скачать книгу бесплатно
– Еще один ваш пресловутый совет?
– Да. Причем этот совет годится для всех персонажей, что живут внутри вас: и для мужчины, и для боксера, и для писателя. Если в один прекрасный день вы усомнитесь в том, что делаете, – ступайте бегать. И бегайте, пока ноги держат: вот тогда почувствуете, как в вас пробуждается бешеная воля к победе. Знаете, Маркус, я ведь тоже ненавидел дождь, пока…
– И что вас заставило передумать?
– Не что, а кто.
– Кто?
– Вперед. Сейчас же бегать. И не возвращайтесь, пока семь потов не сойдет.
– Как я могу чему-то научиться, если вы мне никогда ничего не рассказываете?
– Вы задаете слишком много вопросов, Маркус. Удачной пробежки.
Это был здоровенный тип не самого приятного вида: афроамериканец, ручищи как кувалды, под слишком тесным блейзером угадывалось массивное, коренастое тело. В нашу первую встречу он наставил на меня револьвер. Между прочим, я первый раз видел, чтобы кто-то угрожал мне оружием. Он возник в моей жизни в среду 18 июня 2008 года, когда я всерьез принялся за расследование убийства Нолы Келлерган и Деборы Купер. Я жил в Гусиной бухте почти двое суток и в то утро решил, что пора вплотную познакомиться с ямой, зияющей в двадцати метрах от дома; до сих пор я довольствовался тем, что созерцал ее издали. Приподняв заградительные ленты, я пролез под ними и стал рассматривать хорошо знакомую местность. Границы Гусиной бухты обозначались пляжем и прибрежным лесом: ни заборов, ни табличек, запрещающих вторгаться в частные владения. Сюда любой мог зайти и выйти, и встретить людей, гуляющих по пляжу или по окрестным рощам, было делом вполне обычным. Яма находилась на лужайке прямо над океаном, между террасой и лесом. Я подошел к ней; тысячи вопросов роились у меня в голове, и в частности – сколько часов я просидел на этой террасе, в кабинете Гарри, когда рядом под землей покоилось тело девочки. Я сделал несколько фото и даже видео на мобильник, пытаясь представить себе разложившийся труп, представший взорам полиции. Целиком поглощенный местом преступления, я не заметил опасности у себя за спиной, и только повернувшись, чтобы снять террасу, увидел, что в нескольких метрах стоит человек и целится в меня из револьвера. Я завопил:
– Не стреляйте! О боже, не стреляйте! Я Маркус Гольдман! Писатель!
Он немедленно опустил оружие.
– Так это вы Маркус Гольдман?
Он сунул пистолет в кобуру на поясе, и я заметил у него бейджик:
– А вы коп?
– Сержант Перри Гэхаловуд. Уголовная полиция штата. Что это вы тут торчите? Это место преступления.
– И часто вы так, пугачом своим, в людей метите? А если б я был из федеральной полиции? Хороши бы вы тогда были, ха! Вылетели бы со службы как миленький!
Он расхохотался:
– Вы? Коп? Я за вами уж десять минут наблюдаю, как вы тут на цыпочках ходите, чтобы мокасины не испачкать. И федералы, когда ствол видят, не голосят, а выхватывают свой и палят во все, что движется.
– Я думал, вы бандит.
– Потому что я черный?
– Нет, потому что вид у вас бандитский. Это на вас индейский галстук?
– Да.
– Давно вышел из моды.
– Может, все-таки скажете, какого черта вы здесь делаете?
– Я здесь живу.
– То есть как это – вы здесь живете?
– Я друг Гарри Квеберта. Он просил меня приглядеть за домом, пока его нет.
– Вы что, совсем спятили? Гарри Квеберт обвиняется в двойном убийстве, в доме прошел обыск и доступ туда закрыт! Поедемте-ка со мной, старина.
– Вы не опечатали дом.
Он на минуту задумался:
– Никак не думал, что его займет какой-то писателишка.
– Надо было думать. Хотя полицейскому это, конечно, сложно.
– И все-таки я вас арестую.
– Нет такого закона! – воскликнул я. – Печатей нет, запрета нет! Я остаюсь здесь. А иначе я вас потащу в суд и вчиню иск за то, что вы угрожали мне своей пушкой. И потребую возмещения миллионных убытков и морального ущерба. Я все снял на камеру.
– Рот подучил, да? – вздохнул Гэхаловуд.
– Да.
– Пффф! Экий черт. Родную мать пошлет на электрический стул, лишь бы снять обвинение со своего клиента.
– Дыра в законе, сержант. Дыра в законе. Надеюсь, вы на меня не в претензии.
– В претензии. Но дом нас все равно больше не интересует. А вот заходить за полицейские ограждения я вам запрещаю. Вы читать умеете? Там написано: место преступления, за заграждения не заходить.
Слегка воспрянув духом, я отряхнул рубашку, сделал несколько шагов к яме и очень серьезно пояснил:
– Представьте себе, сержант, я тоже веду расследование. Лучше скажите, что вам известно об этом деле.
Он опять прыснул:
– Нет, я, наверно, сплю! Вы? Ведете расследование? Вот это новости. Между прочим, с вас пятнадцать долларов.
– Пятнадцать долларов? Это за что же?
– Это я заплатил за вашу книжку. В прошлом году читал. Очень плохая книжка. В жизни ничего хуже не читал. Так что верните деньги.
Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Идите к черту, сержант.
А поскольку я по-прежнему двигался к яме, не глядя под ноги, то и свалился в нее. И опять завопил, потому что оказался в могиле Нолы.
– Нет, вы совершенно невозможны! – воскликнул Гэхаловуд, стоя на куче земли.
Он протянул мне руку и помог вылезти. Мы пошли посидеть на террасе, и я отдал ему деньги. У меня была только пятидесятидолларовая купюра.
– Сдача есть? – спросил я.
– Нет.
– Оставьте себе.
– Спасибо, писатель.
– Я больше не писатель.
Как я быстро понял, сержант Гэхаловуд был человек сварливый и в придачу упрямый как осел. Однако после моих настойчивых просьб он все же рассказал, что в тот день, когда обнаружили тело, был на постоянном дежурстве и оказался у ямы в числе первых.
– Там были человеческие останки и кожаная сумка. На сумке внутри было выбито имя: “Нола Келлерган”. Я открыл ее, там была рукопись, в довольно приличном состоянии. Я так думаю, бумага сохранилась из-за кожи.
– Как вы узнали, что это рукопись Гарри Квеберта?
– Тогда я этого не знал. Я ему показал ее на допросе, и он ее сразу опознал. Потом я, естественно, сравнил текст. Он слово в слово совпадает с той его книжкой, “Истоки зла”, которая вышла в семьдесят шестом, меньше чем через год после трагедии. Забавное совпадение, да?
– То, что он написал книгу о Ноле, еще не доказывает, что он ее убил. Он говорит, что рукопись пропала и что Нола иногда забирала ее.
– Труп девочки нашли в его саду. И при ней рукопись его книжки. Докажите мне, что он невиновен, писатель, может, я тогда передумаю.
– Мне бы хотелось взглянуть на рукопись.
– Невозможно. Это улика.
– Но я тоже веду расследование, я же сказал.
– Ваше расследование меня не волнует, писатель. Вы получите доступ к делу, как только Квеберт предстанет перед Большим жюри.
Я решил показать, что тоже не дилетант и кое-что знаю о деле:
– Я говорил с Тревисом Доуном, нынешним шефом полиции Авроры. Судя по всему, в момент исчезновения Нолы они напали на след: черный “шевроле-монте-карло”.
– Я в курсе, – отмахнулся Гэхаловуд. – И угадайте, Шерлок Холмс: у кого был черный “шевроле-монте-карло”? У Гарри Квеберта.
– Откуда вы знаете про “шевроле”?
– Читал тогдашний отчет.
Немного подумав, я спросил:
– Минуточку, сержант. Если вы такой умный, объясните, зачем Гарри велел сажать цветы именно там, где якобы похоронил Нолу?
– Думал, что садовники не будут копать так глубоко.
– Это бессмыслица, вы сами понимаете. Гарри не убивал Нолу Келлерган.
– С чего это вы так уверены?
– Он любил ее.
– Все они так на суде говорят: “Я слишком ее любил, вот и убил”. Когда любят, не убивают.
С этими словами Гэхаловуд поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен.
– Уже уходите, сержант? Но наше расследование только начинается.
– Наше? Вы хотите сказать – мое.
– Когда снова увидимся?
– Никогда, писатель. Никогда.
И он ушел, не попрощавшись.
Этот самый Гэхаловуд не принимал меня всерьез, зато с Тревисом Доуном все было совершенно иначе: чуть позже я зашел к нему в полицейский участок Авроры, отнес обнаруженное накануне вечером анонимное послание.
– Я к тебе: вот, нашел это в Гусиной бухте, – сказал я, положив бумажку ему на стол.
Он прочел.
– “Возвращайся домой, Гольдман”? И когда это случилось?
– Вчера вечером. Пошел прогуляться по пляжу, а когда вернулся, письмо торчало из проема входной двери.
– И ты, конечно, ничего не видел…
– Ничего.
– Первый раз такое?
– Да. Вообще-то я здесь всего два дня…
– Я зарегистрирую жалобу и заведу дело. Тебе надо быть осторожным, Маркус.
– Ты прямо как моя мать.
– Да нет, я серьезно. Не стоит недооценивать эмоциональное воздействие этой истории. Я оставлю у себя письмо?
– Бери.
– Спасибо. А что еще я могу для тебя сделать? Ты же, наверно, не только для того пришел, чтобы рассказать мне про эту бумажку.
– Ты не мог бы съездить со мной в Сайд-Крик, если у тебя есть время? Хочется увидеть место, где все произошло.
Тревис не только согласился отвезти меня в Сайд-Крик, он еще и совершил со мной путешествие в прошлое тридцатитрехлетней давности. Мы ехали на патрульной машине тем же путем, что и он сам после первого звонка Деборы Купер. После Авроры мы двинулись по шоссе 1 в сторону Мэна, миновали Гусиную бухту и через несколько миль оказались на опушке леса Сайд-Крик, на пересечении с Сайд-Крик-лейн – дорогой, в конце которой жила Дебора Купер. Тревис свернул, и мы подъехали к симпатичному дощатому дому, обращенному фасадом к океану и окруженному лесом. Место было восхитительное, но совершенно глухое.
– Ничего с тех пор не изменилось, – сказал Тревис, пока мы обходили дом. – Разве что покрашен заново, чуть светлее, чем раньше. А все остальное в точности как тогда.
