Скованные воспоминания

В его глазах я увидела отражение своего страха, своего отчаяния. Там не было места для жалости, для сострадания. Только холодная, расчетливая жестокость. Я закрыла глаза, готовая к удару, к боли, к смерти.

Но вдруг пол ушел из-под ног, и Демьян, небрежно, закинул меня на плечо словно мешок с картошкой. Волосы беспомощно хлестали по воздуху, танцуя дикий танец с каждым его шагом.

– Куда ты меня несешь? – выдохнула я, и в ответ услышала лишь приглушенный смех, а затем дерзкий шлепок по обнажённой коже. Вскрик сорвался с губ.

– В кровать, – спокойно отозвался он.

Я едва не подавилась воздухом. Клянусь, я ожидала всего, кроме этого. Думала, сейчас случится что-то ужасное, непоправимое… Но Демьян снова застал врасплох.

– Зачем? – прошептала я, отчаянно пытаясь одернуть сорочку, чтобы хоть как-то прикрыться. Но, во-первых, она предательски задралась, во-вторых, был ли в этом смысл? Он и так уже все видел. И до смерти напугал, когда играл в эти чертовы прятки.

– Поговорим, – произнес он, поднимаясь по лестнице. Войдя в мою комнату, где зияла пустота вместо двери, под его ботинками с хрустом рассыпались обломки дерева.

Еще недавно я была готова забиться в угол от ужаса, представляя, что он может со мной сделать. И вот я, у него на плече, у маньяка, который лишил жизни невинных людей. В душе вскипела буря ярости. Как он смеет убивать, с такой жестокостью, словно жертвы перешли ему дорогу и издевались всю его жизнь?

– Отпу… – не успеваю договорить, как Демьян, словно хищник, бросает меня на кровать. Тяжёлый вздох вырывается из груди.

– Ты что… – слова вновь застревают в горле. Усмешка трогает его губы, и мой взгляд невольно приковывается к нему.

– Ты сказала отпустить, я отпустил, – медленно, неотвратимо приближается он, заставляя меня отползать назад, пока спина не упирается в холодную стену.

– Ты… меня кинул, – произношу дрожащим голосом, лихорадочно шаря рукой в поисках одеяла. Хочу укрыться, спрятаться, но он опускается на одно колено, нависая надо мной. Рывком сбрасывает одеяло на пол.

– Привыкай. Теперь только так, – шепчет он, обжигая моё лицо своим дыханием. Его губы совсем близко.

– Ты… ты хотел поговорить, – запинаюсь, голос дрожит. Не хочу, чтобы он целовал, но в то же время… безумно хочу. Боюсь вновь утонуть в омуте его поцелуя.

В который раз задаюсь вопросом: почему именно он?

– От прошлого не убежать, – глухо произносит Демьян, нежно касаясь моего подбородка.

– О чём ты? – шепчу в ответ, вспоминая, как когда-то он уже говорил мне это.

– Я вот не могу разобраться, как тебя лучше называть. Ангел или вишенка? – Смотрю в его глаза, с трудом сглатывая ком в горле.

– Я… я не понимаю. К чему ты клонишь? – Его большой палец скользит по моей нижней губе, и дыхание на мгновение замирает.

– Тебе что-нибудь говорит, – он делает паузу, а затем, приблизившись вплотную к моему уху, шепчет: – Слово Ирбис?

Я застыла, не смея моргнуть, взгляд прикован к одной точке. Кажется, кровь отлила от лица, и кожа приобрела зловещий синеватый оттенок. Судорожно сжимая простынь, я чувствовала, как костяшки пальцев наливаются белизной. Сердце бешено колотилось в груди, словно пленник, отчаянно рвущийся на свободу, грозя разорвать плоть.

Этого… этого просто не может быть.

В сознании распахнулась дверь, которую я так долго и упорно пыталась открыть. Обрывки воспоминаний, словно осколки зеркала, начали складываться в единую картину. Провалы в памяти, словно черные дыры, жадно поглощавшие события прошлого, наконец-то заполнились. Теперь я знала, что произошло в тот день. Помню, что увидела, когда открыла глаза, чтобы взглянуть на него. Эти глаза… Зеленые, темные, как непроходимая чаща, манящие и завораживающие. А потом… потом мешок на голове, обрывки чужих голосов, грубо толкавших меня к крыше. И там… там меня ждала бездна. Во всем виноваты его друзья, и он сам.

– Почему?.. – Голос сорвался на всхлип, и первая одинокая слеза скатилась по щеке, оставив за собой мокрый след.

– Не плачь, прибереги слезы на потом, вишенка, – промурлыкал он, приближаясь. – Это только начало. Я причиню тебе гораздо больше боли.

Он грубо схватил меня за горло и притянул к себе, впиваясь в губы. Я отчаянно мотала головой, захлебываясь слезами, не в силах поверить в происходящее. В голове, словно заезженная пластинка, вновь и вновь звучал один и тот же вопрос:

«Почему именно он?..»

