Вспомнить всё

– За едой?! – негромко ахнул мистер Ли.

– Вы о нем сами вспомнили, – отрезала Джоан и продолжила наставления, словно не замечая несчастной мины на лице телепата, без аппетита прихлебывающего суп из ласточкиных гнезд.

Тем временем Рэй Меритан, сидя за арфой в лос-анджелесской студии телеканала ККХФ, дожидался сигнала к началу выступления.

«Начну, пожалуй, с „Как сегодня Луна высока“», – решил он и от души зевнул, не сводя взгляда с окна аппаратной.

– Посвящу-ка я сегодняшний вечер Густаву Малеру, – сказал Глен Гольдстрим, джазовый обозреватель, полировавший очки без оправы носовым платком тонкого полотна рядом, у аспидной доски.

– Это еще кто такой? – удивился Рэй.

– Великий композитор конца девятнадцатого столетия. Крайне романтичный. Писал длинные, причудливые симфонии и песни в народном стиле. Однако мне сейчас вспоминается ритмический рисунок из «Пьяного весной», пятой части «Песни о земле»[16]. Неужели не слышал?

– Не-а, – раздраженно промычал Меритан.

– А зря. Как раз в серо-зеленом духе.

Однако Рэю Меритану в тот вечер было совсем не до серо-зеленого духа: голова до сих пор раскалывалась после удара брошенным в Уилбера Мерсера камнем. Правда, заметив летящий камень, Меритан отпустил ручки ящика сочувствия, но не так быстро, как следовало. Угодивший Мерсеру прямо в висок увесистый обломок известняка рассек кожу до крови.

– Сегодня вечером мне довелось столкнуться с тремя мерсеритами, и все они выглядели – просто жуть, – заметил Глен. – Что там такое случилось с Мерсером за день?

– Мне-то откуда знать?

– Ну, мало ли… держишься ты нынче в точности как они. Голова болит, верно? Рэй, я же знаю тебя как облупленного! Ты ведь пройти спокойно не можешь мимо чего-нибудь нового, необычного… и вообще, какая мне разница, мерсерит ты или не мерсерит? Я просто подумал: может, тебе пилюля болеутоляющего не помешает?

– Ага, конечно! Это же всю идею на корню подорвет, – зло буркнул в ответ Рэй Меритан. – Болеутоляющее! Мистер Мерсер, не желаете ли укольчик морфия, чтобы наверх идти стало легче? Все боли, мучения – как рукой снимет!

С этим он провел пальцами по струнам, взял пару аккордов, спуская пар.

– Вы в эфире, – объявил режиссер передачи из аппаратной.

Из динамиков магнитофонной деки, установленной в аппаратной, грянули позывные их передачи, мелодия «Это слишком»[17], и на камере номер два, нацеленной в сторону Гольдстрима, загорелась красная лампочка.

– Добрый вечер, леди и джентльмены! – скрестив руки на груди, заговорил Гольдстрим. – Что есть джаз?

«Вот и я говорю: что есть джаз? Что есть жизнь?» – подумал Меритан, потирая раскалывающийся от боли лоб.

Как-то он выдержит следующую неделю? Уилбер Мерсер на пороге гибели. С каждым днем ему приходится все горше и горше, и…

– И после недолгого перерыва для важного сообщения, – вещал тем временем Гольдстрим, – мы продолжим рассказ о занятных личностях – о серо-зеленом движении, а также о творческой жизни единственного и неповторимого Рэя Меритана!

На телеэкране, развернутом к Меритану, замелькали кадры рекламного ролика.

– Ладно. Давай пилюлю, – шепнул Меритан Гольдстриму.

Гольдстрим тут же протянул ему на раскрытой ладони плоскую желтую таблетку с насечкой поперек.

– Паракодеин, – пояснил он. – Строжайше запрещен законом, однако действенен. Является вызывающим привыкание наркотиком… странно, что у тебя – у тебя-то! – хоть пары пилюль при себе не нашлось.

– Раньше нашлось бы, – проворчал Рэй, запивая проглоченную пилюлю водой из разового картонного стаканчика.

