скачать книгу бесплатно
– Никто в городе не захочет устраивать там храм, посвященный такому прошлому.
– Почему нет? Если это привлечет внимание и инвестиции?
– Мы совсем не прославили Холлоуфилд тогда, – сказала я. – Нет, Итан. Не нужна там наша фамилия. Просто полезный обществу центр. Что тебя не устраивает?
– Впустую потраченные усилия. Я много чего мог бы из этого извлечь, Лекс. Хотя бы подумай.
– Нет, без вариантов.
– Но тебе потребуется и мое согласие, не забывай. Это палка о двух концах. С кем кроме меня ты успела поговорить? С Далилой? Гэбриелом?
– Нет. Только с Эви.
Итан рассмеялся. Отмахнулся от меня, как от нерадивой ученицы, которая, что ни делай, все равно безнадежна.
– Ну да, – сказал он. – Конечно.
Я сказала Итану, что домой хочу пойти одна; он ушел, а я нашла тихое солнечное местечко и позвонила Биллу. Он не ответил. Я так и думала. Возможно, он где-то в зоопарке или на пикнике, и на нем, скорее всего, виснут его дети. И наверняка он опять потеет.
Разговор с Итаном взбудоражил меня, и я набрала номер Билла снова.
Он ответил с третьего раза.
– Я тут подумала, – начала я, – и я согласна.
– Александра? Это вы?
Из трубки доносилась музыка, а Билл уходил от нее, как будто искал укромный уголок. Я смутилась. Наверное, он шепчет сейчас всей своей родне: «Это девочка Грейси. Та самая. Я на минутку».
– Счастлив это слышать! – воскликнул он. – И ваша мама – она тоже была бы счастлива.
Счастье Матери – истрепанное, как ветхая веревка.
– Сомневаюсь, – ответила я. – Как бы то ни было, у нас с сестрой есть идея…
И я «повела» его по всем комнатам нашего центра; когда мы «пришли» в сад (кругом нарциссы, да еще грядка овощей, выращенных ребятишками из начальной школы), он засмеялся и едва не выронил телефон.
– Это же здорово! Здорово, Лекс. А остальные бенефициары – они согласны?
– Мы работаем над этим, – ответила я и, не дождавшись ответа, добавила: – Мы в процессе.
«В процессе» – это было выражение Девлин из ее «Современного разговорника для общения с клиентами» – синоним «вскоре» и «в самое ближайшее время».
– Кроме того, нужно будет еще узнать о возможности финансирования. Для того, чтобы все перестроить. Это окажется намного сложнее, чем мы ожидали, Билл. Вы вовсе не обязаны нам помогать.
– Знаю, Лекс. Но я очень хотел бы.
Мне оставалось лишь получить согласие остальных бенефициаров. Он же пообещал заняться документами. Заявки на перепланировку, утверждение завещания, акт, подписанный исполнителем завещания. Для меня – новый язык смерти и недвижимости.
– Учитывая то, откуда взяты деньги, нужно хорошенько продумать, как лучше подавать заявку в комитет. Возможно – если вам захочется, – мы могли бы проехаться до Холлоуфилда и подать заявку лично. Блудная дочь возвращается! – воскликнул Билл.
Несмотря на то что он провел с моей матерью уйму времени, Евангелие он явно не читал.
После ужина Итан ушел. У него намечалась встреча в центре города, в отеле, с несколькими членами правления Школы Уэсли; встреча была поздняя, и он сказал, чтобы мы его не ждали.
– Поначалу они ведь терпеть меня не могли, – возмущался он. – Слишком молодой, слишком высоко взобрался. Слишком – как там они говорили, Ана? – слишком «революционный». А теперь хотят, чтобы я ужинал с ними в чертов выходной.
Весь вечер он был мрачнее тучи, критиковал стряпню Аны и так рьяно подливал вино, что оно скатывалось по ножкам бокалов и растекалось по деревянной столешнице.
– Слава богу, ушел, наконец! – сказала Ана. – Извини, Лекс.
Мы молча убирали со стола. Тарелки Ана расписала вручную; по мере того, как с них исчезала еда, проступали кипарисы и оливковые деревья.
– Не убирай бокалы, – попросила она. – Я открою еще бутылку.
Я взяла из раковины тряпку и вытерла со стола красные следы от вина. Мы уселись на улице друг напротив друга, скрестив ноги по-турецки, как дети, которые собрались играть в ладушки.
– Ну, – протянула я, – расскажи мне о свадьбе.
До знаменательного события оставалось три месяца. Они поженятся в Греции, на острове Парос. Там есть аэропорт; ну как аэропорт – просто низенькое здание, будто лачуга, да бетонная взлетная полоса.
В детстве Ана приезжала туда на каникулы и уже тогда безапелляционно заявляла отцу, что ее свадьба состоится здесь, и только здесь. Ей нравилась белая церквушка на вершине горы – на пике мира, как ей чудилось тогда. С наступлением сумерек оттуда был виден каждый огонек на острове, будь то машина или дом. Ана представляла, как какая-нибудь пара возвращается домой с ужина в автомобиле и по дороге выясняет отношения или же как одинокая вдова, лежа в постели, протягивает руку, чтобы выключить светильник перед сном.
