скачать книгу бесплатно
Согласно Кодексу смертных, простолюдины обязаны подчиняться не только комендантскому часу, запирающему их в домах каждую ночь, но и закону о невыезде, запрещающему им выезжать за пределы деревенской колокольни…
Инквизитор пришел явно не для светских бесед о литературе. Он резко повернулся и направился к отцу. Длинная черная мантия развевалась в воздухе, словно крылья летучей мыши.
– Веди меня в свою лабораторию! – гаркнул чужак.
– В мою лабораторию? Помилуйте, этот глухой подвал наполнен опасными для здоровья испарениями из-за крысиного яда, который приходится изготавливать в больших количествах. Подобное место недостойно человека вашего ранга…
– Немедленно, или я перережу тебе горло!
Драгуны угрожающе выхватили шпаги. Тень сомнения промелькнула на секунду в глазах отца.
И я тоже засомневалась. Да, впервые засомневалась в нем. Почему он отказывается показать лабораторию этим чужакам? Какой интерес может представлять комната, заставленная старьем: потрескавшимися сосудами – ретортами и лабораторными дистилляторами?
Если только…
– Ну, что ты видишь, ласка? – растерянно шепнул Бастьян позади меня.
Ласка – нежное прозвище, которым он меня наделил. Его натренированный глаз художника, дни напролет проводящего за мольбертом, мгновенно определял, на какое животное похож человек.
– Папа идет к люку подвала… – так же тихо ответила я.
Отец, которому всего сорок пять, внезапно превратился в сутулого старика. Он посмотрел наверх. Беспокойные глаза встретились с моими, горящими в темноте. Показалось, что он хочет мне что-то сказать, открыть то, что долго скрывал. Только теперь слишком поздно. Дурное предчувствие сковало мне сердце: его уста никогда больше не произнесут этих невысказанных слов.
– Живее! – рявкнул инквизитор, раздраженно толкнув папу.
– Я работаю в лаборатории один, – продолжал настаивать отец.
Еще одна спасительная ложь. Мама, опытная травница, каждый день в лаборатории помогала ему с лечебными микстурами и настоями. Валер долгие годы обучался бок о бок с ними. Бастьян тоже проводил там много времени, растирая каменную крошку, чтобы добыть красящие пигменты для живописи.
По правде сказать, я единственная в семье никогда не спускалась в подвал. Что, если там происходит то, о чем я не знаю?.. Запрещенные практики, привлекшие внимание инквизитора?
Отец погрузился в темноту люка. За ним, следуя по пятам, спустились прелат и один из драгунов. Двое других остались снаружи, по обе стороны от матери.
Вскоре из подвала донесся грохот: звон стекла и лязг металла. Валер, прислонившись к моей спине, задрожал от ярости.
– Надо что-то делать! – шепнул он.
– Что именно? – беспомощно выдохнул Бастьян. – Одна надежда: они не обнаружат тайный ход.
Я изумленно уставилась на братьев, будто впервые увидела их. Я и раньше знала, что мы разные. Дело не только в каштановых волосах, отличавшихся от моих серебристых, и не в карих глазах, не похожих на мои серовато-голубые.
Хотя мы все трое погодки, но характеры у нас настолько разные, насколько это возможно. Валер унаследовал трудолюбие отца. Предполагалось, что позже он примет на себя управление лавкой. Бастьян обладал маминой утонченностью. В часы, свободные от рисования и грез, он, благодаря красивому почерку, подрабатывал деревенским писарем. Я же отличалась от всех: никакая работа меня не занимала.
А сейчас впервые почувствовала себя уязвленной: в собственной семье от меня секреты.
– О чем вы говорите? – потребовала я ответа. – Какой тайный ход?
– Лучше тебе не знать. – За стеклами очков взгляд Валера стал жестче. – Родители считают, что ты слишком непредсказуема.
– Какой тайный ход? – не унималась я, схватив его за запястье.