– Ну да, а теперь ты с головой ушел в мерсеризм.

– Теперь я…

Осекшись, Меритан поднял взгляд на Гольдстрима. Конечно, в профессиональном качестве, по работе, оба они знали друг друга не первый год, однако…

– Я вовсе не мерсерит, Глен, – отрезал он, смерив Гольдстрима раздраженным взглядом. – Забудь об этом и думать. А голова у меня в тот самый вечер, когда какой-то безмозглый садист, которому по справедливости и следовало бы тащиться наверх по этому склону, угодил Мерсеру в висок острым камнем, разболелась чисто случайно, усек?

– Усек, – откликнулся Гольдстрим. – Насколько мне известно, Министерство охраны психического здоровья США вот-вот потребует от Министерства юстиции прижать мерсеритов к ногтю.

Вскинувшись, он с легкой улыбкой на губах повернулся к камере номер два и без запинки заговорил:

– Движение серо-зеленых зародилось около четырех лет назад в Пиноле, штат Калифорния, в стенах заслуженно знаменитого ныне на весь мир клуба «Дабл-Шот» – того самого клуба, где в 1993-м и 1994-м выступал Рэй Меритан. Сегодня Рэй исполнит для нас одну из своих самых известных, самых любимых публикой песен, «Когда-то, влюбленный в Эми». Итак, встречайте…

Выдержав паузу, он развернулся в сторону Меритана.

– Рэ-эй… Меритан!

– Планк-планк, – вторили ему струны арфы под пальцами Рэя.

«Наглядный урок, – думал Рэй Меритан, перебирая струны. – Наглядный урок для подростков, пример, кем вырастешь, не слушаясь маму, – вот что сделает из меня ФБР. Сначала паракодеин, потом мерсеризм… берегитесь, детишки!»

Глен Гольдстрим, оставшийся вне поля зрения камеры, поднял над головой аспидную доску с наскоро нацарапанной надписью:

ВПРАВДУ ЛИ МЕРСЕР – ИНОПЛАНЕТЯНИН?

Убедившись, что вопрос замечен, он нацарапал чуть ниже:

ВОТ ЧТО ОНИ ХОТЯТ ВЫЯСНИТЬ.

«Вторжение из дальнего космоса, – подумал Меритан, не прерывая игры. – Вот чем они напуганы… боятся неизвестности, точно малые дети. Вот они, наши правящие круги… крохотные, охваченные страхом детишки, играющие в ритуальные игры с игрушками немыслимой силы!»

Тем временем в аппаратной забеспокоились.

«Мерсер серьезно ранен», – донеслась до Рэя мысль одного из работников студии, собравшихся за стеклом.

Рэй Меритан немедленно насторожился и, машинально перебирая струны, сосредоточился на аппаратной целиком.

«Так называемые „ящики сочувствия“ официально запрещены».

Вот как? Рэй тут же вспомнил о собственном ящике сочувствия, стоящем перед телевизором дома, в гостиной.

«Организация, распространявшая и продававшая ящики сочувствия, объявлена незаконной. ФБР проводит аресты в ряде крупнейших городов. Очевидно, вскоре примеру США последуют и другие страны».

Серьезно ранен? Что значит «серьезно»? Смертельно?

А что с мерсеритами, державшимися в эту минуту за ручки ящиков сочувствия? Как они там? Медицинскую помощь получат?

«И как же быть с этими новостями? – размышлял режиссер. – Пустить в эфир сейчас же или дождаться рекламной паузы?»

Рэй Меритан, оборвав мелодию на середине, придвинул поближе микрофон-«пушку».

– Уилбер Мерсер серьезно ранен, – заговорил он. – Да, к этому все мы готовы, однако наше общее горе очень, очень велико. Мерсер… святой.

Глен Гольдстрим, вытаращившись на него, невольно разинул рот.

– Я верю в Мерсера, – во всеуслышанье, на все Соединенные Штаты объявил Рэй Меритан. – Верю: его мытарства, мучения, смерть многое значат для каждого.

