Голиаф против Голиафа

Он отключил телефон и посмотрел на Лену как на чудо.

– Это редактор из городского вестника. Им понравились мои фото!

Лена вскочила, стала смеяться сквозь слёзы.

– Ура! Это же то, что мы ждали!

Они обнялись, среди чужих людей, в запахе кофе и пара.

Мир на мгновение стал мягким, прозрачным – словно сама жизнь, наконец, им улыбнулась.

Женя шепнул ей в волосы:

– Мы это сделаем, Ленка. Я сделаю. Ради нас.

Она посмотрела на него снизу вверх:

– Беги. Отправь им скорее.

Он кивнул, схватил рюкзак и выбежал из кофейни, переполненный надеждой.

Лена осталась у окна, на стекле отражалась её улыбка, но глаза уже искали тень – будто где-то в глубине слышался тихий, невидимый голос отца.

Утро в парке

Солнечный свет прорезал осеннюю листву – мягко, как будто через фильтр. В воздухе запах кофе и мокрой травы.

Стахович стоял у тропинки с бумажным стаканом. Казался спокойным, но внутри что-то гудело, как двигатель, работающий на холостых.

Он увидел её издалека – бывшая жена, лёгкая походка, кроссовки, длинный зелёный шарф. Ветер чуть поднимал концы, будто флаг мира.

– Привет! – сказал он, когда она подошла.

– Привет. – Она остановилась, глядя на него без удивления. – Зачем ты меня караулишь? Мог бы и позвонить.

– С твоим цифровым детоксом это непросто – ответил Стахович.

Она усмехнулась, но глаза остались серьёзными.

– Что-то случилось?

– Да. Двадцать лет назад. Дочка у нас родилась.

Она чуть склонила голову.

– Ты про Женю?

Он кивнул.

– Давай как команда поработаем. Он её утопит. Ленка влюблена, как слепая. Мы не для этого её растили.

– Женя хороший мальчик, – мягко сказала она. – Простой, добрый. Не всем же быть альфа-самцами.

– Ты же сама видишь – он бесперспективный. Ребёнок. Всегда им будет. С ним Ленка сгниёт в бытовухе. Разведутся, родят по пути кого-то, и всё. Конец.

Он сделал паузу, сжал стакан.

– Просто поговори с ней. Не уговаривай, просто объясни. Я прошу.

Она посмотрела мимо него, куда-то в зелень.

– Вселенная не делает ошибок, Андрей. Это её путь.

Он резко выдохнул, глаза полыхнули.

– Ты издеваешься? Какой, к чёрту, путь? Это путь в нищету! Ты хочешь смотреть, как она губит свою жизнь?

Она вспыхнула, впервые за разговор:

– А ты хочешь прожить её жизнь за неё? Ты уже свою просрал! И ещё пытаешься командовать чужими! Как ты вообще смеешь называть себя психологом?!

Он отвернулся, сдерживая ярость, потом бросил:

– Как хорошо, что мы не женаты.

– Эзотеричка домотканная.

Она тихо ответила, уже не глядя:

– Это не твоё собачье дело.

Он сжал стакан, бросил в урну.

– Потом не говори, что не предупреждал! – сказал он, уходя. – Последствия будут и на твоей совести.

Она осталась стоять. Потом подошла к дереву, обняла его, прижимаясь щекой к коре. Стахович, уже почти скрывшийся за поворотом, обернулся.

– Вот же дура, – сказал он вполголоса.

В этот момент зазвонил телефон.

– Да, Валентина. – Его голос вдруг стал тёплым, уверенным, почти ласковым. – Конечно, Валечка. Запишитесь через Аню. Буду ждать. Разберём всё подробно.

И только ветер помнил, с каким бешенством он говорил минуту назад.

Книжный магазин

Баннер с его лицом – «Андрей Стахович. Научись слушать себя». Люди, мягкий гул голосов, запах кофе и новых книг.

Анна Иванова, ассистентка, нервно глядела на часы, потом в телефон.

– Андрей Викторович, вы где?! Люди ждут!

Бутик

Он стоял перед зеркалом в кожаной куртке, улыбаясь своему отражению. Продавец с почтительным лицом поправлял ворот.

– Анюта, ты не представляешь! Такой пинжак с карманами! – сказал он в трубку, вытягивая гласные. – Бегу-бегу!

Он отключил звонок, повернулся к продавцу:

– Оплачу быстро, а то там уже порвут.

