Когда рушится мир

Любомир шел по городку, ощущая кожей выстрелы взглядов, что били в него каждые несколько минут. Но, зачастую, он не мог даже понять, кто стреляет и откуда. Просто ощущал, и все. И еще он понял одну странную вещь. Собаки и люди тут жили в какой-то странной гармонии. Они как будто неохотно признавали право друг друга на существование. Но вот на Любомира это право не распространялось, потому что он был чужаком. Это второй лейтенант понимал по тому, как, то одна, то другая псина вела его, словно агент наружки, упорно делая вид, что он ей совершенно не интересен. А на следующем перекрестке его подхватывал уже другой пес, который вел себя точно так же. Прочих людей он лениво огибал по дуге, но агрессии не выказывал, как будто соблюдая какую-то давнюю договоренность.

На небольшой площади Любомир внезапно остановился, как вкопанный. Поперек улицы, куда он хотел пройти, расположился десяток собак, которые внимательно смотрели прямо на него. Они стояли, слегка приподняв верхнюю губу и обнажив клыки. Негромкое рычание Любомир скорее ощутил, чем услышал. Туда идти нельзя, таков был посыл. Он свернул направо, на соседнюю улицу, и тут же заскочил в дверь небольшого, некогда кокетливого особнячка. Собственно, это был единственный путь. Либо вперед, на ту улицу, либо направо, либо назад. Но он не сомневался, что сзади идет точно такая же стая, что встретила его здесь. Ему все это не нравилось, сильно не нравилось. Он заклинил дверь деревянным дрыном, что валялся тут же, видимо, именно для этих целей, и поднялся наверх. Новое чувство, что стало просыпаться в нем, било в набат. Любомир только сейчас понял, что он обливается потом, а сердце колотится, как ненормальное. Да что с ним такое? Внезапное озарение заставило его сбросить рюкзак и достать тепловизор. Любомир чуть увеличил чувствительность в ущерб качеству картинки, но уже все стало ясно. Если бы он не зашел в эту дверь, то это для него стало бы концом командировки. Его тупо и примитивно загнали в засаду, где ждал еще десяток псов. Только десяток этот прятался за выбитыми витринами двух следующих домов, которые он прекрасно видел теперь из окна своего убежища. Любомир привалился к стене, выравнивая дыхание. Вот тут как сейчас! Однако! Выследили и загнали, как оленя. Прямо в засаду, на узкую улочку, где псу достаточно одного прыжка, чтобы повиснуть на руке. Он не успел бы даже достать игломет, с тяжеленной-то собакой на руке.

– Надо учиться! – сказал он себе. – Учись второй лейтенант, майором станешь. И на имперскую пенсию будешь жить припеваючи!

Он оборвал себя. Тут его подзаборные шавки чуть не сожрали, а он уже о пенсии думает. Размечтался! А это что??? Тепловизор явно показывал присутствие живого тела в том же здании, где сейчас находился Любомир. И это тело это было полностью неподвижным, что вызывало настороженность. Не сидит ли кто в засаде? Только не собака, посерьезней хищник, двуногий.

Любомир пошел по дому, держа тепловизор в одной руке, а игломет в другой. Переставил на пятиминутный паралич, пока достаточно. Убивать без причины не хотелось. Если понадобится, с парализованным человеком можно все что угодно сделать. Судя по картинке, до человека оставалось ярдов десять. Любомир спрятал тепловизор в рюкзак, и положил его у стены, стараясь не шуметь. Делал он это скорее рефлекторно, практического смысла это не имело вовсе. Человек прекрасно знал о его присутствии.

– Ладно, выходи! Я знаю, что ты тут! – громко крикнул Любомир. – Не трону, обещаю!

Ответа, естественно, не было. Как никого не было и в комнатах, заставленных некогда весьма недешевой мебелью. Любомир прошел вперед-назад, стараясь не удаляться от рюкзака. Судя по картинке тепловизора, источник излучения находился буквально в паре шагов, но он его не видел, и все тут.

