Тихий океан… лишь называется тихим

Воцарившаяся тишина режет уши. Всё как во сне. Зрители опускают руки. Нет плакатов, не видно цветов. Шок. Расплывшегося капитана медики тычут в нос ватой с нашатырём. Рефери поднимает Витькину руку. Новый чемпион Тихоокеанского флота спускается с ринга. Побледневшие зрители расступаются, освобождая дорогу новому кумиру, какая-то белокурая девчушка протягивает первый в Витькиной жизни букет. Робкие хлопки перерастают в овацию. Радость победы вытесняет все мысли из головы. Забытое небо провожает уходящего в раздевалку боксёра, а пылинка на ринге лежит рядом с поверженным соперником…

Вскоре стал Витёк личностью знаменитой. Сослуживцы гордились, что их товарищ – чемпион. Офицеры здоровались за руку, давали парню поблажки, отпускали в увольнение чаще других. В газетах печатали заметки с фотографиями. Старшинские лычки украсили Витькины погоны. Парень быстро освоил новую роль. Привилегии оправдывал тем, что «так положено», да и для тренировок нужно.

Как-то под вечер, вернувшись на корабль с одной такой «тренировки», заключавшейся в купании на городском пляже и заигрывании с местными девчатами, увидал чемпион земляка своего Костю. Тот заканчивал драить палубу, готовясь сдавать наряд. Налетели сослуживцы, в основном старших призывов – расспросить, что да как. Витёк обстоятельно поздоровался со всеми за руку. Растерявшийся Костя, стоявший последним, машинально протянул другу мокрую ладонь. Но земляк и не подумал её пожать, лишь бросил, брезгливо поморщившись:

– Иди-ка, вымой сперва палубу, затем руки с мылом, тогда и тяни.

Покрасневший Костя под хохот старослужащих, взяв тряпку, продолжил уборку. Больше он к бывшему другу не подходил.

Зима подкралась незаметно. Как часто бывает в прибрежных городах, осень, долго баловавшая бархатным сезоном, решила своеобразно пошутить. Спать ложились – стояло бабье лето, а проснулись – зима, самая настоящая зима, снеговиков впору лепить.

Работы у тральщика поубавилось, а свободное время использовал Витёк для подготовки к всесоюзному первенству ВМФ. В конце следующего лета в Киеве собирались выяснить отношения сильнейшие представители всех флотов и флотилий СССР. И всё же, когда замполит решил провести историко-патриотическую экскурсию по береговым укреплениям времён русско-японской войны, Витька не стал отказываться. Нужно немного развеяться, не боксом единым жив человек!

Кутаясь в бушлаты, они долго бродили по заброшенному промёрзшему форту, башенные батареи которого представляли собой целый подземный город. Под трёхметровой толщей бетона находились этажи помещений: снарядные и зарядные погреба, комнаты офицеров, казармы личного состава, лазарет, столовая, камбуз… Наконец, кульминация – проход через казематы, устроенные внутри скалы. Замполит предупредил:

– В казематах темно, двигаться гуськом, держась друг за друга, в сторону – ни шагу!

Топот матросских башмаков гулким эхом разносился по мрачным чертогам грозных укреплений, когда-то надёжно защищавших береговые рубежи. Тьма стояла – хоть глаз коли. В Витьке, идущим последним, взыграла вдруг гордость. Он отпустился. «А чего это Ласкин выдумал – в сторону ступить нельзя? Мы не из пугливых!» Шаг влево, ещё. Каменный пол словно выскочил из-под ног, и Витька улетел вниз метров с шести. Хлобыстнулся на спину так, что на миг сознание потерял. Лежал не в силах не только слово молвить, кончиками пальцев пошевелить не мог. Хлопок этот услышали, но на вопрос замполита:

– Все на месте?

Вначале неуверенно, затем всё громче звучали во мраке голоса:

– Да, все, вроде… Все, все.

