Агнец

Бегу в спальню, осматриваю кровать, тумбу около кровати, пол. Ее нет. Бегу в кухню и вижу, что над столом, посреди комнаты, горит лампа, а на столе лежит раскрытая книга. Раскрыта она именно на той странице, на которой я вчера закончил ее исследовать. То самое чудовище и алтарь, а на нем мужчина с оголенным торсом и вспоротым животом, из которого вверх вырываются потоки чего-то темного. Вижу это и понимаю, о чем говорил мне вчера Барт, когда я приходил к нему. Понимаю, что мне срочно нужно делать ноги отсюда, от этих чокнутых уродов, что хотят меня выпотрошить во благо, или во имя кого-то.

На часах уже без четверти три вечера. Судорожно закидываю свои вещи в сумку, беру ключи от машины и выбегаю из дома даже не захлопнув за собой дверь.

Ну конечно. Кто бы мог сомневаться в том, что шины на колесах будут проколоты. Все четыре разрезаны вдоль диска чем-то острым. Оглянувшись вокруг себя, чтобы понять, что дальше делать, я увидел, что за мной из окон пристально наблюдает как минимум несколько десятков пар глаз. Они даже не шелохнулись, когда я прямо на них смотрел. Только одна маленькая девочка, которую я видел сквозь большое незашторенное окно двухэтажного дома, что-то говорила и дергала маму за подол платья, указывая на меня пальцем. В этот момент мне стало жутко не по себе и сорвавшись с места, я побежал по направлению главных ворот выезда из города.

Я бежал так быстро, насколько у меня хватало сил и дыхания. Какое-то состояние беспамятства; наверное, от волнения. Я остановился перевести дух. Не знаю точно, сколько мне понадобилось времени на то, чтобы добраться сюда, но, когда я уже подумал, что вот-вот упаду, я заметил табличку на обочине дороги, на которой написана спасительная для меня информация: «Добро пожаловать в Альтон». Через несколько минут начали появляться первые деревянные домики и магазины. Парикмахерская, закусочная. Все, да не то!

Уже начинает смеркаться.

Единственное, на что я могу сейчас надеяться – полицейский участок. Если бы только знать где его найти…

− Простите, − задыхаясь пытаюсь крикнуть ребятишкам, играющим в мяч на небольшой площадке у дороги. Но из горла вырывается едва слышный сдавленный писк.

Также ни к чему не привели и попытки расспросить других куда-то торопящихся прохожих: каждый старался как можно скорее улизнуть от меня, лишь бы не пересекаться даже взглядами.

Проехавшая мимо меня полицейская машина указала мне возможное направление движения. Мне оставалось лишь надеяться, что она едет именно в участок, а не на вызов. Я не ошибся и уже через несколько минут я нашел местное небольшое отделение полиции.

Войдя в участок я чуть было не свалился на пол споткнувшись прямо на пороге, так как уже с трудом волочил ноги. Сумку со своими вещами я потерял еще где-то на половине пути сюда, только у меня, как ни странно, даже мысль не проскочила о том, что это может быть важно; это всего лишь вещи. Главное, что я добрался в полицию и сейчас расскажу о тех психах все, что мне известно.

− Сэр, с вами что-то случилось? Вам нужна помощь? – спросил молодой парнишка в униформе. Его звания я рассмотреть не могу, так как у меня помутнело в глазах. Видимо, последствия обезвоживание после этого двухчасового марафона.

− Саут… Саут Уорнборо… Я бежал… Воды, дайте попить.

Ко мне подошел один из офицеров и вручил мне в руку пластиковый стаканчик с водой. Дождавшись, когда я его осушу, он пригласил меня пройти в его кабинет, чтобы я мог рассказать все более детально. Хорошо, что хоть кто-то решил меня выслушать.

− Сэр, как вас зовут? – спросил тот, когда уселся через стол напросив меня. − У вас есть документы?

− А вы меня не узнаете? – говорю я и приподнимаю подбородок.

− Сэр, я прошу вас назвать свое полное имя, тогда мы продолжим, − довольно-таки суровым тоном отрезал офицер.

