали швырять камеру из стороны в сторону. В сложившейся ситуации становилось совершенно глупым висеть на ней, как обезьяна на пальме. Цепляясь за поручень, Алекс переместился к входу и достал нож. Попытки отыскать зазор между окантовкой входного отверстия и закрывающей его заслонкой закончились ничем.

– Ну, не вспарывать же тебя? – обреченно произнес Алекс, ощупывая заслонку.

Промучившись еще немного под шквальными порывами ветра, он пришел к выводу, что иного выхода нет. Прочный пластик поддался не сразу. Лишь после десятка ударов удалось проковырять в нем небольшое отверстие. Расширив его настолько, чтобы просунуть руку, Алекс нащупал запоры, поочередно открыл их, с трудом подтянулся и ввалился внутрь. Следом в шар хлынула нагоняемая ветром вода. Не теряя времени, Алекс задраил вход и огляделся. Никого. Только покойник в скрюченной позе на полусогнутых приник к иллюминатору.

– Сейчас, только отдышусь, – непонятно зачем сказал Алекс трупу и тут же провалился в сон.

…Сколько проспал, Алекс определить не смог. Наручные часы остановились, но по свету из иллюминатора капитан понял, что за бортом день. Шар вел себя на удивление спокойно, качка была еле заметна. Вставать Алекс не спешил, да и «вставать» оказалось чисто условным понятием в ограниченном пространстве спасательной камеры. Лежа с закрытыми глазами, он думал о том, как все-таки мало порой надо для счастья – всего-то лишь, чтобы было тепло и сухо. Вскоре лежать на спине надоело. Перевернувшись на живот и приподняв голову, Алекс вновь увидел труп.

– Привет, бедолага. И от нас ты ушел, и от шторма уберегся, а тут почему-то помер… да ещё в такой странной позиции…

Пролежав ещё с минуту, Алекс попытался придать себе более-менее вертикальное положение. Поднялся с трудом, все тело ломило, переработавшие мышцы набухли и болезненно отзывались даже на самую небольшую нагрузку. Стоять пришлось согнувшись в три погибели, но ползать на коленках капитану почему-то не захотелось. Он подобрался к трупу, осторожно попытался отстранить его от иллюминатора и увидел, что из груди покойника торчит заостренный металлический обломок, впившийся в стенку камеры и покрытый запекшимися сгустками крови.

– Так это, наверное, шторм тебя так подвесил, – сообразил Алекс. – И как же ты с железкой в груди сюда забрался?

Придумывать варианты ответа смысла не было. Алекс оттащил мертвого к выходу и снова лег. Повалявшись немного, он ощутил желание пить, да и поесть было бы весьма кстати.

Сухой паёк лётчика весьма скуден. В маленьком пластиковом поддоне Алекс обнаружил четыре галеты, плитку горького шоколада, два ломтика хлеба, небольшой кусок спрессованной ветчины, пакетик соли и тюбик с апельсиновым соком. Как говорится, не густо, но и не пусто. Слегка перекусив, чтобы приглушить голод, он тщательно упаковал остатки продуктов. И уселся к иллюминатору.

Иллюминатор услужливо показал Алексу океан – тревожимая слабенькими волнами водная поверхность и более ничего. И что, вот так вот тупо сидеть и ждать пока хоть кто-нибудь меня найдет, размышлял Алекс, вглядываясь в даль. Вот если бы как-то дать знать о себе… Постой! А что если… Встрепенувшись, он подскочил к покойнику и принялся рыться в его карманах. В них нашлись: записная книжка; непонятно каким образом оказавшаяся у летчика противопехотная граната и, о счастье, портативный спутниковый коммуникатор! Радости Алекса не было предела. Он предусмотрительно спрятал гранату в карман, а затем на лицевой панели коммуникатора нажал кнопку, под которой мелким шрифтом было подписано: «Power». Индикатор электропитания прибора часто замигал бледно-жёлтым, на пару секунд позеленел и… потух. Такого отборного мата океан не слышал, наверное, со времен славных флибустьеров… После нескольких безуспешных попыток включения коммуникатор, срикошетив от стенки камеры, угодил рассвирепевшему Алексу в плечо. Новая непечатная тирада сотрясла воздух.

