Вынужденный альянс. Советско-балтийские отношения и международный кризис 1939–1940. Сборник документов

К марту-апрелю 1940 г. действия Германии вызывали у Кремля все большие опасения. Охлаждение советско-германских отношений^ частности, отмечалось на состоявшемся 6 апреля совещании посланников стран Балтии: «Представляя взаимную информацию о наблюдениях за отношениями Советского Союза и Германии, единодушно высказывались, что по заключении мира [между] Финляндией и Советским Союзом в отношениях наступила известная сдержанность со стороны Советского Союза» (док. № 85).

Возможно, советское руководство в создавшейся ситуации и не стало бы предпринимать чрезвычайных мер в отношении стран Балтии, однако вскоре Германия начала наступление на Западе. Стремительные успехи германских войск стали неприятным сюрпризом для Кремля. «Быстрое наступление Германии, не считающейся с международным правом и договорами, разрушающей по пути все, мешающее достижению целей, и неожиданно большие успехи на полях войны вызывают глубокие раздумья не только в дипломатическом корпусе, но также, насколько заметно, повлияли на настроение правительства и общества Советского Союза», – констатировал 23 мая 1940 г. латвийский посланник в Москве (док.№ 97).

Советское руководство уделяло прибалтийскому «плацдарму» все большее внимание. Ф. Коциньш сообщал в МИД Латвии: «Советский Союз внимательно следит за политическими настроениями в Балтийских государствах, чтобы не произошел перелом в отношении к Советскому Союзу, особенно сейчас, когда перевес Германии заметней день ото дня. Что в Литве наблюдаются известные признаки, это вовсе не большая тайна. Несколько двусмысленно дал понять литовский посланник Наткявичюс, что положение Литвы особенное, – ей нужно ориентироваться как на Германию, так и на Советский Союз» (док. № 100).

19 мая 1940 г. у советского руководства еще сохранялись надежды на то, что «французская армия не сказала своего последнего слова» (док. № 95). Однако буквально несколько дней спустя германские войска, сломив сопротивление французских и британских войск, вышли к Ла-Маншу. Литовский военный атташе в Германии Казне Гринюс вспоминал: «Когда пришли первые сведения о возможной капитуляции Франции, полк. Скорняков [помощник по авиации военного атташе при полпредстве СССР в Германии, резидент военной разведки] как раз был у меня, в Посольстве. Услышав новость, он встал как истукан. Он ушел, ничего не сказав, забыл даже фуражку…» [86].

После победы Германии на Западе в Кремле сочли, что проблему прибалтийского «плацдарма» надо решать как можно скорее – до того, как руки у Берлина окажутся развязанными. 25 мая 1940 г. нарком иностранных дел В.М. Молотов сделал послу Литвы в Москве неожиданно резкое заявление в связи с исчезновением военнослужащих из дислоцировавшихся в республике советских военных частей[87]. В течение следующих нескольких недель советская сторона непрерывно наращивала дипломатическое давление на литовское руководство (док. № 103). Показательно, что к Латвии и Эстонии претензий у советского руководства не возникало; состоявшийся 2–9 июня 1940 г. визит в Москву латвийской военной делегации во главе с военным министром, главнокомандующим латвийской армией К. Беркисом не был омрачен какими-либо советскими демаршами (док. № 105,106,107).

14 июня 1940 г. советское правительство предъявило Литве ультиматум, в котором требовалось привести к власти дружественное Москве правительство и допустить на территорию страны новые контингенты советских войск. 16 июня аналогичные ультиматумы были предъявлены Латвии и Эстонии. Под угрозой силы советские требования были приняты, сопротивления дополнительному вводу советских войск, проходившему 15–21 июня, оказано не было[88]; по прибалтийским городам прокатились массовые митинги в поддержку смены режимов. Власти, включая президентов К. Улманиса и К. Пятса, а также и. о. президента Литвы А. Меркиса, в целом сотрудничали с советскими представителями (А. Сметоне удалось бежать в Германию). С 21 июня управление 11-й армии разместилось в Каунасе, 3-й армии – в Риге, 8-й армии – в Тарту, при этом командованию по-прежнему запрещалось вмешиваться в политику[89]. Политическими аспектами выполнения советских требований занялись специальные представители в статусе уполномоченных правительства СССР: В. Г. Деканозов (в Литве), А. Я. Вышинский (в Латвии) и А. А. Жданов (в Эстонии).