− Меня зовут Руффало, Джимм Руффало. Вы не читаете книги? Я весьма известный писатель, в Лондоне уж точно.

− Простите, Джимм, но таков порядок. И нет, я не читал подобной литературы. Документы у вас при себе имеются?

Обшарив карманы куртки и джинсов, я понял, что все документы, которые у меня были, я упаковал в дорожную сумку, которую как раз-таки бросил на пути сюда.

− Нет, Сэр, я их потерял, пока добирался сюда, − расстроенно отвечаю ему. − Я бежал часа два, по своим ощущениям.

− Но что же заставило вас так торопиться, дабы покинуть Саут Уорнборо, как вы выразились в холле? – спросил офицер и уставился на меня то ли заинтересованным, то ли недоверчивым взглядом. − Ведь о нем вы говорили, когда только ступили на порог, верно?

− Да, оттуда. Дело в том, что меня хотели убить, понимаете? – заглядываю ему в глаза и вижу полнейшее безразличие. – Там какой-то культ и они собирались принести меня в жертву.

− Что вы говорите! Это они вам сказали? – складывая перед собой ладони в замок, удивленным голосом спрашивает офицер.

− Да, ну, то есть нет. Они накачали меня чем-то в пабе, а потом взяли кровь, шприцом, наверное, и отвезли домой. А пастор…

− Пастор? Мистер Руффало, вы утверждаете, что пастор местной церкви накачал вас чем-то, потом взял вашу кровь для какого-то ритуала, после чего отвез домой? Может вы просто напились и отключились, а остальное вам просто приснилось? – задает вопросы офицер, явно считая меня параноидальным алкоголиком, которому место в сумасшедшем доме, а не в кабинете для допросов, изображая из себя жертву.

Долив воды в пустой стаканчик передо мной, он продолжил:

– Вспомните хорошенько, что на самом деле с вами произошло, ведь писатели нередко любят хорошенько выпить. Так бывает: вы приезжаете в новое место, пробуете местный алкоголь и чувствуете себя здорово до тех пор, пока не выпьете лишнего. У вас вполне могла закружиться голова и попросту случиться обморок. По себе знаю, что пиво в «Браконьере» очень крепкое!

− Я говорю все, как есть! – начиная злиться от того, что мне не верят, ударяю кулаком по столу.

− Слушайте, − говорит офицер. − Давайте я отвезу вас в больницу, если хотите, вас осмотрят и если все хорошо, то отправитесь домой, а я пока поручу своим ребятам найти сумку с вашими документами. Она наверняка лежит там, где вы ее оставили. В это время года по тем дорогам не часто встретишь проезжающие машины. Как вам идея?

− Вы мне поможете? – вновь поднимая на него взгляд, тихим голосом спрашиваю, практически потеряв надежду во всем разобраться.

− Конечно, все будет хорошо, уверяю вас. Пойдемте.

Отряхнув мою куртку, офицер выводит меня из участка через пожарную дверь, которая выходит к окнам одного из местных ресторанов под названием «Стейк Хаус». Открывает служебную машину и усаживает меня на заднее сиденье.

Осознавая, что со мной могли сделать те выродки, у меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Я попытался вспомнить самое ужасное, что со мной когда-либо случалось, но ничего столь же сильного, по сравнению с этими ощущениями, не пришло мне на ум.

Будучи уже в полицейской машине рядом с офицером, я ощутил некоторое облегчение, спокойствие; мысль о том, что все будет хорошо немного восстановило равновесие. Но вернувшаяся внезапно дрожь по всему телу пробила меня с новой силой, когда я увидел, что полицейский, если он действительно им является, сделав разворот на разделяющей дорогу клумбе, везет меня прямо к выезду из города, на ту же дорогу, что и привела меня сюда.

Я начал биться кулаками в решетку между мной и водителем, которой оборудованы все патрульные машины, но толку от этого мало; точнее говоря – его нет вообще. Никакие крики и угрозы также не дали результатов – я вновь еду в тот самый город. Еду на заклание, только уже не по своей воле, а как приговоренный к смертной казни заключенный.