Вскоре шаги удалились и голоса смолкли. Витёк лежал, проклиная тот миг, когда нарушил приказ. Наконец, чуть отдышавшись, он смог перевернуться на живот. Ныла отшибленная спина. Попробовал подняться – и дикая боль разорвала изнутри правую пятку. Пришлось двигаться ползком. Стиснув зубы, испытывал Витька на собственной шкуре то, что пережил, пробираясь к своим, сбитый лётчик Мересьев из прочитанной в учебке «Повести о настоящем человеке». Лишь к вечеру продрогший и одуревший от боли Витёк добрался до казармы, где хватившиеся пропажи командиры уже собирали на его поиски отряд. Чудом спасшегося матроса тут же отправили на командирском газике в гарнизонный госпиталь.

– Перелом ноги, обмороженные руки, множественные ушибы и воспаление лёгких. И это только основные диагнозы, – сокрушался на осмотре седовласый начальник госпиталя с тремя звёздами на погонах. – Ну, и букетик!

При слове «букетик» Витька с грустью вспомнил душистые цветы, подаренные симпатичной девушкой после победы на ринге.

– Товарищ капитан первого ранга, мне к первенству всесоюзному готовиться нужно; как бы поскорей выздороветь?

– Эхе-хе, товарищ старшина второй статьи! На полгодика о спорте можете забыть, это как минимум, если всё обойдётся.

Вот тебе и раз! Витёк загрустил. «И что меня понесло на эту дурацкую экскурсию? Нет, что меня понесло в сторону от тропы? Ведь ясно же замполит приказывал!» Парень поднял перебинтованную правую руку и долго пялился на неё, вспоминая, как не пожал протянутую ладонь земляка, да ещё и унизил того перед всеми. «Вот за что мне это наказание! Бог-то всё видит, поделом мне. Буду знать теперь, как зазнаваться».

Витька, опустив руку, уставился в окошко. Нечасто вспоминал он о Боге; по правде сказать, совсем редко – за всю жизнь можно по пальцам пересчитать, только когда очень уж прижимало. А когда отпускало – сразу забывал; а при случае мог и острую шуточку отпустить на счёт «опиума для народа». Сквозь низкие свинцовые облака пробивался тоненький солнечный лучик. «Нужно будет обязательно попросить прощения у Кости и больше подобных гадостей не творить. Зазнался – получай». Из задумчивого состояния вывела заглянувшая сделать очередной укол смуглянка, кареглазая медсестра.

– Правду говорят, вы – настоящий чемпион?

– Ну, да, – чуть покраснел парень. – Есть такое дело.

– А я сегодня дежурю… Может, вечером расскажете о ваших победах? – чуть дрожащим голоском пролепетала сестричка.

Загорелые руки её тоже слегка дрожали, оттого укол вышел достаточно болезненным. Но чемпион не подал виду. «Стесняется! – весело думал он. – А она, вообще-то, ничего!» Вслух же ответил:

– Нет-нет! Что вы? Не могу! Никак не могу я… отказать красивой девушке! Ждите после отбоя.

* * *

Витьку выписали из госпиталя лишь месяца через три. Уже распустились листочки, когда вернулся он на тральщик после «капремонта», как новенький. Старшина обрадовал увесистой пачкой открыток и писем:

– На-кось, держи. Скоро поклонницы тебя совсем одолеют. Ежели кажной отвечать, надобно спецписаря заводить!

Довольный Витька, развязав тугую бечёвку, принялся за послания. Чем дольше читал будоражащие девчачьи признания и скупые на похвалы, но искренние каракули от мальчишек, тем сильнее зрела решимость – во что бы то ни стало скорее восстановить форму для продолжения спортивной карьеры. Физнагрузку доктор на полгода запретил. Но парень не собирался ждать так долго, планировал в июне начать тренировки, тогда ещё оставался шанс попасть на первенство ВМФ СССР. Как ни в чём не бывало, вновь общались они с Костей. Про извинения Витёк как-то забыл; да ничего, земляк и так простил.