Старший брат, крепко сжав губы, потянул руку, которую я не намерена была выпускать, не получив ответа. Бастьян, испугавшись, что наша стычка привлечет внимание драгунов, вмешался:
– Я тоже ничего не знал до своего восемнадцатилетия, – признался он едва слышно. – И тебе, ласка, тоже бы сообщили. Я уверен: мама ждала твоего совершеннолетия, чтобы все рассказать.
– Рассказать что? – Я почувствовала, как мои внутренности перевернулись.
Меня ранило то, что любимый брат хранил от меня тайны. Он, мой самый близкий человек во всем мире, мой единственный друг. Ну а мама…
Я опустила взгляд к основанию лестницы, где она, находясь между солдатами, продолжала твердо стоять на ногах. Ее лицо по-прежнему было непроницаемым.
Мама всегда отличалась сильным характером, как и я, поэтому мы часто ссорились. Она была примером для подражания: многому научила меня, привила вкус к книгам и знала, как пробудить любопытство к окружающему миру.
В подростковом возрасте я обижалась на нее: зачем было разжигать во мне эту жгучее желание что-то узнать, куда-то уехать? Только для того, чтобы жить в неволе, подчиняясь комендантскому часу и запрету о невыезде? Я росла, а Крысиный Холм уменьшался, становился теснее. Осознание того, что мы навсегда заперты в этой деревушке, усиливало неудовлетворенность и разочарование.
– В подвале скрыта тайная дверь, – прошептал Бастьян, едва шевеля губами. – За ней – секретная комната, – лаборатория, где мама и папа проводят запрещенные алхимические опыты по поручению овернских фрондеров[2 - Фрондер – человек, восстающий против чего-нибудь из духа противоречия.].
Я хотела было возразить, что это невозможно. Что наши родители – обычные лавочники, занятые повседневной рутиной, а не заговорщики, рискующие жизнью ради заведомо проигранного дела. Всем известно, что алхимия как наука запрещена Факультетом. Всем известно, что фрондеры – это подписавшие себе приговор смертные, осмелившиеся восстать против Короля.
Ходили слухи, что эти пустые мечтатели использовали ту же энергию, что текла в крови вампиров: таинственную Тьму. С ее помощью хотели создать кощунственное оружие для свержения Вампирии. Но только это все сплетни! Ведь Вампирия – несокрушима!
– Родители никогда бы не позволили вовлечь себя в такое безумие! – горячо возразила я. – Они бы никогда…
Конец моей фразы потонул в оглушительном взрыве, от которого ходуном заходили стены дома.
2
Секрет
ОГЛУШЕННАЯ ВЗРЫВОМ, прогремевшим в подвале, я выпустила руку Валера.
Он бросился вниз по лестнице с криками:
– Папа! Мама!
Из открытого люка валил густой дым. В ушах гудело, в глазах щипало.
Зловещее предчувствие охватило меня. Братья правы. В подвале действительно находились запрещенные горючие вещества, и отец только что подорвал себя вместе с инквизитором, подарив нам шанс на спасение…
Оставшиеся в живых два драгуна разразились бранью. Прижимая шпаги и откашливаясь, они кинулись на поиски мамы, исчезнувшей в дыму.
Валер, стремительный, как вспышка молнии, схватил кухонный нож, забытый в углу буфета, развернулся и с удивительной ловкостью вонзил лезвие по самую рукоять в бок первого стражника. Но этот мастерский выпад оказался единственным удачным: брат споткнулся и под тяжестью собственного веса покачнулся над самым острием шпаги второго солдата, грозившего распороть ему шею.
Кровь застыла в моих жилах. Из кожаных кюлотов я выхватила рогатину, ту самую, из которой ранее подстрелила фазана. Просунула в нее острый камень, который нашла в лесу этим утром, и яростно раскрутила оружие над головой… Но недостаточно быстро, чтобы остановить неизбежное. Из-за невероятной дрожи в руках снаряд пролетел мимо убийцы на добрый метр, вдребезги разбив вазу на обеденном столе.