Несколько раз я попытался выбить локтем стекло сбоку от себя, но офицер ясно дал понять, что этого делать не стоит. Пригрозив через решетку пистолетом, он отбил мне всю охоту продолжать сопротивляться, потому в полной для меня безысходности мы продолжили путь в злосчастный Саут Уорнборо. Туда, где все уже ждали моего возвращения. Они знали, что так или иначе я вернусь, именно поэтому и не стали останавливать меня, когда я пешим броском ринулся со всех ног убегать из города. Точно знали. Это промедление − время моего отсутствия − наверняка тоже было спланировано заранее. За это время они успели все подготовить. Как только они меня получат, так сразу займутся приведением в действие вынесенного мне приговора. Только не ясно, в чем же я все-таки провинился.

− Марк! Сукин ты сын! – я начал ругаться не в силах сдерживать нахлынувшие на меня эмоции. – Это все твоих рук дело, черт тебя подери. Ты все знал, знал с самого начала и теперь мстишь мне за свою жену, бывшую жену, таким образом?

− Что ты там разошелся, кретин безмозглый? – спросил офицер, яростно бросив фразу мне через металлическую решетку и ударив вдогонку по ней своим табельным оружием. – Раньше думать нужно было. К тому же, ты сам решил купить билет в один конец и угодить в западню, так что никого винить не нужно в своих проблемах.

Внимания на эти слова я никакого не обратил – уж совсем не до обид мне в тот момент. Я занят борьбой с самим собой и мыслями о том, не заслужил ли я в действительности то наказание, которое мне уготовано, и стоит ли мне вообще что-то предпринимать для своего спасения, ведь я предал друга. Но с другой стороны, не слишком ли это жестокая мера наказания во славу мести? Он мог просто разбить мне лицо, ну или что-то еще в этом духе, ведь понимание того, что такое предательство было раскрыто, для совестливого человека всегда будет хуже физической боли. А раз уж твоя женщина ушла от тебя к другому, не так уж важно к кому именно, то нужно винить в первую очередь себя самого. Винить за то, что не был достаточно хорошим спутником жизни. И да, во имя чего меня приносить в жертву? Если на то пошло, то завсегда для подобных ритуалов использовали чистую, невинную душу, уж мне то, как писателю не знать этого, но никак не такую, как мою – грязную и насквозь пропитанную ложью и причиненной близким людям болью моими же словами или действиями. Я совсем не гожусь на роль агнца – спасителя народов от древних проклятий и злых духов… или чего они там хотят добиться моей кончиной на этом алтаре смертников.

− Черт, какими же нужно быть психами, чтобы такое вытворять, − еле слышно говорю самому себе. – Даже пастор, он так спокойно говорил о моем убийстве глядя мне же в глаза, хоть и завуалировано. Как я не смог догадаться, что речь шла именно о моем жертвоприношении? Как так вышло, что я ни на йоту не приблизился к пониманию истинного смысла его слов во время той беседы? Если бы только знать заранее, к чему все это приведет, все бы было иначе.

После этого монолога, направленного самому себе, сила духа полностью меня покинула. Меня одолевает мысль, что я все это заслужил. На самом деле, где-то в глубине сознания, я в это не верю, но именно эта мысль в этот момент сильнее остальных. Я смирился со своей участью. Молча положив голову на стекло, я уставился в темноту за окном. Темнота и лениво проплывающие мимо нас придорожные фонари немного даже успокаивают, навевая воспоминания о дальних поездках.

***

Как только мы миновали главные ворота, один из людей этого, как я понимаю, культа, тут же навесил на них толстую цепь. Увидев это, мое спокойствие и безразличие, которое половину дороги сюда помогало мне держаться, мгновенно улетучилось. Тот факт, что въезд опечатали, значит лишь одно – извне мне уже никто не поможет, а весь этот город является сбродом полнейших психов, готовых убить туриста жесточайшим образом, излучая счастье и умопомрачительную улыбку на лицах.