Презентация

Толпа ждала. Он наконец появился – сияющий, уверенный, улыбчивый. Подписывал книги, благодарил, смотрел людям в глаза.

Телефоны снимали.

«Потрясающий», – шептали женщины.

«Какой харизматичный», – говорили другие.

И только один мужчина стоял неподвижно. Чистая рубашка, холщовая сумка, в ней – пластиковая бутылка.

Без улыбки. Только сжаты челюсти.

Когда подошёл его черёд, он достал бутылку. Красная краска брызнула на белую рубашку Стаховича.

– Вот тебе плата за твои сеансы! – закричал он. – Ты не лечишь, ты калечишь! Мою семью разрушил, тварь!

Стахович вскинул руки, инстинктивно защищая лицо. Толпа вскрикнула. Люди отскочили, телефоны поднялись выше.

Охранник повалил мужчину, Анна закричала, кто-то вызывал полицию.

А Стахович стоял, мокрый, залитый красным, и смотрел в пустоту.

Кафе

Лиза Соболева смотрела на видео в телефоне. На экране – красное пятно на лице Стаховича.

Она усмехнулась:

– Наконец-то.

Сергей Лешин сидел напротив, не отрывая взгляда от чашки кофе.

– Когда ты был моим парнем, я тоже думала, что ты можешь облить меня. Я, конечно, стерва та ещё. Но ты – политик, тебе нельзя было портить имидж.

Он поднял глаза.

– Никто не заставляет тебя общаться со мной.

Она хмыкнула:

– А вдруг ты будешь президентом.

– Не обещаю. Но я в политику пошёл именно за этим. И не строй из себя благодетельницу. Без меня тебя никто бы не подпустил к оппозиции. Это я их убеждаю, что ты не продалась.

– Ну да, – усмехнулась Лиза. – Брак по расчёту. Но если бы мы были в настоящем браке, я бы тебя убила.

– Не путай принципиальность и занудство.

Она засмеялась, чуть нервно.

– Ладно. Стахович – козёл.

Задумалась на секунду.

– Это же муж его пациентки.

Она посмотрела на Лешина. Её улыбка стала другой – внимательной, холодной.

Как будто в голове уже рождался новый план.

Кабинет

Стахович сидел в своём офисе – типичный кабинет психолога, где всё словно притворяется уютом: жалюзи, серые стены, книги, пара кресел напротив. На стене – дипломы, как щиты, защищающие от вопросов совести.

Анна стояла перед столом, с телефоном в руке.

– Что там в соцсетях насчёт этого придурка с краской? – спросил Стахович, не поднимая глаз.

– Да вроде без последствий, – сказала она, пролистывая экран. – Негатива почти нет. Все пишут, что он просто псих.

Стахович кивнул.

– Хорошо. Так и оставим.

Он сделал пометку в блокноте, как будто поставил галочку не только напротив новости, но и напротив своей безупречной репутации.

Хрущёвки

День был блеклый, но солнечный. Женя выскочил из подъезда с рюкзаком за плечами, говорил в телефон, улыбаясь во весь рот:

– Ленуська, прикинь, я к ним в офис еду! На встречу позвали! Да, вечером расскажу. В нашей точке. Всё, целую!

Он был живой, радостный, словно мальчишка, которому впервые поверили.

Проходя мимо чёрного седана, он услышал:

– Женя!

Оглянулся – за рулём сидел Стахович. Лицо спокойное, голос доброжелательный, как у человека, который знает, что всё под контролем.

– Здрасьте, – неуверенно сказал Женя.

– Разговор есть. Садись, минутка.

– Я тороплюсь, – пробормотал тот.

– Быстро, всё успеешь.

Женя нерешительно открыл заднюю дверь. Салон пах кожей и мятой.

Левая дверь

Стахович обернулся к нему, голос у него был спокойный, почти отеческий.

– Жень, нужно, чтобы ты перестал общаться с Леной.

– Я буду с ней общаться, – ответил Женя, едва заметно дрогнув губами.

Стахович кивнул, будто ждал этого.

– Ладно. Тогда сразу к делу.

Он поднял с переднего сиденья пластиковый файл, протянул.

– Почитай. Только не спеши.

Женя развернул лист. Сначала хмурился, потом глаза расширились.

– Что это?.. Кто это написал?

Стахович говорил спокойно, как будто объяснял новую схему дыхательных упражнений.

– Девочка, пятнадцать лет. Заявила, что ты её домогался. Уголовное дело, суд, приговор.

Он выдержал паузу.

