скачать книгу бесплатно
Обыкновенные люди
Дмитрий Cерков
Городские сказки для невзрослых взрослых, где сложно о простом. Маленькие истории, которые случились, хотя по всем правилам не должны были случиться. Пропустив их, вы ничего не потеряете. Главное – не потерять сомиков, ведь они могут и не всплыть.
Обыкновенные люди
Дмитрий Cерков
Дизайнер обложки Дмитрий Евгеньевич Серков
© Дмитрий Cерков, 2023
© Дмитрий Евгеньевич Серков, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0060-2457-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Голос жизни с того света
Пуговица
Проснувшись сегодня, Женя прежде всего посмотрела на блестящую пуговицу и вспомнила один май. Поздний май пятого класса, когда очередной школьный год медленно засыпал в запахе высокой полыни под разговоры болтливых кузнечиков.
Тот май надолго запомнился ей, а потом надолго забылся. Но, проснувшись сегодня, Женя вспомнила тот приставучий май, и теперь ничего кроме мая пятого класса ей в голову не приходило. Даже пахло тем маем, той полынью, что преждевременно расцвела на аллее, отделявшей жизнь от смерти.
Не вставая с кровати, она смотрела в утреннее окно, слушала забытые разговоры кузнечиков, обсуждающих приближающийся пушистый июнь. Яркий портфель ее подруги прыгал вверх-вниз. Волосы и мочки ушей уже нагрелись, когда они в последний учебный день еще в школьной форме брели домой, но казалось, что брели прямиком в беззаботное лето.
– Как думаешь, – спросила подруга, – почему асфальт плавится?
Женя посмотрела на зависшее над дорожкой парное марево, напоминающее ей газовую душу воды, когда та покидает кипящий чайник.
– Как это почему? Нагрелся, вот и плавится.
– Я не об этом, глупая, – нахмурилась подруга. – Я о том, почему он действительно плавится.
Она подскочила и оказалась на длинном бордюре, отделяющем кусты говорящей полыни от бетонной полоски. Перед лицом Жени вновь вырос ярко-морковный портфель.
– Действительно? – задумалась Женя, повторив за подругой акробатический этюд. – Не понимаю, о чем ты.
– Такое простое объяснение не может ничего объяснять, – улыбнулся голос из-за морковного портфеля. – Ты так не думаешь?
– Пожалуй, – признала Женя, цепляясь одеждой за зеленые крючки, которые пытались перетянуть её на свою сторону. – Но тогда почему? Почему асфальт плавится?
– Я не знаю, – усмехнулся портфель. – Но это не значит, что твое простое объяснение правильное.
Вдруг она остановилась.
– Может быть, завтрашнее лето просто проголодалось за год? И теперь хочет съесть последний учебный день, а потому и жарит его на асфальтной сковородке?
Женя почувствовала, что теряет равновесие и, выбирая между полынью слева и бетоном справа, назначила местом падения полынь. Несколько тонких прикосновений. Тут же стало щекотно и весело. Молодые травинки, не забывая пахнуть, хватались и щипали.
– Вряд ли, – стараясь не нахлебаться травы, произнесла Женя, пробираясь через заросли мая пятого класса. – Асфальт же плавится всё лето, а не только весной, перед каникулами. Значит, дело не в этом, – и все равно набрала травы полный рот и полный нос. – Не готовит же лето само себя? – посмотрела под ноги (ну вот… одуванчик раздавила).
Подруга призадумалась и помрачнела.
– Тогда может лето готовит нас?
Женя запрыгнула обратно на каменный канат.
– Что-то мне не хочется чтобы меня готовили, – нахмурилась она, выравнивая рюкзак.
Подруга поправила косички и улыбнулась.
– Никто не хочет. Но тут ничего не поделать. Асфальт-то уже плавится.
Хлебозавод и одна башня
Восход еще едва касался пиджака, когда девочки, следуя тропинкой иголок, преодолели небольшой сосновый лесок, пиная ботинками еще прошлогодние засохшие шишки. В раннем детстве эти шишки напоминали Жене морские ракушки, что по какой-то причине покинули свой пляж и переместились в город. «Наверное, и у ракушек бывают экскурсии», – размышляла тогда Женя.
Но вот ракушки закончились, и они вышли на аккуратную улочку, по другую сторону которой обе жили. Ту улочку разделяла на две равные половины причудливая аллея с яблонями, что располагалась посередине – точно в промежутке между Женей и Летом. Одна автомобильная дорога отделяла аллею от соснового леска с ракушками-туристами, другая – от девятиэтажного дома, в котором начинались летние каникулы. И чтобы добраться до каникул, только и оставалось, что перейти автодороги по двум ее берегам.