– Да где же ты? Вот напасть! Выходи, говорю! Хуже будет!

Угрозы тоже не возымели действия, и лейтенант уже начал думать, что это пятно на экране ему почудилось. Красивые резные панели, украшавшие стены, привлекли его внимание. Любомир аккуратно постучал в одну из них и сказал:

– Тук-тук! Вот ты где! Выходи!

Панель отъехала вбок, и небольшая юркая фигурка с немыслимой скоростью метнулась к выходу. Любомир, будучи отменным стрелком, едва успел среагировать. Игла прилетела беглецу в ногу, и он через пять шагов грохнулся на спину, сверля ненавидящим взглядом приближающегося парня. Мальчишка лет шестнадцати, изможденный донельзя, изрядно пованивал. Судя по всему, это был естественный запах нынешних горожан, ведь вода закончилась тут сразу и навсегда.

– Чего убегал? – лениво спросил Любомир. – Я же сказал, что не трону.

Тот молчал, и по-прежнему сверлил словена взглядом. Любомир не выдержал.

– Слушай, парень, это армейский игломет. Я мог тебя убить, но вместо этого парализовал на пять минут. Говорить ты можешь, препарат блокирует только спинной мозг и его нервные окончания. Если будешь молчать, то сброшу вниз, там стая собак ждет. Говорить будешь?

– Кто ты такой? – выплюнул пацан. – Что тебе надо? Я тебя не трогал.

– Не трогал, – согласился Любомир, обыскивая мальчишку. – Но мог и тронуть. А я этого ужасно не люблю. Вот какой ножик у тебя. О, и заточка еще есть. И шило зачем-то. Видишь, какой ты опасный парень.

– Это мой дом, я тут живу. Ты чего сюда приперся? Тебе пустых домов мало? – мальчишка был сама любезность.

– Да я сюда случайно зашел, – примирительно сказал Любомир. – Меня собаки загнали.

– А, – протянул пацан, – это они могут. Ты чужак, поэтому тебя и вели. У них несколько мест есть, для засады очень удобных. Туда только такие, как ты, и ходят. Местные на эти улицы в жизни не сунутся.

– А вас почему не трогают? – полюбопытствовал лейтенант.

– Трогают, и еще как, – пожал плечами парень. – Но в последнюю очередь, они наш запах знают. Каждого, кто еще в городе остался. Так-то обычно стараемся расходиться, но если они сильно голодные, то лучше переждать где-нибудь. Тогда выходить опасно.

– А как ты узнаешь, что опасно? – изумился Любомир.

– Да они не так смотреть начинают, зубы иначе скалят, не как обычно. В общем, это нельзя объяснить, это чувствовать надо. Поживешь с ними рядом, поймешь.

– А почему они вас не сожрали еще? – удивленно спросил Любомир.

– Так мы же их тоже убивать можем, – удивился паренек. – И они об этом знают, они же умные. Тут поначалу так и было. Ад кромешный. Мы собак убивали налево и направо, а они нас. Ну и жрали друг друга, конечно же. Еда ведь и вовсе исчезла. А потом вроде потише стало. Ты пса не трогаешь, а он тебя. Как-то само собой получилось. Старика вот на улице сразу разорвут, или раненого, или чужака, такого как ты. А мы вроде ничего, живем…

– С ума сойти! – покрутил в изумлении головой Любомир.

– Да кто ты такой? – вновь спросил мальчишка. – Морда сытая, щетина ни о чем, голова стриженная, про собак ничего не знаешь. Игломет у тебя модный, тут такого ни у кого нет. Тут и к двухстволкам-то мало у кого патроны остались. Даже снарядить старые гильзы нечем. А если к армейским ружьям патроны есть, так это прямо целый князь, а не человек. Любая баба его, только пальцем помани.

