Тени Аль-Касира

Тени Аль-Касира

Дмитрий Александрович Костенко

© Дмитрий Александрович Костенко, 2025

ISBN 978-5-0065-8213-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

«Тени Аль-Касира»

Пролог: Сон Аруина

Глава 1: Ритуал Молчания

– Азкара: Империя Песчаных Теней

– Аль-Касир: Город, где сплетаются тени и золото

Глава 2: Утро Видящих

– Логово Братства Видящих

– Тени канализации

– Мельница проклятых

– Встреча у разрушенной мастерской

Глава 3: Чужой под кожей

– Пляска масок

– Багровый рассвет

Глава 4: Исповедь в дыму

– Опера «Соловей и Бездна»

– Последние дары перед безмолвием

Глава 5: Стальные клятвы – Рынок проклятий – Ярость и пепел

Глава 6: Пепел клятв– Лаборатория Братства– Дорога к ВратамЭпилог: Тени рассветаДмитрий КостенкоТени Аль-КасираПролог: Сон Аруина

Аруин стоял посреди улицы, которой не существовало. Воздух был густым, как смола, и пропитанным запахом серы и сгоревшей плоти. Аль-Касир вокруг него дышал, извиваясь, словно живой организм. Стены домов пульсировали, покрытые чёрными прожилками, а окна кривились в гримасах, словно лица замученных пленников. Тени шептались, цепляясь за его плащ, их голоса сливались в шипящий хор:

– Он идёт… Он голоден…

Из тумана выползло пламя. Оно приняло форму льва – гигантского, с гривой из клубящегося дыма и глазами, как раскалённые угли. Демон-лев рычал, и каждый звук прожигал воздух, оставляя трещины в камне. Его лапы

оставляли следы из расплавленной лавы, а из пасти капали капли огня, прожигая землю до чёрных бездн.

– Ты опоздал, Видящий, – голос демона грохотал, как извержение вулкана. – Они уже здесь. В твоих стенах. В твоих снах.

Аруин сжал в руке кинжал из лунного серебра. Лезвие светилось холодным сиянием, отбрасывая блики на стены, которые съёживались от этого света. На клинке мерцали руны, выгравированные кровью древних демонов – защита и проклятие в одном.

За спиной льва возникла синяя тень. Женщина, сотканная изо льда и тумана, скользила по воздуху, оставляя за собой иней. Её волосы были струями ледяной воды, а глаза – бездонными колодцами, где мерцали замёрзшие звёзды. Ледяная демоница засмеялась, и звук этот звенел, как разбивающееся стекло:

– Ты одинок, Аруин. Твоё Братство – прах. Твои клятвы – ложь.

Демон-лев шагнул вперёд. Лава бурлила под его когтями. Аруин почувствовал, как жар прожигает кожу, а холод демоницы сковывает ноги. Он поднял кинжал, но лезвие дрогнуло – впервые за годы.

Из-под обрушенной колонны донесся плач. Девочка в платье, выгоревшем до цвета пепла, забилась в щель между камней. Лава ползла к ней, оставляя дымящиеся шрамы на земле. Её кукла с бирюзовыми пуговицами – точь-в-точь как та, что Амина носила в косе – тлела в огненной луже.

– Нет! – Аруин рванул вперёд, игнорируя рёв льва. Его плащ вспыхнул, но пальцы вцепились в руку ребёнка. Девочка прижалась к его груди, дрожа синхронно с его сердцем. – Это всего лишь сон… – прошипел он, но лава уже взметнулась стеной, отрезая путь.

Ледяная демоница засмеялась:

– Ты опоздал, Видящий. Она уже здесь.

Кукла рассыпалась пеплом. Девочка исчезла, оставив в его руках лишь бирюзовую пуговицу.

Внезапно земля под ногами Аруина провалилась. Он падал сквозь слои теней, мимо лиц, кричащих на забытых языках, мимо руин городов, которых никогда не существовало. Последнее, что он увидел, – глаза ледяной демоницы, мерцающие насмешливым холодом.

Аруин проснулся, он провёл дрожащей рукой по лицу, пальцы скользнули по шраму-полумесяцу – напоминанию о ночи, когда демонский огонь поглотил Амину. Его кинжал, словно часть тела, сжимался в другой ладони, бирюза на рукояти отражала бледный свет луны. В реальном Аль-Касире, кричали петухи. Город спал, но воздух всё ещё дрожал от эха кошмара.