Сперва предстоял довольно заурядный пешеходный переход без светофора и с выцветшей зеброй, дымящейся на солнышке. Женя тут же включила режим «внимательного перехода проезжей части». Не то чтобы она была осторожной и бдительной, нет, совсем даже наоборот. Она включала этот режим только для одного единственного пешеходного перехода – того, что был прямо перед девочками. Этот переход, как ей давно уже казалось, замыслил против нее что-то нехорошее. Замыслил, но так и не осуществил, а давать ему такого повода Жене совсем не хотелось.
Дело в том, что улочка их была не то чтобы сильно оживленной, зато соединяла между собой два оживленных центральных проспекта с очередями из машин. Вот и получилось, что по узенькой, зажатой между двух бордюров дорожке шустро рассекали больно умные автомобили, которые медленным пробкам на параллельных проспектах предпочитали быструю езду между ними. Останавливаться и пропускать пешеходов на данном переходе в среде автомобилей считалось дурным тоном. Все их свободное естество обнажалось на той «взлетной полосе» в 300 метров и не могло прикрыться, растворяясь в моменте узкой линии.
Можно подумать, что у Жени, верно, были проблемы с головой или какая-нибудь, как сейчас модно говорить, повышенная тревожность, популярная в тревожных кругах, но нет. У Жени были все основания подозревать данный переход в дурных намерениях в отношении себя.
На самом деле, хотя она никому об этом не рассказывала, к маю пятого класса у нее уже был неприятный опыт перехода этого перехода. Этой дороги единственной скорости и единственного намерения.
Как-то лет в семь она пузатой сугробами зимой вместе с бабушкой собиралась переходить скрывшуюся под шубой зебру. Той зимой какой-то недотепа, несведущий в гоночных правилах скоростной улочки, решил пропустить их. Бабушка с Женей удивились такому обстоятельству (обычно никто не пропускал, это они обычно всех пропускали), но все-таки рискнули довериться переходу и тому, кто остановился перед ним. На самом деле, ради приличия, они сперва даже постояли на месте, чтобы дать водителю возможность исправиться и поехать как следует, но тот все равно не ехал, вынуждая Женю с бабушкой двигаться первыми. Такое внезапное непотребство лишило бабушку возможности обвинить всех существующих (и еще несуществующих) водителей мира во всех существующих и еще не выдуманных грехах, что, без сомнения, было плохо, а не хорошо. Но стоять на морозе было еще хуже. Водитель просто не оставил им выбора, кроме как сделать ему одолжение и начать переход. В общем, водитель явно был тем еще простофилей. И вот, когда Женя рука об руку с бабушкой чуть было не миновали переходную зебру, из-за остановившегося нарушителя установленного гоночного режима вырвался натуральный знаток. Тот точно знал как нужно ехать и как нужно вести себя здесь. Тогда Женя толком ничего и не поняла (всегда была немного бестолковая). Единственное, что она помнит, так это странное предчувствие, а после него звук откуда-то из неоткуда и нос в снегу. Большущая шапка с бубенцом лежала перед ней, а слева лежала бабушка. Живая. Отделались, как принято говорить в таких случаях, «легким испугом». Впрочем, это было бы не совсем верно. Может, бабушка и отделалась испугом, а Женя даже испугаться не успела. Зато от того предчувствия до сих пор отделаться не могла. А устроивший им свидание со снегом водитель резвой пулей умчался прочь, словно его никогда и не было. Словно и Жени с бабушкой никогда не было.
Что случилось в тот момент, и как она оказалась с полным лицом снега, Женя так и не поняла. И, если честно, как-то не хотела понимать. У бабушки она об этом случае не спрашивала или забыла, что спрашивала. А потом, спустя годы, бабушки не стало, и спрашивать было уже поздно и не у кого. Она осталась единственным свидетелем того давнего покушения.
Так что с тех пор на этом самом переходе Женя всегда включалась и смотрела по сторонам, точно ожидая увидеть призрачную машину из прошлого, которая вернет ее головой в сугроб.
Но в тот последний май пятого класса «взлетная полоса» была пустынно чистой, как снег до первых ботинок и ямок-следов от них; пахла глаженым бельем и бензином. Женя по привычке огляделась – ни одного автомобиля-голландца обнаружено не было, да и сугробы в конце мая не распустились – а потому она разрешила себе пойти.