– Тебе не надо знать, кто я, – со значением произнес Любомир, матерясь про себя последними словами. Он сыпался просто на каждом шагу. – Ты у меня еще имеешь шанс из окна полететь, прямо к твоим собачкам ненаглядным. Знаешь, что с тобой будет?

– Сожрут! – паренек нервно сглотнул. – Раненых и больных они сразу рвут. Они законная добыча. Это все знают. Хочешь умереть быстро, заболей и выйди на улицу.

Парень ощутимо занервничал и попытался пошевелиться. Паралич отходил, но пока медленно. Шансов убежать не было.

– Не советую, – сказал ему Любомир. – Еще иглу влеплю, на час паралича. Дверь открою настежь и уйду. И тут уже, как тебе повезет. Не будешь дурить? Мне тебя убивать, в общем-то, без надобности. Поговорим и разойдемся.

– Ну, говори, – резонно заявил парнишка.

– Зовут как? – спросил лейтенант. Он, все-таки, от греха подальше стянул ему пластиковыми хомутами кисти и стопы.

– Зигги, – коротко ответил пацан.

– Как ты выживаешь тут, чем питаешься? Тут же еды быть не может.

– А тебе зачем? Еда моя нужна? Да хрен тебе! – зло ответил Зигги.

– Да жри ты ее сам, – ответил Любомир. Он демонстративно достал банку тушенки, вскрыл и начал с аппетитом есть, игнорируя молящие глаза мальчишки. Тот явно давился слюной, но молчал. Лейтенант доел банку, закинул ее в угол и уставился на пацана, который чуть не потерял сознание от давно забытого запаха.

– Ты продовольственный склад занычил, что ли? – выдавил из себя Зигги. – Понятно теперь, почему ты гладкий такой, как будто ДО. Сука! Ненавижу! Сколько людей из-за тебя с голоду умерло!

– Где взял тушняк, тебя не касается. Если расскажешь мне все, что хочу знать, дам тебе такую же банку. Клянусь!

– А что ты хочешь знать? – спросил его Зигги. – Цена серьезная. Тут и за меньшее убивают.

– Да с самого начала рассказывай, все, что вспомнишь.

Глава третья

1 день катастрофы.

– Зигфрид, мальчик мой, иди завтракать! – звонкий мелодичный голос мамы Зигги услышал даже у себя в спальне. Вставать было лень, но школу-то никто не отменял. Выпускной класс, как-никак, расслабляться нельзя. Ночью был какой-то грохот, но он снова крепко уснул, подумав, что это гроза. Хотя, гроза осенью…

Протирая глаза, Зигги спустился вниз по лестнице, привычно постукивая по резным панелям на стенах. Дом строил еще прапрадед, он был красивым, но таким старым! Одни эти дубовые панели чего стоят.

Зигги спустился в столовую и сел за стол. Мама выглядела непривычно хмурой и задумчивой. Отца вызвали в часть, и он все еще не вернулся. Военная служба, она такая. Даже в законный отпуск могут выдернуть на службу. Завтрак оказался странно скудным, и Зигги выразил свое удивление недовольной гримасой.

– Мальчик мой, во всем городе нет света и воды, – растерянно сказала мама. – На электростанции случился пожар, и никто ничего не может понять. Ты съешь пока бутерброд. Надеюсь, все починят, и я смогу приготовить обед к твоему возвращению.

Зигги наскоро забросил в себя бутерброды и выскочил из дома. На улице было непривычно много народу. И если раньше в это время люди шли в сторону работы, выражая озабоченность своими серьезными физиономиями, то теперь движение выглядело хаотичным, а на лицах читалось выражение крайней растерянности. Около продуктовых магазинов толпились люди, что было крайне странно для этого времени, уж слишком рано.