Переход Москвы от политики невмешательства во внутренние дела стран Балтии к прямому и агрессивному давлению носил характер поспешной импровизации. Российский историк Н.С. Лебедева первой обратила внимание, что 23 мая 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об эвакуации в Литву литовского населения пограничных с Литвой районов Белоруссии[90]. Как справедливо замечает Н.С. Лебедева, подобное решение «было бы бессмысленным, если бы к этому времени уже приступили к реализации плана инкорпорации Литвы в СССР»[91]; по этой причине оно позднее и было отменено. Однако 23 мая эвакуация литовцев в независимую Литву еще не была бессмысленной; следовательно, к этому моменту в Кремле еще не собирались изменять свою политику в отношении Литвы[92].

Современные исследователи практически единодушно связывают действия советских властей с победами Германии на Западном фронте, расходясь лишь в нюансах. Эстонский историк М. Ильмярв осторожно отмечает, что за решением Кремля стояли не только политические («советизация» Прибалтики), но и военно-стратегические соображения: «В агентурных докладах военной разведки Советского Союза весной 1940 г. неизменно повторялось: несмотря на договор о ненападении Германия не отказалась от намерений вторгнуться на Восток… Начавшееся 10 мая нападение немцев на Францию стало поводом для оккупации стран Балтии. А успех Германии на Западном фронте способствовал оперативной подготовке и проведению военной операции Советским Союзом… Цель советской военной операции состояла не только в большевизации стран Балтии»[93]. Российский исследователь А.Г. Донгаров уточняет, что политическая неподготовленность советской силовой акции в Прибалтике «как нельзя лучше свидетельствует о неоспоримом приоритете военно-стратегических задач СССР на прибалтийском направлении над задачами политическими, вроде “советизации”»[94]. В другом месте он отмечает: «За инсценированной в значительной степени озабоченностью Москвы действиями прибалтийских правительств стоял вполне реальный ужас перед Германией. На фоне блестящих побед германского оружия в Западной Европе недоверие и подозрительность в отношении подневольных прибалтийских союзников резко усилились. Этому в немалой степени способствовали донесения с мест»[95]. В свою очередь, польский исследователь С. Дембски констатирует: «СССР был вынужден аннексировать балтийские государства. В противном случае стремившиеся избавиться от советского протектората Эстония, Латвия и Литва могли стать разменной монетой в руках Гитлера»[96].

Аналогичной точки зрения придерживаются и другие исследователи. «Германские победы, кардинальным образом изменившие ситуацию в Европе, не на шутку встревожили советское руководство, – пишет Н.С. Лебедева. – Расчеты Сталина на длительное противоборство двух блоков не оправдались. В скором времени рейх должен был завершить разгром Франции и нейтрализовать Великобританию. Тогда все советско-германские договоренности могли быть забыты Берлином. В Кремле сочли, что наступает самый благоприятный момент, возможно последний шанс для присоединения к Советскому Союзу территорий, которые по секретным протоколам августа – сентября 1939 г. были включены в сферу интересов СССР»[97]. Академик А.О. Чубарьян обращает внимание на военно-стратегические аспекты проблемы: «Для Сталина были неясны намерения Гитлера после победы над Францией: обратится ли он к подготовке вторжения в Великобританию или примет какие-либо иные решения. После захвата Германией практически большей части Европы и усиления хотя и скрытых, но очевидных для Москвы противоречий с Германией перед советскими лидерами все более вставал вопрос о безопасности страны и о создании более благоприятных условий на случай столкновения или даже войны с Германией. И в этом плане Сталин явно стремился продвинуться на запад и предотвратить германское проникновение, преобладание или даже захват Прибалтики»[98]. Схожей точки зрения придерживается и Е.Ю. Зубкова: «После того, как Германия захватила Норвегию и Данию и взялась за Францию, Сталин решил, что пришла пора действовать. С учетом изменившегося баланса сил в пользу Германии договоры о взаимопомощи с балтийскими странами казались слишком ненадежной гарантией, чтобы обеспечить военно-стратегические интересы СССР в Прибалтике, на самой границе с Восточной Пруссией»[99].