– И за что мне всё это? – уныло спросил Алекс в пустоту, когда злость на бесполезный прибор сошла на нет.

…Желтое словно лимон солнце вышло в зенит. В тесном замкнутом пространстве спасательной камеры становилось душно. Отстегнув заслонку входа, Алекс устроился на полу и вдыхал терпкий запах океана. Хотелось пить – так бывает почти всегда, когда знаешь, что питьевой запас ограничен. Неожиданно нахлынули мысли о довоенной жизни. И чего мне только не хватало?! – удивлялся капитан. Сейчас мог бы иметь семью, детей. Хотя, может оно и к лучшему, неизвестно, как всё сейчас повернется, ни к чему было бы детям оставаться без отца. Тпр-р-р-у! Что это за мысли такие? Ты, капитан, помирать собрался что ли? Нет, ты еще потрепыхаешся немножко – годиков тридцать-сорок… А может быть, женись тогда, не оказался бы сейчас здесь, не болтался бы посреди этого чертова океана? Отставить, капитан! Всё у тебя будет! Все у тебя хорошо! Вот только пить сильно хочется… Эх, сейчас бы пивка… темного… хол-л-о-о-одного… Наливаешь, а оно шипит, пенится – красота. Пьешь сначала крупными глотками, а после половины кружки на мелкие переходишь… Люблю темное… но и от светлого сейчас не отказался бы… Так, хватит о прекрасном, а то сам себя до помешательства доведу – мазохист хренов!

Духота становилась невыносимой. Раздевшись догола, истекающий потом Алекс с наслаждением поплескался в прохладной океанской воде. После водных процедур сориентировался по солнцу – получилось два часа дня. Разогревало всё сильнее, и труп американца стал испускать характерный неприятный запах.

– Ну, и что прикажешь с тобой делать? – спросил Алекс. У него отчего-то уже вошло в привычку разговаривать с покойником, как с живым.

Ответа, естественно, не последовало. Просто выбросить труп за борт капитану не хотелось. Странно, когда сбиваешь таких, и они шлепаются, куда ни попадя, так наплевать, а тут… Ты ж мне вроде как жизнь спас. Если б не твоя камера, кормил бы я сейчас рыб. Да и родители у тебя, наверное, есть, может быть, жена, дети. Пусть хоть похоронят по-человечески.

Алекс тяжело вздохнул, достал полупустую пачку чудом не вымокших сигарет и, чтобы перебить исходящее от трупа зловоние, закурил. Это помогло, но не надолго. Сигарета истлела, дым вскоре развеялся, а трупный запах вновь начал донимать, и Алекс понял, что разбираться с покойником все-таки придется.

Но для начала он решил провести ревизию в своем временном пристанище. Открыв клапан кармашка на стенке камеры, извлек оттуда моток веревки, ремонтный набор и аптечку. Всё это было оценено им по достоинству, ведь любая мелочь в его положении могла иметь огромное значение.

Отмотав кусок верёвки подлиннее, один его конец Алекс закрепил на поясе покойника, а другой привязал к поручню спасательной камеры. Опустив мёртвеца на воду, сильно оттолкнул его и вслед произнёс:

– Ну вот и ладненько. Беру тебя на буксир.

…День постепенно клонился к вечеру, а Алекс продолжал маяться бездельем: то лежал на разогретой площадке пола, то выскакивал окунуться. Ну, прямо курорт какой-то, мысленно рассуждал он. Обязательно куплю приемник и буду таскать с собой, чтобы в следующий раз иметь музыкальное сопровождение… Да я спятил! Тьфу-тьфу-тьфу, ну его к такой-то матери этот следующий раз!

– Господи, если ты есть, и, если еще захочешь так со мной пошутить, лучше сразу убей, – скощунствовал он и горько усмехнулся.