Ну, вот дело и сделано. Он публично признался во всем… и для этого даже не потребовалось особого мужества.

– Молитесь за Уилбера Мерсера, – закончил он и вновь заиграл на арфе серо-зеленый джаз.

«Идиот, – подумал Глен Гольдстрим. – Сам же себя и выдал! Недели не пройдет, как угодишь за решетку, и твоей карьере конец!»

– Планк-планк, – откликнулись струны арфы, а сам Рэй ответил Глену лишь невеселой улыбкой.

IV

– А помните ли вы историю о дзенском монахе, игравшем с детишками в прятки? – спросил мистер Ли. – Если не ошибаюсь, ее описал Басе. Монах укрылся в дворовой уборной, а дети не подумали туда заглянуть и вскоре забыли о нем. Человеком он был крайне простым, наивным, и на следующий день…

– Да, признаю: дзен сродни глупости, – ответила Джоан Хияши, отхлебнув чаю и обнаружив, что он совершенно остыл. – Дзен воздает хвалу простоте, легковерию. Полагаю, вы помните: легковерным называют того, кого легко обмануть, обвести вокруг пальца.

– Выходит, вы воистину исповедуете дзен, так как уже обмануты, – заметил мистер Ли, выхватив из-за борта пиджака пистолет и направив его на Джоан. – Вы арестованы.

– Кубинским правительством? – кое-как совладав с собой, уточнила Джоан.

– Правительством Соединенных Штатов, – пояснил мистер Ли. – Согласно вашим же собственным, прочитанным мною мыслям, Рэй Меритан – видный мерсерит, а сама вы склоняетесь к мерсеризму.

– Но я вовсе не мерсеритка!

– Однако симпатизируете мерсеризму неосознанно. Готовы принять его. Я ведь в силах прочесть все это, пусть даже вы не сознаетесь в подобных мыслях даже самой себе. Сейчас мы с вами отправимся назад, в Соединенные Штаты, разыщем там Рэя Меритана, а он укажет нам путь к Уилберу Мерсеру. Все проще простого.

– Ради этого меня и послали на Кубу?

– Я – член Центрального Комитета Коммунистической партии Кубы, – объяснил мистер Ли, – и единственный в ЦК телепат. Обсудив положение, мы единогласно решили: перед лицом угрозы мерсеризма необходимо действовать в сотрудничестве с Государственным департаментом Соединенных Штатов до разрешения кризисной ситуации. Наш самолет, мисс Хияши, вылетает в Вашингтон, округ Колумбия, через полчаса. Едемте в аэропорт: время не ждет.

Джоан Хияши беспомощно обвела взглядом ресторанный зал. Ни посетители за соседними столиками, ни официанты не обращали на них никакого внимания. Дождавшись, пока один из официантов с нагруженным до краев подносом не пройдет мимо, она поднялась на ноги.

– Этот человек, – заговорила она, ткнув пальцем в сторону мистера Ли, – пытается увезти меня силой. Прошу, помогите!

Узнав мистера Ли, официант только улыбнулся Джоан и пожал плечами.

– Мистер Ли у нас – человек видный, известный, – сказал он и поволок поднос дальше.

– Да, так и есть, – подтвердил мистер Ли.

Выбежав из полукабинета, Джоан со всех ног бросилась в дальний угол зала.

– Помогите, прошу вас, – заговорила она, обращаясь к пожилому кубинскому мерсериту с ящиком сочувствия на столике. – Я мерсеритка, меня вот-вот арестуют!

В изборожденном морщинами лице старика что-то дрогнуло. Повернувшись к Джоан, сидящий за столиком впился в нее пристальным взглядом.

– Помогите, – пролепетала она.

– Славь Мерсера, – ответил старик.

«То есть помочь он не в силах», – сообразила Джоан и оглянулась.

Мистер Ли, не опуская нацеленного на нее пистолета, остановился в двух шагах позади.

– Этот старик даже на ноги не поднялся. Не шевельнул даже пальцем, – заметил он.

Джоан бессильно поникла головой.