– Ты же, Вить, на телефонке в войну работал?

– Ну, было дело – когда в кузнице надорвался – на лёгкий труд переходил. Но я там недолго – в токаря ушёл, а что?

– Да работала там у вас красавица одна на коммутаторе…

– Варя?! – перебил другана Витька. – Так убили её на фронте.

– А из дому пишут, что жива вот, – Костя внимательно разглядывал башмаки. – Ранена была – верно, но, вот говорят, жива.

– Её на Филейке видели?

– Не-а, написали, мол, уехала в Сибирь. Или на Байкал. Слухи, конечно…

Витька долго молчал, вспоминая прощальный танец с красавицей Варей, перед её уходом на фронт. Вспоминал и нежные девичьи руки у себя на плечах, и мимолётное сладкое прикосновение к холмикам груди, а вот о чём тогда говорили – не помнил.

На плановых занятиях замполит вещал:

– Сложная международная обстановка усугубилась новым ЧП. Пропал наш советский сухогруз «Карпаты», ещё в начале апреля вышедший из Ленинграда во Владивосток. Приблизительно две недели как, находясь где-то между Сингапуром и Филиппинами, корабль перестал выходить на связь. С тех пор все попытки обнаружить судно не дали результата. Не первая пропажа советского корабля вызывает серьёзную озабоченность правительства, всего нашего народа и лично товарища Сталина. Что могло произойти? Крушение из-за шторма, подрыв на мине, пиратский захват, а может какое-то новое секретное оружие империалистов? Версий много, но ни одна пока не подтвердилась. На поиски по маршруту пропавшего сухогруза из Ленинграда послано научно-исследовательское судно «Красный Херсонес». Само собой, там не только учёные на борту…

Замполит, сделав многозначительную паузу, оглядел притихший экипаж. И, хорошенько высморкавшись, уже менее официальным тоном продолжил:

– Не знаю, можно ли найти таким способом сухогруз. Следов-то на воде не остаётся. Да и сектор поиска огромный – от Малайзии до Японии. Но попытка – не пытка. Сдаётся мне, что и наши учёные не пальцем деланы, не так просто именно это судно послано. Значит, есть на «Херсонесе» этом какая-то секретная аппаратура… Ну а наша задача – усилить бдительность. Корабли пропадают, не шутка! Тем более, рядом самураи. А мы хоть и народ-победитель, но расслабляться на боевом посту нам Родина права не давала!

Капризная приморская весна окутывала побережье свежестью утренних часов. Днём же влажный воздух прогревался, заставляя потеть одетых ещё довольно тепло горожан.

В последний день мая матросов собрали в клубе на концерт. Но вначале – лекция на тему «Наука и религия». Лектор, пожилой, интеллигентный с виду профессор-очкарик из Новосибирска, долго и убедительно рассказывал о всяческих человеческих заблуждениях. Говорил интересно, с огоньком. Приводил наглядные примеры, а где-то с шутками-прибаутками понятным матросам языком высмеивал антинаучные религиозные байки:

– Некоторые малограмотные, в основном пожилые граждане, утверждают, что где-то на небе есть бог. Ну, и где же он, позвольте спросить? Может на облаке сидит? Хе-хе!

Лектор, подмигнув залу, состроил глупую рожу. Поднёс ладонь к бровям и уставился в потолок, словно высматривая там кого-то:

– Ау! Есть там кто-нибудь?

В зале раздался дружный смех.

– Нет там никого! Хе-хе! Наши лётчики выше облаков летают и никакого бога не видели!

Такая живая манера пришлась ребятам по душе, не то что заунывное вещание замполита. На лицах у всех, от рядовых матросов до старших офицеров, сияли улыбки. Лишь командир тральщика Шахабов сидел отрешённо, полуприкрыв глаза, да часто посматривая на часы, наверное, думал о чём-то более важном, остальные слушали внимательно. Слушал, посмеиваясь, и Витёк. Он, глянув на сидящего рядом Костю, ткнул того локтем в бок. Земляк насупился и весёленького настроения толпы не разделял.