Зигги, раскрыв рот, вертел головой по сторонам. Ничего подобного он еще не видел. Так мальчишка дошел до самой школы, где его ждал сюрприз. Света не было и тут, и половины учителей не было тоже. И даже господин директор, которого ученики боялись как огня, ходил по коридорам с потерянным видом, как будто что-то знал, но боялся сказать.

Уроки все не начинались, и это было впервые на памяти детей. Наконец, господин директор лично зашел в их класс и произнес дрогнувшим голосом:

– Дети, сегодня занятий не будет. Вы можете идти домой. Ждите сообщений.

Школьники веселой стайкой высыпали из школы, обсуждая счастливый поворот судьбы. Ну, надо же, с занятий отпустили. Кто-то пошел гулять, а Зигги пошел прямо домой, ему жутко не понравилось то, что он увидел по дороге. В воздухе витало какое-то непривычное напряжение. Маленький городок, в котором всегда все было тихо и спокойно, буквально бурлил. Слухи один нелепее другого передавались из уст в уста. Мэр тоже ничего не знал. Он растерянно разводил пухлыми ручками, обещал во всем разобраться и все решить. И вообще, пусть все идут по домам, скоро его величество выступит с заявлением. Кого-то это успокаивало, но таких оказалось совсем немного. Слишком уж странным все это выглядело. Зигги зашел домой, где за столом сидел бледный осунувшийся отец, голова которого была перевязана бинтом.

– Папа, что с тобой? – спросил Зигги и внезапно брякнул: – А нас с занятий отпустили!

– Садись, Зигфрид, – сказал отец. – И слушай. Твое детство закончилось, и школа закончилась. И прежняя жизнь закончилась тоже. Переодевайся как в поход, мы уезжаем. Немедленно.

– Папа, что случилось? И что у тебя с головой?

– Случилась война, и мы ее уже проиграли. А с головой у меня рана. Я ответил на твои вопросы? Чтобы через три минуты был в машине. Мама уже спускается.

Зигги бегом забежал к себе в комнату и начал переодеваться. Тон отца не оставлял ни малейших сомнений. Он надел утепленный комбинезон, тяжелые ботинки и куртку с капюшоном. Подумав, надел пояс, в кармашках которого лежало огниво, зажигалка, лупа и прочая мелочь. Отец же сказал, что одеваться как в поход, значит, пояс нужен. Он застегнул молнию и спустился вниз, прыгая через ступеньку.

Машина уже стояла внизу, а папа и мама сидели на передних сидениях и явно нервничали. Улицы были запружены народом, и выбраться из города оказалось непросто. Минут через двадцать они все-таки выбрались на загородную дорогу, где ехало подозрительно много машин, которые тянулись на север, к границе с Лотианом. Тут всего-то час езды, рукой подать. Королевство-то было совсем небольшим. На самом крупном из Туманных островов разместилась россыпь мелких государств. На юге был Кент, населенный потомками ютов, и Корнуолл, где жили потомки древнего племени, так и не поддавшегося свирепым захватчикам. На западе – Мерсия, населенная родственными саксами. Еще дальше на запад – Уэльс, где жили потомки бриттов, отстоявших свою независимость. На севере располагалась Скоттия и Лотиан, где обитали потомки некогда свирепых пиктов. Поэтому королевство Ингланд, занимающее восток острова, было маленьким, и за час-другой из него можно доехать в соседнюю страну, благо и границ-то никаких не имелось.

– Слушайте меня внимательно, – короткими, рублеными фразами говорил отец. – Времени очень мало. Наш король совершил страшную ошибку, и теперь император решил нас покарать. Армии больше нет, света, воды и денег нет тоже. Что тут сейчас начнется, я даже боюсь себе представить. Если мы не сможем уйти, или кто-то из нас погибнет, то запомните, код от сейфа – мой день рождения, я его изменил сегодня. В подвале я зарыл ящики с консервами. Я их вытащил из горящего склада в своей части. Они не на полках, они зарыты в землю. Найдете. В сейфе есть пистолет и патроны. Их немного. Еще там лежат деньги, их нужно потратить сразу, и только на продукты. Все это я оставил на случай, если вы не сможете уйти.

