Букет из разочарований

Букет из разочарований

Диди Дори

© Диди Дори, 2024

ISBN 978-5-0062-8438-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Странная встреча

– Я любила, как любят не избалованные излишним вниманием люди: трогательно и в то же время со страстью, всецело отдавшись нахлынувшему чувству и неведомым доселе ощущениям души и тела. Он стал для меня звездой первой величины, новой планетой, о которой никому пока неведомо. Лишь я через телескоп своих мыслей могла наблюдать за ее неуловимым движением… Я полнокровно жила лишь рядом с ним, впадая в состояние апатии всякий раз, когда он уходил. Я ненавидела его друзей, родных и близких. Лишь я имела право на ту любовь и ласку, на которую он был способен. Вся его жизнь должна была принадлежать мне, мне одной…

Девушка прикрыла глаза и какое-то время сидела молча, обхватив себя руками. Пока она говорила, я удивленно слушала, не поднимая головы от газеты, и лишь искоса разглядывала поехавшую петлю на ее правом чулке. Этот монолог меня удивил. Я не могла понять, что ей нужно. Была ли это простая человеческая необходимость выговориться или она ждала какого-то совета? А может, она говорила сама с собой?

Внезапно пронесся ветер, срывая с верхушек деревьев сухие желтые листья. Они обреченно падали, напоминая выкинутые чьей-то усталой рукой грустные послания из прошлого…

Я с досадой подумала о своих неразрешенных проблемах и своем невинном желании немного отдохнуть от них, которое и привело меня на эту скамейку.

Проходя через уютный сквер, я неожиданно для себя решила отвлечься от хозяйственных неурядиц. Новенькая скамья манила меня к себе, и я не стала сопротивляться желанию присесть и отдохнуть хотя бы несколько минут. Удобно расположившись, я оглянулась по сторонам, затем, немного подумав, извлекла из сумки газету c кроссвордом, гелевую ручку и погрузилась в мир черно-белых клеточек. Отгадав очередное слово, я довольно поправила на шее легкий шарфик и вписала буквы в пустые ячейки. Стоял один из тех теплых сентябрьских дней, когда почти забываешь о том, что лето позади. Однако в воздухе уже парили еле уловимые осенние запахи древесной ванили, остывающей земли и спелых яблок. Бесформенные облака молочно-белого цвета медленно ползли в разных направлениях. Опавшая листва умиротворяюще шуршала под колесами детских прогулочных колясок, управляемых молодыми мамашами. По специально выделенной дорожке, накручивая педали, пронесся велосипедист в облегающих трикотажных шортах. Мелькание его бледных, но невероятно жилистых икр привлекло мое внимание, поэтому я не сразу заметила присевшую рядом девушку. Не знаю, по какой причине она выбрала именно ту скамейку, на которой сидела я, скорее всего, ей все-таки нужен был слушатель. Пока я размышляла, девушка снова заговорила:

– Меня ничего не интересовало, я перестала посещать занятия в колледже, встречаться с подругами. Когда он уходил, а он никогда не оставался, я запиралась в своей маленькой квартире, и единственным моим другом становился мобильник, потому что он связывал меня с моим любимым. Я не в состоянии была думать ни о чем другом. И так продолжалось пять месяцев…

Я уже сидела вполоборота к ней и внимательно слушала, молча наблюдая за игрой света и эмоций на ее выразительном лице. У нее был маленький нос, который не очень гармонировал с другими, более крупными чертами лица. Время от времени она проводила языком по вспухшим губам. На мой взгляд, ей было лет двадцать или двадцать два. Я не могла ее хорошо разглядеть, так как она ни разу ко мне не обернулась. Ее беспокойные пальцы все время находились в движении.

Мое любопытство было разбужено. Однако я понимала, что вопросы, которые переминались с ноги на ногу в моей голове и смущенно просили быть заданными, пока неуместны. И решила не спешить.

– Я ловила каждый взгляд, брошенный на него проходившими мимо нас девушками. Я понимала, что он многим нравится, и это меня бесило. Меня одолевали мучительные сомнения всякий раз, когда он не сразу отвечал на мои звонки. Меня возмущало, что он не считал нужным рассказывать мне о всех своих друзьях, о том, чем занимался после работы. Я была одержима им. С каждым днем моя ревность набирала обороты, но я ничего не могла с собой поделать.