Подруга поправила косички и, обогнав замешкавшуюся Женю, пошла по зебре вперед, наступая только на белые кирпичи. Шла так уверенно и естественно, точно знала наперед, что никаких автомобилей там нет и быть не может. И оказалась совершенно права – ни одной жужжащей железки. Женя вспомнила, что даже восхитилась тогда естественностью той походки, которая точно объединилась с естественным ростом полыни и разговорами кузнечиков.
– Ты что, призрака увидела? – улыбнулась она, когда Женя, наконец, перешла злосчастную зебру.
– Вроде того, – промычала Женя, оглядываясь в поиске того автомобиля.
– Знаешь, я в последнее время тоже их вижу, – беззаботно произнесла подруга. —Вообще много разного вижу, знаешь ли…
Женя промолчала. «О чем это она? Наверное, поддержать меня решила».
А та, звонко развернувшись, все той же походкой полыни направилась в сторону дома, где начинались каникулы. Женя, постояв секунду, пошла следом за морковным портфелем.
Они как раз следовали по аллее от края до края, когда Женя увидела странную девочку на вид лет семи, играющую в одиночестве возле старенькой яблони. В черном платье с белым аккуратным воротничком она была похожа на маленькую гимназистку, подбирала опавшие цветочки и увлеченно смотрела на них. «Странная какая…», – подумала Женя и тут же отдумала и пошла дальше. В ее классе тоже было полно странных людей. Ее таким не удивишь: одна в 5 классе начала брови выщипывать, другой гордился, что начал курить, а сам пах как чей-то 40-летний дядька.
Впереди показались вертикальные серые плиты, а значит, до второй проезжей части оставалось совсем чуть-чуть. Женя задрала шею – прямо по курсу уже торчал 4-этаж её начинающихся каникул. А подруга жила подальше, и окна её каникул было еще не разглядеть. В этом смысле, лето у подруги всегда начиналось на несколько подъездов позже.
Но сперва, как водится, раздражающие серые плиты. Они появились возле пешеходного перехода в прошлом году. Женя их терпела, но терпеть не могла.
«Так и отнимают детство, – злилась она. – Загораживают, сносят башню и на его месте строят обычный дом».
Раньше там располагался дряхленький, но чудной хлебозавод, теплый, хлебный запах которого она так любила. Маленькая ее комнатка располагалась с торца и выходила единственным окном прямо на него. И иной раз тот запах прямиком из высоченной башни-трубы проникал прямо в ее окно. В такие моменты – готова поклясться Женя – она могла потрогать этот запах за его хрустящую корочку.
Каждый день она смотрела на дымящую трубу, размышляя, какую еще ароматную выпечку изобретут обитающие в той башне колдуны да булочные-волшебники, а в выходные дни она брала бабушку за теплую руку, и они вместе шли за еще незнакомым с целлофаном свежим хлебом. Хлебом, еще помнящем о своей башне, щекочущем ладошку и дышащем прямо в нее.
А потом хлебозавод закрыли, отвинтили трубу и начали разбирать. Территорию хлеба огородили серыми могильными плитами. Такими, какими обычно огораживают то, что более не представляет никакой ценности. Оказаться в окружении таких плит для любого хлебозавода – конец карьеры. С тех пор в ее окне уже не башня-труба, а заурядная стройка. Трубу так и вообще отвинтили в первую очередь. Наверное, чтобы показать абсолютную власть над чьим-нибудь детством. Так на месте волшебной трубы будет возведен девятиэтажный дом.
Пнула песок. Захотелось обратно свой хлебозавод.
Но серая плита со стороны аллеи полностью загородила остатки теплого воспоминания. Делила зрительное пространство на две части раздражающе ровной вертикальной полосой, которая, поднимись она немного выше, поделила бы на две части и майское небо, и даже космос над ним.
Подруга шла первая, но ее слова не выходили из головы. «Призраки? Чего это она вдруг?» – задумалась Женя и посмотрела на нее. Все та же непосредственная легкость —раскачивая косичками, она оживленно трещала о чем-то, а вместе с ней трещали и полуденные кузнечики.
От мыслей про призраков Женя отчего-то обернулась назад – к той странной девочке возле яблони. Не давала она покоя своей игрой с белыми цветами. «И куда ее родители смотрят? Определенно странный ребенок».
Но приближение к цели удаляло от мыслей о призраках. Дом уже совсем близко, а там и три месяца безделья и три месяца сна до обеда и три месяца… окошка без трубы. Она сморщилась, случайно посмотрев на неприятную плиту возле предстоящего перехода.