– Вы? – вскинулась мама. – А ты? Разве ты нас бросишь?

– У меня присяга, дорогая. Я и так ее почти нарушил. Но два часа отлучки не считаются дезертирством. Я вывезу вас и вернусь. Вы мне дороже, чем наш чокнутый король, но на измену я не пойду. Вы все запомнили?

Семья согласно кивнула головой. Они ничего не поняли, но все запомнили крепко. И они вообще не осознали пока всего ужаса происходящего. Впрочем, это самое осознание пришло быстро. Дорогу перегораживал непривычного вида бронеход, который вещал механическим баритоном:

– Дамы и господа! Объявлен карантин. Вы не можете покинуть территорию королевства Ингланд. Рекомендуем вернуться домой. При неподчинении и попытке нарушить границу будет открыт огонь на поражение. Благодарю за понимание!

– Приближение на пятьдесят ярдов будет считаться актом агрессии! Я вынужден буду открыть огонь! Рекомендую вернуться домой!

– Маленькие дети могут пройти. Просьба подойти на расстояние пятьдесят ярдов для идентификации.

Все это напоминало какую-то дурную шутку, но лежащие в пыли тела, раскинувшие руки, говорили о том, что ничем смешным тут даже не пахнет. Зигги никогда еще не видел мертвых людей, за исключением похорон дедушки.

– Зигфрид, иди! – бросил отец. – Мы найдем тебя.

– Я никуда его не отпущу, – взвизгнула мама. – Он один никуда не пойдет!

– Тогда он тут погибнет, – сказал отец. Он не добавил «вместе с нами», но это читалось настолько отчетливо, что мама замолчала и захлопала накрашенными глазами, которые стали наливаться слезами.

– Иди! – прикрикнул отец. – И жди нас с мамой, мы обязательно тебя найдем.

Зигги на подгибающихся ногах пошел к жуткой машине, старательно отворачиваясь от трупов. Тот выдал надоевшую речевку:

– Дамы и господа! Объявлен карантин. Вы не можете покинуть территорию королевства Ингланд. Рекомендуем вернуться домой. При неподчинении и попытке нарушить границу будет открыт огонь на поражение. Благодарю за понимание!

– Я еще учусь в школе! – крикнул Зигги.

– Маленькие дети могут пройти. Просьба подойти на расстояние пятьдесят ярдов для идентификации. – Машина помолчала и выдала: – Идентификация не пройдена, рекомендую вернуться домой.

Зигги подумал, что ослышался. Он же школьник, такого не может быть. Он несмело сделал шаг вперед.

– Приближение на пятьдесят ярдов будет считаться актом агрессии! Я вынужден буду открыть огонь! Рекомендую вернуться домой!

Бронеход повернул ствол пулемета в его сторону, и Зигги вдруг понял, что с ним не шутят. В паху внезапно стало мокро и горячо, и он отпрыгнул назад.

– Благодарю за понимание, – сказал механический голос, и машина явно потеряла к нему интерес.

– Зигфрид, в машину, быстро! – услышал он крик отца, который доносился словно через ватные затычки в ушах. Мальчик соображал очень плохо, он впервые в жизни был в прямом смысле в шаге от смерти. На ватных ногах он дошел до отцовского автомобиля и буквально упал внутрь.

– Уезжаем, – бросил отец. – Я знаю проселочную дорогу.

Он сдал назад и развернул машину с натужным визгом колес. Они поехали назад, а отец вглядывался куда-то вбок, ища съезд. Зигги колотило. Он стучал зубами, вспоминая немолодую полную женщину, что лежала на земле с выражением необычайного изумления на лице. Наверное, она удивлялась тому, что между ее бровей зияло аккуратное пулевое отверстие. Бронеход не тратил много патронов.