Девушка запустила пальцы в свои темные волосы, форма которых меня немного смутила. Они лежали зигзагом на плечах. «Это что, сейчас так модно носить?» – подумала я.

И тут она впервые посмотрела на меня. Воспаленные, покрасневшие глаза выдавали ее печаль. Но помимо печали что-то было странное в этом взгляде, но я не поняла, что именно.

– Вы, наверно, осуждаете меня?

От неожиданности я растерялась. Слегка сросшиеся брови придавали ее взгляду мрачный вид.

– Вот и он меня не понимал, – она подняла упрямый подбородок, – он говорил, что ревность для него – признак недоверия и если я сомневаюсь в нем, то нам не по пути. Меня злили его слова. Он знал, как я к нему отношусь и что ближе него у меня никого нет. Как он мог так говорить? Мое сердце разрывалось от боли при этих словах. Сначала ревность была частью меня, а потом завладела мной целиком.

Вскоре он перестал отвечать на мои звонки в течение дня. Наши встречи переросли в выяснение отношений – кто, почему, когда?

– Он давал вам повод для ревности? – решила я задать вопрос.

Девушка всхлипнула и сжала губы.

– Не знаю… нет, – произнесла она наконец.

– Так что же вас так мучило?

– Моя одержимость.

– Это страшно.

Она посмотрела на меня потемневшим взглядом, и мне стало не по себе.

– Что же вы надеялись получить от своей ревности?

– Вы думаете, я не понимала, что ужасно себя веду? Понимала. Но не могла остановиться. Смотрите, – она схватила себя за волосы, – у меня были длинные волосы. Он их обожал, любил расчесывать щеткой… Во время очередной ссоры я схватила ножницы и сама отрезала их… чтобы сделать ему хоть немного больно. Я помню его взгляд – это было началом конца.

Слезы потекли по ее высоким скулам, подбородок задрожал, и вряд ли можно было найти слова, которые смогли бы ее хоть как-то успокоить.

Мимо нас прогуливались две женщины, они оживленно беседовали, ведя перед собой своих малышек. Одна из них вдруг остановилась перед нами. Ее лицо выражало одновременно и удивление, и сочувствие. Она подошла к нашей скамье и протянула плачущей девушке маленькую фигурку плюшевого мишки.

– Не плачь, – сказала она и, вложив свой дар в руки смущенной девушки, убежала, унося с собой запах чистоты и детского шампуня.

Девушка, казалось, с интересом рассматривала игрушку.

– Добрая девочка. У меня тоже могла быть такая малышка, – произнесла она несколько минут спустя, – но я от нее избавилась.

Я не расслышала в ее словах ни одной нотки сожаления.

– Зачем вы это сделали?

Не знаю, что я надеялась услышать от нее. Может, слова раскаяния или оправдания? Может, я хотела услышать рассказ о том, как ее парень заставил сделать аборт? Но только не то, что я услышала.

– Я не желала ребенка, он отдалил бы нас. Я не хотела делить его любовь ни с кем. Даже с ребенком.

– Вы сказали ему об… этом?

– Нет, какой смысл.

– А матери? У вас ведь есть мать?

– Нет у меня матери. Она рано умерла.

– А отец?

– Отец умер через два года после смерти мамы.

– Боже мой, – это было все, что я смогла вымолвить. Жалость сдавила мне горло. – Сколько же вам было лет?

– Одиннадцать. – Было заметно, что девушке неприятны непрошенные воспоминания. – Меня определили в приют, но я жила в основном с бабушкой. Пока та тоже не умерла… Потом был детский дом, из которого я пару раз сбегала и куда меня неизменно возвращали.

– А почему вы сбегали? – задала я идиотский вопрос.

Она смерила меня угрюмым взглядом:

– Потому что из ада пытаются вырваться, а там был кромешный ад…

Я вспомнила статью, на которую наткнулась случайно в интернете. Она как раз касалась выпускников детских домов. Статистика была неутешительная. Автор писал о том, что сорок процентов этих ребят в первые же годы попадают в тюрьму, а еще сорок процентов становятся бездомными. Из оставшихся же двадцати процентов половина сводят счеты с жизнью и лишь в долю процента попадают по-настоящему успешные люди.

