скачать книгу бесплатно
На берегу Тизенгаузен приказал развести костер, вскипятить воды, порвать на бинты чистую рубаху, принести со шняги фонарь, острый нож и иголку с ниткой.
Приготовлениями руководил Волобуев.
– А это надо? – опасливо спросил он, глядя, как Тизенгаузен собственноручно правит нож на оселке. – Авось оклемается наш боцман. А гикнется, так на то и божья воля, значит.
– Не боись, – заверил Петр. – Я же дворянин, если ты забыл.
– Как можно! – Волобуев даже обиделся.
– Любого дворянина с детства учат воевать, – объяснил Тизенгаузен. – А заодно и штопать дырки, которые случаются в людях от войны. Лекарь я, конечно, неумелый, но пулю извлечь, промыть рану и зашить ее – смогу. Иначе вспыхнет в ране антонов огонь, и если придется руку отрезать, считай, еще повезло. Нужен тебе однорукий боцман?
– Капитан дело говорит, – подтвердил канонир Оглоедов. – Петр Петрович, ваше благородие, сколько водки в деда заливать?
Тизенгаузен бросил короткий взгляд на Шугая, который что-то невнятное бормотал в бреду.
– Сколько влезет, – сказал Петр.
* * *
Пиратская шняга пряталась в камышах целый день, с нее для большей скрытности даже сняли мачту. Команда стирала бельишко, чинила одежонку да рыбачила, стараясь особо не высовываться. Троих самых неприметных Тизенгаузен послал берегом в Большие Концы – продать на рынке шелка, прикупить водки и чего-нибудь вкусненького.
– Вернетесь пьяными – оставлю на берегу, – сказал капитан. – Не вернетесь – тем более.
Волобуев тоже очень хотел сбегать в село, но он был рыжий и высокий, такой сразу бросится в глаза. Оглоедов со вздохом сказал: «Меня там слишком хорошо помнят, нюхнули они моего пороху…» – и даже не попросился. Впрочем, обоих Тизенгаузен не отпустил бы. Из рыжего детины буквально на глазах вырастал отличный старпом, а уж с канониром «Чайке» слишком повезло, чтобы им хоть как-то рисковать.
Дед Шугай тихо похрапывал и улыбался во сне. Лицо его налилось здоровым румянцем, то ли от водки, то ли вообще.
Посланцы вернулись мало что трезвые, так еще и удачно поторговавшиеся. Разузнали новостей: комендант рвет и мечет, затеял пороть своих инвалидов, а народ радуется.
– Чему радуется-то? – не понял Тизенгаузен. – Пираты нос властям утерли, тут сердиться надо бы. Ну, народ… Ну, страна…
– Это в вас немецкая кровь бунтует, ваше благородие, – подсказал Волобуев. – Порядку ей хочется.
– Да сколько ее, той крови, осьмушка разве, – Петр безнадежно махнул рукой. – Русский я – и по пачпорту, и по физиономии. А все одно в толк не возьму, отчего на моей родине, куда ни плюнь, такой перекосяк.
Дед Шугай сказал отчего. Голос его звучал еще слабо, но вполне убедительно.
– Ура! – воскликнул Петр. – Боцман с нами! Налейте-ка мне по такому случаю.
Водка была теплая и отдавала олифой. Тизенгаузен привычно пошарил рукой, но бочки с квашеной капустой рядом не нашлось.
– Ну? – спросил он неопределенно.
– Готовы к отплытию, – доложил Волобуев. – Идем на Куросаву!
– На Кюрасао, – поправил Петр. – А ведь придется вам, братцы, учить нерусские языки. Там по-нашему не говорят.
– Не умеют? – удивился Волобуев. – Научим.
– Всех не научишь. Карибское море, – сказал Петр, – это тебе не Волга-матушка.
– Нешто нерусь такая тупая? – удивился Волобуев.
Дед Шугай метко заметил, что тупые всюду есть.
С тем и отвалили.
* * *
Некоторое время плыли без происшествий. Горизонт был пуст, еще пустынней выглядел берег. Оглоедов начищал свою пушчонку, Волобуев следил за порядком, дед Шугай, временно освобожденный от боцманских обязанностей, выздоравливал. Сыграли забавы ради боевую тревогу, после наловили рыбки, сварили прямо на борту вкуснейшей ушицы.
