Золотой иероглиф

Акира извлек откуда-то свою визитку и, надписав на ней номер, по которому, как я понял, его можно найти в городе, протянул карточку мне. Я взял ее и сказал Сэйго:

– Переведи, пожалуйста, Мотояме-сан, что я эти часы сейчас не возьму, так как у меня нет полной уверенности в том, что они принадлежат нам… И хотелось бы договориться о том, чтобы забрать их попозже, например, завтра, когда я приду вместе с женой.

Сэйго перевел. Если «господин самурай» и был чем-то недоволен, то не подал виду. Он кивнул и убрал часы со стола. Такэути не преминул заметить, что я поступил не очень деликатно, хотя, в общем, резонно. Но мне плевать было на восточные церемонии.

Аудиенция подошла к завершению, я свистнул «молнией» органайзера, чтобы положить туда визитку Акиры. И вот тут – как подобное назвать, не знаю, но факт остается фактом – из его недр прямо на столик выскочил омамори и с глухим стуком покатился прямо под нос господину Мотояме.

Пожалуй, никто на его месте не смог бы проигнорировать подобный случай. Мотояма так и вытаращился на амулет. Такэути, похоже, заинтересовался не меньше. Но деликатностью моих собеседников бог не обидел. Мотояма, взглянув на меня, произнес несколько слов.

– Мы просим разрешения взглянуть на эту вещь, – сказал Сэйго.

Как отказать? Под каким соусом? Тем более, что за погляд, как мне приходилось слышать, денег не берут…

– Ты знаешь, что это такое? – спросили меня чуть погодя.

– Да, – ответил я. – Это японский амулет.

– И ты в курсе, что на нем написано?

– Да, мне перевели. «Храни меня»… Как там ее, забыл… И, видимо, фамилия обладателя – «Дзётиин Тамоцу».

– Дзётиин, – с каким-то странным выражением повторил Мотояма. И произнес довольно продолжительную фразу.

– У тебя в руках, Андрей, действительно самурайский омамори – талисман-оберег, служащий одновременно и контейнером для хранения каких-либо личных ценностей. Дело не в том, что этот талисман стоит больших денег – скорее всего, нет, но для истории Японии он очень ценен: фамилия Дзётиин – почти легенда. Первое упоминание о нейотносится еще к тринадцатому веку. О многих представителях этого самурайского рода есть сведения в летописях разных времен. Судя по начертанию иероглифов и историческим данным о человеке по имени Тамоцу, этот омамори можно датировать эрами от Кэйтё до Канъэй по японскому календарю… То есть, примерно, первой половиной семнадцатого века.

Мотояма покрутил трубку в руках и что-то спросил. Удивительно резким тоном.

– Мотояма-сан спрашивает, что находилось внутри?

Что ответить? Может быть, соврать?.. Стоп, а с чего он решил, что я должен об этом знать?

– Я не вскрывал этот футляр, – решил ответить я.

– Но на нем есть следы вскрытия, – сказали мне. – И притом непрофессионального.

– Мне ничего не известно о том, вскрывали его или нет, – сказал я. – В таком виде он мне и достался.

– Достался? Каким образом?

– От отца, – неохотно решил сказать я правду.

– Не в курсе ли ты, Андрей, ему подарили эту вещь? Или он где-то ее купил?

– Нет. Она ему досталась вроде как по наследству.

Тут Мотояма, услышав перевод, выпучил глаза еще сильнее, чем даже в тот момент, когда увидел подкатившийся к нему омамори.

И смотрел он на меня. Очень внимательно.

– Что значит «по наследству»?

– Я недавно разговаривал с отцом, – произнес я. – И отец сказал мне, что получил ее от своего отца, моего деда, с которым у него были очень непростые отношения.

Мне показалось, что Мотояма очень удивился моим словам. Такэути, видимо, тоже.

– Ваш дед, случайно, не бывал на Дальнем Востоке?

– Ну, отец мой родился в Хабаровском крае. Вероятно, и дед в это время был рядом. Но подробностей я не знаю.

Акира откинулся в кресле и внимательно посмотрел прямо в глаза Сэйго. Тот пожевал губами и опустил взгляд. Черт возьми, что-то сейчас происходило здесь. Но что?

Я услышал какое-то шевеление у двери номера. Обернулся. Мое движение заметили и Такэути с Мотоямой, потому что тоже посмотрели в ту сторону.