– Чего ты?! Верно ведь профессор шпарит!

– Неверно, – буркнул Костя и стал пробираться к выходу.

«Чудак! Неужто такой верующий?» А профессор продолжал:

– Так вот, товарищи, наукой доказано – всё зависит только от человека! И только человек – хозяин своей судьбы: захочет – в небо полетит, захочет – гору свернёт. А вам, советским морякам, и подавно нужно полагаться только на собственные силы. Вот, к примеру, случись, не дай бог, крушение…

Тут лектор, как ни странно, постучал по деревянной столешнице и поплевал через плечо, чем вызвал одобрительные кивки и улыбки зрителей.

– Хе-хе! В некоторые приметы мы всё ещё верим, хе-хе! Ну, так вот, крушение. Два матроса оказались в воде. Один опустил руки и давай богу молиться, а другой, собрав силы и волю, поплыл к берегу. Так который из них спасётся? То-то же! Отсюда вывод: сказки религиозные придуманы слабаками; по-настоящему сильный человек не нуждается в боге, он сам себе спаситель! Или спасатель? Хе-хе! И только такой человек добьётся в жизни своих целей!

Речь профессора воодушевила. Витёк повторял: «Я чемпион! Я самый сильный! Я пробьюсь на верх пьедестала!» и верил, что такие самовнушения помогут ему настроиться на будущую победу. Но не успел парень возобновить тренировки, как командир, покашливая, объявил экипажу приказ. Завтра в 7.00 – выход на боевое траление. Что ж, тоже хорошо. Витёк пропадал то на тренировках, то в госпитале, давно настоящей службы не нюхал. Пора бы, уж скоро год, как призвали. Тем более – поход боевой! А по возвращении можно и тренировки начинать.

Тральщик поставили на размагничивание. По проложенным на палубе вдоль бортов обмоткам пустили ток. Костя же после обеда вдруг занемог. Его так скрутило, что бледного, мокрого от пота матроса пришлось отправить в лазарет, а оттуда и в госпиталь. Сопровождать другана вызвался Витька.

– Ну, что с тобой? – спросил Витёк страдальца, вышедшего с первичного осмотра.

– Доктор сказал, похоже на аппендицит, будут обследовать, а там и резать. Вот. Укол поставили; вроде, легче сейчас.

– Значит, здесь останешься, не пустят тебя в поход?

– Да, жаль; я бы хотел…

И тут Витьку понесло:

– Так какие проблемы? Ты бога-то своего попроси. Он тебя на раз вылечит, конечно, ежели существует.

Витёк решил вразумить земляка, как когда-то пытался просветить малограмотную бабушку. Но то бабушка, а тут парень молодой, комсомолец! Костя же сидел, нахмурившись, боль не совсем ещё отпустила.

– Что ж, и попрошу. Да только Ему решать – исполнить просьбу или нет.

– Ты же комсомолец! Не ожидал, что ты во всякую чепуху веришь.

– Это ты веришь в чепуху, которую тот старикашка в клубе молол. Вот. А вы уши-то и развесили: хе-хе да хи-хи. Собственные силы, подумать только! Может человек собственной силой аппендицит вылечить?

– Так доктора лечат. Не бог ведь.

Парни спорили шёпотом, чтобы их никто не услышал. Но шёпот Витьки был напористый, не шёпот, а скорее шипение. Костя же чуть слышно отвечал, так что даже Витьке приходилось напрягать слух, чтобы слова разобрать.

– Без Божьей помощи, Вить, тебя ни один врач не вылечит. Только не говори мне, что ни разу в жизни к Богу не обращался.

Витёк потупился, кумекая, как ответить.

– Ну да, правду скажу, не без того… Но это так, минутная слабость. Маленький был, война шла к тому же… Мало ли что в голову взбрести может?