– Ну, живем, – сказал Тизенгаузен, поглаживая сытый живот. – Будто не пираты, а обыватели какие, самовара не хватает с баранками.
– Гармошку бы еще, – поддакнул Оглоедов.
И затянул веселую пиратскую песню:
Как по матушке по Волге,
Да по Волге-Волге, ё!
Проплывает да по Волге
Вот такое ё-моё!
Проплывает вот такое,
Да по Волге-Волге, ё!
Здоровенное какое,
Честно слово, не моё!
– А самовар у этих отнимем, – добавил Оглоедов, всматриваясь из-под ладони в речную даль. – Может, и гармошка у них тоже найдется.
Петр схватился за подзорную трубу, глянул вперед и похолодел.
Встречным курсом шла черная как смоль пушечная барка. Паруса у нее тоже были черные, и длинный черный вымпел развевался по ветру.
Тизенгаузен ждал чего угодно, только не этого. «Чайка» едва начинала флибустьерскую карьеру, а тут ей навстречу попались всамделишные истопники, русские речные пираты, те самые, что «…и за борт ее бросает в надлежащую волну». Петр думал, они остались только в былинах и рыбацких песнях, извели их на Волге-матушке, ан нет.
– Это мне кажется или у них кто-то болтается на рее? – неуверенно пробормотал Тизенгаузен себе под нос.
– Дозволь обозреть, капитан, – раздалось сзади.
Петр обернулся. На него выжидающе смотрел дед Шугай. Тизенгаузен отдал трубу боцману. Тот неловко принял ее одной рукой.
– На плечо мне клади, – разрешил капитан.
– Благодарствую, – сказал боцман, и от этой вежливости сердце Тизенгаузена натурально ушло в пятки.
Дед едва глянул на барку и чуть не выронил трубу.
– Holy shit! – пробормотал боцман.
Тизенгаузен почувствовал, что ему становится дурно.
– Там правда удавленник висит на рее? – спросил он несмело.
– Там всегда кто-то висит, – тихо ответил боцман.
И добавил кто да за какое место.
Барка дала предупредительный выстрел из носовой пушки. В воду плюхнулось ядро и заскакало по невысокой волне.
Петр поднял руку, давая команде понять, что раньше времени суетиться не надо.
– На прямых курсах шняга не оторвется от этой черной дуры, – сказал он негромко. – Но у нас лучше маневр. Можем славно покрутиться вокруг да попортить барке обшивку. Конечно, рано или поздно накроют бортовым залпом… Что посоветуешь, старина?
Дед Шугай посоветовал.
– А если серьезно?
Дед Шугай метко заметил, что положение серьезнее некуда. И совет его вполне к месту. Ну, можно еще выброситься на берег и ломануться врассыпную по кустам.
– Я свой корабль не брошу, – отрезал Тизенгаузен. – Не для того мы отправились в путь.
Он повернулся к Волобуеву и отдал приказ спустить паруса.
Барка надвигалась на шнягу, как черная смерть. «Чайка» ощетинилась ружьями и топорами. Оглоедов колдовал у пушчонки. Тизенгаузен нацепил шпагу, проверил и заткнул за кушак пистолеты.
– Молитесь, кто умеет! – посоветовал он команде и сам зашептал «Отче наш».
– Эх, Отче наш! – вторя капитану, рявкнул Волобуев. – Иже еси на небеси! Дальше забыл, короче говоря, аминь и кранты. Веселее, братцы! Не позволит Никола-угодник, верховный спасатель на водах, чтобы нас – да за просто так! Всем по чарке – и к бою! За капитана Тизенгаузена, пиратские морды!
– Ё!!! – проорали пиратские морды. – Аминь!
Барка тем временем тоже убирала паруса, ход ее замедлился. Палубные надстройки отливали смолью, пушечные стволы – медью, матросы бегали по вантам, повешенный на рее вяло болтал ногами. Над «Чайкой» навис высокий черный борт, сверху, как приглашение, упали швартовые концы и веревочный трап.
– В гости зовут, – Оглоедов недобро прищурился. – Ну-ну…
– Швартовы принять, – скомандовал Тизенгаузен. – Сидеть тихо, ждать меня, Волобуев за старшего. Если не вернусь… Тогда тем более Волобуев за старшего. Не поминайте лихом.