У двери стоял еще один японец, знакомый мне и, разумеется, моим собеседникам. Я его видел на презентации – этого человека звали Кэнро Кидзуми.

Кидзуми поправил очки в массивной черной оправе, коснувшись их указательным пальцем возле переносицы, и негромко что-то произнес.

Талисман лежал на столе, и вошедший, конечно, тоже увидел его. Но, если он и заинтересовался, то не подал вида.

– Ты можешь забрать этот омамори, – перевел Сэйго. – Скорее всего, эта вещь больше уже ничего не скажет.

Вот теперь аудиенция была действительно закончена.

– Ты знаешь, я всегда поражалась твоему легкомыслию, – сказала Таня, – но сейчас, по-моему, происходит обратное: ты видишь только мрачные аспекты всего дела. Посуди сам: что пока случилось? Абсолютно ничего. Ты ничего не видел, ничего не знаешь. Ничем никому не обязан.

– А часы?

– Но ведь ты их не взял? – с беспокойством спросила Таня.

– Если бы я их взял, то отдал бы их тебе…

– Иногда ты все-таки неплохо соображаешь, Маскаев. Если бы ты их взял, могло оказаться хуже. Доллары они тебе не предлагали опознать?

– Как бы я их опознал, интересно?

– Но ведь ты же переписал номера.

– Послушай, ты только что сказала, что я иногда неплохо соображаю. Ведь не такой же я болван, чтобы трезвонить об этом направо и налево. Достаточно того, что про это знает наш друг Виноградников.

Таня фыркнула.

– Завтра, говоришь, они нас ждут? – спросила она. – Вот и сходим.

…Этим же вечером у меня пискнул пейджер, что для субботы было явлением редким. Сообщение оказалось простым и коротким. «Жду сегодня. Л».

Я про себя выругался: ну не могла Ленка затосковать хотя бы позавчера, когда мы с Танькой еще спали по разным углам! Нет, строила из себя невесть что, самурайская душа!

Таня заметила, что я не в духе.

– Что-то опять случилось? – осведомилась она.

– Да нет, ничего…

– Могу точно сказать, что тебя выманивают из дома… Так, Маскаев-кот?

– Вот и не угадала…

– А ты злишься, что мы помирились, и тебе приходится играть в порядочность… Плут ты, Андрей. Да у тебя на физиономии все крупным шрифтом отпечатано… В принципе, если ты и пойдешь, сам ведь знаешь, мало что изменится. Просто мне известно, что когда в тебя вселяется злой дух, то хоть пояс невинности на тебя надевай – ничто не удержит.

Я невольно вздрогнул.

– Какой еще «дух»?

– Такой. Который тебя, как мартовского кота, таскает иной раз невесть в какие дырки, а потом ты злишься, и думаешь, какого черта это сделал… Верно ведь? Только сам себе ты никогда в этом не сознаешься.

– Да никуда я не собираюсь…

– Имей в виду, – произнесла Таня, – я тебя насильно удерживать не стану.

Вот и все. Несколько умело построенных фраз, и я уже знал, что никакая сила не заставит меня пойти к Ленке. Только заполночь, когда я уже начал засыпать после привычного раунда борьбы под одеялом, вдруг подумал, насколько все же бабы хитрее нас, мужиков, особенно если это касается дел интимных.

Но подумал без всякой досады и уж тем более, злости.

Глава VI

Господа японцы встретили нас в том же составе, в каком были вчера, и в точно такой же обстановке, какая имела место тогда в номере. Можно даже вообразить, что после моего вчерашнего визита и Такэути, и Мотояма не трогались с места и даже не переодевались: кимоно Акиры по-прежнему оставалась таким же угольно-черным и без единой складочки, а Сэйго, на первый взгляд, тоже не менял прикид, но вскоре я обратил внимание, что вместо «ливайсов» на нем теперь сидели «райфлы». Демократично, черт возьми…

Оба азиата показались мне то ли настороженными, то ли заинтригованными. Как показала беседа после представления им Тани и непременного чаепития, отцовский сувенир являлся вообще чем-то из ряда вон выходящим.