Острие шпаги вошло в шею Валера. Из перерезанной сонной артерии на камин хлынула кровь, пурпуром окрашивая гравюру с изображением Короля. Голова брата отделилась от тела и покатилась по окровавленным плитам.
Вопль ужаса вырвался из моей груди.
Второй драгун встал, обжигая меня горячей ненавистью. Я лихорадочно пошарила в кармане, ища новую пулю для рогатины, но одеревенелые пальцы нащупывали пустоту. А убийца уже бежал вверх по лестнице, размахивая оружием.
В ту же самую секунду из-за угла библиотеки появилась мама. Лицо ее исказилось от боли. Она, подобрав длинный осколок вазы, с размаху вонзила его в плечо злодея:
– За моего сына!
Стражник остолбенел от неожиданности.
Мама схватила новый осколок, сжала его до крови в пальцах и со всей силы ударила снова:
– За моего мужа!
Солдат развернулся и одним движением клинка перерезал ей горло.
– Мама! – завыла я.
Прежде чем рухнуть, она нашла в себе силы в третий раз всадить осколок прямо в сердце врага. Остроконечный колпак стражника свалился на землю.
Два бездыханных тела замерли, прижавшись друг к другу в чудовищных объятиях, словно влюбленные. Тщетно Бастьян пытался удержать меня. Я вырвалась из его дрожащих рук и бросилась вниз по ступенькам.
– О, мамочка, – я обняла ее безжизненные плечи, сквозь рыдания снова и снова призывая очнуться. – Поговори со мной… скажи что-нибудь… Расскажи мне то, о чем вы с папой молчали. Расскажи, кем вы были на самом деле. Кто прятался за маской обыденности, над которой я так часто подшучивала?
В моих напряженных руках ее тело обмякло, как тряпичная кукла, подобная тем игрушкам, которые родители настойчиво дарили мне в детстве. Пока не поняли: единственный мой интерес – помогать Тиберту охотиться на крыс, отстреливая их из рогатки.
– Скажи мне что-нибудь, мама! Расскажи истории, как в детстве: басни Эзопа, сказки Перро или твои собственные, еще более чудесные.
Но с бескровных уст не слетело ни звука.
Мамино безучастное лицо расплывалось перед моими глазами, наполненными слезами.
Через ее неподвижное плечо Нетленный всё так же спокойно следил за мной, скрывась за золотой маской. Его щеки покраснели там, куда попала кровь Валера.
Под этим пристальным взглядом я опустилась на колени, осторожно положила тело матери на пол, на рассыпанные полевые цветы, которые она собирала. Пальцы нащупали на ее шее цепочку с маленьким бронзовым медальоном, с которым она никогда не расставалась. Он был сломан: меч убийцы пробил звенья.
– Все… – раздался позади хриплый голос Бастьяна. Его прерывистое дыхание коснулось моего лица. – Они все мертвы.
Все мертвы?
К тому времени, как смысл этих невыносимо мучительных слов дошел до меня, раздался пронзительный свист. Первый стражник, которого Валер заколол перед смертью, пришел в себя. Распластавшись в луже, где его кровь смешалась с кровью моих родных, он дул в свисток из последних сил, подавая сигнал тревоги.
Значит, инквизитора ожидали снаружи его приспешники, готовые завершить расправу?
– Надо уходить, – запинаясь, произнес Бастьян.
– Уходить, – повторила я, не в силах оторвать взгляд от маминых волос. Волос, которыми она так гордилась. Теперь они плавали, словно алые водоросли, в луже, натекшей из разбитой вазы.
– Ну же, ласка!
Брат энергично потряс меня за плечи, выводя из оцепенения. Желая забрать частичку мамы с собой, я положила медальон в карман и поднялась.
– В лес! – прошептала я.
Туда, где в подростковом возрасте искала уединения, чтобы скрыться от унылых будней Крысиного Холма, чтобы побороть тоску, разъедавшую мою душу. Именно там, как подсказывал инстинкт, нужно искать спасения.