Аруин подошёл к деревянному сундуку у стены. Внутри, под свёртками карт и флаконами с ядом, лежал детский браслет – переплетённые бирюзовые нити, давно потерявшие цвет. Он сжал его в ладони, чувствуя, как края впиваются в кожу. «Ты говорила, что тени боятся цвета», – прошептал он пустоте. За окном завыл ветер, и браслет внезапно вспыхнул тусклым сиянием, осветив на стене слова, выцарапанные его же рукой: «Не дать тьме поглотить свет. Не стать ей». Он швырнул браслет обратно, словно обжёгся.

Бирюзовый камень в оправе кинжала – единственное, что осталось от Амины. Она подарила его ему в день, когда он поклялся стать Видящим. Теперь камень был покрыт трещинами, как их детство, разбитое адским огнём.

Аруин подошёл к узкому окну, втирая в виски масло полыни – горький запах должен был прогнать остатки сна. Внизу, в переулках Аль-Касира, уже клубился утренний туман, призрачный и вязкий, как демоническая плоть из его видений. Он сжал камень Амины, чувствуя, как трещины на бирюзе совпадают с линиями на ладони. «Они уже здесь», – шептали тени во сне. Но город под ним жил своей жизнью: скрипели колёса водовозов, звенели медные чаши уличных торговцев, с порта доносился рёв корабельных горнов. Обычный рассвет. Слишком обычный.

«Сны Видящих – не фантазии, а щель в занавесе», – твердил Карим на уроках. Аруин прислушался к тишине за стенами – туда, где под мраморными дворцами и гнилыми трущобами Братство хранило Скрижали Молчания. Если демон-лев говорил правду, эти стены уже не щит, а клетка. И ключ потерян.

Глава 1: Ритуал Молчания

Азкара: Империя Песчаных Теней

Они называли её «Страной Двух Ликов» – там, где пустыня целует море, а солнце рождает не свет, а дрожащий мираж. Азкара. Колыбель забытых богов и кладбище империй. Её пески хранили кости армий, поглощённых дюнами, а волны Зелёного моря шептали о кораблях, канувших в бездну с грузом проклятого золота.

Сердце Азкары билось в Аль-Касире – городе, выросшем на спине каменного дракона. Хребет Храмовой горы, испещрённый пещерами-гробницами, делил его пополам:

– Север сверкал мрамором дворцов, где шейхи пили вино из черепов поверженных врагов.

– Юг гнил в трущобах, где дети рождались с песком в лёгких, а старики умирали, прижимая к груди амулеты от сглаза.

Но истинная власть таилась под землёй. В катакомбах, где Братство Видящих хранило Скрижали Молчания – каменные плиты с предсказаниями, высеченными кровью первых пророков. Там, в лабиринтах, куда не проникал солнечный свет, воздух был насыщенным от запаха ладана и расплавленного серебра. Там рождались и умирали заклятья, способные приручить саму Бездну.

Дворцы шейхов возносились к небу на спинах рабов, их купола сияли, как слепые глаза богов. А под ними, в каменных кишках города, ютились алхимики, продающие сны в склянках, и дети-воры, чьи пальцы были быстрее кобры.

Реки Азкары давно высохли, но их призраки всё ещё текли под землёй, неся в своих водах обломки затонувших храмов. Говорили, что, если приложить ухо к камням Старого рынка в полнолуние, можно услышать, как демоны перешёптываются с душами утопленников.

Ветер с востока приносил запах серы – дыхание Пустыни Молчания, где песок обжигал подошвы, а в барханах прятались Врата. Те самые, что открыл Кассир Безумный, прежде чем тени съели его разум.

– Ты как всегда вовремя, – Лина швырнула в Аруина смятый свиток. – Карим рвёт бороду, клянётся, что твои глаза станут главным ингредиентом для его нового эликсира.

– Пусть попробует. – Он развернул пергамент. – Багровый уровень? Серьёзно?

– А ты думал, они розовых единорогов присылают? – Она закатила глаза. – Держи маску. Теперь ты – толстосум из Ваэрии. – Её губы изогнулись в улыбке, которой она очаровывала придворных, прежде чем вырезать их секреты. – Покровитель искусств, коллекционер древностей… и мой «благодетель».

– Наложница, которая пахнет сталью и полынью, – он кивнул на её запястье, где под браслетом из лунного камня прятался клинок.

– «Не волнуйся, я оставила нож за подвязкой… на случай, если твои „чувства“ станут слишком искренни».