– Мотояма-сан убедительно просит узнать, кем и как был вскрыт талисман-омамори, – начал Такэути. – Дело в том, что мы, японцы, очень бережно относимся к истории своей страны и пользуемся любой возможностью, чтобы собрать сведения о выдающихся людях Японии, к которым, без сомнения, относятся и самураи рода Дзётиинов. Последний представитель этого рода, как узнал Мотояма-сан, когда звонил вчера в Токио, погиб во время второй мировой войны – он был летчиком. Из тех, что в конце войны получили нарицательное имя по названию одного из спецотрядов – «Камикадзе»… Пилоты-смертники вычеркивались из списков живущих еще до своей фактической гибели, но порой случалось, что они не погибали в действительности. Например, попадали в плен – японские самолеты иногда оказывали летчикам такую «услугу» – будучи легко подбитыми, те же «мицубиси» или «накадзима», вместо того, чтобы сгореть или сорваться в штопор, благополучно планировали и жестко приземлялись, оставляя пилотов в живых… Кроме того, – Сэйго слегка прищурился, – всем известно, что даже камикадзе мог в бою «потерять лицо», но об этом говорить не принято. И последнее. То, что омамори оказался в России, говорит о многом. Самурай, уходящий на заведомую смерть, передавал талисман за ненадобностью своему старшему сыну, либо он доставался тому по наследству. По-видимому, последний из Дзётиинов ушел на войну бездетным – следов этого рода в Японии нет. И теперь нам надо проследить путь талисмана в обратном направлении, от сегодняшнего дня до конца тридцатых. И в этом, Андрей, нам поможешь именно ты.

– Каким образом? – спросил я.

– Найдешь содержимое омамори. – Тон Мотоямы был весьма тверд. Сэйго бросил на него быстрый взгляд.

– Боюсь, что это будет трудновато, – сказал я. – Ведь даже мой отец говорил, что он не вскрывал трубку.

– Прискорбно, – последовала двусмысленная фраза. – Но Мотояма-сан настаивает, чтобы вы попытались найти содержимое. При этом, если вдруг придется совершить поездку, фирма ее оплатит, также как и дорожные расходы.

«Фирма оплатит»… Проклятье, похоже, дело идет к тому, что я чем дальше, тем сильнее рискую оказаться в кабале у мафиози.

– Кроме того, – продолжал переводить Такэути, – мы ведь тоже можем оказать вам услугу. Фирма должна помогать своим сотрудникам, и членам их семей – тоже. Так заведено на всех японских предприятиях, а «Токида-С» – на три четверти японская фирма… Послушайте, Таня: Маскаев-сан, наверное, говорил вам, что служба безопасности головного предприятия «Токида» нашла украденные у вас часы?.. Вот они, возьмите, пожалуйста…

С этими словами, которые, правда, произносил Сэйго, Акира поднес часы и с легким поклоном протянул их Тане. Таня взяла вещицу и стала внимательно ее рассматривать.

– Я, конечно, ценю заботу и внимание фирмы, – сказала она. – Но… Простите, это не мои часы.

Татьяна положила их на столик. Мотояма озадаченно уставился на Такэути, и когда тот перевел, у него глаза стали как у настоящего европейца.

– Но это ваши часы, Таня.

– Нет, уверяю вас, вы ошибаетесь. Это похожие часы, но не мои. У моих вот здесь, на корпусе, имелась ямка, вроде как раковина в металле. Браслетка здесь была чуть-чуть погнута… И стрелки совсем другие.

– Нет, это не могут быть не ваши часы. Возьмите их, они же принадлежат вам. Сверьте номер, наконец.

– Послушайте, господин… Мотояма. Господин Такэути. Мне не нужно сверять номер, тем более, что паспорт давно утерян. Я не могу взять не принадлежащую мне вещь. Пожалуйста, не просите меня об этом, я все равно не возьму эти часы.

Сказать, что японцы были озадачены, значило бы не сказать ничего. Но Акира не стал «терять лицо», как Остап Бендер, пытавшийся вручить гражданину Корейко украденные у того деньги. Он молча снял со стола часы и убрал их в тумбочку. Затем повернулся к нам, поклонился, явно ожидая, что мы очистим помещение.

Я, признаться, не знал, что и подумать. Неужели японцы пошли на такой дешевый трюк, не понимая той простой истины, что владелец всегда опознает свою вещь, особенно если владелец – женщина, а вещь – не столько прибор, показывающий время, сколько украшение? Или, выходит, Мотояма предлагал Тане взять именно ее часы?

Об этом я и спросил Таню сразу же, едва мы вышли на улицу. Она фыркнула:

– Послушай, ну ты точно ненормальный. Конечно же, это мои часы. Неужели я бы их не узнала?..

– Но почему ты так сделала?