Складывается впечатление, будто бы я попал в совсем другое место, нежели то, в котором я был только несколько часов тому назад. Прошлым вечером в каждом из домов можно было наблюдать свет из окон, вплоть до поздней ночи. Но сейчас в этих пустующих черных квадратах в стенах царит лишь мрак и тишина – все жители этого места, кто был в состоянии самостоятельно передвигаться, находились уже внутри главного ритуального помещения, находящегося внизу, под церковью. Это я понял после того, как четверо крепких мужчин в темных длинных балахонах с глубокими капюшонами на головах вытащили меня из машины и повели внутрь, через, видимо, потайной ход в фундаменте.

Длинные коридоры, ступеньки, несколько поворотов. С каждым шагом я все меньше ощущаю себя и все больше теряю рассудок, ведь я осознаю, что как только меня приведут к тому камню, который я видел в книге, моя жизнь с этого момента будет окончена; но как бы я ни пытался сопротивляться, я ничего не могу сделать этим четверым крепко сложенным мужикам.

Когда мы вошли в ритуальное помещение, я узнал в нем все то, что прошлой ночью видел в своем так называемом сне. Сном он, конечно же, не был. Все то же достаточно большое и хорошо освещенное помещение, множество лиц в глубоких капюшонах и расписанные символами стены.

Вся публика – я полагаю, что они здесь ради того, чтобы просто смотреть и создавать массовку − располагается слева и справа от алтаря. Они непрерывно в один неразборчивый голос что-то бормочут. В центре помещения меня ожидает ещё около пяти человек одетых во все те же балахоны с головами полностью покрытыми капюшонами; всех, кроме одного − пастора Барта Реммиена. По всей видимости, именно он является непосредственным исполнителем приговора.

Пастор, заняв свою любимую позицию со сложенными перед собой руками, смотрит на меня и по-доброму улыбается, будто бы не ритуал жертвоприношения проводить собрался, а пригласил меня отведать домашнего пирога с чаем.

– Ну ты и ублюдок, Барт, – сцепив зубы, бросаю ему фразу, полную злобы и ненависти − всего того, что накопилось во мне за эти несколько часов.

– Не стоит так грубо выражаться, мой друг, − голосом полным нелогичной доброты и преданности проговорил пастор. − Ты в хорошем месте, предназначенном для хорошего дела; к тому же, ты сам к нам пришел, а значит это твой выбор.

– Я тебе не друг и я ничего не выбирал! Как видишь, я здесь стою не по своей воле. Откуда мне было знать, что вы все больные на голову? Отпустите меня, сейчас же! – кричу я сквозь сцепленные зубы и пытаюсь высвободиться из крепких лап этих сволочей.

Я и не сомневался, что меня никто не отпустит, но ведь попытаться все-таки стоило, так как большего я сделать не могу.

– Прости, я не могу этого сделать. Слишком поздно. Сегодня именно тот самый день, когда мы можем принести эту жертву великому Оалу ради спасения наших жизней, ради процветания и будущего моего народа, который я был поставлен защищать всеми возможными способами, понимаешь?

Во время этой речи пастор жестом приказал людям, державшим меня за руки, привести и уложить меня на алтарь.

− Я пытался тебе показать всю важность этого, даже предоставил всю необходимую информацию в книгах, которые ты взял в библиотеке у миссис Ливид в то утро. Только ты можешь понять нас и только ты можешь помочь нам сейчас, так возьми же на себя смелость и ответственность быть этим спасителем ради нас.

– Ты чокнутый психопат! – кричу я. − Я не позволю…

В этот момент я ощутил укол в плечо и ослаб, а через мгновение − как мне показалось, что прошло лишь мгновение − с трудом открыл глаза уже будучи прикованным цепями к алтарю, а меня окружают все те же люди, но уже готовые проводить запланированный акт жертвоприношения.

То ли странная музыка, создаваемая голосами множества присутствующих в зале, то ли действие наркотика, который мне вкололи незадолго до этого, действуют на меня настолько головокружительно, что я не в силах произнести ни слова, а лишь едва могу двигать головой и слабо различать что происходит.