– Вижу. Вижу…

Вдруг несший обычную повседневную чушь телевизор в углу, поперхнувшись, умолк на полуслове, лицо девушки рядом с бутылкой чистящего средства угасло, экран почернел… а затем из динамика раздался голос нового диктора, заговорившего по-испански.

– Ранен… серьезно, но не смертельно, – прислушавшись, констатировал мистер Ли. – Что вы, мисс Хияши, как мерсеритка, чувствуете в эту минуту? Подействовало происшедшее и на вас? Ах да, верно: вначале ведь следует взяться за ручки, причем осознанно, по собственной воле, иначе эффекта не последует.

Джоан, подхватив стоявший перед стариком-кубинцем ящик сочувствия, взвесила его в ладонях и стиснула ручки что было сил. Мистер Ли в изумлении поднял брови, шагнул к ней, потянулся к ящику…

Нет, боли Джоан не почувствовала.

«Вот оно, значит, как?» – удивилась она, оглядевшись вокруг.

Зал ресторана померк, рассеялся, словно дым.

«Должно быть, Уилбер Мерсер без чувств… да, очевидно. А от тебя я все-таки ускользнула, – подумала Джоан, обращаясь к мистеру Ли. – Не сумеешь ты – а и сумеешь, так не отважишься – последовать за мной сюда, в мир-гробницу Уилбера Мерсера, умирающего где-то среди бесплодной равнины, в окружении врагов. Теперь я с ним – это и есть спасение от гораздо, гораздо худшего. От тебя. Отсюда тебе меня не вытащить. Руки коротки».

Вокруг во все стороны простирались безлюдные земли. Ноздри щекотали резкие, пряные ароматы цветов. Сколько же месяцев, а то и лет эта пустыня не видела ни капли дождя?

Напротив Джоан неизвестно откуда возник человек. Серые, исполненные муки глаза незнакомца лучились невыразимой скорбью.

– Да, я тебе друг, однако ты должна действовать, жить дальше, будто меня не существует, понимаешь? – сказал он, продемонстрировав Джоан пустые ладони.

– Нет, – призналась Джоан, – не понимаю.

– Как я спасу тебя, если и сам спастись не могу? – с улыбкой пояснил незнакомец. – Разве не видишь? Спасения нет.

– Тогда для чего это все? – спросила Джоан.

– Как «для чего»? Теперь ты знаешь, что не одинока, – ответил Уилбер Мерсер. – Что я с тобой, рядом, и останусь с тобой навсегда. Ступай обратно. Взгляни им в глаза. Скажи им об этом.

Джоан разжала ладони.

– Ну? – хмыкнул мистер Ли, держа ее на прицеле.

– Едемте, – бросила Джоан. – Едемте в Соединенные Штаты. Сдавайте меня ФБР. Это уже не важно.

– Что же вы там увидели? – с искренним любопытством спросил мистер Ли.

– Не ваше дело.

– Так ведь я все равно узнаю. Из ваших же мыслей.

С этим мистер Ли сосредоточенно, будто прислушиваясь, склонил голову на сторону… и разочарованно, едва ли не обиженно приопустил уголки губ.

– Я бы сказал, негусто, – хмыкнув, заметил он. – Сам Мерсер спокойно, не отводя глаз, заявил, что ничем не в силах помочь вам… и вот за этого человека вы, не говоря уж о прочих, готовы жизнь положить? Определенно у вас с головой не в порядке!

– В обществе умалишенных только скорбным разумом и хорошо, – ответила Джоан.

– Опять этот буддистский вздор! – раздраженно проворчал мистер Ли.

– Дело обернулось весьма интересно, – сообщил мистер Ли Богарту Крофтсу. – Она сделалась мерсериткой буквально на моих глазах. Неявные склонности воплотились в действительность… подтвердив, что прежде, анализируя ее сознание, я не ошибся в оценках.