Размышления историков совпадают с оценками современников тех событий. Примерно за две недели до предъявления Москвой ультиматума Каунасу начальник восточноевропейского департамента МИД Великобритании У. Стрэнг дал следующую оценку происходящего: «Русские, кажется, дрожа от страха вследствие неожиданного для них успеха немцев, уже исподволь, видимо, начинают придираться к прибалтийским государствам, на этот раз начиная с Литвы, чтобы при необходимости свойственными большевикам методами можно было бы оправдать эвентуальную оккупацию Прибалтики, исходя из параллели – если бы англичане раньше оккупировали Голландию и Бельгию, а также Норвегию и Данию, им легче было бы бороться с Германией, будучи ближе к ее границам, чем теперь»[100]. Эта оценка британского дипломата практически дословно совпадает с позднейшей оценкой литовского военного атташе в Германии полковника К. Гринюса, писавшего: «Со стратегической точки зрения намерения Москвы [в Прибалтике] были ясны: когда Франция рухнула, русские поспешили, пока еще не поздно, продвинуть свой передовой плацдарм как можно дальше на Запад, тем самым увеличить пространство своей стратегической безопасности (в оборонительном варианте)»[101]. С успехами Германии в войне на Западе связывал советские действия и посол Литвы в Москве Л. Наткявичюс: «в связи с немецкими успехами русские нервничают» (док. № 103).

Аналогичное объяснение действий Москвы было дано также наркомом иностранных дел СССР В.М. Молотовым на встрече с членом «народного» правительства Литвы министром иностранных дел В. Креве-Мицкявичюсом 30 июня 1940 г. Молотов объяснил ультиматум 14 июня 1940 г. тем, что «Сметона обращался к немецкому правительству, чтобы то ввело в Литву немецкую армию… Поэтому советское правительство было вынуждено предпринять соответствующие шаги, поскольку не хотело повторить ошибок французов, не пожелавших в свое время оккупировать Бельгию. Если бы французы сделали это, сила всей немецко-французской кампании была бы совершенно другая»[102].

Однако наиболее четкое объяснение советской политики в Прибалтике летом 1940 г. было дано не привыкшими к осторожности дипломатами и даже не военными, а чекистом – первым заместителем наркома НКВД СССР В.Н. Меркуловым. В частной беседе с главой компартии Литвы А. Снечкусом Меркулов объяснил: «Сталин рассматривает балтийские государства как трамплин, который нужен немецким стратегам для прорыва на Ленинград, захвата этого города, соединения с финнами… Если в балтийских государствах будут даже дружественные нам правительства, то в тот день, когда сложится невыгодная для нас обстановка в Европе, немцы при помощи своей «пятой колонны» организуют в этих странах восстания и с помощью диверсантов и какой-то части местных вооруженных сил нападут на базы Красной Армии, блокируют или уничтожат их и через 48 часов будут стоять под Ленинградом… Если же балтийские государства станут частью СССР, то нападение на них уже не будет казаться немцам незначительной авантюрой, а будет началом большой войны. А к этому Гитлер еще не готов. Короче говоря, принятие балтийских государств в состав СССР отодвинет начало войны как минимум на год, на два»[103].

Катастрофически быстрое поражение в июне 1940 г. Франции, считавшейся одним из столпов Версальского мира и самым серьезным военным противником Гитлера на Западе, не только не оставляло иллюзий о дальнейшем развертывании нацистской агрессии, но и стало катализатором встречных геополитических изменений. Это привело к введению сначала в Литву, а потом и в остальные страны Балтии дополнительных контингентов советских войск и формированию «народных» правительств. Последовавшее за этим включение Прибалтики в состав СССР стало радикальным решением проблемы «плацдарма», мучавшей советское руководство без малого два десятилетия.