– Ладно, что спорить? Дело хозяйское. У тебя своя наука, а у меня своя. Вот. Только смотри, прогневать-то Его не боишься? Вдруг опять обращаться придётся, а?

Озорная улыбка расплылась по Витькиной физиономии.

– Не, теперь-то уж не придётся. А ты, Костик, никак, бабушкиных сказок в детстве наслушался. Водили тебя, небось, на могилку старца Стефана? От вашей деревни совсем рядом ведь.

– Ну, водили; и на могилку, и к источнику; да и ты, похоже там бывал?

– Да-а-а. У меня самого бабушка, знаешь какая? О-о-о, дюже верующая, молится с утра до ночи, – увидал тут Витёк, как наяву бабушку, кладущую поклоны перед иконой Николы Великорецкого, хранившейся у неё в войну; наваждение длилось лишь мгновение. Тряхнув головой, Витька изрёк:

– Но я теперь по-настоящему понял: всё зависит только от меня. Я сильный. А сильный человек добьётся, чего захочет!

– М-да… Знаешь, Вить, как мой дед говаривал? В чём отличие зрелого мужика от сопливого мальчишки?

– Ну, в чём?

– Сопливый мальчик всё пытается добиться своей цели, а зрелый муж идёт к идеальной цели, поставленной Богом.

Кореша попрощались, пообещав оставить разговор в стенах этой комнаты. Обернувшись в дверях, Витька спросил:

– Так что плохого в том, чтобы добиваться своей цели?

– Только Бог не ошибается. Вот. Человеку же, как ты знаешь, свойственно ошибаться. Ты уверен, что твоя цель – правильная?

После разговора с другом появились в Витькиной голове смутные сомнения. В самом деле, как часто бывало в жизни, что какая-либо неприятность оборачивалась чем-то хорошим. И наоборот. Витька включил фантазию. Ну, например, допустим, идёт по лесу человек. Споткнулся, упал – плохо, неприятность? Ан нет! Упав, он уткнулся носом в грибы, которые так долго искал. Нашёл грибы – радость? Нет! Среди них оказался ядовитый. Человек, съев грибы, заболел, слёг. Ну, это-то, конечно, плохо? Не-е-ет! Лёжа в больнице, он прочитал книжку соседа по палате, в которой нашёл ответ на давно мучивший вопрос… И так можно продолжать бесконечно.

Вернувшемуся из лазарета на корабль Витьке, замполит Ласкин вручил на сей раз одно-единственное письмо – из дому. Мама описывала нелёгкую жизнь, передавала приветы от всей родни; а самый большой привет – от самого младшего члена семьи – брата Алёшки! По Алёшке, которому на днях стукнуло восемь, Витька особенно тосковал; он так надеялся, вернувшись со службы, заменить малышу хоть в чём-то отца. В конце письма бабушкиными каракулями – благословения и молитвы. Ох, бабушка, бабушка, что ж ты меня опять позоришь? Скажи кому – стыда не оберёшься. Да и письма наверняка проверяют.

– Ну, как там оно? Дома всё в порядке? – поинтересовался торчащий поблизости замполит.

– Да, конечно, – выдавил покрасневший, как помидор, Витька.

– Ну-ну, – Ласкин улыбался, словно знал содержание письма.

«Эх, бабушка, бабушка, подводишь меня! Хоть бы ты уж не писала мне сюда всякую ерунду!»

* * *

Следующим утром, отдав швартовы, ТК-338 вышел через Восточный Босфор курсом зюйд-ост. Впереди ждали море, небо, солнце и… мины. Настоящая мужская работа! Казалось бы, знай себе радуйся морской романтике. Но что-то бередило Витькину душу. Не предчувствия, нет – а, скорее, пакостное ощущение, словно он родного человека предал: отрёкся от бабушки, её молитв и благословений.

Весельчак боцман, увидав кислую Витькину физиономию, решил шуткануть. Некоторое время усиленно пялился в бинокль, наконец, оторвавшись, бросил Витьке:

– Срочно передай капитану: Аскольд снялся с якоря и уходит в океан!