– Друзья из полиции позвонили мне, предупредили.

– Это бред! – вскрикнул Женя. – Этого не было!

Он открыл дверь, чтобы выйти, но Стахович тихо сказал:

– Посмотри туда.

Женя повернул голову. В нескольких метрах стояла серая машина. За тонированным стеклом – силуэты.

– Оперативники, – произнёс Стахович почти шёпотом. – Выйдешь – задержат. И начнётся то, чего ты не переживёшь.

Он достал телефон, включил видео.

Крики. Металл. Чей-то сломанный голос, который умолял.

Женя смотрел, как из его лица уходит кровь.

– После этого ты сознаешься. Потом суд, зона. Женское имя. Упражнения, как в видео.

Стахович посмотрел прямо в глаза Жене.

– Но есть альтернатива. Левая дверь. Выйдешь из нее и все будет хорошо.

Он молчал. Потом сказал:

– Закрой дверь.

Женя закрыл дверь машины и опустил глаза.

– Ну что, – спросил Стахович, – понимаешь какая альтернатива?

– Ра-расстаться с Леной, – пробормотал тот.

– Молодец. Умный парень.

Женя поднял глаза – в них стояло отчаяние.

– Так нельзя… За что вы меня ненавидите?

– Правая дверь или левая, – ровно сказал Стахович.

Долгая пауза. Женя выдохнул:

– Левая.

Стахович кивнул, будто подвёл итог консультации.

– Напиши Лене, что встретил другую. Прямо сейчас.

Женя колебался.

– Давай, – сказал Стахович, чуть наклонившись.

Пальцы на экране дрожали:

“Привет. Мы не можем больше общаться. Я встретил другую. Прости.”

– Отправляй, – тихо сказал Стахович.

Женя нажал.

– Теперь блокируй. Всё: мессенджеры, телефон, соцсети.

Он наблюдал, как тот делает шаг за шагом.

Когда всё было закончено, Стахович сказал:

– Собери вещи. Переедь. Найди новое жильё.

Он говорил мягко, как будто давал терапевтическую рекомендацию.

– Лена – опасность. Есть Лена – ты в опасности. Нет Лены – ты в безопасности. Понял?

– Да.

– Хорошо. Левая дверь – там.

Женя открыл дверь, не глядя на него.

– До свидания, – сказал он и вышел.

Стахович проводил его взглядом. Потом долго сидел, глядя в лобовое стекло. Пальцы его едва заметно подрагивали.

Парк

Лиза Соболева и Алина бежали по дорожке. Воздух пах потом и листвой.

Обе замедлились, остановились, тяжело дыша.

– А твой муж не ревнует к Сергею? – спросила Алина.

Лиза улыбнулась, вытирая пот со лба.

– Нервничает. Говорит: “Это выглядит странно.” – Она изобразила голос мужа.

– Ну скажи честно, – улыбнулась Алина. – У вас с Сергеем… бывает?

– С чего ты взяла?

– Видела, как он тебя по попе похлопал.

Лиза фыркнула, потом, не глядя, призналась:

– Крайне редко. Когда приспичит. Муж не всегда в форме. Это… чисто для здоровья.

Алина усмехнулась:

– Какой у тебя брак по любви.

– Я ему говорю: “Ты же превосходишь его во всём.” И он верит.

– И что, слушается?

– Ведёт себя как ангел, выполняет все хотелки.

– Доказывает превосходство?

– Что, собственно, и требуется.

Обе рассмеялись.

Издалека подъехала машина. Из неё вышел седой мужчина – ухоженный, уверенный.

– Лиза!

Она обернулась.

– А вот и он. Я попросила забрать. Тебя подвезти?

– Нет, я ещё пробегусь, – ответила Алина.

– Пока! – сказала Лиза и направилась к машине.

Муж поцеловал её в губы. Машина плавно тронулась, оставив за собой шлейф дорогого парфюма и впечатление жизни, в которой всё под контролем.

Ужин

За окном тонул огонь неоновых вывесок. В ресторане гудели разговоры, звенели бокалы.

Стахович сидел у окна, проверяя расписание приёмов в телефоне. Нахмурился.

– Ань, – сказал он в трубку, – а почему сеанс Аллы отменён?

Голос Анны Ивановой был ленивый, домашний, с оттенком хлопотливой усталости. На другом конце провода она сидела в майке и шортах, с бокалом чая.

– Написала, что прервётся на время. Говорит, некогда.

Стахович задумчиво прищурился.