Археографическое предисловие

В сборник включены 108 документов, охватывающих период с 8 июля 1939 г. по 11 июня 1940 г. Корпус публикуемых депеш включает в себя два дела из Государственного исторического архива Латвии, входящего в состав Национального архива Латвии[104]. Абсолютное большинство отложившихся в них документов впервые публикуется в полном виде. Документы представляют собой оригиналы и копии материалов дипломатического и разведывательного характера, а также тексты речей официальных лиц, сопроводительные записки и т. д., направленные в Ригу по дипломатической почте. Дипломатическая переписка включает в себя сообщения, докладные записки, обзоры, отчеты о беседах, политическое письмо.

Публикуемый массив документов как по тематике, так и по персоналиям служит логическим продолжением ранее подготовленных ответственным составителем сборника документальных публикаций[105]. Однако данная подборка существенно превосходит предыдущие по числу записей бесед с первыми лицами Советского государства – Сталиным, Молотовым, Калининым. Отложившиеся в этих же делах документы, относящиеся к литовско-советским и эстонско-советским отношениям, позволяют оценить, насколько не едины были и между собой балтийские страны.

Предлагаемые читателям документы, относящиеся в основном к секретному делопроизводству Министерства иностранных дел Латвии 1939–1940 гг., составляют два дела из фонда 2574 Государственного исторического архива Латвии. Как свидетельствуют формуляры к делам, ранее они находились в архиве Министерства иностранных дел СССР, где не были востребованы ни разу. За все время пребывания в Латвии, судя по архивному формуляру, кроме ответственного составителя, с ними ознакомился только один исследователь.

В настоящем издании документы публикуются полностью в переводе на русский язык; в случае, если приложения к ним не приводятся, это оговаривается в примечаниях. Документы снабжены порядковыми номерами и редакционными заголовками. Заголовок состоит из следующих элементов, расположенных в определенном порядке: год, месяц, число, место написания, разновидность, автор, адресат, краткое содержание. При первом упоминании автора или адресата в заголовке указываются также его должность, звание, в последующем только фамилия и инициалы.

При публикации сохраняется формуляр документа, включая обращение к адресату, гриф секретности, расчет рассылки и т. д.

В конце каждого документа имеется легенда с указанием места его хранения и других необходимых атрибутов. Указание вида документа дается в соответствии с делопроизводственной терминологией, принятой во время его составления, но с учетом современных реалий, а также результатов анализа содержания и оформления депеши.

Расположены документы в хронологическом порядке (за исключением № 42, идущего после сопроводительной записки, написанной позднее), снабжены текстуальными примечаниями и, в отдельных случаях, комментариями по содержанию. Документы за одно и то же число идут в порядке последовательности их регистрации. При отсутствии даты на документе, она установлена (точно или приблизительно) в результате исследования содержания самого документа и других источников; отсутствие полных данных оговорено в квадратных скобках.

Документы, опубликованные в сборнике, рассекречены. Почти все документы (кроме №№ 44, 54, 89, 99 и 101) при их создании получили грифы секретности (конфиденциально, секретно, совершенно секретно), большинство имеют исходящие буквенно-цифровые или цифровые номера, например, 18/sl[106] или 890/350. Нумерация проставлялась непосредственно перед отправкой документов адресату, осуществлявшейся, как правило, несколько раз в месяц. В этой связи могла нарушаться согласованность нумерации с датами подготовки документов, которые указывались сразу при написании текста.

Материалы подготовлены в машинописном виде. Большинство документов выполнены на латышском языке (за исключением №№ 44,54,99 и 101, отпечатанных на русском); если же в тексте встречаются фразы по-русски в латышской транслитерации, то в примечаниях об этом указывается, дается их написание на кириллице. Вставки в латышском тексте на английском и др. языках публикуются на языке вставки с переводом в примечании.