Витька бросился со всех ног. «Интересно, чей корабль этот „Аскольд“ – наш или вражеский?» Влетев на мостик, доложил, как положено. Выслушав внимательно, капитан подкрутил усы и, чуть растягивая слова на кавказский манер, поинтересовался:

– Боцман заметил?

– Так точно!

– Передай этому шкафу деревянному от меня привет. А тебе два наряда вне очереди за отсутствие элементарных знаний. Год отслужить и не знать, что Аскольд – вон тот остров – на это нужен особый талант!

Витёк так обиделся на командиров! Ему казалось, что он с начальством на короткой ноге. Думал, чемпионство такие права даёт. А тут! «Что я, обязан помнить названия всех островов?» Но сослуживцы, узнав причину наказания, не могли сдержать смех. Остров Аскольд на Тихоокеанском флоте известен каждому! Удручённый, с уязвлённым самолюбием, заступил Витёк в наряд. Ночью, естественно, не спал, службу нёс, как положено, чтобы не допустить новых проколов, ведь настоящего корабельного опыта он имел всего ничего…

Красный шар солнца вынырнул из ровного, как огромное зеркало моря. Выйдя, наконец, в заданный квадрат, приступили к работе. Прошлым летом Витьке довелось пару раз ходить на корабле в составе дивизиона тральщиков на задания. Тогда работали в основном парно. Длинный трал натягивался меж кораблей. Острые резаки рвали минрепы. К всплывшим минам подходили на шлюпках, стараясь не задеть торчащие во все стороны рога. Закрепив подрывной заряд, зажигали длинный бикфордов шнур и ударяли по вёслам. Морская мина – штука серьёзная, сухопутной – не чета. Одно дело – гусеницу у танка порвать, другое – уничтожить корабль, громадную железную махину, величиной с многоэтажный дом. Так что улепётывали быстро. А взрыв, трясший море и окрестные скалы, ещё долгим эхом стоял в ушах.

Но на этот раз ТК-338 работал в одиночку. От кормы метров на 40 влево и вправо тянулись тралы, прикреплённые к параванам, волочащим эти железные тросы с резаками в стороны и вперёд, по курсу тральщика. Витька, с прошлого лета не участвовавший в боевом тралении, забыл об отдыхе после бессонной ночи. Какое там! Он помогал ребятам на палубе. Светлая роба с пришитой над сердцем полосой материи с боевым номером[12] промокла от морских брызг и пота.

Как известно, слухами земля полнится, и матросы на юте поговаривали, что их тральщик расчищает путь тому самому научно-исследовательскому судну «Красный Херсонес», что ищет пропавший сухогруз. Забылась обида на командиров. Жаркий день пролетел быстро. На счету экипажа ТК-338 числилось четыре уничтоженных мины (на сей раз, не мучаясь с зарядами и шнурами, их просто расстреливали из крупнокалиберного пулемёта, для одиночного траления так было проще). «Повезло мне служить на тральщике, – думал теперь Витька. – Будет, о чём дома порассказать!»

К вечеру небо затянуло. Облака всё сгущались. Когда стемнело, не проявились ни звёзды, ни Луна. Чёрное небо, чёрные волны. Свет корабельного прожектора терялся во мраке, не в силах хоть чуточку раздвинуть его. По опустевшей палубе гулял, завывая, бродяга-ветер.

Закончился первый день очистки заданного квадрата от мин. Сколько их, этих дней, ещё впереди? Рядовой состав и младших командиров в такие подробности не посвящали. «Эх, Косте не повезло, торчит сейчас в лазарете, пилюли глотает, столько интересного пропустит!» Тральщик направлялся к месту ночной стоянки у острова Фуругельма, путь до него неблизкий. Пробили склянки, и первая смена матросов застучала ложками по жестяным мискам, поглощая макароны по-флотски. Витька изнемогал от голода, дожидаясь своей очереди во второй смене. Желудок урчал, как буксир, тянущий баржу. Мясной аромат кружил голову. Чувствовалось, вымотался за день. Набить бы желудок под завязку и отсыпаться скорей!