– Знаешь, Андрей, когда ты мне говорил, что побаиваешься, я не очень-то верила, что тут дело нечисто. Уж очень все экзотично и как-то театрально: японцы, старинные талисманы… Но теперь я увидела этих людей воочию и понимаю: лучше держаться подальше. Ты очень зря сделал, что засветил свою трубку, ну и черт с ней. Главное – ты у них не остался в долгу.

– Может, ты и права… Но ведь они могли бы найти и все остальное… И часы теперь накрылись.

– Часы… Знаешь, как мне жалко эти часы? Но я устала жить в ожидании неприятностей. Неприятностей для тебя, в первую очередь. Надеюсь, Маскаев, ты оценил мою жертву?.. Так вот, твой завтрашний день начнется с того, что ты положишь Игорю заявление по собственному.

Я так и остолбенел.

– Это невозможно.

– Это возможно. И необходимо. И ты это сделаешь.

– Но работа! Где я буду работать? Где сейчас деньги платят? Или опять в Китай, с нуля?

– Устраивайся к нам в контору – шеф сказал, что ему зам по административно-хозяйственной части нужен. С опытом работы в снабжении. Оклад неплохой, побольше даже, чем у меня, а я и то не жалуюсь.

Я промолчал, собираясь с мыслями. Таньку понять было можно. Но устраиваться в их контору при заводе, чтобы носиться как дураку по городу, экспедируя не принадлежащие тебе материальные ценности? И плюс к тому постоянно видеться с Танькой – не только дома, но еще и там, в рабочее время?.. Да мы же из-за беспрерывного общения взвоем друг от друга через месяц – проходили ведь уже!

– Это Акира на тебя произвел такое впечатление? – спросил я.

– Своим шутовским видом? Нет, эту хламиду он для тебя надел. Но мне ужасно не понравились его глаза. Это убийца, Андрей. Я просто уверена в этом.

Я захотел усмехнуться, но почему-то не получилось.

И все же в понедельник я не стал увольняться из «Токиды-С», а решил отложить сей печальный акт на неделю. Причина была в том, что Игорь пригласил нас с Таней, а еще Сашку Попова и бухгалтершу Маришку Филиппову с мужем к себе на третью годовщину свадьбы. Дата казалась не особенно знаменательной, отметить мы ее должны были, что называется, «в узком кругу» – без родственников и тех приятелей, с кем Сорокины перестали поддерживать постоянные отношения. Словом, на дачу в поселок близ совхоза «Морской», или как он там сейчас называется, должны были приехать только представители руководящего звена фирмы (японцы, разумеется, не в счет), по возможности, с супругами. Мне очень не хотелось омрачать близкий праздник моего шефа и компаньона своим уходом из фирмы, и мы с Танькой после недолгих споров решили, что я уволюсь из фирмы после нашего возвращения в город.

Неделя прошла спокойно. Лишь однажды нас вызвал следователь, некий Константин Власьев, к которому перешло дело об ограблении нашей квартиры, но к показаниям, что мы дали в свое время Виноградникову, ни я, ни Таня ничего не добавили. Звонил мне и Панайотов, интересовался, нет ли чего нового. Я сказал, что нет.

Уехали восвояси Токида и Кидзуми; до Владивостока с ними отправился Сэйго, чтобы помочь соотечественникам, не знающим русского языка и плохо знакомым с русскими обычаями. Но Мотояма, как сказал мне Такэути в приватной беседе перед своим отъездом, почему-то отложил возвращение домой. Впрочем, приглашения в гостиницу от Акиры я больше не получал, не посещал он и офис, а поскольку в конторе у нас теперь должен был торчать японец, очень неплохо знающий русский язык, то и Лена оставалась не при делах; в офисе «Токиды-С» делать ей теперь было нечего. Да это, наверное, и к лучшему: после того, как я проигнорировал ее пламенный призыв, она, зайдя к нам на работу в понедельник, вообще не обратила на меня внимания. Ну что ж, твое дело…

Документ, извлеченный из трубки, я не торопился никому показывать, да и Таню попросил не распространяться (она, разумеется, только фыркнула). И когда в четверг приглашенный из сервисного центра мастер наконец-то наладил копировальный аппарат в нашем офисе, я потащил документ на работу, чтобы снять с него ксерокопию.

Ксерокс (вернее, если быть точным, копировальный аппарат фирмы «Кэнон»), что стоял в кабинете генерального, был одним из самых простых и дешевых, а следовательно, капризным. Он часто жевал бумагу и порой почему-то жадничал насчет тонера – копии то и дело без видимых причин получались бледными. Я спросил разрешения снять несколько копий, и Сорокин буркнул: «Валяй».