– Меритана вот-вот возьмут, – заверил Крофтс собственного начальника, госсекретаря Дугласа Херрика. – Лос-анджелесскую телестудию, где и узнал о серьезном ранении Мерсера, он покинул, а чем занялся после, похоже, не знает никто. Домой он не возвращался. Когда местная полиция явилась конфисковать его ящик сочувствия, хозяина, вне всяких сомнений, в пределах квартиры не оказалось. Где сейчас Джоан Хияши? – спросил он, повернувшись к мистеру Ли.

– В Нью-Йорке, под арестом, – отвечал телепат.

– По какому обвинению? – спросил Крофтс у госсекретаря, Херрика.

– Политическая агитация, угрожающая безопасности Соединенных Штатов.

– И арестована одним из виднейших представителей Коммунистической партии Кубы, – с улыбкой отметил мистер Ли, – хотя сей парадокс в духе дзен, несомненно, пришелся мисс Хияши вовсе не по душе.

«Тем временем, – подумалось Богарту Крофтсу, – по всей стране в огромных количествах конфискуют у граждан ящики сочувствия. Вскоре начнется их уничтожение. Не пройдет и сорока восьми часов, как большая часть ящиков сочувствия в Соединенных Штатах, включая и этот, мой, превратятся в груды обломков».

Его ящик так и стоял на столе нетронутым. Сам распорядившийся доставить его, Крофтс ни разу за все это время не отважился к нему прикоснуться, но теперь подошел к ящику.

– Что произойдет, если взяться за ручки? – спросил он мистера Ли. – Телевизора здесь нет, и что сейчас делает Уилбер Мерсер, я себе даже не представляю. Вполне возможно, он вовсе уже – наконец-то! – мертв.

– Взявшись за ручки, вы, сэр, – заговорил мистер Ли, – войдете в… хм-м… не слишком мне хочется прибегать к этому выражению, но, кажется, более подходящего не найти. В своего рода мистическое единение с мистером Мерсером, где бы он ни находился. И, как вам известно, разделите с ним его страдания, но это еще не все. Вдобавок вы причаститесь к его… к его… – Тут мистер Ли надолго задумался. – Нет, «мировидение» здесь не подходит. «Идеология»? Тоже нет…

– К его личному трансу? – подсказал госсекретарь Дуглас Херрик.

– Возможно, – морща лоб, пробормотал мистер Ли. – Хотя нет, «транс» тоже не подойдет. Подходящего к случаю слова просто не существует, в этом-то вся и суть. Этого невозможно описать. Это нужно испытать самому.

– Значит, попробую, – решил Крофтс.

– Нет, – возразил мистер Ли. – Послушайте доброго совета: не стоит. Если мои суждения для вас что-либо значат, остерегитесь. Миссис Хияши проделала это на моих глазах, и я сразу отметил в ней перемену. Вот стали бы вы пробовать паракодеин, когда он сделался популярным в массах безродных космополитов? – в нешуточном гневе добавил он.

– Паракодеин я пробовал, – признался Крофтс, – но он на меня совершенно никак не подействовал.

– А на какой эффект вы, Богарт, рассчитывали? – полюбопытствовал госсекретарь Дуглас Херрик.

Крофтс неопределенно пожал плечами.

– Точнее сказать, я просто не понял, какие резоны побуждают людей глотать его, не боясь привыкания.

С этими словами он наконец взялся за ручки ящика сочувствия.

V

«Мой ящик сочувствия забрали и увезли, – думал Рэй Меритан, неторопливо шагая вперед сквозь завесу дождя, – а стоит мне появиться дома, меня тоже немедля сцапают».

От ареста Рэя спас телепатический дар: входя в здание, он вовремя уловил мысли полицейских, явившихся по его душу.

Время перевалило за полночь.

«Беда в том, что я слишком известен – особенно после этой, провались она, выходки на телевидении, – рассуждал он. – Куда ни пойди, всюду узнают».

По крайней мере, здесь, на Земле…

«А где же сейчас сам Уилбер Мерсер? – гадал Рэй Меритан на ходу. – В Солнечной системе или где-нибудь за ее пределами, под каким-то совершенно другим солнцем? Возможно, нам – или, по крайней мере, мне – не узнать этого никогда».