Придвинув тарелку с дымящейся едой, Витёк потянулся за куском хлеба. Тут корабль, одновременно с оглушительным грохотом, словно подбросило. Стол больно саданул по рёбрам. Свет вырубился, осталось лишь тусклое аварийное освещение. Макароны разлетелись по полу. Рядом с ними, подпрыгивая, дребезжала тарелка. Мелькнула досада о пропавшем ужине, но в следующую секунду Витька понял, что остаться голодным – ерунда. Что с кораблём? Он ведёт себя странно! Лёгкий крен на левый борт вместо того, чтобы, как обычно, выправиться, медленно, но верно усиливался.

Резкий гул ревуна разрезал мглу. Тревога – не учебная, настоящая! Что стряслось? Вражеская торпеда? Скорее мина! Вместе с другими Витька кинулся на палубу по лестнице, уходящей из-под ног. Нет, паники не было, но неразбериха имела место. Оглядевшись, Витька понял насколько всё плохо. Увеличивающийся крен грозил опрокинуть судно. Вместе с тем ветер, хлеща солёными брызгами по щекам, всё крепчал. Начинался шторм. Но, одно дело – когда в шторм ты на корабле, совсем другое – оказаться во мраке бушующих волн посреди моря.

– Свистать всех наверх! – орал, перекрывая свист ветра, капитан Шахабов.

Значит – самое худшее. Готовится полная эвакуация, хана кораблю! Из нижних трюмов окровавленные матросы тащили то ли раненых, то ли мёртвых товарищей.

– Где радист?! – надрывался боцман, стоя в одной рубашке без кителя, – SOS подать успели?!

Тени суетящихся, как муравьи, людей мелькали в тусклых отблесках аварийного света. Корабль, всё сильнее заваливаясь на бок, медленно погружался. Старпом Сорвиголова и замполит Ласкин бегали, пытаясь перекричать ветер:

– Стр-ройс-ся! Надеть спасжилеты! Раненых – в шлюпки! Шевелись!

Спасательных жилетов на всех не хватало, но Витька, успев схватить, быстро напялил. Подхватив контуженого кока, вдвоём с подвернувшимся Якушевым дотащили его к шлюпке. Упитанный кок, вцепившись побелевшими пальцами в борт плавсредства, оглядывал палубу мутными, непонимающими глазами. Очень хотелось остаться у шлюпки, дающей шанс на спасение. Витёк, держась за её деревянный борт, окинул взглядом кренящуюся палубу. Корма и нос терпящего бедствие тральщика терялись в темноте. Грот-мачта огромным железным крестом нависла над матросом. Парень всё же как-то смог преодолеть душевную слабость. Скрипя зубами, заставил себя снять спасжилет. Напялив его на ошалевшего кока, рванул на помощь раненым.

Тут-то и громыхнул, разрывая уши, новый взрыв. Яркая вспышка на секунду озарила зловещую картину: тонущий корабль посреди бушующего океана. Тральщик тряхнуло так, что внутренности Витьки словно перевернулись. Сам не помня как, он оказался в воде. Медленно погружаясь в пучину, парень начал приходить в себя. Как только сознание вернулось, дикий ужас объял его. Очень хотелось дышать. Что есть мочи заработал руками и ногами. На секунду остановившись, стянул мешавшие ботинки. Воздух, где же ты? Наконец, вырвался на поверхность. Вдох, ещё один. Во рту стало солоно от залетевших брызг. «Слава Богу, жив!»

Проморгавшись, увидел Витёк полыхающий тральщик. Отчаянно грёб к нему в надежде зацепиться за шлюпку с ранеными, которую по идее уже должны спустить, но огромные волны относили парня всё дальше. Витька, выбившись из сил, понял – до корабля ему не добраться. Но и шлюпки нигде не видно!