Завершая путь по небу, дневное светило коснулось подёрнутого узенькой полоской облаков горизонта. Воздух заметно посвежел, и Алекс поспешил надеть брюки и майку. Как всегда на море, темнота стремительно вступала в свои права. Пришло время перекусить на сон грядущий. В своё вечернее меню капитан включил галету и маленький кусочек ветчины. Всё это было им тщательно прожёвано и запито двумя скромными глоточками сока. Однако, если до утра не найдут, надо будет что-то придумывать с едой и питьём, решил он, перед тем как устроиться на боковую.

Всю ночь донимали его кошмары: то недавний бой с американцами; то борьба с волнами; то еще хуже – бочка с пивом и сочной молодой продавщицей, только вот очередь к бочке, на первый взгляд небольшая, всё никак не заканчивалась. Проснулся Алекс в холодном поту и с пересохшими губами, когда в иллюминаторе спасательной камеры начал вырисовываться рассвет. Он умылся и хотел, было, почистить зубы – хотя бы пальцем, но, попав в рот, соленая вода вызвала приступ тошноты.

Капитан отплевался и, повалившись на бок, впал в раздумья.

Пресная вода. Как мало внимания обращает на неё человек средних широт, с самого рождения привыкнув к ее изобилию. Но где взять ее, оказавшись посреди океана? Что делать, чтобы обеспечить себя хотя бы минимальным количеством влаги? На первый взгляд ситуация могла бы показаться безвыходной. Но из курса по выживанию в экстремальных условиях Алекс знал, что воду можно раздобыть и в Сахаре. Для этого есть множество способов, а на каком остановиться – дело ситуации, вкуса, смекалки и подручных средств. Средств оказалось не много – личный нож и содержимое ремнабора: шило, пассатижи, моток металлической проволоки, катушка с капроновой нитью и игла. Оценив свои возможности, Алекс решил соорудить простейший опреснитель. Из поддона от сухого пайка при помощи ножа и шила сделал некое подобие банки. Банка получилась небольшой, но огромных размеров и не требовалось. Алекс набрал в неё забортной воды и аккуратно поместил в изготовленный из полиэтиленовой упаковки от сухпая пакет. После того, как пакет был завязан узлом, оставалось лишь ждать, пока в нём соберётся опреснённая жидкость. Как обещал инструктор курса выживания, солёная вода из банки под воздействием температуры окружающего воздуха будет испаряться, а водные пары – конденсироваться на внутренней поверхности полиэтилена.

К моменту, когда Алекс закончил возиться с опреснителем, окончательно рассвело. День обещал быть чудесным. С синего безоблачного неба утреннее солнце посылало яркие лучи. Тысячами искр они сверкали, отражаясь от океана.

– Ну, с водой разобрались! – удовлетворенно констатировал Алекс. – А кушать чего изволите?

Голод его если и пугал, то пока не сильно. В памяти твердо запечатлелись наставления инструктора: «Не бойтесь голода. Если не совершать лишних движений и оставаться на месте, можно легко продержаться без пищи дней двадцать. После сытой жизни двадцать дней даже абсолютной голодовки при отсутствии тяжелой работы пойдут вам только на пользу. Главное – не зацикливаться на мыслях о еде! Думайте о чем угодно: о первой любви; о мире во всем мире и прочей ерунде, но ни в коем случае о жратве. Это если собираетесь сидеть на месте. Если же идти, можно выдержать около шести дней. Некоторые любители острых ощущений специально устраивали „голодные походы“, чтобы не таскать с собой лишний груз и не тратить время на возню со стряпней, и всё у них завершалось благополучно. За шесть голодных дней нормальный мужик в состоянии преодолеть километров двести. Мало сейчас на Земле мест, где этого не достаточно, чтобы выйти к жилью».