– Странно. Ирина, Заболоцкая тоже прервались. Что с ними всеми?

– Позвонить, узнать в чём дело?

Он улыбнулся себе под нос.

– Не надо. Пусть подумают, что мы выше этого.

Усмехнулся,

– Когда снова захотят записаться – не торопись. Помурыжь недели две. Для науки.

Он положил телефон на стол, потянулся за бокалом вина и посмотрел в окно.

На стекле отражалось его лицо – спокойное, властное, чуть уставшее.

Человек, который привык к управлению – даже когда это выглядит как случайность.

Квартира бабушки

Хороший ремонт, тяжёлый воздух.

Хрусталь, картины, запах духов и старого лака.

Лена сидела на диване, сжав колени, глаза опухшие, волосы спутаны.

Рядом – бабушка, Мария Владимировна: ухоженная, в идеальном костюме, гладит внучку по плечу.

У окна стоит мать Лены, с незажжённой сигаретой, лицо напряжено, руки дрожат.

– Он просто исчез, – всхлипывает Лена. – Написал, что встретил другую. Это же чушь! Не мог он никого встретить! Мы же только были вместе!

Она говорит быстро, захлёбываясь слезами:

– Я приехала к нему – пусто. Сосед сказал, съехал вчера. Везде заблокировал…

Пауза.

– Он же говорил, что любит меня…

Мария Владимировна мягко кивает:

– Конечно. Значит, что-то другое случилось.

Лена поднимает глаза, словно ищет в них подтверждение.

– Мы всё планировали… Америку, выставку, всё вместе…

Мать оборачивается к бабушке, голос звенит яростью:

– Это ваш сын руку приложил!

Мария Владимировна резко выпрямляется.

– Не смей так говорить! Андрюша Леночку любит по-настоящему! Это тебе некогда было дочерью заняться!

– Ах, началось… У вас это семейное – всех вокруг винить!

– А у тебя – всё вокруг «само рассосётся»! Пока ты на своих медитациях, ребёнок страдает!

– Не смейте! Я для неё всё делала! Всё ради неё!

– Да что ты говоришь! Сколько их у тебя уже было, этих “всё ради неё”?

Лена вскрикивает, захлёбываясь:

– Мама! Баба! Хва-а-т-и-т!

Обрыв. Тишина.

Две женщины, замерев, глядят на девочку – каждая со своей болью и виной.

Они обе тянутся к ней.

Бабушка уступает первой – отходит, глотает обиду.

Мать садится рядом, обнимает Лену.

Девочка утыкается ей в плечо и плачет – мелко, тихо, по-детски.

Спортзал

Лязг металла. Запах резины и железа.

Стахович заканчивает подход, тяжело дышит. Рядом Гарик – плотный, седеющий, с полотенцем на плече.

– Ну что, как бизнес? – спрашивает Стахович.

– Да вроде нормально, – отзывается Гарик. – Завод продал, строительный бизнес на подъёме.

– Рад слышать. – Стахович делает глоток воды, вытирает лоб. – У меня Ленка в беде. Парень бросил, страдает ужасно. Не ожидал, что всё так пойдёт.

Гарик понимающе хмыкает.

– А чего он её бросил?

– Вроде как другую встретил. Внезапно.

– Ну, ты же психолог. Знаешь, как помогать в таких случаях.

Стахович кивает.

– Знаю. Другого парня надо. И вообще – замуж.

Гарик оживляется:

– Так познакомим с моим Лёвкой! А то он с такими дурами тусуется… хоть плачь.

– Твой Лёва что, в Йеле окончил?

– Финансы и кредит. Сейчас в банке работает.

– После Йеля – в банке? Вернулся, значит.

– Вернулся, ага. Запад ему не зашёл. Говорит, “равные права”, “личные границы”… Да кому это всё надо?

Оба смеются.

Стахович вытирает руки полотенцем.

– Можно попробовать. Встретятся – посмотрим, что из этого выйдет.

– Вот и отлично, – говорит Гарик. – А сейчас пошли, покажу тебе одно место.

Стахович усмехается:

– Что за место?

Гарик, пародируя акцент:

– Увидишшшь!

Тай SPA

Мягкий свет, аромат масел, звуки воды.

Стахович и Гарик сидят в креслах. Перед ними – тайки, массируют ступни.

Гарик рассказывает, задумчиво покачивая головой:

– Парень-то толковый. Я ж его для бизнеса растил. Пусть набирается опыта. Потом ко мне – всё хозяйство на него пойдёт. Только жена нужна нормальная. Чтобы уравновешивала.