Мы пересекли лавку, благоухающую свежим воском и травяными настойками. Прошли мимо аккуратно расставленных горшочков. Я покидала место, где провела столько часов, изнывая от скуки и мечтая уехать на другой конец света.
Сняв со стены старую фетровую шляпу и натянув ее на голову, чтобы спрятать волосы, я вдруг поняла, что больше сюда не вернусь.
На деревенской площади царила тишина. Солнце, еще недавно слепившее глаза, успело скрыться за хижинами с плотно закрытыми на комендантский час ставнями. Как я и предполагала, снаружи, на другом конце площади, дежурили трое солдат. Вооруженные длинными копьями, они расположились перед экипажем из темного дерева, запряженным лошадьми в блестящих попонах. Плотный черный бархат защищал окна.
Я инстинктивно склонила голову, чтобы скрыть лицо под широкими полями шляпы. Почему эти люди не бросились за нами вдогонку? Для них важнее охрана дилижанса… и его хозяина?
– Карета… вампира, – едва слышно произнес Бастьян.
Я с трудом сглотнула. Вспомнились ночи, проведенные за чтением тех самых книг, благодаря которым я узнала мантию инквизитора. Некоторые картинки изображали дорогие повозки из эбенового дерева, в которых передвигались повелители ночи, прячась от солнечного света.
Никогда еще я не встречала вампиров. Хотя с детства портрет основателя их империи наблюдал за мной с высоты камина. Хотя каждый месяц с самого рождения отдавала им в подписанной гематической бутылке десятую часть своей крови.
И вот, впервые в жизни, я оказалась в нескольких метрах от одного из этих существ, которые одновременно пугали меня, вызывали отвращение… и завораживали.
– Скоро стемнеет, и тогда у нас не будет шансов спастись от того, кто спит в карете, – забеспокоился Бастьян, насильно отрывая меня от созерцания загадочной повозки.
Мы прошли в тень переулка, подальше от глаз стражников.
– Обоняние вампира не сравнится даже с самой лучшей ищейкой, – объяснял брат по дороге. – Он с легкостью обнаружит наши следы в лесу. Нужно… спрятаться в другом месте.
– В другом? Но где? Вокруг нас двадцать грязных улочек, лес и замок на холме!
– Вот именно, – обрадовался Бастьян, вцепившись в мою руку, словно потерпевший кораблекрушение.
Брат перевел взгляд на ветхое здание на вершине крутой возвышенности, давшей название Крысиному Холму. То был не замок, а скорее древнее полуразрушенное поместье, где жил старый барон Гонтран де Гастефриш, сюзерен Крысиного Холма и окрестных деревушек. Несколько лет тому назад его жена умерла от лихорадки. С тех пор он и его дочь являлись единственными представителями знати в регионе. Они были освобождены от уплаты налога кровью, как и приходской врач.
– Иди за мной, – приказал Бастьян с внезапно обретенной уверенностью, которой я никогда в нем раньше не замечала.
В его больших, умных глазах зажегся огонек, та самая искра упрямой решительности, которую я так часто наблюдала у мамы. Сейчас, в этот момент, он напоминал ее, как никогда раньше.
Бастьян повел меня по извилистой тропинке наверх, туда, где в последнюю очередь я искала бы убежища.
* * *
Соломенные крыши домов давно исчезли за верхушками деревьев. Вскоре и флюгер в форме летучей мыши, три века назад заменивший крест на деревенской башне, исчез из виду. Тропинка петляла вверх, огибая холм.
Меня не отпускала навязчивая мысль, одни и те же слова, ужасным рефреном сверлящие голову.
Они все мертвы…
Боль в душе была такой нестерпимой, что даже на рыдания не хватало сил. Слезы отказывались течь: наш стремительный бег высушивал их прежде, чем они успевали пролиться на щеки.
Деревня скрылась из глаз. Нас никто не увидел: ни жители, запертые в домах, ни солдаты, охраняющие карету. Драгуны ни за что не узнают, в каком направлении мы движемся, чего не скажешь об обонянии их господина, который вот-вот проснется…
