скачать книгу бесплатно
– Ты, наверное, поздно вернулся? Я не слышала, когда ты пришел.
– Да нет, не очень. Сегодня в школе день спорта – мне нужно быть в форме. Мы с Аной – ведущие. Здорово, если и ты присоединишься.
– Спасибо, но я поеду обратно в Лондон, на поезде. Как ты верно заметил, мне нужно обдумать, что сказать остальным.
– Ладно. Мы готовим яичницу, останься хотя бы на завтрак.
Мы ели молча, глядя на сад. Закончив, Итан взял Ану за руку.
– Да, пока я не забыл, – сказал он, хотя забыть он, конечно, никак не мог. – Мы с Аной обсудили твое предложение – о том, что можно сделать с домом.
Рот у меня был занят. Я просто кивнула.
– Прекрасная идея – устроить общественный центр в таком городке. И никаких ассоциаций с нами. Звучит интересно, Лекс. Скажи, что я должен подписать.
– Я думаю, мы сможем помогать, – добавила Ана. – Краски, бумага… все анонимно, конечно.
– Да, – ответила я. – Разумеется.
Я вдруг вспомнила, как на переговорах Девлин демонстрирует напускную мягкость, когда оппонент ожидает от нее этого меньше всего; возникает ощущение, что она доверила ему самый ценный секрет, и не остается ничего другого, кроме как проникнуться к ней симпатией.
– Можно, пожалуй, придать этому делу небольшую огласку, – сказала я. – Если ты думаешь, что это поможет привлечь финансирование.
– Это просто здорово! – воскликнула Ана.
Она хлопнула в ладоши, вскочила из-за стола и поцеловала Итана в макушку.
– Летнее платье на выход? – спросила она. – Или что-нибудь менее официальное?
– Надень платье, – попросил Итан.
Ана кивнула и умчалась наверх.
Я взглянула на брата.
– Что? – спросил он. – Я просто подумал… мне это не нужно на самом деле. Если это сделает тебя счастливой – вперед. Ну и твоя идея очень понравилась Ане.
– Ты уверен, что не нужно?
– Почти. У меня есть одно условие.
– Шутишь, да?
– Я все подпишу. Но раз мы делаем по-твоему, ты сама всем и занимаешься – сносом, финансированием, чем там еще… Я больше и слышать об этом не желаю. Я хочу сказать: оглянись вокруг – вот так я сейчас живу.
Я посмотрела на сонных пчел, кружащих над травой; на расписанные вручную тарелки с остатками яичницы; на Горация, дремлющего в другом конце сада под подсолнухами, которые вырастила Ана. («Каждый год здесь проходит соревнование, – пояснила она серьезно, – между старушками Саммертауна. Но в этом году его выиграю я».)
– Даже видеть тебя – иногда уже чересчур, – закончил Итан.
Я много чего могла бы на это ответить, но любой из этих ответов испортил бы мне все дело.
Кивнув, сказала:
– Хорошо.
Мы пожали друг другу руки, как будто снова стали детьми и всерьез поспорили, кто правильно назовет столицу Танзании. Вспомнив это, я улыбнулась, но название столицы в голову не пришло, и тогда я спросила у Итана. И поступила правильно: это оказалось шагом к перемирию.
– Это точно не Дар-эс-Салам, – произес он.
– Определенно, – согласилась я.
– Додома. – Он посмотрел на меня торжествующе, затем задумался. – Мистер Грегс и его столицы…
– Я помню их.
– Хотя нет – не Додома.
– Не Додома.
– Знаешь, в прошлом году я проводил презентацию на конференции школьных директоров. Это крупное событие. Туда съезжаются директора школ со всего мира. В самом конце моей речи, когда в зале раздались аплодисменты и уже можно было расслабиться, я посмотрел в зал и вдруг в толпе увидел его – мистера Грегса. Он сидел на одном из задних рядов, хлопал. Мне даже показалось, я поймал его взгляд. Потом я искал его у стойки с напитками, но там было столько народу. Да и на прощальном вечере я так и не увидел его. Но решил, что все равно разыщу мистера Грегса. Запросил список участников конференции – его там не оказалось. Я подумал, в списке опечатка или его просто пропустили, затем искал среди всех школьных директоров страны. И опять не нашел. Я искал везде и всюду. И выяснил: на той конференции его никак не могло быть, потому что он умер. Пятью годами раньше. Он так и остался учителем, преподавал в одной общеобразовательной школе, в Манчестере, и умер прямо на работе.