Стахович, глядя в потолок:

– Посмотрим. Можно устроить встречу… как бы случайно.

– Во! Это мысль. А там уж химия решит.

Дрифт

Грохот мотора. Желтый «Мустанг» крутит круги, дым клубится.

Толпа визжит от восторга.

Когда мотор стихает, из машины выходит Лёва – высокий, уверенный, двадцати с небольшим с насмешливой улыбкой.

– Снял? – кричит он кому-то из толпы.

– Уже выслал!

Лёва смотрит видео на телефоне, смеётся:

– Грейтест оф олл тайм!

Телефон звонит.

– Да, пап. – короткая пауза. – Хорошо, подъеду.

Снова Тай SPA

Жёлтый «Мустанг» резко паркуется у входа.

Лёва заходит внутрь, встречает Стаховича.

– Здрасте, дядя Андрей!

– А, Лёвыч, привет. Отец там, шестая кабинка.

– Спасибо.

Лёва уходит вглубь.

Кабинка

Гарик и Лёва сидят, им делают массаж ног.

– Пап, ну что я, аниматор? Не хочу я! – раздражается Лёва.

– У девочки трудный период. Помоги. Вы знакомы.

– Да я её не помню даже!

– Значит, вспомнишь. Слушай, семья – не конец жизни. Просто встреться. А женишься – делай что хочешь, но аккуратно.

Он поднимает ладонь:

– Куклы твои – для развлечения, жена – для потомства. Мне нужны внуки, Лёвка. Качественные.

Лёва закатывает глаза, делает гримасу согласия.

Ресепшен Тай SPA

Гарик уже ушёл. Лёва стоит у стойки, мнётся.

– Извините… а у вас есть, ну… другие услуги?

Ресепшионистка, женщина с пучком и усталым взглядом, оценивает его несколько секунд.

– Только за наличные.

– Без проблем, – быстро отвечает Лёва. – Можно посмотреть, кто есть?

– Пойдёмте, – сухо говорит она.

И он идёт за ней – самоуверенно, с ухмылкой.

Парень, для которого мир – витрина, где можно выбрать любую услугу.

Дырка в носке

Кабинет Стаховича пах дорогим кофе и тревогой. На стене – дипломы в дубовых рамках, за окном – осенний свет, холодный и беспощадно честный.

Напротив него – Валентина, сорок с лишним, деловая женщина, собранная, но с глазами, в которых усталость жила давно и основательно.

– И это продолжалось десять лет, – говорила она, глядя в сторону, будто боялась встретиться с ним глазами. – Десять лет! И каждый раз я думала: нет, в этот раз он изменится. Но нет. Он мерзавец. Просто мерзавец.

Стахович слушал, слегка кивнув, как будто держал ритм её боли.

– Эти отношения уже закончились, Валечка. А мы с вами должны понять, как вести себя в новых. Я уверен – они у вас будут. Но там нельзя наступать на старые грабли. Отношения – это компромиссы. Игра в одни ворота – априори проигрыш.

Он говорил спокойно, уверенно, как дирижёр, у которого оркестр – человеческие слабости.

И вдруг дверь распахнулась.

– Что ты с ним сделал?! – влетела его бывшая жена, вся в слезах и гневе.

За ней – Анна, администратор, растерянная, но решительная.

– Что вы творите?! Здесь идёт приём!

Пациентка с любопытством переводила взгляд с одной женщины на другую, будто попала на спектакль, на который не покупала билет.

– Это твоя работа?! – бывшая стояла, дрожа.

– Да, – ответил Стахович, имея в виду, что это его офис. – И у меня сейчас приём, как ты видишь.

– Что ты сделал с Женей?!

Он закрыл глаза на секунду.

– Валечка, простите, сейчас минутку.

Пациентка кивнула, даже с каким-то детским нетерпением: интересно же – настоящий психологический кризис вживую.

– Мы можем поговорить в другой раз? – попытался он.

– Это ты сделал, чтобы Женя исчез!

Анна схватила бывшую за локоть.

– Выйдите немедленно!

– Не трогай меня! – бывшая вырвалась. – Как ты можешь рассказывать людям, как строить отношения, если сам умеешь их только разрушать?!

Она обернулась к Валечке:

– Он разрушил нашу жизнь, жизнь дочери, и всё, к чему прикасается! Он даже о себе не может позаботиться! Я уверена, что у него сейчас носки дрявые Не верьте ему, он вам не поможет!