Карим стоял перед Скрижалями, его плащ, цвета запёкшейся крови, колыхался, словно живой, пальцы дрожали над трещиной, сочившейся чёрным дымом. На груди Карима висел амулет – две змеи, пожирающие друг друга. Такой же был у отца Аруина в ночь гибели деревни. «Символ вечной войны», – когда-то объяснил наставник, но теперь Аруин видел: это была исповедь. Карим давно стал одной из змей. На столе лежала карта Аль-Касира – десятки красных меток, как язвы на теле города.

– Выспался? – голос наставника скрипел, как дверь в заброшенном склепе.

– Не особо.

Карим взглянул на его сжатые кулаки – кожаные ремни впились в запястья, оставляя красные полосы. «Ты всё ещё носишь этот камень?» – спросил наставник, кивнув на бирюзу. «Он напоминает, что не всё сгорает», – ответил Аруин, пряча лезвие в складках плаща.

– Они здесь, Аруин. В стенах. В воде. Даже в дыхании детей.

Аруин заметил на столе Карима каменную плитку с рельефом – существо с тремя ртами, пожирающее собственный хвост.

– Кто это? – он ткнул в изображение.

– Первый Пожиратель. – Карим провёл пальцем по трещине на плите. – Легенда гласит, что боги слепили мир из глины, а из обрезков родились они. Голодные ошмётки творения.

– Значит, они бессмертны?

– Нет. – Наставник накрыл плиту тканью. – Но чтобы убить тень, нужен свет, которого у нас нет.

Он провёл рукой над картой, и метки вспыхнули, складываясь в узор – три спирали, как на Вратах Бездны.

– Когда-то я верил, что можно запереть тьму снаружи. – Голос Карима звучал как скрип заржавевших весов. – Но она уже внутри. Мы – сосуд, а не щит.

Аруин шагнул ближе, заметив, как наставник прячет окровавленную тряпку – следы ритуалов, проводимых втайне.

– Ты говоришь как Кассир Безумный.

– Кассир был прав! – Карим ударил кулаком по карте. Красные метки поползли, сливаясь в кровавую лужицу. – Он пытался сжечь заразу, но испугался цены. А я… – он обернулся, и Аруин впервые увидел в его глазах не фанатизм, а усталость тысячелетнего стража. – Я готов стать мостом. Даже если сгорю.

На полу между ними упал медальон. Цепочка порвалась, как судьба.

Видящие собрались в Круге Молчания – пещере с акустикой, убивающей шепот. Карим ударил посохом о камень, и свечи погасли.

– Аль-Фарид ввозит шелка из-за моря, – голос наставника вибрировал в костях. – Вчера на его складе нашли три трупа. Глаза выжжены, на груди – знак Пожирателя.

Дариус заскрежетал доспехами:

– Почему не ударим сразу?

– Потому что, – Лина провела пальцем по зеркалу, – он пригласил всю знать на аукцион завтра. И среди гостей будет эмир.

– Ты войдешь в особняк как купец из Ваэрии, – Карим протянул маску Аруину. Кожа мерцала, как мокрая глина. – Лина будет твоей наложницей.

– Снова? – Лина закатила глаза. – В прошлый раз он чуть не сжег мне платок «случайной» искрой.

– Зато ты выиграла время, обливаясь слезами, – огрызнулся Аруин.

Карим вздохнул. Ему давно пора было привыкнуть.

Аль-Касир: Город, где сплетаются тени и золото

Солнце вставало над Аль-Касиром, окрашивая купола мечетей в цвет расплавленной меди. Город просыпался, как старый лев, лениво потягиваясь в дымке утреннего тумана. Его улицы – узкие, извилистые, словно вены на руке древнего бога – начинали наполняться гулом. Торговцы раскатывали ковры на базарах, разносчики воды звенели медными кувшинами, а с порта доносился крик чаек и скрип канатов. Воздух гудел от запахов: сладкий дым кальянов, острый аромат специй, прогорклое дыхание канализации. Здесь, на перекрестке пустыни и моря, смешивались не только товары, но и судьбы.

Старый город лепился к подножию Храмовой горы, как нищий к ногам царя. Дома из глины и камня, с плоскими крышами и решётчатыми окнами, теснились так близко, что соседи могли пожать друг другу руки, не выходя из дверей. Узкие переулки прятали тайны: здесь за ржавой дверью могла скрываться мастерская алхимика, где в колбах бурлили зелья цвета ночных кошмаров, а за ковром, висящим вместо входа, – подпольный игорный дом, где судьбы решались броском костей. Над всем этим царили базары – сердце Аль-Касира. Они гремели, как безумный оркестр: торговцы клялись пророками, что их шелк выткан нимфами, старухи ворожили на кофейной гуще, а мальчишки-попрошайки виртуозно вытаскивали кошельки из карманов.