Впрочем, так ли уж это важно? Уилбер Мерсер где-то да существует, а остальное – пустяк. Тем более соприкоснуться с ним можно в любой момент, ведь ящик сочувствия всегда под рукой… вернее сказать, был всегда под рукой до начала полицейских рейдов. Но ничего, Меритан нутром чуял: компания, распространявшая ящики сочувствия и прежде предпочитавшая держаться в тени, додумается, как обойти полицейских. Если он на их счет не ошибся…

Увидев чуть впереди, в дождливом мраке, красные огоньки бара, Рэй Меритан свернул к двери и вошел внутрь.

– Послушайте, у вас ящика сочувствия не найдется? – спросил он бармена. – Сто долларов за временное пользование заплачу.

– Не-е, не держим мы тут ничего такого, – ответил бармен, рослый толстяк с густо поросшими волосом предплечьями. – Иди-ка ты, куда шел.

Сидевшие у стойки оглянулись на Рэя.

– Эти штуки теперь законом запрещены, – заметил один.

– Э-э, да это ж Рэй Меритан, – оживился другой. – Тот самый джазмен.

– Джазмен? А сбацай-ка нам, джазмен, серо-зеленый джаз, – отхлебнув пива из массивной кружки, протянул третий.

Меритан двинулся к двери на улицу.

– Погодь, – окликнул его бармен. – Постой-ка, приятель. Топай вот к ним.

Нацарапав на картонной спичечной книжечке адрес, он вручил книжечку Меритану.

– Сколько с меня? – спросил Меритан.

– А-а, чего там… пять долларов, и достаточно!

Расставшись с пятеркой, Меритан сунул картонку в карман и вышел на улицу.

«Уж не в ближайший ли полицейский участок меня отправили? – подумал он. – Но ничего, все равно попробую. Мне бы только ящик сочувствия еще на пару минут…»

Полученный от бармена адрес привел его к старому, здорово обветшавшему деревянному дому в самом центре Лос-Анджелеса. Постучав в дверь, Рэй Меритан замер и прислушался.

Приоткрывшая дверь пожилая толстуха в домашнем халате и ворсистых шлепанцах смерила незваного гостя недоверчивым взглядом.

– Я не из полиции, – заверил ее Меритан. – Я мерсерит. Позвольте воспользоваться вашим ящиком сочувствия.

Дверь медленно отворилась на всю ширину. Еще раз оглядев Меритана с головы до ног, хозяйка, очевидно, поверила ему, но не сказала ни слова.

– Простите, что беспокою в такой поздний час, – извинился Рэй Меритан.

– Что с вами стряслось, мистер? – спросила толстуха. – Вид у вас – краше в гроб кладут.

– Это из-за Уилбера Мерсера, – пояснил Рэй. – Он ранен.

Звучно шаркая шлепанцами, хозяйка проводила его в холодную, темную гостиную со спящим попугаем в огромной, изрядно помятой бронзовой клетке.

– Включайте.

Увидев ящик сочувствия на старом радиоприемнике, едва ли не с телевизор величиной, Рэй испытал ни с чем не сравнимое облегчение.

– Включайте, не стесняйтесь, – поторопила его хозяйка.

– Благодарю вас, – ответил он и взялся за ручки.

– Воспользуемся девчонкой, – зазвучало в ухе. – Девчонка отведет нас к Меритану. Не зря, не зря я предложил ей должность!

Узнать голос Рэй Меритан не сумел. Уилберу Мерсеру он не принадлежал, это точно, однако, пусть даже не на шутку озадачившись, Рэй замер, прислушался, вцепился в ручки что было сил.

– Силы нуль-Т, внетерран, взывают к самому легковерному сегменту нашего общества, однако – я твердо уверен – данным сегментом манипулирует циничное меньшинство, верхушка из оппортунистов наподобие Меритана. Они-то и спекулируют на этом Уилбере Мерсере, увлеченные набиванием собственных кошельков, – монотонно, уверенно вещал незнакомый голос.

Вот тут Рэю Меритану всерьез сделалось страшно. Сомнений не оставалось: это кто-то с другой, так сказать, стороны. Почему же ящик сочувствия соединил Рэя с ним, а не с Уилбером Мерсером?