В подавляющем большинстве приведены оригиналы латвийских дипломатических документов, для которых характерен двойной гриф типографского исполнения бланка – на латышском и французском языках; в некоторых случаях заверенная копия.

При работе над переводом и оформлением архивных бумаг мы старались максимального малых деталей, воспроизвести разного рода пометы, сделанные в процессе документооборота. С одной стороны, это позволяет определить степень важности, с которой официальная Рига воспринимала сообщения из Москвы, тот интерес, который министр иностранных дел В. Мунтерс питал к тем или иным аспектам. Реплики и резолюции с инициалами «В.М.» показывают, если так можно выразиться, работу мысли руководителя латвийской дипломатии.

На ряде представленных в подборке документов имеются пометки «Б» и «Р», что означает обязательное информирование о полученной из Москвы информации миссий Латвии в Берлине и Риме. Думается, нет повода сомневаться в том, что латвийские дипломаты в столицах Оси так или иначе осведомляли внешнеполитические ведомства нацистской Германии и фашистской Италии о свежих впечатлениях посланника в СССР Фрициса Коциньша и его коллег. Таким образом, эксклюзивная информация латвийской миссии по ряду параметров дополняла сведения германского дипломатического аппарата и легальной резидентуры Абвера, находившихся под плотным колпаком советской контрразведки и потому, в определенной мере, скованной в действиях.

Направленность, характер и стиль выполнения ряда информаций латвийской миссии далеко превосходят скромные оборонительные потребности армии Латвии, и позволяют предположить, что с ее позиций осуществлялась разведывательная деятельность в пользу третьей стороны[107]. С учетом того, что в июне 1939 г. Латвия и Германия заключили договор о ненападении (с до сих пор официально не признанной, но по ряду документальных источников установленной секретной клаузулой), истинным выгодополучателем глубокой информационно-аналитической работы миссии Латвии в СССР очевидно является Третий Рейх. Обзоры о ходе мобилизации осенью 1939 г., настроениях в тылу во время «Зимней войны» с Финляндией зимой 1939–1940 гг., вполне могли бы стать информационными «кирпичиками» в фундамент вызревавшего в начале 1940 г. плана «Барбаросса».

При передаче текста документов сохранены особенности языка и стиля их авторов, но в соответствии с правилами современной орфографии. В необходимых случаях при написании имен собственных использовалась буква «ё». Погрешности текста (описки, опечатки, явные орфографические ошибки и др.), не имеющие смыслового значения, исправлены без оговорок. Ошибки в названиях населенных пунктов также исправлены без оговорок, тогда как неправильное или особенное написание фамилий отражено в примечаниях. Аббревиатуры и сокращенные названия учреждений, должностей, званий и т. д. в тексте сохранены, их расшифровка дана в Списке сокращений. Обозначение номеров, указываемое в тексте документов как «N» или «Nr», передано в общепринятом варианте – «№». Все рукописные пометы, резолюции, подписи, подчеркивания, исправления подробно отражены в примечаниях и по возможности расшифрованы. Пометы и резолюции для удобства восприятия читателем воспроизводятся по ходу повествования.

В массиве сообщений упомянуты более двухсот персон, известных нынешнему читателю лишь понаслышке, а порой совершенно незнакомых даже историку-профессионалу, если только предметом его специального интереса не является история дипломатии конца 1930-х гг. Поэтому при составлении данного сборника нами было обращено внимание на сжатые, но в то же время основательные сведения об этих людях, составлявших, без преувеличения, элиту того времени (см . Аннотированный именной указатель). В текстуальных комментариях также даны краткие пояснения о существовавших в тот период международно-правовых документах, встречающихся терминах, названиях и т. д.

Научно-справочный аппарат публикации представлен вводной статьей, археографическим предисловием, текстуальными комментариями и примечаниями, перечнем публикуемых документов, списком сокращений, аннотированным именным указателем.