На этот раз мне повезло: я с первого же захода сделал пару приемлемых отпечатков. Правда, третий, и без того, как я заметил, пропечатанный не более чем наполовину, заело в недрах коварного агрегата. Я собрался его выковырять, но меня по какому-то срочному делу отвлекла бухгалтерша, а потом позвонил из цеха Попов, у которого возникли проблемы. Цех располагался не слишком близко от офиса, я съездил туда на тачке Игоря, а когда вернулся, генеральный уже наладил «кэнон» и вовсю штамповал какие-то бланки – в кабинете жутко воняло озоном.

Я получил устный выговор за то, что чуть было снова не загубил нежную технику, размножая бумаги, не относящиеся непосредственно к работе. В оправдание я мог сказать только то, что господин Сорокин еще не удосужился установить копировальные аппараты непосредственно в квартирах сотрудников фирмы. Игорь беззлобно ворчал, а я чувствовал себя не очень уютно, поскольку работать мне с ним в ближайшем времени уже не придется.

Я не хотел держать документ дома, поэтому отдал оригинал Таньке, чтобы она спрятала его у себя на работе, а копии, коль скоро в понедельник придет время увольняться, унес домой.

Если честно, мне иногда начинало казаться, что вся эта моя возня вокруг документа не стоит нервов. Тем более, что Мотояма больше мне не звонил и не требовал, чтобы я немедленно отправлялся на поиски содержимого омамори, принадлежавшего неведомым мне самураям из рода Дзётиинов.

Суббота выдалась солнечной, даже для июня день казался жарковатым. Ясная, теплая погода стояла всю неделю, вода в Оби наконец-то нагрелась до приемлемой температуры, и теперь, переезжая реку по Октябрьскому мосту, можно было видеть, что с каждым днем все больше пляжников вылезает на песчаный берег для принятия водно-солнечных процедур. Значит, в воскресенье днем можно будет устроить продолжение пикника на пляже.

Мы с Сашей Поповым помогли Игорю затариться, хотя сейчас этот процесс происходил куда быстрее и проще, нежели в прежние годы – достаточно оказалось объехать на Сорокинской «тойоте» пару магазинов, чтобы набить багажник пивом, водкой и всяческими закусками… Приятнее, проще и… Скучнее.

Впрочем, Игорь не хотел гнать на дачу машину. Их поселок на левом берегу Обского моря находится не так уж близко от города. К тому же отвратительная дорога, по которой гнать «карину», да еще с пятью взрослыми людьми – только гробить подвеску и кузов… Да, именно с пятью. У Маришки заболел ребенок, а посему чета Филипповых извинилась перед нами, что вот, выдалась такая незадача.

Словом, план относительно транспорта не изменился. Мы договорились встретиться на площади Маркса около половины четвертого с закупленными продуктами и сесть на автобус.

Мы с Таней подошли к остановке, когда Игорь и Ирина уже стояли там; возможно, мы прибыли бы и пораньше, но пришлось долго договариваться с соседями (в частности, со Змеей Особо Ядовитой), дабы те присматривали за нашей хатой и, в случае чего, немедленно звонили прямо в райотдел.

– Санек что-то задерживается, – заметил Игорь.

– Наверное, от своих игрушек оторваться не может… – скривив губы, произнесла Ира. Почему-то женщины часто относят увлечение компьютерами к тому же реестру мужских смертных грехов, куда включены алкоголизм, занятия опасными видами спорта, порнография и прочие хобби.

– Вон он, – сказала Таня. – И не один, с подругой какой-то…

Я пригляделся, и мне вдруг показалось, что я проглотил крупную глыбу льда: холодную, колючую и тяжелую. Сашка действительно шел с подругой. И с какой! Рядом с ним, потряхивая тяжелой гривой черных волос и сверкая голыми ногами, шагала Лена Кирюшина, облаченная в высоко обрезанные шорты и блузку-псевдоматроску. Вот это номер! Интересно, почему этот кретин даже не предупредил о том, что возьмет Лену с собой?..

Парочка подошла, мы поздоровались. Таня и Ира не были лично знакомы с нашей переводчицей, хотя и слышали краем уха о ней, поэтому пришлось выдержать небольшую церемонию.

У меня была слабая надежда, что Ленка притащилась лишь для того, чтобы проводить новоявленного приятеля. Но это, конечно, оказалось не так.