– В нашем детдоме дети умирали от голода. Вы можете себе это представить? У нас происходили драки из-за не поделенного завтрака. А еще в наш приют стали распределять детей с тяжелыми заболеваниями, ну типа церебрального паралича и все такое. За ними требовался особый уход. Ой, не могу, аха-ха, особый. Несколько таких несчастных задохнулись во время еды.

– Какие ужасы вы рассказываете, – я слушала, сдерживая внутреннюю дрожь, – как такое возможно?

– Еще как возможно. Я слышала, ребята говорили, что их нужно было кормить через капельницу. Ага, сейчас.

– А вы сами куда сбегали?

Она поморщилась, как от боли.

– В никуда, лишь бы подальше от этой клоаки. Хоть на время.

– Вас били?

– Всякое было. В детдоме ведь своя иерархия, очень сложная. Было два корпуса: в одном находилась малышня, в другом все остальные, начиная с двенадцати лет. Каждый этаж – один отряд, который имел двух или трех воспитателей. Справиться со своей задачей им было тяжело. Поэтому для наведения порядка назначались командиры из самих детдомовцев.

– Разумно, дети могли выбрать самых достойных из своих рядов, – сказала я с энтузиазмом и натолкнулась на странный взгляд.

– Вы о чем? Достойные, – передразнила она меня, – на эту роль шли самые отмороженные, у которых отсутствовали такие понятия, как справедливость или уважение. Для них важнее были ненависть, унижение, физическое превосходство. Они кайфовали от того, что подчиняли себе тех, кто был слабее, а потом держали их на побегушках.

Я слушала, приоткрыв рот и округлив глаза.

– Был у нас один мальчик. Попал к нам, когда ему было лет шесть. Родителей лишили родительских прав, кажется, пили они по-черному. Парню, по ходу, не везло по жизни. Сначала на родителей, а затем и на приют. Наш командир со своими шестерками издевался над ребенком во время прогулок. Нарвут крапивы, засунут в трусы и посадят его на скамейку. Мальчишка понимал, что, если встанет, будет только хуже.

– Это напоминает тюрьму, – прошептала я.

– Не вижу разницы, – фыркнула она. – В один не очень прекрасный день они добрались до парня, с которым я дружила. Бедняга в чем-то провинился, уже не припомню. Командир решил взяться за его перевоспитание. В качестве наказания придумали отвратительную процедуру поедания собственного говна.

– Что вы такое говорите? Кто на такое согласится?

– Эх, – в ее голосе прозвучала неприкрытая горечь, – страх отвратителен, потому что может опустить личность ниже плинтуса… Стали бы бить, и бить беспощадно. Вот так.

– Сломали парнишку?

Она посмотрела на меня и кивнула головой.

– На следующее утро его нашли в туалете. Он повесился. Не пережил унижения.

Мне не верилось, что где-то могут происходить подобные вещи.

– Моральная жестокость порой бывает страшнее физического насилия, – она тяжело вздохнула. – Детдомовские трудно поддаются воспитанию, и это факт. Поэтому и методы их наказания бывают соответствующие.

– О чем вы говорите? – удивленно спросила я.

Девушка молчала, прокручивая в голове неприятные воспоминания.

– Как-то, после моего очередного возвращения из неудавшегося побега, директор отвез меня к своей знакомой, которая заведовала наркологическим отделением, – девушка потерла виски и сильно сжала кулаки.

– И что?

– Да ничего, если не считать того, что меня оставили в закрытой палате с двумя взрослыми мужиками, которые находились в состоянии белой горячки. На целых три дня. В палате даже туалета не было.

– Сколько вам было на тот момент?

– Пятнадцать лет.

Я представила себе затравленное юное создание, запертое с больными в состоянии алкогольного психоза.

– Эти люди теряют контроль над своим сознанием и могут причинить вред как себе, так и окружающим, – возмущенно заявила я, – как взрослые ответственные люди могли так поступить с вами?

– Ответственные? – девушка улыбнулась. – Ну да, к концу вторых суток они привязали их к кровати веревками. Наконец-то ответственность проснулась.

– Как вы выдержали такое испытание? – спросила я.

– Время от времени теряла сознание, вы знаете, очень помогает, – ответила она с сарказмом.

– И что было потом? – мой голос был полон сочувствия.

– В восемнадцать лет я ушла из приюта и стала жить самостоятельно. У меня была квартира, которая досталась от родителей.

– А на что вы жили?