Быть может, это намеренно, целенаправленно подстроил сам Мерсер?

Рэй Меритан обратился в слух.

– … а теперь нужно забрать эту девчонку, Хияши, из Нью-Йорка, доставить сюда и допросить обстоятельно, – продолжал голос. – Как я уже говорил Херрику…

Херрик? Государственный секретарь? А мысли, стало быть, принадлежат кому-то из Госдепартамента, тому самому, кто нанимал на службу Джоан?

Значит, Джоан не на Кубе. Джоан в Нью-Йорке… а почему? Похоже, вся суть этой затеи со стороны властей состояла в том, чтоб через Джоан добраться до него!

Стоило отпустить ручки, чужой голос умолк.

– Ну? Отыскали его? – спросила старуха.

– Д-да, – в растерянности пролепетал Меритан, сбитый с толку незнакомой обстановкой.

– И как он там? Жив-здоров?

– Пока… пока точно сказать не могу, – ответил Меритан, ничуть не покривив душой.

«В Нью-Йорк лететь нужно, – решил он, – на помощь Джоан. Выбора нет: она ведь из-за меня во все это влипла. Пусть даже меня там сцапают… как бросить ее в беде?»

– До Мерсера я не дотянулся, – сказал Богарт Крофтс.

Отойдя от ящика сочувствия, он обернулся, окинул приборчик исполненным злобы взглядом.

– Зато дотянулся до Меритана, однако где он, не знаю. В тот самый момент, как я взялся за ручки этого ящика, Меритан – неизвестно где – взялся за ручки такого же ящика тоже. Ящики соединили наши сознания, и теперь он знает все, что знаю я… ну, а мы знаем все, что знает он – то есть практически ничего.

Изрядно опешивший, он повернулся к госсекретарю, Дугласу Херрику.

– О Уилбере Мерсере Меритану известно не больше, чем нам. Он как раз пытался нащупать Мерсера… а значит, сам Мерсером, увы, быть не может.

На этом Крофтс умолк.

– Однако это наверняка не все, – рассудил Херрик и оглянулся на мистера Ли. – Что он еще выудил из Меритана?

– Меритан собирается лететь в Нью-Йорк на поиски Джоан Хияши, – послушно вчитавшись в мысли Крофтса, сообщил мистер Ли. – Об этом он узнал от самого Меритана во время слияния разумов.

– Ну что ж, приготовим Меритану встречу, – поморщившись, решил госсекретарь.

– Значит, я испытал то же, что вы, телепаты, чувствуете постоянно? – спросил Крофтс мистера Ли.

– Не постоянно. Только оказавшись поблизости от другого телепата, – поправил его мистер Ли. – И это может оказаться весьма, весьма неприятно. Мы избегаем подобного: столкновение двух совершенно несхожих разумов вредно для психики. Полагаю, нечто в этом же роде произошло между вами и мистером Меританом.

– Послушайте, а ведь мы же не вправе продолжать задуманное! – объявил Крофтс. – Теперь я точно знаю: Меритан невиновен. О Мерсере ему ни черта не известно, об организации, распространяющей эти ящики, – тоже, если не считать названия!

В разговоре возникла недолгая пауза.

– Но ведь он – один из ряда знаменитостей, присоединившихся к мерсеритам, – напомнил госсекретарь, Дуглас Херрик, передав Крофтсу депешу, полученную по телетайпу, – причем сделал это на публике. Вот, озаботьтесь прочесть и…

– О том, что сегодня вечером он подтвердил приверженность Мерсеру во время телевизионного выступления, я знаю, – охваченный дрожью, оборвал его Крофтс.

– Имея дело с силами нуль-Т, с обитателями совершенно иной звездной системы, следует соблюдать предельную осторожность, – объявил госсекретарь Дуглас Херрик. – Взять Меритана мы все же постараемся, а лучшая ниточка к нему – определенно мисс Хияши. Освободим ее из тюрьмы, установим слежку, и когда Меритан выйдет с ней на контакт…