Я вспомнила, как Итан уходил на уроки в те дни, когда была его очередь выступать, – его просто распирало от знаний.
– Мне жаль.
– Не стоит. Он ведь, в общем-то, мне никто. Но учителем был отличным.
Раздались шаги – к нам спускалась Ана. Мы стояли вдвоем и смотрели, как она идет через кухню. В желтом платье, раскинув руки на солнечном свету, она будто собиралась обнять нас.
– Как это ни странно, – успел сказать Итан прямо перед тем, как Ана подошла, – я вспоминаю его каждый раз, когда где-нибудь выступаю. И мне нравится думать, что он до сих пор где-то там, в толпе.
3. Далила (Девочка Б)
Старшему инспектору Грегу Джеймсону шестьдесят пять, он толстый, давно в отставке – как старый и уже никуда не годный цирковой пес. Каждое утро его жена Элис наливает ему чай, намазывает маслом тосты, кладет газету и приносит все это на старом больничном подносе, который унесла с работы. В качестве компенсации за бесконечно длинные ночные дежурства, как она сказала. Десять часов, шторы в спальне колышутся, утопая в утреннем солнце, и в эти минуты кажется, что ночные смены окончательно позабыты.
Его дни насыщенны. Он любит сад и слушать крикет по радио. Ему нравится плавать в открытом бассейне «Пелз» раз в неделю, но только летом. Стоя на траве и снимая с себя одежду, он каждый раз изумляется огромному белому животу и седым волосам на груди. Еще его удивляет, что он не тонет. Зимой он впадает в спячку, поедая печенье и читая спортивные биографии. Он выступает в школах и общественных центрах в Лондоне, рассказывает о своих дежурствах; о том, как был следователем; говорит детям, что и они могли бы этим заниматься. Иногда те задают ему интересные вопросы, и тогда он понимает, что они действительно слушали – значит, день прошел не зря. А в следующий раз вдруг спросят: «А вы носили шляпу?»
Временами. И тогда он начнет вспоминать.
Бывали дни, когда Джейсмон возвращался домой под утро, в его душе разгоралась ненависть ко всей человеческой расе, и он задумывался, а не собрать ли ему рюкзак и не переехать ли в какое-нибудь местечко, самое что ни на есть уединенное – Бен Армин[18 - Отдаленный холм в Сазерленде, на крайнем севере Шотландии.], может быть, или Сноудонию[19 - Регион на севере Уэльса, где расположен национальный парк.], – и вести там жизнь отшельника. («А лучше, – пораскинул он умом, – прикинуться местным чудаком»; тогда ему будут давать горячую еду в придачу и пускать в пабы.)
Случались дни, когда он не мог разговаривать с Элис, потому что она была немыслимо далека от его смен и от дежурств, – верила, что люди в целом добры. Она пела на кухне, но расстраивалась и переживала, когда получала по почте благотворительные листовки о жестоком обращении с животными. Что тут скажешь?
Да. Временами он носил шляпу.
Он раскрыл много дел и выбросил их из головы.
Но были и другие – открытые, как дверь зимой, и Джейсмон до сих пор чувствовал, как от них тянет стужей.
Вот например: двадцатилетний парень, Фредди Клюжек, пришел к другу на вечеринку, которая проходила в пабе, в зале для мероприятий. Второй этаж. Камера скрытого наблюдения, установленная на лестнице, ведущей к этой комнате, зафиксировала Фредди с двумя приятелями и подарком в руках.