– Закончила курсы продавца-кассира и устроилась работать в «Руссмаркет».

Я подумала о тысячах таких же девушек, которым жизнь преподнесла немало испытаний, при этом ни разу не обласкав как следует. Я немного озябла. За разговором я даже не заметила, как небо заволокло серыми тучами, солнце исчезло, а вместе с ним и то тепло, которое оно распространяло. Стало прохладно.

– Через месяц я познакомилась с одним чуваком, он таксовал в нашем районе. Встретились пару раз, а потом, однажды вечером, он пришел ко мне в гости с рюкзаком и остался, – девушка усмехнулась своим мыслям, – да только счастье длилось недолго.

– Что же случилось?

– Самая банальная вещь – он стал пить, и это было невыносимо. В него вселялся бес, ха-ха, к тому же не один, и они все дружно поколачивали меня. Я убегала из своей собственной квартиры, спала в подъезде на подоконнике, а утром замазывала синяки тональным кремом, чтобы на работе не было неприятностей. Не помню уже, сколько это все продолжалось, но в конце концов мы расстались.

– Вы любили его?

– Любила? – она посмотрела на меня так, словно у меня на лбу выросла рука. – Нет, я была с ним от безысходности и одиночества. Я понятия не имела, что такое любовь, пока не встретила ее.

Она грустно улыбнулась, и я поняла, что память воскресила в ней приятное душе воспоминание.

– И как же вы ее встретили? – по непонятной причине мне вдруг тоже захотелось прикоснуться к этому воспоминанию.

– Это было очень забавно, – она глубоко вздохнула и отрывисто вытолкнула из себя воздух. – Я шла через бульвар к метро, опаздывала на занятия. Весна только-только начала осознавать, что имеет все права пробуждать природу и дарить тепло. Апрель радовал и дурманил белоснежной черемухой. К тому времени я уже занималась в колледже дизайна. Я всегда хорошо рисовала, мне нравилось шить. У меня была мечта стать дизайнером одежды. Сейчас я понимаю, насколько счастлива была всего несколько месяцев назад. Я строила планы и представляла свое будущее исключительно в радужных цветах. Старалась ярко одеваться, купила себе красную широкополую шляпу. Она и стала виновницей нашего знакомства.

– Шляпа? – удивились я.

– Весенний ветер бывает порывист, – она кивнула и откусила заусенец на указательном пальце. Этот жест заставил меня улыбнуться. – Он сорвал с меня шляпу и понес по дорожке, выложенной цветной плиткой. Я страшно перепугалась, что ее затопчут или она упадет в лужу. В общем, я побежала ловить свой яркий аксессуар, который улетал все дальше, пока не очутился в руках какого-то незнакомого парня. Он смешно крутил ее в руках и стряхивал с нее пыль.

«Это ваша вещь?» – спросил он меня, когда я подбежала к нему и протянула руку к шляпе. Я кивнула, вырвала ее у него из рук и надела на голову. «Пусть заедает суета и угрожает стресс, но дама в шляпке, господа, совсем не та, что без…» – он с улыбкой взирал на меня со своего немалого роста. «Чего?» – наморщила я лоб. «Я хотел сказать, что шляпа вам к лицу», – я его, по всей видимости, очень забавляла. Так мы и познакомились…

Мой мобильник, который я перевела на бесшумный режим, что есть мощи вибрировал в кармане моей куртки. Меня потеряли. Я давно должна была быть совсем в другом месте и по совсем другим делам. Незаметно переложив телефон в сумку, чтобы не вспугнуть рассказчицу, я наглухо застегнула куртку и превратилась в слух. Мне не терпелось дойти до финала этой истории. Признаюсь, сидящая рядом со мной девушка не на шутку меня заинтриговала.

– И что было потом?

– Мы договорились о встрече. Он ждал меня на ступеньках перед входом в здание колледжа и держал в руке яркие гиацинты. Мне никогда никто не дарил цветов. Я влюбилась в тот же вечер, смотрела на него как на полубога. Он умел интересно рассказывать, ему было о чем рассказать, он много знал. Я же, по сути, была мало образованна. Почти ничего не читала. Правда, по выходным ходила с подругами в кино, но сама понимала, что этого мало для устранения пробелов в моих знаниях.

– А чем он занимался? – Из сказанного я понимала, что парень был из другой социальной среды.