– Да, вот она, – папа резко вывернул руль, и они помчали по проселку, подскакивая на кочках.

– Не гони так, – взвизгнула мама. – Ты разобьешь подвеску!

– Берта, – с напряжением в голосе сказал ей папа, – это сейчас наименьшая из наших проблем. Просто поверь. Ага, нам сюда!

Ни слева, ни справа не было видно бронеходов с дурацкими антеннами, торчащими в разные стороны. Зато в небе парил беспилотник, который казался снизу маленькой безобидной птичкой. Видимо, это он передал сигнал, и соседний бронеход, стоявший в полутора милях отсюда, повернул башню и плюнул из большого калибра. Но ни папа, ни мама об этом не знали. Да и как они могли узнать? И беспилотника они тоже не видели. Просто внезапно они ощутили удар…

Вспышка! Боль! Темнота!

* * *

Зигги очнулся и почувствовал, что голова немного болела, а к горлу подступила тошнота. Он не знал, сколько так пролежал. Часы! Судя по ним, совсем недолго. Руки и ноги не болят, это хорошо. Запах гари! Машина лежала на боку, и мальчик кое-как вылез через разбитое боковое окно. И вовремя. Мама и папа были мертвы, в этом не могло быть ошибки. Сложно выжить, когда рулевая колонка пробила грудь, как у папы, или когда шея почти перерублена куском лобового стекла, как у мамы. Машина весело полыхала, и секунд через тридцать сдетонировал бензобак. Зигги упал на спину и замер. В небе летала маленькая птичка, в которой отчетливо определялся летательный аппарат.

– Вот кто по нам шарахнул, – отстраненно подумал мальчик. – Мама! Папа!

И он зарыдал, размазывая слезы по чумазому лицу. Только сейчас до него дошло, что родителей больше нет. Небольшого роста щуплый мальчишка, который и на свои шестнадцать выглядел с трудом, остался один на всем белом свете. Он просидел так несколько часов, тупо глядя на почерневшую груду металла и обгоревшие тела родителей. Он не знал, что делать, и просто побрел назад, снова выйдя к той же дороге, по которой они пытались уехать из страны. К его счастью, тогда все только начиналось, и жители еще не потеряли присущего этому народу дружелюбия. На попутке он попал назад, в родной город. Те люди, в машине, только что высадили на границе четырнадцатилетнюю дочь, и не смогли отказать щуплому мальчишке, которому сегодня не повезло.

* * *

12 день катастрофы

Следующие дни прошли как в тумане. В городе наступил хаос, который усиливался с каждым днем. Магазины в соседних домах были разгромлены, и Зигги, видя на улице пьяные толпы мародеров и бесконечные драки, вздрагивал от ужаса каждую ночь. Идти к знакомым он не хотел, он вообще боялся выходить из дома. Сейф, спрятанный за откидной дубовой панелью, он открыл сразу же, и нашел там пистолет, три коробки патронов и отцовский кинжал, который тот надевал к парадной форме раз в год, в день рождения Его Величества. Кинжал был хоть и декоративный, но вполне неплохой, с хорошим металлом и удобной рукоятью. Отец делал его на заказ. Он любил оружие, ему претила бутафория. Консервы оказались в подвале, как и сказал папа, и Зигги выкопал несколько банок, тщательно затоптав это место и забросав всяким хламом. Как и говорилось, дом был очень старым, но четыре поколения его семьи так и не удосужились выложить пол камнем. Так и жили.

Толстую дубовую дверь начали пробовать на прочность уже через неделю. Сначала несмело, а потом уже открыто начали выламывать коробку небольшим ломиком. Зигги такого насмотрелся в окно за эти дни, что никаких иллюзий уже не испытывал. Мальчику пришлось быстро повзрослеть. По крайней мере, труп соседа, лежавший под окном его спальни, уже перестал пугать его до дрожи. Он его просто пугал, а вот дрожь почти прошла.