Но стоило подняться по лестнице, вырубленной в скале, и Квартал знати открывался, как шкатулка с драгоценностями. Дворцы из белого мрамора с резными арками и позолоченными куполами отражали солнце так ярко, что слепило глаза. Внутренние сады, спрятанные за высокими стенами, благоухали розами и апельсиновыми деревьями. Здесь даже воздух казался гуще, пропитанный благовониями и властью. Но за роскошью скрывалась тишина – тревожная, как затишье перед песчаной бурей. Слуги шептались о том, что в доме купца аль-Фарида видели черные пятна на стенах, а дочь эмира по ночам кричит на забытом языке…

К югу от центра, у подножия порта, раскинулись трущобы – рана на теле Аль-Касира. Лачуги из гнилых досок и ржавого железа цеплялись друг за друга, будто боясь рухнуть. Здесь царил запах отчаяния: прокисший хлеб, моча, дым от сжигаемых трупов крыс. Дети с пустыми глазами копошились в мусоре, а по ночам из подземелий доносились странные звуки – то ли плач, то ли смех. Говорили, что именно здесь, в этой вонючей тьме, демоны находят своих жертв.

Но город жил. Жил вопреки. Порт принимал корабли из дальних стран, и матросы, пахнущие солью и чужими ветрами, несли в таверны истории о морских чудовищах и проклятых островах. Ремесленники выбивали узоры на меди, ткали ковры, вплетая в них молитвы, а поэты на площади Справедливости читали стихи о любви и потерях, под аккомпанемент ударов молота палача.

И над всем этим, как тень над пламенем, витало Братство Видящих. Их знак – Разорванное Зеркало (Круг, разделённый трещиной на две части. В одной половине солнце, в другой луна. Трещина изображена как змея, кусающая собственный хвост. Солнце и Луна стилизованы под зрачки.) – был изображён на дверях логова, выжжен на коже новобранцев, выгравирован на оружии и артефактах, вытатуирован на веках высших наставников (как символ видеть даже во сне). Город боялся их, ненавидел, благодарил. Потому что Аль-Касир знал: за фасадом рынков и дворцов скрывается иная война. Та, что ведётся в подземельях, где стены дышат, а тени шепчут.

Когда садилось солнце, и последний муэдзин звал на молитву, Аль-Касир затягивал раны. Гасил огни, запирал двери, крепче прижимал к груди детей. И ждал рассвета, зная, что ночь принадлежит не ему.

2

Тени на базаре

Рынок Аль-Касира напоминал раскалённый котёл, где кипели голоса, запахи и алчность. Воздух гудел от криков разносчиков, звонких, как удары медных тарелок: «Свежие финики из Ваэрии!», «Амулеты от дурног о глаза – освящены в храме Иштар!», «Шёлк, тонкий как паутина!» Над головами колыхались полотнища из грубой ткани, натянутые между глиняными крышами, создавая призрачную тень. Но прохлады не было – только густой, липкий жар, пропитанный ароматом жареного нута, конского пота и гниющих фруктов, что валялись в сточных канавах.

Аруин шёл сквозь толпу, стиснув зубы. Его маска купца из Ваэрии – пухлые щёки, подведённые сурьмой глаза – прилипла к коже, как вторая плоть. Под шёлковым кафтаном, расшитым золотыми нитями, скрывался кинжал с рунами. Каждый шаг по неровному камню мостовой отдавался в висках. Сюда не стоило соваться днём. Базар кишел не только ворами – меж рядов с шафраном и медными кувшинами скользили они. Тени в человеческом обличье. Те, чьи зрачки слишком расширены, чьи пальцы оставляли на прилавках чёрные пятна.

– Дорогой господин, взгляните на этот лазурит! – Лина, закутанная в алый шелк с головы до пят, ухватила его за рукав. Её голос звенел фальшивой сладостью, но пальцы сцепились на его запястье стальным захватом. – Он защитит вашу жену от дурных снов…

Она кивнула на торговца, чья лавка была завалена камнями с трещинами, похожими на змеиные зрачки. Старик, с лицом, изборождённым морщинами-ущельями, улыбался слишком широко. На шее – три синих точки, как от укуса скорпиона. Знак.

– Жена предпочитает рубины, – буркнул Аруин, делая вид, что разглядывает бусы. Голос звучал чужим, заплывшим жиром и спесью. – Но твоя болтовня развлекает.