– Он рос в семье юристов, поэтому с самого детства привык к мысли, что продолжит династию. Так и вышло. После университета устроился на работу в адвокатскую контору. Несколько лет назад он потерял отца, но остались хорошие друзья и их связи, что давало ему надежду на продвижение по карьерной лестнице.

– А мама? Он вас познакомил?

– Мама работает в прокуратуре. Мы как-то заезжали к ней, ему потребовалось срочно передать ей какие-то бумаги. Тогда он нас и познакомил.

– Какое впечатление она на вас произвела?

– Строгая дама. Думаю, что я ей не понравилась. Но мне наплевать. Меня никто не интересовал, кроме него.

Я не стала озвучивать свое мнение на этот счет, уверена, что оно ей было безразлично.

– Первое свидание не забуду никогда. Мы много гуляли по городу, потом перекусили в «Кофе Хауз», я рассказывала ему о домашнем задании по черчению и перспективе, он о тонкостях адвокатуры и о чем-то еще, но я уже не помню о чем. Помню лишь его вдохновленное лицо. Когда он провожал меня домой, я знала, что не отпущу его от себя… Инициатором нашей первой близости была я. Едва мы переступили порог квартиры, я набросилась на него, как изголодавшаяся по добыче пантера. От неожиданности он потерял равновесие. Спасением стала узкая прихожая и оклеенная обоями стена, которая милосердно подставила свою шероховатую поверхность. Не отрываясь друг от друга, мы медленно сползли по ней на пол. Страсть туманила взгляд, бабочки во мне просились на волю. Он овладел мной уверенно и в то же время с непривычной для меня нежностью, тем самым окончательно поработив мою душу.

Я слилась с ним воедино и ощутила такой восторг, что слезы брызнули из глаз. Мое тело ликовало, ощущая на себе его горячее дыхание. Чувственная истома охватила меня целиком. Я полностью растворилась в нем в тот вечер, и меня без него больше не существовало…

Ее откровенность немного смущала. Я подперла кулаком голову, облокотившись на спинку скамейки. Профиль девушки четко вырисовывался на фоне белоствольных берез. Ноздри ее подрагивали, дыхание участилось, и она молча смотрела перед собой невидящим взором.

Я подбирала слова, способные вывести ее из этого состояния. Но меня опередил сизый голубь, который подлетел к луже, чтобы утолить жажду.

– А вы знали, что голубь втягивает в себя воду как через соломку? – задала она мне неожиданный вопрос. – Другие птицы, к примеру, захватывают клювом несколько капель, а затем запрокидывают голову, чтобы вода попала в горло.

– Я даже не догадывалась.

– Я тоже, пока мне об этом не рассказал мой парень, – в ее словах звучала гордость с нотками печали.

– Повезло вам с ним, – ответила я.

– Да, мои однокурсницы тоже так считали, – она усмехнулась и посмотрела на меня. – Они все считали, что я его не заслуживаю.

– С чего вы это взяли, они вам сказали?

Она упрямо мотнула головой:

– Чувствовала. Сами посудите, кто я? Детдомовская, с сомнительным прошлым и обыденной внешностью. Каждая из них мечтала оказаться на моем месте. Все они из благополучных семей, их любили и холили родители. Они никогда не испытывали страха перед наступающим днем, перед одиночеством.

В ее голосе горечи было больше, чем в словах. Маленький ребенок, обиженный на судьбу, продолжал прятаться в глубинах ее натуры, не доверяя людям, не ожидая ничего хорошего от жизни.

– Они не виноваты в том, что их жизнь сложилась удачнее, чем ваша.

– Понимаю, никто не виноват: ни они, ни я. Но почему же мне не дает покоя мысль, что меня обделили, ну почему? Кто мне объяснит такую несправедливость?

Голубая вена на ее правом виске слегка вздулась от напряжения.

– Я понимаю ваши претензии, но ведь жизнь только начинается, у вас все впереди – успех, любовь, счастье. Судьба еще осыплет вас поцелуями, которых вам не хватило в детстве.

Она молчала, повернув голову в сторону, и я не могла понять, какое впечатление на нее произвели мои доводы.

– Бабушка говорила, что если утром холодно и небо затянуто тучами, то маловероятно, что день порадует солнечным теплом, – она произносила слова тихо и понуро. – Так и в жизни происходит. Кто-то там, наверху, жестоко распорядился на мой счет. Счастье отобрали у меня и отдали другому. Видимо, я не имела на него права, видимо, оно мне не положено.