Валечка открыла рот, но не знала, что сказать.

– Вон отсюда! – крикнул Стахович. – Ты всех пугаешь!

– Сволочь! – бросила она и вышла, громко хлопнув дверью.

Молчание. Анна посмотрела на него, качнула головой и одними губами произнесла:

– Пиздец.

Он опустился в кресло, выдохнул.

– Валечка, – сказал тихо, – сегодня уже не получится. Давайте перенесём.

Пациентка, всё ещё под впечатлением, спросила:

– Это… ваша жена?

– Слава богу, уже нет, – усмехнулся он. – Простите за этот театр.

Она собралась, поправила волосы.

– До свидания, Андрей.

Когда дверь за ней закрылась, кабинет наполнился звоном тишины.

Стахович снял ботинок, посмотрел на пятку носка – дырка.

Молча усмехнулся.

– Попала, чёрт возьми, – сказал сам себе.

Отмены продолжаются

Аэропорт был серым и анонимным.

Он сидел в зале ожидания, пил вялый кофе из картонного стакана, когда пришло сообщение:

“Зритель” отменил интервью. Сказали, что у них другой срочный сюжет.”

– Опять? – пробормотал он и набрал номер.

– Привет, Анна. Что за ерунда? Это уже третья отмена. Психология вышла из моды, да? А что у других – у Курпатова, у Сатьи? Нет, не важно.

Он отключил телефон, уставился в иллюминатор на стоянке самолётов. Всё как всегда – холодно, без эмоций, без зрителя.

“Случайная встреча”

Лена стояла у университета, ловила такси.

Лужа у бордюра отражала кусок неба, и в этом зеркале вдруг блеснула фара.

Мустанг подлетел слишком близко, и водяная волна окатила её ноги.

– Блииин! – вскрикнула она, глядя на свои кеды.

Машина остановилась. Из неё выскочил парень.

– Прости! Не увидел!

Она нахмурилась.

– Куда вы смотрели?

– Лена? Стахович? – он прищурился.

– Вы кто?

– Лев, сын Гарика. Ты что, меня не помнишь?

Она моргнула – и узнала.

– Да ну! Десять лет ждал, чтобы меня облить?

Лева со смехом.

Конечно! Кто мне тогда подушку-пердушку подложил? Мне до сих пор стыдно перед гостями!

И громко крикнув: “Привет!”, крепко обнял ее, приподнял над землей так, что Лене даже стало некомфортно и немного страшно от такого напора. Но налетевшая волна теплых чувств воспоминаний о детстве охватила ее и она широко улыбнулась, глядя Леве в глаза. Лева аккуратно опустил ее на землю.

Лена рассмеялась.

– Считай, мы в расчёте!

Лева засмеялся.

Наконец-то! Столько лет ждал!

Подумал секунду и предложил.

– Ты куда едешь? Давай подвезу

Лена немного растерялась

А я такси заказала. Мне домой

Это там, около площади?

Лена кивнула.

Лева напористо продолжил.

– Давай, мне по пути. Отменяй такси.

– А у меня же рейтинг упадет.

Лева утвердительно кивнул, смеясь.

– Конечно упадет. Смирись с этим. Садись!

Лена улыбнулась, села в машину, тыкая в приложении такси. Мустанг резко и красиво рванул с места.

Мустанг

Мустанг мягко гудел, катясь по асфальту. В салоне пахло кожей, кофе и чем-то неуловимо дорогим – может, её духами, въевшимися в пальто.

Лёва вёл одной рукой, другой чуть небрежно держал руль. Он бросал на Лену взгляды – будто хотел убедиться, что она действительно сидит рядом, а не мерещится из старых воспоминаний.

– Как ни странно, – сказал он, усмехнувшись, – я иногда думал о тебе.

Лена фыркнула, глядя в окно.

– Перестань.

– Не, серьёзно, – он повернулся к ней, голос стал мягче, почти искренний. – Ты и тогда была красивая. А сейчас – вообще огонь. Даже вот так, вся в брызгах.

Она посмотрела на него – и впервые за всю дорогу улыбнулась.

– Спасибо, Лёва, – сказала, тихо.

– Может, сразу в химчистку? – он кивнул на её платье.

Лена хмыкнула:

– Ага. Прямо сейчас.

Оба засмеялись, и в этом смехе было что-то старое, забытое – будто они снова вернулись на десять лет назад, туда, где всё ещё можно было не бояться.