– Скажи… – спросила Женя. – А почему это тебя так заинтересовал вопрос про плавящийся асфальт?
Подруга обернулась и с непонимающим видом, словно ее спрашивают о чем-то таком само собой разумеющимся, ответила:
– А о чем еще можно думать в такой день?
Женя пожала плечами. «Точно не о призраках», – решила она и, еще раз бросив осторожный взгляд на девочку позади, выбросила последние мысли из головы, взяв пример с беззаботной подруги, ведь пуговица уже начала нагреваться.
Улыбнувшись настенным усам, Женя вытянулась на подоконнике и посмотрела в окно. Она смотрела уже не от первого лица, а от третьего. Тот самый переход к дому, только вот серых плит уже много лет как нет. Вместо них красный кирпичный дом. На поверку без хлебозавода мир не остановился.
Но стоило девочкам только дойти до перехода, как подруга прыжками морковного портфеля резко припустила вперед, а Женя почувствовала то самое нечто. Предчувствие, от которого столько лет не могла отделаться. То предчувствие, что испытала незадолго до того, как клевала носом сугроб. Приближение чего-то невидимого, но тяжелого, движущегося с единственной целью, которая определяет его невидимое желание. Она не могла описать это чувство. Точно на тебя движется незримая стена и дует ветер даже в безветренную погоду, а в ногах появляется странная легкость, почти невесомость, которая отрывает от асфальта. Почувствовав, что готова вспорхнуть или что уже парит, Женя резко дернула к морковному портфелю впереди, а правым глазом отчего-то устремилась навстречу невидимой цели, что двигала ту тяжелую стену. Когда ее глаз увидел огромные безразличные фары, она резко дернулась назад, дернув за собой и морковный портфель подруги, и подругу вместе с ним. Та повалилась на Женю, а Женя повалилась на газон, опять вернулась в траву. Запястьями ощутила шероховатость песка между зелеными прутьями. От одной этой грубоватой и множественной шероховатости захотелось отряхнуть руки.
– Эй! Ты что делаешь!? – растеряв свою природную гармонию, раздраженно проворчала подруга, но тут увидела огромный Камаз, переехавший ее там, где ее уже не было.
– Фух, – выдохнула Женя. – Хоть где-то это пригодилось.
Подруга молча смотрела, как удаляется переехавший ее грузовик.
– Ты что, спасла мне жизнь? – успокоившись, уже как-то совсем обыденно спросила она.
– Не знаю, – промычала Женя.
Подруга молча почесала волосы, пристально разглядывая лицо одноклассницы.
Жене даже неловко стало.
– Но как ты узнала? – безразлично, точно между делом, спросила она, отряхивая от песка свой морковный портфель.
– Не знаю, – ответила Женя. Она все никак не могла поверить в то, что случившееся действительно случилось.
Вдруг до нее с опозданием дошел нервный страх.
– Зачем ты туда сиганула?! – вцепилась она двумя руками в тоненький воротник подруги.
Та лишь спокойно спросила:
– А ты ее не видела?
– Кого?
– Не кого, а что.
– Ну и что же? – уже отпускала воротник Женя, хотя и не хотела его отпускать.
– Там лежала такая красивая кукла! Классная такая!
Женя выглянула за плиту – никаких кукол.
Вернулась к подруге, но душить ее больше не стала.
– Нет там ничего, – сухо отрезала она. Так же сухо, как и песок на ладонях.
– Ну, значит, показалось, – все также безразлично произнесла подруга и рядовой походкой пошла в сторону дома.
– Даже сейчас не смотришь, куда идешь! – специально громко, в три голоса проворчала Женя, чтобы подруга обязательно услышала это ворчание.
– Разве это поможет? – вдруг, не оборачиваясь, произнес морковный портфель.
– Конечно, поможет, – еще громче рявкнула Женя.
Даже кузнечики притихли.
– Знаешь, – обернулась подруга и задумчиво посмотрела на переход. – Ерунда это все…
Женя рефлекторно посмотрела туда же – переход как переход, ничего особенного, вернулась обратно во внимательные глаза подруги со зрительным вопросом:
– Что?
– Забудь, – улыбнулась она. – Я же говорю, что вижу разное, даже такое, чего другие не видят. Здорово, правда?
Женя промолчала – не видела она в этом ничего здорового.
– Ладноооо, – протяжно пропела подруга, нарушив молчание полыни. – Мне пора домой. Скоро в музыкальную школу собираться… – потянулась и мечтательно посмотрела на небо. – А не хочется тааааак… Лучше бы и правда призрака увидела.
На следующий день подруга умерла.