– И всегда такие вот печальные картинки, – пояснила Ана. – Я была очень меланхоличным ребенком. – Она оторвала взгляд от неба, словно вспомнив, что рядом нахожусь я, и добавила: – Но без всяких на то причин.
– Я уже забронировала билеты. Жду не дождусь, – сказала я.
– Ты по-прежнему можешь приехать с кем-нибудь, если хочешь.
Я рассмеялась.
– Ну, если я успею закрутить с кем-нибудь роман – времени-то осталось всего ничего.
– Ты в любом случае не будешь одна. Далила тоже приедет.
– Да уж. Интересная выйдет встреча.
Даже в темноте я заметила, как Ана будто вспыхнула от неловкости. Ей очень хотелось бы, чтобы все мы, веселые, наряженные в шифон, сидели на церковных скамьях, на половине жениха. А что в итоге? Эви и Гэбриел не приглашены вовсе, а я и Далила не разговариваем. Мы с Эви долго изучали список приглашенных и вместе с тем открывали, насколько корыстолюбив Итан. Пришли к выводу, что ее место займет или член парламента, или же председатель благотворительного общества.
– Кто-нибудь до такой степени полезный, что никто не захочет сидеть с ним рядом, – заметила Эви, умолкла на мгновенье, а потом пожала плечами: – Ну, мы, в общем-то, и не дружили никогда.
– Лекс…
Ана подняла ладонь и потерла пальцами, словно пытаясь схватить в воздухе нужные слова.
– Иногда, – продолжила она, – мне просто становится интересно…
Она пристально смотрела на кухню в другом конце сада – пустую, утопающую в мягком свете. Наконец-то стало прохладно. Над нашими головами, сталкиваясь друг с другом, раскачивались на ветру дубовые ветки, и казалось, будто они пьянее нас. Ана поставила на землю бокал и вытерла слезинки в уголках глаз.
– Извини, – сказала она.
– Ничего, – ответила я.
– С Итаном непросто. Во всем у него должен быть успех. Школа, презентации, благотворительные дела. Наша свадьба. Ты знаешь, что он плохо спит, так ведь? Я проснусь среди ночи, а он читает или работает. И так было с самого начала. Сейчас я часто слышу, как он бродит по дому. А днем он, бывает, вдруг закрывается, и между нами образуется стена… и я не могу через нее перебраться. Не понимаю его. Мне достаточно, когда мы с ним счастливы вдвоем. Но для него все иначе.
– Успех любой ценой, – кивнула я.
– Да. Именно так. И человека, который по ту сторону стены… Я боюсь, что совсем не знаю его. Порой, когда, например, я задам какой-то глупый вопрос или скажу, что подготовиться к собранию можно и утром, он так на меня посмотрит… мне кажется, это кто-то другой, просто с лицом Итана. И… – Она рассмеялась. – Не могу сказать, что этот человек мне сильно нравится.
– Он когда-нибудь рассказывал тебе о нашем детстве?
– О чем-то рассказывал, – ответила Ана, – а о чем-то нет. И, знаешь, я отношусь к этому с уважением. Я ходила на его выступления. Знаю, сколько он выстрадал. Мне бы только… нашлось бы хоть что-то, что помогло бы мне его понять. Заставлять мне его говорить или нет? Можешь ли ты подсказать?
«Бросай его», – подумала я. Эти слова висели у меня на кончике языка; я чувствовала их вкус; слышала, как они прозвучат, когда слетят с моих губ. Тебе нужно понять, объяснила бы я ей, который из этих двоих на самом деле мой брат: человек, с которым ты давно знакома, или же тот, которого ты открыла для себя совсем недавно.
Но я представила себе, что будет, если я это все-таки скажу: Итан бродит по кучкам щебня, в который превратилось все то, что он выстроил.
– Просто жди его, – произнесла я. – Когда он становится таким, он просто уходит; туда, куда ты, как мне кажется, навряд ли захочешь за ним последовать. Но он всякий раз будет возвращаться – к тебе.
– Ты так думаешь?
– Уверена.
Она подалась вперед, коснувшись коленями травы, и взяла меня за руки.
– Спасибо тебе. – Слеза катилась по ее щеке, но Ана улыбалась. – Моя новая сестра.
* * *
Когда я подросла и уже поняла, куда уходит Итан, я каждый день стояла в прихожей, сжимая в руках подушку, и с нетерпением ждала его и Мать. Он учился в начальной школе на улице Джаспер в восьми минутах ходьбы от нашего дома, вверх по дороге, но мне каждый раз казалось, что перед тем, как вернуться домой – торжествующим и готовым, хоть иногда и неохотно, поделиться новыми знаниями, – он обошел весь мир. В третьем классе, когда Итану исполнилось семь, их учителем был мистер Грегс. На своих занятиях он обсуждал с учениками факт дня, слово дня и новость дня.
Факт, слово и новость дня – первое, что сообщал мне Итан, вернувшись из школы, пока Мать кормила Далилу.