И полез по трапу.
Через несколько ступенек он почувствовал, что за ним кто-то увязался. Тизенгаузен раздраженно посмотрел вниз. Там карабкался дед Шугай.
– Я пригожусь, капитан, – сказал дед.
Петр недовольно поджал губы и полез дальше.
Вахтенные ухватили его, помогли встать на палубу. Тизенгаузен отряхнул камзол, поправил шпагу, заложил руки за спину. Все это он проделал для того, чтобы как можно позднее встретиться взглядом с капитаном барки, сидевшим под мачтой на перевернутой бочке. А когда Петр набрался храбрости поднять глаза, капитан уже глядел мимо.
– Hеllo, Sugar, you, bloody bastard! What the hell are you doing here?!
«Здорово, Сахар, чертов ублюдок, – перевел Тизенгаузен про себя. – Какого дьявола ты тут делаешь?»
Дед Шугай ответил, какого дьявола.
– Твою мать! – воскликнул пират. – Тысяча чертей!
Он вытащил из-за бочки костыль и встал на ноги. Точнее, на одну. Только сейчас Петр разглядел, что другая нога у капитана деревянная. Но все равно этот пожилой, богато одетый моряк выглядел смертельно опасным. От него так и несло погибелью.
Одноногий ловко подскочил к Шугаю.
– Я вижу, ты словил пулю. Как в старые добрые времена, не правда ли?
Дед Шугай сказал, что капитан хорошо заштопал его.
– Этот?.. – одноногий смерил взглядом Петра.
– Капитан Тизенгаузен, – представился тот. – Пиратская шняга «Чайка». Честь имею.
– …Капитан! – фыркнул одноногий, поворачиваясь к Шугаю. – Тысяча чертей! Между прочим, Сахарок, один наш общий знакомый, Слепой Пью, просил тебе передать стальной привет в печенку.
Дед Шугай холодно осведомился, за чем же дело стало.
– Забудь это! Я никогда не любил Пью. И он давно отдал концы. Сдох под копытами лошади. Позорная смерть для моряка, но подходящая для слепого ублюдка, не правда ли?
Дед Шугай поинтересовался, сколько еще приветов у одноногого за пазухой.
– Больше, чем ты можешь представить! – рассмеялся тот. – Но их незачем передавать. Вся сволочь из команды Флинта нынче в аду. Я был уверен, что и ты сыграл на дно. Какая встреча, тысяча чертей! А пойдем-ка, дружок, потолкуем!
С этими словами он приобнял Шугая и увел за мачту.
Петр Тизенгаузен стоял потупившись. С одной стороны, его пока что не убили. С другой, фактически не заметили. Первое было отрадно, второе обидно.
На всякий случай он выглянул за борт и ободряюще помахал своей команде. Стало еще обиднее. Эти люди уважали его, готовы были пойти с ним куда угодно, но убожество их одежд, снаряжения да и самой «Чайки» показалось вдруг невыносимым. Черная барка, надраенная до блеска, дышала настоящим морским порядком и чисто пиратской роскошью. Здесь палубу хотелось лизнуть, как леденец, а босоногие матросы носили золотые перстни.
Из-за мачты слышалась ругань на нескольких языках, прерываемая взрывами хохота. Похоже, дед Шугай поверил, что старый дружок не собирается передавать ему приветов, и оттаял.
«А помнишь, как Черный Пес тогда орал – где хреновина, Билли?!»
«Гы-гы-гы!!!»
Петр решил не прислушиваться. Долетали лишь обрывки разговора, и вряд ли из них удалось бы выудить тайну пиратского клада.
Наконец одноногий, громко бухая в палубу костылем и деревяшкой, подошел к Тизенгаузену. Дед Шугай под мачтой что-то пил из пузатой бутылки и заговорщически подмигивал издали.
– Имя – Серебров, – представился одноногий. – Иван Серебров. Пиратская барка «Лапочка», слыхал про такую?
Петр только головой помотал.
– Верно, – согласился одноногий. – И не должен был слыхать. Ведь я в доле со всеми береговыми на Волге-матушке. Тихо делаю свои дела. А ты поднимаешь шум, привлекаешь внимание, смущаешь народ. За каким хреном – сто чертей тебе в селезенку и адмиралтейский якорь в ухо?!