Глава 24

Сложно сказать, когда это началось. Когда во мне проросло это странное, притягивающее и одновременно отталкивающее желание – видеть, как кто-то страдает. Не то чтобы я просыпался с мыслью: “Кого бы сегодня помучить?” Нет, это было скорее… подсознательно. Как будто во мне жила какая-то темная сущность, нуждающаяся в постоянной подпитке чужой болью.

Самые ранние воспоминания… Они связаны с животными. Я родился и вырос в деревне, где у каждого второго был скот, куры, гуси. И я с малых лет проводил много времени на улице, в окружении этой пестрой живности.

Я помню маленького котенка, которого нашел возле сарая. Он был совсем крошечный, слепой, дрожащий. Я взял его домой, мама напоила его молоком. На какое-то время я даже почувствовал что-то похожее на… жалость? Любовь? Не знаю. Что-то теплое и щемящее разлилось по груди.

Но потом, когда котенок немного окреп и начал бегать по двору, во мне что-то сломалось. Я начал придумывать ему испытания. Завязывал веревочку на хвост и смотрел, как он отчаянно пытается ее сбросить. Загонял его в бочку, а потом бил по ней палкой, наслаждаясь его испуганным мяуканьем. Я не понимал тогда, почему делаю это. Просто… это было интересно. Как эксперимент. Наблюдение за реакцией.

Однажды я зажал котенка в сарае, поджег вокруг него сухую траву и смотрел, как он мечется в панике, ища выход. Потом, когда пламя стало слишком большим, я выпустил его. Он выбежал обгоревший, жалобно мяукая, и убежал прочь. Больше я его не видел.

Я понимал, что это плохо. Что нормальные дети так не поступают. Но я ничего не мог с собой поделать. Это было сильнее меня. Это было… приятно.

Потом были муравьи. Строил им целые города из песка, а потом заливал их кипятком. Смотрел, как их маленькие тельца корчатся в агонии. Разбирал их муравейники, заставляя их в панике бегать и искать своих сородичей. Мне нравилось нарушать их маленький, упорядоченный мир. Разрушать их иллюзию безопасности.

Потом были птицы. Ставил ловушки. Капканы. Растяжки. Наблюдал, как они бьются в сетях, ломая крылья, отчаянно пытаясь вырваться на свободу. Иногда я просто приходил и переламывал им шеи. Бесчувственно. Методично. Как будто это была моя работа.

Я никому не рассказывал о своих “играх”. Знал, что меня не поймут. Наоборот, накажут. Поэтому я молчал. Хранил свои секреты глубоко внутри, где они росли и крепчали, как сорняки в заброшенном саду.

С возрастом мои “игры” стали сложнее. И опаснее. Интерес к животным постепенно угас. Они стали слишком предсказуемыми. Мне нужна была новая цель. Новый объект для исследования.

И тогда я обратил внимание на людей.

Я всегда был отстраненным. Замкнутым. Мне не нравилось общаться с ровесниками. Они казались мне глупыми, поверхностными, примитивными. Они говорили о каких-то бессмысленных вещах, смеялись над плоскими шутками, тратили время на пустые развлечения. Мне было скучно с ними.

Я предпочитал наблюдать. Наблюдать за ними издалека. Изучать их поведение. Анализировать их мотивы. Видеть их слабости.

Я быстро понял, что люди – это просто животные в модной одежде. У них те же инстинкты, те же страхи, те же слабости. Просто они более умело их скрывают.

И я начал использовать это против них.

Сначала это были мелкие пакости. Подложить кнопку на стул. Налить клей в рюкзак. Распустить слух. Все так, чтобы это не привлекало лишнего внимания. Чтобы это выглядело как случайность. Или как глупая шутка.

Но постепенно мое желание причинять боль росло. Я стал более изобретательным. Более жестоким.

Однажды в школе я подружился с одним парнем. Он был тихим, застенчивым, неуклюжим. Легкая добыча. Я начал его травить. Поначалу это были безобидные подколки. Но потом я начал оскорблять его, унижать, высмеивать перед другими учениками.

Я видел, как он страдает. Как он сжимается от моих слов. Как он краснеет и бледнеет. Как он пытается спрятаться, убежать, исчезнуть. И мне это нравилось. Мне нравилось чувствовать свою власть над ним. Мне нравилось видеть его боль.

Однажды я довел его до слез. Он убежал с урока, заперся в туалете и долго там плакал. А я стоял возле двери и слушал его рыдания. И чувствовал… удовлетворение.

Я понимал, что это неправильно. Что я причиняю ему боль. Что я разрушаю его жизнь. Но я не мог остановиться. Это было как наркотик. Чем больше я причинял ему боли, тем больше мне этого хотелось.

Вскоре он перевелся в другую школу. Избавился от меня. Но я не жалел. Он был всего лишь экспериментом. Упражнением. Подготовкой к чему-то большему.

Я начал изучать психологию. Читал книги о социопатах, психопатах, маньяках. Я хотел понять, что со мной не так. Я хотел понять, почему мне нравится причинять боль.