– Игорь, ты же не будешь против, если мы поедем к тебе вдвоем? – заговорщицки подмигнув, спросил Саша.

– Пожалуйста, места для всех хватит, – ответил Сорокин. И взглянул на меня. – Девушки, нам с Саней быстро поговорить надо…

Тут и я подмигнул Игорю.

– Да, Андрей, тоже подойди на секундочку. Время есть еще.

– Мужские секреты, – услышал я Ленкину реплику. Черт возьми, с какой целью она навязалась к нам?

– Саня, послушай, – начал Игорь, когда мы отошли в сторону. – Ты мог хоть бы сказать, что придешь не один?

– Ну, не люблю я быть пятым лишним…

– Саня, Саня, ведь там полно баб, кому вставить можно.

– Ну, видишь, у нас с ней что-то наклевывается…

– Болван, – влез я. – Ты же отлично знаешь, у кого я завис после презентации. Мог бы подумать о том, каково мне будет в одной компании с женой и любовницей? Причем Ленка на меня злится – она меня в ту субботу приглашала к себе на пару палок чая, а я не пришел.

– Как – в ту субботу? Она разве… – Саша вдруг замолчал.

– Вот так, – мстительно произнес я. – На пейджер пришло от нее сообщение. «Жду, раздвинув ноги».

– Че, правда, что ли? – опешил Саша.

– Конечно, нет. Но приглашение было.

Сашка, похоже, слегка расстроился. Еще бы! Видно, он вообразил, глядючи на нас с Ленкой, что наше с ней дело дальше не пойдет, а потому сам решил приударить за ней… А она, не иначе, авансы ему уже кидала еще и на той неделе. Ничего, пусть теперь попереживает, маньяк виртуальный.

Вопреки моим мрачным предчувствиям, ничего плохого на протяжении всего остатка субботы не случилось. Было довольно весело. Водка, пиво и вино явно уродились в этот вечер – настроение напитки поднимали, не бросая никого в депрессию или агрессивность, как это иногда, что греха таить, случается.

Дача Сорокина оказалась довольно старой, еще его родители в своей молодости пытались тут построить высокий двух– или даже трехэтажный дом, но вместо этого получилось одноэтажное, словно бы расплющенное по всему участку, многокомнатное сооружение с четырехскатной крышей. Подобная архитектура, несмотря на отдельные недостатки, имела и определенные удобства: в ту же баню, например, не нужно было идти через двор – она оказалась очень органично встроенной прямо в «тело» дома.

Когда застолье пошло к концу, а выпивки еще оставалось порядочно, все, разумеется, высказались за то, чтобы устроить баню. К счастью, дело оказалось довольно простым, если не считать того, что поначалу дым никак не хотел идти в трубу, норовя заполнить тесное помещение бани и распространиться по всем комнатам.

Алкоголь делал свое дело – женщины потребовали дискотеку. Игорь включил музыку.

Нам, мужикам танцевать, конечно, не шибко хотелось – не школьники, чай… И, уважив своих половин в этом плане лишь единожды, мы с Игорем уселись на диван, закурили и стали обсуждать дела фирмы, близкие и понятные нам обоим…

Зато Сашка и Ленка все топтались в обнимку по кругу, даже, по-моему, когда музыка была не та. Но Попов нагрузился сильнее обычного и потому скоро плюхнулся на диван, оставив партнершу в одиночестве. Судя по тому, как он присосался к бутылке кока-колы, даже такие медленные танцы его малость притомили.

А Кирюшина была сегодня в ударе. И по части застолья, да и общую беседу она поддерживала как надо. По-моему, даже Танька, то ли инстинктивно, то ли еще почему поначалу сторонившаяся ее, с течением времени стала разговаривать с Ленкой чуть ли не дружеским тоном, хотя, может, причиной тому был излишний алкоголь. И танцевать Лена первой выскочила, а сейчас ей хотелось продолжения немедленно. Но Сашка скис, не стоило ему налегать на белую, да еще пивком придавливать.

Мы с Игорем продолжали беседовать, у Таньки с Иркой разговор что-то не шел, обе вяло обсуждали эстрадных певиц, вернее, критиковали оных.

И неожиданно я услышал:

– Андрей, может, ты не откажешься потанцевать со мной?

Спрашивала Ленка. Ну, с ней я, возможно, и потанцевал бы, но не сейчас же, конечно…

– Нет, извини, – сказал я. – Что-то не танцевальное у меня сегодня настроение.