Что я могла сказать этой девушке, как объяснить, что к жизни нужно относиться с доверием и благодарностью. Ведь подарила же она ей встречу с человеком, который научил ее любить. Жизнь давала ей возможность овладеть любимой профессией, она наградила ее хорошим здоровьем, в конце концов. Разве этого мало?

– Я все время жила в страхе. Боялась потерять его. Для меня была невыносима сама мысль о том, что я могу остаться одна, без него.

Я перевернула румяный кленовый лист, сиротливо лежавший на скамейке. Он был похож на раскрытую ладонь, по которой можно прочитать судьбу – легкий изгиб линии жизни, а вот и маленькая черточка – полоса любви. Все мы ищем любовь, нуждаемся в ней как в чистом воздухе. А когда находим, пугаемся и порой не знаем, что с ней делать.

– Зря, зря вы и себя изводили, и своего молодого человека мучили. Это неправильно, – не удержалась я от упрека.

Девушка оставила мое замечание без ответа. «Лучше бы поспорила», – разозлилась я.

– Ну хорошо, допустим, все вокруг желали вашего парня. Это обстоятельство говорит только в его пользу. Вы должны гордиться тем, что такой парень выбрал именно вас. Он разглядел в вас то, что вы сами в себе не видите.

– Я просто не была похожа на его прежних знакомых девушек. Этим и объяснялся весь его интерес ко мне. Очень скоро я должна была наскучить ему.

– Он мало уделял вам внимания и времени? – поинтересовалась я.

Она пожала плечами:

– Мы встречались почти каждый день, иногда ходили с его друзьями в спортбары смотреть матчи по футболу. Несколько раз он водил меня в ночной клуб. Однажды мы встретили там его приятелей, все они были с девушками. Мне они совершенно не понравились, разговор не клеился. Но мой парень этого не замечал или делал вид, что не замечает. Не знаю. Он везде чувствовал себя как дома. А я ощущала себя не в своей тарелке и не знала, о чем говорить с этими баловнями судьбы. Я уверена, что они были удивлены моему присутствию. Я ж говорю, все вокруг считали меня человеком, далеким от их круга. После таких встреч я чувствовала подавленность, замыкалась в себе. Мой парень не понимал моего состояния, требовал объяснений. Я упрекала его, мы ссорились. Все это было мучительно, вы правильно выразились.

«Насколько же прошлое бывает беспощадным, – думала я, продолжая почти физически ощущать обиду в каждом слове моей рассказчицы. – Ты видишь перед собой приоткрытую дверь, в которую проникают лучи солнечного света, до тебя доносится щебет птиц, и ты ощущаешь благоухание цветов и трав. Тебе бы дотянуться до этой двери и толкнуть ее рукой, выйти из темноты прошлого. Но, словно в кошмарном сне, что-то сковывает твои движения, и нет сил сделать спасительный шаг. Прошлое обволакивает удушливым туманом, мысли покрываются черным налетом, и все, на что способен человек, – это постоянно жалеть себя».

– У меня изначально не было шанса, и я в этом не виновата.

Мне вдруг пришла на ум старая притча, которую я то ли читала, то ли слышала от старых людей. Когда-то она произвела на меня неизгладимое впечатление, и я решила поведать ее этой девушке:

– В древности на Востоке жил мудрец. Он знал о жизни все. Поток людей, спешащих за советом к нему, не иссякал. Его любили и уважали. Как- то молва о старце достигла ушей одного самоуверенного молодого человека. И он решил подшутить над мудрецом, а заодно развенчать миф о нем. Он приехал в те места, где жил старик. Проходя мимо орхидей, заметил прекрасную бабочку, которая перелетала с цветка на цветок. Он осторожно поймал бабочку и запер ее в своем кулаке: «Теперь я знаю, как вывести старика на чистую воду».

Наконец, он встретился с мудрецом и задал ему вопрос: «Скажи мне, мудрец, то, что я держу в руке, – живое или мертвое?» А сам про себя решил: «Если старик скажет, что в руке у меня что-то живое, я сожму кулак и раздавлю бабочку, если ж наоборот, то бабочке повезет и я выпущу ее на свободу. В любом случае мудреца ждет позор…»