По словам Итана, истории одноклассников были и интересными, и не очень. Мишель, например, поведала классу, что она заняла второе место на соревнованиях по гимнастике, – ну разве это новость?!
Каждый раз, когда наступала очередь Итана, он выходил из дома на цыпочках, охваченный радостным волнением, а я выкрикивала пункты ему вслед. Я была уверена: мой брат – самый умный человек в мире.
Некоторые из фактов дня Итана я помню до сих пор: однажды, сидя в пабе с Джей Пи, я взяла карандаш и ответила на вопрос викторины – нужно было написать столицу Тувалу[16 - Тихоокеанское государство в Полинезии площадью 26 км
.].
– «Фунафути», – прочел Джей Пи. – Ты не могла это придумать.
Мы получили по бесплатной текиле как единственные, ответившие верно; когда я опустила стакан, Джей Пи лишь руками развел.
– Фунафути, – повторил он. – Будь я проклят!
Прежде чем устроиться преподавателем в школу на Джаспер-стрит, мистер Грегс целый год колесил по миру. Однажды мы пили чай, и Итан с круглыми, словно глобусы, глазами рассказывал мне о вещах, которые хранились у учителя в кабинете. Он видел там «русских кукол» – тех, что живут одна внутри другой, – и маленькую бронзовую копию моста «Золотые Ворота» в Сан-Франциско. Лежало у мистера Грегса и кимоно из Японии – оно подходило и мальчикам, и девочкам, потому что в Японии его носят и те и другие, – и ковбойская шляпа с настоящего Дикого Запада.
Вернувшийся в это время с работы Отец зашел к нам на кухню. Был скучный февральский вечер, Отец еще не снял пальто, и оно пахло морозом. Он вытащил из холодильника четыре куска хлеба, сунул их в тостер.
– Дикий Запад – это не место, – сказал он.
– Что?
– Дикий Запад. Этот мистер Грегс просто посмеялся над тобой, Итан. Он не мог там побывать, потому что на Земле такого места нет.
Я взглянула на Итана, но тот сосредоточенно смотрел на свои ладони, сложенные в молитвенном жесте.
Отец намазал масло на тост и покачал головой:
– Не думал я, что ты настолько тупой. Купиться на такую чушь!
Отец не давал нам фактов, он учил нас разным философиям. Согласно одной из них ни один человек – даже хорошо образованный или очень богатый – не мог быть лучше, чем другие; в особенности ни один человек на свете не мог быть лучше Грейси.
– Кто он такой? Дебора? – позвал он.
Мать с трудом вышла из гостиной с Далилой на руках и с Эви в животе.
– Что такое?
– Этот мистер Грегс, учитель Итана.
– Да, что там с ним?
– Он как вообще? Нормальный? – спросил Отец и, согнув последний кусочек тоста вдвое, умял его со своей ухмылкой.
– Немного со странностями, – ответила Мать. – Так мне показалось на собрании.
Отец рассмеялся. Он был доволен.
Синий рабочий комбинезон, который он носил, не вмещал его гогот; Отцовские телеса выпирали из него, как магма, изливающаяся на земную поверхность.
После того как мистер Бедфорд уволил его, отец работал электриком в Блэкпуле, в «Викторианском отеле», стоявшем прямо на побережье, и должен был носить ту же униформу, что и уборщики.
– Конечно же, это временно, – говорил он.
Когда они с Матерью познакомились, Отец говорил, что он – бизнесмен; в некотором смысле это было правдой.
Вечерами по выходным он по-прежнему сидел в городском офисе – грязно-белые жалюзи, табличка, напечатанная на заказ: «“СиДжи Консалтинг” – идеи с огоньком». Он давал консультации по выбору компьютеров, чинил кассетные плееры, а в субботу после обеда вел никому не интересные занятия по программированию. Он принимал детей любого возраста, но даже в самые лучшие дни к нему приходило не больше двух-трех угрюмых мальчишек, которые входили в помещение один за другим в сопровождении своих матерей. Мальчишкам нравилось стучать по клавиатуре, матерям – разговаривать с Отцом. Отцу хотелось рассказывать о компьютерах, мамашам – беседовать о нем самом. Отец начинал говорить, только убедившись, что аудитория внимает ему, затаив дыхание; каждую фразу он тщательно взвешивал, оттачивал и провозглашал.
Когда он заканчивал, мамаши молчали, предвкушая его следующую речь: им нравились его спокойствие, борода, темная шевелюра и крепкие руки, бегающие по клавиатуре, – представлять, как его пальцы касаются их кожи, было так легко.
– Я обратно, – сказал Отец и встал из-за стола.
Одна мамочка из клуба программистов попросила его о встрече – хотела проконсультироваться, какой ей лучше приобрести компьютер: «Макинтош» или IBM. Ему предстояло провести насыщенный вечер в «СиДжи Консалтинг». Итан ждал, когда хлопнет входная дверь. Как только это произошло, он пулей промчался мимо нас с Матерью и устремился вверх по лестнице. Он тоже спешил «на работу».
Воскресный ужин: раз в две недели нашу выдержку проверяли пудингом с говядиной и почками. От этой лопающейся во рту массы меня тошнило.