Как стрелять из пистолета, Зигги знал. Отец давал ему пальнуть пару раз. Он дослал патрон и сел на лестницу, держа пистолет двумя руками. Вспоминая потом этот момент, он поражался собственной глупости. Сделай он так хотя бы через месяц, все прошло бы совсем иначе. Дверь ломали уверенно, по-хозяйски. Так, как будто кто-то забыл ключи от сарая, и решил сломать хлипкую деревяшку, сколоченную из горбыля. Со столетним дубом пришлось повозиться, но это была всего лишь дверь. В ней с громким треском что-то лопнуло, и она широко распахнулась.

– Чего уставился, пацан. Еду давай, пока не накостыляли! – громила, заросший щетиной, разил перегаром за несколько шагов. Зигги напрягся. Было довольно темно, и налетчики видели лишь его силуэт.

– Ну! – хлестнул по нервам голос грабителя. Второй, чуть пожиже телосложением, стоял сзади и даже пританцовывал от нетерпения.

Зигги не видел смысла отвечать. Он был весьма неглуп, и эту ситуацию предвидел еще дня три назад. И он прокручивал ее в голове не менее сотни раз. Зигфрид просто поднял пистолет двумя руками и пальнул в сторону бандитов. Только он совершил ошибку. Вместо того, чтобы зажмурить левый глаз, он от страха закрыл оба. Тем не менее, промахнуться с пяти шагов у него не получилось, и громила упал с простреленной грудью, из которой со свистящим хрипом полезла кровавая пена.

– Су…сучёнок…, – засипел он, синея на глазах. Второй застыл и уставился в зрачок пистолета, побледнев, как полотно.

– Ты это… парень… не дури, – сказал, облизывая пересохшие губы. – Я уже ухожу, вот руки, я безоружен. Видишь? Я ухожу, – он отступал назад, завороженно глядя на оружие в руке мальчишки.

Он так бы и ушел, но споткнулся о ломик, который выпал из рук мертвеца и укатился на крыльцо. Резкое движение испугало Зигги, и он выстрелил еще раз, пробив налетчику бедро.

– А, гаденыш! – заорал тот. – Тварь! Ногу мне прострелил! Убью!

Это была ошибка с его стороны. Настало то время, когда слова стали золотом, и за них приходилось отвечать. Зигги стоял бледный, как тот, кого он только что убил. Но он был спокоен. Даже руки почти не дрожали.

– Ты меня не убьешь, сволочь. И не ограбишь. И никого больше не ограбишь.

Он прищурил глаз, поднял двумя руками пистолет и разнес голову незадачливому бандиту. Он сел на крыльцо, потому что ноги подломились. Его затошнило, но ел он давно, еще утром, и мучительные спазмы выдавили изо рта только горечь. Так он просидел недолго, а потом кое-как вытащил из дома труп первого из налетчиков. Тот был слишком тяжел, и щуплый парень потратил порядочно времени, чтобы освободить проход. Старинная дверь, верой и правдой служившая четырем поколениям его семьи, была испорчена безвозвратно. Зигги не пришло в голову ничего умнее, чем подоткнуть ее изнутри деревянным брусом, что он нашел в подвале. Тем самым, который он так неаккуратно поставил на место, перед тем, как в дом зашел Любомир. Это была его единственная ошибка, и она могла стать роковой. До этого полезная привычка запирать дверь в пустеющем на глазах городе не раз спасала ему жизнь.

С этого момента в нем что-то переломилось, и Зигги начал выбираться на улицу. Он оттащил трупы от своего дома, справедливо полагая, что они начнут скоро разлагаться. Приличный и хорошо воспитанный мальчик немало шокировал этим своих респектабельных соседей, что жили напротив. Пока еще жили. Они были очень респектабельны, даже слишком, и одно это делало их полностью нежизнеспособными в том новом мире, в который обрушил Ингланд его неразумный король.