Когда вечеринка окончилась и зажегся свет, друзья стали искать его, но напрасно. Ничего особенного – ушел пораньше, потому что слишком устал или много выпил. Спустя два дня его девушка забила тревогу. Оказалось, после праздника его никто не видел. Записи видеонаблюдения легли на рабочий стол Джейсона, как долгожданное приглашение. Все сотрудники собрались вокруг и, вытянув шеи, жадно вглядывались в экран – выявляли детали. Семьдесят два часа провел Джеймсон, отслеживая каждого, кто поднимался по этой лестнице в тот день, и все они спустились обратно, кроме Фредди Клюжека. Особенно Джеймсона волновал подарок. Он тоже бесследно исчез. Следователь чувствовал себя очень нелепо, объясняя отцу Фредди, что его сын, по всей вероятности, выбрался из помещения через окно с коробкой в руках, но другого объяснения не нашлось – к тому времени каждую стену заведения разве что не разобрали на части, а хозяина паба уже тошнило от полиции и детективов.
Или другое дело: пятилетний ребенок вскарабкался на подоконник на третьем этаже и выпрыгнул. Джордж Каспер не умел читать и писать, к тому же был практически немым. Не мог, по словам его учителя, даже переворачивать страницы в книге, лишь смотрел на них, как на что-то мертвое и плоское. Любил птиц, как сообщила его мать. И дала случившемуся такое объяснение: Джордж придвинул стул к окну, чтобы рассмотреть их ближе. Сорвался с подоконника – перепачканный Икар, полуголый, неспособный даже закричать.
– Какой именно стул? – спрашивал Джеймсон, но мать не смогла вспомнить; она якобы отодвинула его, чтобы выглянуть из окна и посмотреть на распластанное на земле тело. Джеймсон попробовал на вес все три стула в этой квартире – ну не мог этот щуплый ребенок сдвинуть с места ни один из них. В комнатах обнаружилась настоящая какофония ДНК: мальчик побывал везде и всюду. Во всех постелях были следы всех проживающих в квартире; эксперты даже анализ собачьего дерьма сделали по ошибке.
Джеймсон не знал точно, как так получилось, что ребенок упал на бетон, но, глядя на его родителей, заподозрил: они не просто недоглядели – они проявили жестокость.
Действия, которые он предпринял дальше, нельзя назвать профессиональными. Те месяцы стали самыми гнусными за всю его карьеру. В джинсах и рубашке Джеймсон прохаживался под дверью их квартиры по вечерам, после работы – слушал, что у них там происходит. Однажды последовал за отчимом мальчика в паб и выпил там шесть порций виски – шесть! – надеясь услышать что-нибудь, прежде чем всех посетителей попросят сделать последний заказ.
– Где ты был? – пробормотала Элис, когда он вернулся: запах табака, одежда, которую он стаскивал с себя в темноте, шуршала не так, как шуршала обычно его рабочая форма.
Однажды Джеймсон наткнулся на мать мальчика во дворе перед домом. Она несла сумки с покупками, а живот ее выглядел набухшим. Свернуть с дороги он бы не успел, поэтому просто улыбнулся ей – она сперва отвела взгляд, затем оглянулась.
– Вы же полицейский? – Она искала глазами форму или хотя бы значок.
– Да-да, просто патрулирую в штатском. Как поживаете?
Он взял у нее пакеты и поднялся с ней по лестнице. Она сказала, что будет очень рада снова стать матерью. Они такие милые, когда рождаются, – как щеночки.
– У вас есть дети? – спросила она, и он ответил, мол, нет, но он надеется, что когда-нибудь будут. Пожелал ей удачи.
В ту ночь он лег в постель не раздеваясь. Элис проснулась от того, что он плакал. От его рыданий сотрясался матрас. К тому моменту они уже пять лет как пытались завести ребенка. Он схватил жену в охапку – или это она схватила его, – осушил лицо, уткнувшись ей в волосы. Что толку сетовать на несправедливость жизни – и они давно решили этого не делать, но иногда…
Они могли найти себе сотню других занятий, да и у младшего брата Элис было три дочери, так что Джеймсоны часто присматривали за девочками. У старшей из них день рождения совпадал с днем рождения Грега; когда ей исполнялось десять, он потратил целый день, чтобы к семейному празднику установить садовый батут и привязать воздушные шарики к ножкам стульев. Это оказалось так утомительно, что, закончив, Джеймсон повалился на коврик. Элис стояла в дверях кухни с чашкой чая в руках и смеялась.