И я нашел ответы. Я узнал, что я – социопат. Что у меня отсутствует эмпатия. Что я не способен испытывать сочувствие к другим людям. Что я использую других людей в своих целях. Что я манипулирую ими. Что я лгу им. Что я причиняю им боль.

И это меня не испугало. Наоборот, это меня обрадовало. Я понял, что я не одинок. Что есть и другие люди, такие же, как я. Просто они более умело скрывают свою сущность.

Я перестал пытаться измениться. Перестал пытаться стать нормальным. Я принял себя таким, какой я есть. Со всеми своими странностями, со всеми своими темными желаниями.

Я понял, что моя жизнь – это игра. А люди – это мои пешки. И я буду играть до конца. Буду манипулировать ими. Буду лгать им. Буду причинять им боль. И буду наслаждаться каждым моментом.

Я знал, что однажды я перейду черту. Что однажды я сделаю что-то непоправимое. Но я не боялся. Я ждал этого. Я предвкушал этот момент.

Я знал, что рано или поздно найду свою жертву. Свою идеальную жертву. Которая будет слабой. Уязвимой. Беспомощной. Которую я смогу сломать. Которую я смогу уничтожить.

И я нашёл её…

И я буду смотреть, как она страдает. И буду наслаждаться ее болью.

Это будет моя самая лучшая игра. Мой самый лучший эксперимент. Мой самый лучший момент.

И я буду готов к этому.

Я всегда готов.

Люди… Они такие предсказуемые. Они так легко попадают в мои сети. Они верят моей лжи. Они доверяют моей фальшивой улыбке. Они не видят, что я – монстр. А она будет знать, кем я являюсь.

Я увидел ее в детском доме. Она сидела в столовой, маленькая, хрупкая, словно фарфоровая кукла. Ее волосы, светлые, почти белые, обрамляли лицо ангела. Но больше всего меня поразили ее глаза. Голубые. Чистые. Невинные. Они светились в полумраке комнаты, словно два небесных огонька.

И тогда я понял. Я захотел ее. Не как женщину. Как игрушку. Как трофей. Я захотел сломать ее. Подчинить ее. Заставить ее страдать. Увидеть, как гаснет этот свет в ее глазах. И он погас, когда мои друзья скинули её с крыши. И её воспоминания, память стёрлись обо мне. Меня это дико бесило… Что же я сделал с так называемыми друзьями, которых и друзьями-то никогда не считал?

Убил… Всех разом. Заманил их в тот самый сарай, где когда-то они заперли Аню. Запер на замок и поджег. С наслаждением наблюдал, как огонь пожирает их, слушал, как их крики боли разрывают ночную тишину. Упивался мыслью, что от них останется лишь пепел. Вы, наверное, спросите, как я избежал наказания? Легко. Мое алиби было безупречно: я находился в своей комнате в общежитии. А что там происходило у них – лишь пожимал плечами, прикинувшись простачком. В итоге решили, что кто-то по неосторожности устроил пожар, а когда пламя разгорелось, они просто не успели выбраться. Спустя полгода я выпустился и двинулся к своей цели – к своей вишенке на торте…

Шли годы. Я следил за ней. Издалека. Незаметно. Я знал все о ней. Где она, с кем общается, чем увлекается. Я ждал. Выжидал подходящий момент. Момент, когда она станет достаточно уязвимой.

И вот, наконец, этот момент настал. Теперь она знает кто я такой.

Я стою в ее доме. В полной темноте. Я прошел через открытое окно, тихо и незаметно, как тень. Я знаю каждый уголок этого дома. Я изучал его несколько месяцев.

Она сидит на кровати, закутавшись в тонкую сорочку. Она дрожит. Я вижу ее страх. Он плещется в ее голубых глазах, словно буря в океане. И этот страх… Он заводит меня. Он будоражит мою кровь. Он наполняет меня жизнью.

Я молчу. Я просто смотрю на нее. На ее отчаяние. На ее беспомощность. Я хочу запомнить этот момент. Запечатлеть его в своей памяти навсегда.

Я слышу ее шепот. Тихий, уловимый.

– 

Демьян… уйди, пожалуйста, – сквозь слезы пробормотала она.

Я не отвечаю. Я продолжаю смотреть. Мне нравится видеть ее в таком состоянии. Она никогда не выглядела такой живой. Такой… настоящей.

Она пытается укрыться одеялом. Это меня раздражает. Я хочу видеть ее. Хочу видеть ее тело. Хочу видеть ее страх. Я грубо сбрасываю одеяло на пол. Она вздрагивает и прижимается к стене, словно пытаясь слиться с обоями.

– 

Демьян, уйди, пожалуйста, – с трудом произносит она слова.

Я стою и наблюдаю за ней какое-то время. Наслаждаюсь ее мучениями. Потом, медленно, растягивая слова, я говорю:

– 

Если я уйду сейчас, то в следующий раз тебе будет больнее.

Я улыбаюсь. Холодной, хищной улыбкой. Я знаю, что она ответит. Она умолит меня уйти прямо сейчас. И она сделает это.

– 

Уйди, – прошептала она, будто нехотя.