Лина засмеялась, звонко и пусто, поправляя вуаль на его лице. Шёлк скользнул по шраму-полумесяцу, но он не дрогнул.

– Аль-Фарид купил дочь стеклодува, – её губы едва шевельнулись, пока пальцы театрально перебирали бусы. – Вчерашний закат. Запер в западном крыле, за железной дверью с семью замками.

Аруин почувствовал, как по спине пробежал холодок, несмотря на жару. Западное крыло. Там, где в прошлом месяце нашли трёх служанок с выжженными глазами.

– Живая? – спросил он, сжимая рубиновый кулон так, что камень врезался в ладонь.

Лина наклонилась, будто поправляя пряжку его пояса. Её шёпот смешался с рёвом ослика, тащившего бочку с рассолом:

– До полудня. Потом… они пришли. Слуги видели дым из окна – голубой, как зимнее небо.

Он представил девочку – худенькую, с косичками, как у Амины. Как её плоть корчилась в голодном пламени, пока демоны пожирали душу. Его пальцы сами потянулись к кинжалу, но Лина резко вцепилась ему в локоть:

– О, взгляните на эти благовония! – защебетала она, таща его к соседнему лотку, где в стеклянных колбах клубились дымы цвета крови. – Аромат ночи Шахерезады!

Торговец, похожий на стервятника в парче, протянул склянку с жидкостью, пахнущей мёдом и разложением. Аруин закашлялся. За спиной что-то шевельнулось – чья-то тень легла на прилавок, слишком густая, слишком немая.

– Думаешь, там ловушка? – пробормотал он, делая вид, что нюхает духи.

Лина фыркнула, разбивая мираж веселья. Её зелёные глаза, видимые сквозь прорезь чадры, сверкнули сталью:

– Там дверь, – её шёпот стал лезвием. – Семь замков из чёрного железа. И запах… как в склепах Храма Молчания.

Он повернул голову, чуть не задев плетёную корзину с кобрами над собой. На площади у фонтана Самира обступала толпа. Юноша, красный как гранат, размахивал «древним» амулетом – куском ржавой жести с нацарапанными рунами.

– Э-этот оберег носил сам султан Азраил! – его голос срывался на визг. – Он… он защищает от песчаных духов!

Старуха в чёрном, с лицом, как смятый пергамент, тыкала ему в грудь костлявым пальцем:

– Два дирхама! И то лишь потому, что мой внук дурак!

Аруин вздохнул. Новички. Вечно лезут в самое пекло, чтобы доказать, что не щенки. Самир встретил его взгляд и замер, словно заяц перед удавом.

– Наставник! – он пробился сквозь толпу, спотыкаясь о край халата. – Я… я собрал сведения!

Аруин схватил его за плечо, оттащив от любопытных взглядов. Пальцы впились в кость – пусть запомнит боль.

– Аль-Фарид… – Самир задыхался, пахнул потом и страхом. – Наставник… я нашёл это в подземельях особняка. – Самир показал свёрток. Развернув ткань, он обнажил обугленный фрагмент каменной плиты с высеченными спиралями, переплетёнными в троекратную петлю. – Они… они повсюду. На стенах, полу… даже на потолке.

Аруин медленно провёл пальцем по символу. Края спиралей обожгли кожу холодом, оставив иней на кончиках.

– Хорошая работа, – он толкнул Самира к узкому проходу между лавками. – Теперь беги в обитель.

– Но я могу помочь! – юноша выпрямился, тень от его худого силуэта дрожала на стене, как пламя свечи.

Аруин наклонился, чтобы их лица оказались на одном уровне. Маска купца вдруг стала тесной, как удавка.

– Твоя помощь – не сдохнуть раньше времени. – Он ткнул пальцем в грудь Самира, где под рубахой скрывался амулет с глазом Иштар. – Если демон почует в тебе это – тебя разорвут раньше, чем успеешь вспомнить молитву.

Самир побледнел, но за спиной Аруина раздался смех. Лина, облокотившись на лоток с кинжалами, щурилась на солнце:

– Послушайся, птенец. Мёртвые герои – худшие любовники.

Она швырнула ему сушёный инжир. Самир поймал на лету, сжал в потной ладони и кивнул. Его тень попятилась первой, прежде чем он сам растворился в толпе.

Лина вздохнула, поправляя шаль.

– Жалко его. Такие горят ярко… и быстро.