– Проще или сложнее, – спросила она, – чем собирать мебель по инструкции?
Она оставила чашку на пороге и, минуя его, вскарабкалась на батут. Запрыгала, рискуя упасть, с одной ноги на другую.
– Не смеши людей, – сказал он.
– Да ну, брось!
Они держались друг за друга, визжали и выдохлись в считаные секунды.
Всем очень понравился батут – для ребятишек, приходивших к ним в гости, он какое-то время неизменно становился центром внимания.
Когда девочки подросли, компания взрослых стала им не нужна, батут заржавел и каждую осень покрывался новым слоем опавших листьев.
Дело Грейси попало к Джеймсону, когда ему исполнилось пятьдесят. Был январь. Шляпу он давно уже не носил. Они с Элис только что вернулись с работы и снимали новогодние украшения. Этот процесс почему-то напрягал его, хотя наряжать дом в декабре ему нравилось. Разбирать елку, аккуратно укладывать игрушки обратно в коробки – для кого это все?
Они сели ужинать. Элис рассказывала о больничных делах, о новом парне их племянницы, о самом ужасном вызове за сегодня – и вдруг раздался телефонный звонок. Его просили срочно вернуться на работу – на совещание по новому делу.
Криминалисты прислали фотоснимки внутренних помещений дома, и главный инспектор «провел» их по всем комнатам.
Вот – тело отца. Здесь, в кроватке – мальчик Г; девочка Б и мальчик Б обнаружены в первой комнате наверху – прикованными. Криминалисты проведут раскопки в саду и исследуют фундамент дома, но это займет много времени. Дети, исходя из характера их травм, распределены по разным больницам; все они истощены, и все, за исключением двух мальчиков, находятся в критическом состоянии.
Семеро детей.
Джеймсон разглядывал снимки – комнаты разные, но везде одно и то же. Грязные ковры, мокрые матрасы, мешки с гнильем.
Он представил Элис – как она в своих очках для телевизора съежилась на диване.
– Звучит ужасно, – проговорила она перед тем, как он ушел. – Я тебя дождусь.
– Не нужно, Элис.
– Я все равно дождусь.
Главный инспектор сказал: у них две главные задачи. Первая – это сохранить улики; вторая – собрать показания свидетелей. Как это произошло; когда детей видели в последний раз; кто их друзья; где их родственники. Медицинские отчеты будут готовы завтра. Мать задержана. Нашлась их тетя, и она, кажется, хочет поговорить.
– Беседовать с детьми пока нельзя, – добавил он, и Джеймсон понял, что этот пункт вызывал разногласия и мнение их начальника было иным.
Джеймсону поручили побеседовать с Пэгги Грэйнджер.
– Через некоторое время вы сможете заняться девочкой А. Детский психолог уже изучает ее дело. Доктор Кэй. Не знаете ее? Молодая, но впечатляет. Мне уже приходилось с ней работать. Некоторые считают, что у нее новаторский подход.
– Девочка А, – повторил Джеймсон. – Та самая, которая сбежала?
Домой он вернулся за полночь.
Элис лежала на диване, горела лампа, а рядом, на ковре, стояли две чашки чая.
– Говорили мне: «Не выходи за полицейского», – пробормотала она. – И ведь были правы.
Джеймсон знал, что она думала об этом весь вечер, подыскивала слова, которые заставили бы его улыбнуться. Он приподнял ее ноги, сел на диван и положил их себе на колени.
– Мне как будто сто лет, – произнес он.
– А выглядишь на все двести семь… Ну как?
– Ужасно.
Элис потянулась, взяла кружку и подала ему.
– И негодяй уже мертв.
– Мне жаль, – сказала она.
– Помнишь, я плакал иногда по ночам? – спросил он. – Я всегда думал, что виной всему те ужасы, которых я насмотрелся. Все худшее, на что только способен человек…
– Ш-ш-ш. Не нужно, не…
– Так вот, – продолжил он. – На самом деле причина не в этом. Я плакал от облегчения, от благодарности. Понимаешь? За нас, за то, как мы живем.
В последующие месяцы он хорошо узнал доктора Кэй. Они вместе провели много часов в больнице, слушая истории худенькой, израненной девочки.