Вводная статья, археографическое предисловие и комментарии к документам подготовлены А.Р. Дюковым, Н.Н. Кабановым и В.В. Симиндеем. Аннотированный именной указатель подготовлен Н.Н. Кабановым и В.В. Симиндеем. Перевод документов с латышского языка выполнен Н.Н. Кабановым и В.В. Симиндеем.

Составители сборника выражают признательность сотрудникам Государственного исторического архива Латвии и лично его директору Н. Рыжову за поддержание высоких стандартов работы с исследователями и хранящимися архивными документами. Мы также чрезвычайно признательны заместителю директора по научной работе Института российской истори РАН д.и.н. С.В. Журавлеву и ведущему научному сотруднику Центра «Россия в международных отношениях» Института российской истории РАН д.и.н. И.А. Хормач за многочисленные замечания, способствовавшие существенному улучшению сборника.

Документы

№ 1

1939 г., июля 8, Москва. – Отчет посланника Латвии в СССР Ф. Коциньша министру иностранных дел Латвии В. Мунтерсу о совещании посланников Балтийских государств

Секретно

Москва, 8 июля 1939 г.

№ *)sl./72*)1

*)О.*)2

Высокочтимому господину В. Мунтерсу,

Министру иностранных дел

Высокочтимый господин министр,

6 июля с. г. состоялось у посланника Литвы очередное совещание посланников Балтийских государств.

Посланник Литвы Наткявичус, который только что вернулся из информационной поездки в Каунас3, доложил о настроении в Литве. Настроение было нервозным. Рассказывали, что литовское общество в целом не понимает нынешней политической ситуации и допускает, что Советский С[ою]з может быть тем, кто спасет Литву от возможной немецкой агрессии. В Литве мало делается, чтобы эту опасную иллюзию рассеять. Был напуган, что Литва в нынешней политической комбинации будет искусственно отделена от прочих Балтийских государств. Остается впечатление, что великие державы считают Польшу естественным защитником Литвы; также общество начинает к этим мыслям привыкать.

По тому же вопросу высказывался и посланник Эстонии Рей, который все же характеризовал положение в более светлых тонах. Правительство Эстонии в последнее время уделяло большое внимание тому, чтобы воспитать в обществе представления об ужасах, которые могут народу угрожать со стороны большевиков.

Как эстонский, так и литовский посланники пришли к единодушному мнению, что, если с началом войны наступят судьбоносные дни для Балтийских государств, то меньшим несчастьем все же будет немецкая угроза. Запустив «русскую вошь» в шубу, ее наружу больше не выбьешь, ибо там вот ее жизненное пространство и витальные4 интересы5. И хотя у обеих великих держав имеется, в общем, одинаковый режим, все же высококультурные немцы будут считаться с Европой и воздержатся от уничтожения народа6, чего нельзя ожидать от русских. Каких методов придерживаются правители Кремля, доказывает перемещение 250.000 корейцев с Дальнего Востока в Туркестан7. На это указывает нынешнее принудительное перемещение русских крестьян на Дальний Восток, чем обеспокоены японцы8.

Высказывались мысли, что ныне более чем когда-либо надо демонстрировать единый фронт Балтийских государств. Подчеркивалась необходимость совместной деятельности вооруженных сил Балтийских государств, не исключая даже общих осенних маневров. Надо устранить все недоразумения и объединить силы для борьбы против любого захватчика9.

О переговорах Советского Союза – Англии – Франции посланник Литвы Наткявичюс доложил свои впечатления, полученные в беседе с послом Англии Сидсом. Последний ему утверждал, что никакая договоренность по вопросу гарантии Балтийских государств не была достигнута. О хороших видах пока трудно говорить, хотя делается все, чтобы достичь соглашения. Молотов углубился в вопрос и является уже намного более приемлемым переговорщиком.

На совещании констатировалось, что не усматривается добрая воля Советского Союза довести переговоры до благоприятных результатов; переговоры ничего хорошего не сулят Балтийским государствам. Единство и сотрудничество между Балтийскими государствами ныне необходимо более чем когда-либо.