Аруин не ответил. Он смотрел, как торговец шафраном сворачивает ковёр с изображением трёхглавого змея. На обратной стороне, мелькнувшей на секунду, была вышита руна – спираль с крючком на конце. Знак Пожирателя.

– У них везде глаза, – прошептала Лина, следуя за его взглядом. – Даже в солнечном свете.

Она взяла его под руку, и они затерялись в толпе, как два призрака в шёлковых масках. Где-то за спиной, в рёве базара, послышался скрип – словно кто-то точил нож о каменное сердце Аль-Касира.

3Пляска масок

Особняк Аль-Фарида возвышался над Аль-Касиром как грифон над добычей. Аруин поправил маску, из-под которой проступали щеки купца из Ваэрии – поддельная полнота, пропитанная ароматом розовой воды, вызывала тошноту. Лина шла в полушаге позади, её пальцы с алым лаком легли ему на плечо. Шёлковые рукава «наложницы» скользили как змеиная кожа, открывая запястья в золотых браслетах-удавках – тонкая насмешка над ролью. В веерообразной шкатулке у неё на поясе дышала бомба из священной смолы.

– Бархат чешется, – прошептала она, поправляя диадему, сплетённую из лживых жемчугов. – Твой «щедрый шейх» мог бы выбрать ткань потоньше для подарка эмиру.

– Ты сама вызвалась быть украшением, – Аруин не обернулся, следя за стражей у мраморных колонн. – Или забыла, как придушила шелком трёх охранников в прошлый раз?

Лина рассмеялась звонко, как предписывал образ, но её ноготь впился ему в шею под воротником:

– Украшения бывают смертоносными, дорогой. Напоминать, как ты уронил кинжал в фонтан, испугавшись собственной тени?

Они замерли у портала с мозаикой пожирающих друг друга драконов. Лина внезапно вытянула руку, заставив браслеты звякнуть в такт её словам:

– Твоя Амина… Носила бы этот театр лицемерия? – Шёпотом, но так, чтобы эхо донесло до стражей фальшивую игривость.

Аруин ощутил, как под маской вспыхивает шрам-полумесяц.

– Она верила, что даже в аду можно отыскать искру человечности, – голос его стал глуше.

– А ты выжег её в себе, чтобы заменить рунами? – Её веер прикрыл губы, но не скрыл ледяной усмешки. – Бедный мальчик. Боишься, что твоя искра – всего лишь отражение в зеркале демона?

Он не успел ответить. Двери в зал аукциона распахнулись, выпустив волну шафранного дыма. Лина мгновенно преобразилась: томный взгляд, изгиб шеи, будто готовая принести себя в жертву на алтаре богатства. Её босые ступни в сандалиях с позолоченными цепями бесшумно скользили по ковру, словно она и вправду была тенью знати.

– …и этот сосуд эпохи Древней Империи! – глашатай ударил посохом, показывая на кратер с трещиной в форме змеи.

Лина приложила руку к груди в фальшивом восхищении, шепча сквозь улыбку:

– На шее у Аль-Фарида – три царапины. Демон уже вылизывает рану для нового тела.

Аруин кивнул, отмечая неестественный блеск в глазах хозяина особняка. Правая рука купца дёргалась под шелком, будто марионетка на нитях.

– Дочь стеклодува в западном крыле, – Лина сделала вид, что поправляет ему воротник, вонзив ноготь в кожу. – Если опоздаешь – станешь частью коллекции.

Грянул гром. Но это был не удар с небес – люстры с костяными подвесками вдруг ожили, заскрипев на цепях. Воздух наполнился свистом рассекаемых клинков. Лина, уже отбросившая шкатулку с бомбой, сорвала с диадемы иглу-шпильку:

– Жертвоприношение началось. А ты всё ещё в маске, Видящий.

Её последние слова потонули в рёве толпы.

4Багровый рассвет

Стены особняка взвыли, как живые. Обои, расшитые золотыми кобрами, вздулись пузырями, и из трещин поползли каменные змеи – их чешуя, чернее ночи, шипела, оставляя за собой шлейф едкого дыма. Дым впивался в лёгкие, пахнув горелой кожей и прокисшими надеждами. Гости, ещё минуту назад толкующие о ценах на шелка, превратились в стаю перепуганных шакалов: дамы в парче рвали подолы, цепляясь за разбитые витрины, купцы в расшитых кафтанах давили друг друга, пытаясь укрыться за позолоченными вазами. Хрусталь звенел, рассыпаясь алмазным дождём, а в воздухе висели обрывки криков: «Спасите!», «Демон!», «Горим!»