Инструктор, конечно, был прав, и ненаселенных мест почти не осталось. Беда в том, что огромный океан как раз одно из них, и в нем порой, ох, как не просто добраться до суши не то, что за шесть, а и за все двадцать дней. Особенно, если не имеешь возможности двигаться в нужном направлении, а предоставлен прихоти волн и ветра. Рассказывал инструктор и о том, что при отказе от еды чувство голода присутствует только первые три дня, потом пропадает и появляется опять после двадцати дней голодовки. Его повторное появление свидетельствует о начальных стадиях дистрофии. Если продолжать голодать дальше, в организме возникнут необратимые изменения, которые, в конце концов, приведут к больничной койке на долгие годы, а в наихудшем случае – к смерти. Умирать Алекс не собирался, становиться калекой – тем более.

– Или я не рыбак? – спросил себя капитан и начал мастерить нехитрое приспособление для рыбной ловли.

Рыбалку Алекс полюбил с детства. Всё началось с того, что отец за компанию позвал его на реку. Сашка согласился. Разбуженный на рассвете, заспанный он с трудом вылез из-под теплого одеяла, наскоро позавтракал, получил из рук родителя удочку и вяло побрел к реке, искренне не понимая, зачем тащиться туда в такую рань. Тихо подобравшись к прикормленной с вечера заводи, рыбаки насадили наживку и забросили удочки. Светало. Стоя у воды и наблюдая за поплавком, Саша ждал, когда же, наконец, тот скроется под водой, и можно будет вытаскивать рыбу. Прошло уже целых полчаса, а поплавок даже не шелохнулся. Обещанный отцом клев всё никак не начинался, и постепенно Сашка потерял всякий интерес к этому нудному занятию – рыбалке. Несмотря на уверения отца, что новичкам обычно везет и надо немного подождать, он положил удилище на рогатину и отправился собирать дрова для костра. Когда огонь разгорелся, к костру подошел отец и на вопрос сына «ну, как?» только развел руками. Они немного перекусили, заварили чай, отец закурил и с байками и шутками стал рассказывать о премудростях рыбацкой науки. Изредка он отходил от костра, чтобы вынуть из воды крючок с нетронутой наживкой и еще раз убедиться, что рыба не клюет. Костер прогорел, утреннее солнце ощутимо припекало, и Сашка предложил сходить искупаться на дальний плёс, раз уж рыба всё равно не клюет. Предложение было одобрено. Когда они подошли воде, чтобы собрать снасти, Саша с удивлением обнаружил, что его поплавок куда-то исчез. Наверное, зацепился, догадался он, снял удочку с рогатины и принялся тянуть леску на себя. Зацеп оказался «мертвым». Сашка дернул что есть силы, и тут произошло что-то странное: леска сперва подалась в сторону рыбака и провисла, как будто оторвался крючок, а потом, вдруг, натянулась и зазвенела как струна. Саша почувствовал, как кто-то неимоверно сильный пытается вырвать удилище из его рук. Этот неизвестный кто-то заходил под водой из стороны в сторону, сгибая удочку в дугу, грозя вот-вот оборвать леску. Сашка судорожно сжал рукоятку удилища, борясь с желанием бросить его в воду. Подбежал отец, и это прибавило молодому рыбаку уверенности. После продолжительной борьбы он смог-таки совладать с обитателем подводного мира и вытащил его на берег. Его первому рыбацкому трофею позавидовал бы и самый опытный рыболов: в траве, тяжело двигая жабрами, величественно возлежал, похожий на большой блин, красавец лещ. И не стоит удивляться тому, что на следующее утро неохотно вылезал из-под теплого одеяла уже не Сашка, а его отец, подгоняемый нетерпеливыми возгласами сына.

С тех пор Алекс побывал на разных водоемах, но рыбачить на море ему не доводилось, и вот представился случай, который грех упускать. Конечно, вероятность успешной ловли в незнакомых условиях невелика, но обострившиеся инстинкты подсказывали капитану, что нужно постоянно занимать себя каким-нибудь делом и поменьше думать о своём критическом положении, относиться к нему как к чему-то естественному, чтобы, не дай бог, не запаниковать.