Зажженные лампадки на стенах, которых довольно много для одного помещения, больно слепят глаза и не позволяют сосредоточить взгляд, а цепи, холодным металлом туго обхватившие мои запястья и голени не позволяют сдвинуться с места, потому мне ничего не остается, кроме как лежать, слушать и ждать. Долго ждать начала мне не пришлось. Пастор начал зачитывать какой-то текст похожий на молитву, только произносил он слова на латыни, как мне показалось. Что-либо разобрать я, естественно, не могу. Зачитывая эти непонятные мне слова, я заметил, как пастор заносит надо мной длинный сверкающий от света лампадок кинжал, держа его двумя руками. Я закрыл глаза в ожидании финального удара, как вдруг услышал два выстрела, прорезающих монотонный гул голосов в моих ушах. Как ни странно, но эти резкие звуки взбодрили меня. Я открыл глаза и увидел Барта, который будучи уже бездыханным, падает на меня, накрывая большую часть моего тела своим балахоном.

Что происходит дальше я не вижу из-за упавшей мне на лицо ткани одеяний пастора, но отчетливо слышу крики людей, топот ног и еще с полдюжины таких же выстрелов.

Когда тело Барта сняли с меня, я, приподнявшись на локтях, оглянулся и увидел практически пустой зал, если не считать нескольких человек, выстроенных вдоль стены.

− Вы целы, мистер Руффало? – спросил бодрый и уверенный мужской голос.

Что? Он меня тоже знает? Чертов день сюрпризов, чтоб его, подумал я, но ничего не сказал. Я лишь закивал головой и принял сидячее положение на алтаре. Цепи с моих рук и ног наконец-то сняли.

– Давайте вместе, возьмем их количеством! – выкрикнул один из приставленных к стене людей. После этих слов он попытался напасть на парня с пистолетом в руке, но никто его не поддержал. Их всех держали их на прицеле. Через мгновение тот уже лежал лицом вниз на холодном бетоне, показывая остальным, что следующие две пули, выпущенные из этого оружия, могут оказаться в их собственной груди.

Кажется, именно в этот момент я снова потерял сознание. Давно я не испытывал столь сильного стресса, но оно и не удивительно, ведь не каждый день меня пытаются заколоть на жертвенном алтаре какие-то фанатичные, отсталые от цивилизации люди.

***

Очнулся я уже в больнице. Открыв глаза, я сразу понял где нахожусь и это принесло облегчение. Осмотревшись, я увидел букет цветов на столе и спящего паренька в кресле напротив свей койки. Медсестра, увидевшая через стекло палаты, что я уже проснулся, тут же подошла и стала спрашивать меня о самочувствии.

Так как чувствовал я себя хорошо, я спросил о своих вещах.

− Не переживайте о них, мистер Руффало, − проговорил парень, проснувшись от звука голосов в палате. – Ваша сумка у меня в машине в целости и сохранности. Я лишь достал из нее ваши документы, чтобы предъявить их в регистратуре, и мобильный телефон.

− Я зайду к вам позже, − сказала медсестра, улыбнулась и вышла в коридор.

Парень дождался, пока медсестра выйдет и продолжил, возвращая в мне телефон:

− Мы нашли ее в паре миль от Альтона, когда везли вас в больницу. Вы бредили, что-то говорили про сумку и Лестер догадался, что вы ее где-то здесь бросили.

− Спасибо… − сказал я с вопросительным окончанием.

Лицо парня неожиданно залилось краской. Это довольно-таки странно, учитывая, что он совсем недавно очень уверенной рукой застрелил несколько человек.

− О, простите, − сказал он. – Меня зовут Николас Нилан.

Он пожал мою руку.

− А откуда ты знаешь мое имя? Я помню, что ты назвал меня по имени, там, на том проклятом алтаре.

Как выяснилось, это наше с ним знакомство было уже вторым. Он рассказал, что читал все мои романы и хорошо знает меня в лицо, так как даже имеет два экземпляра моих книг, подписанных мною лично на одной из книжных презентаций, устроенных Марком. Мы еще немного поболтали, и он откланялся.

Николас Нилан. Да, как по мне, немного странное имя для британского спецназовца, к тому же, фаната моего творчества. Его должны звать каким-то Смитом или как-то еще в этом «Бондовском» духе, ведь он не побоялся полезть в самую глубь муравейника оторванных психов, чтобы спасти меня.

Перед тем как уйти, он поделился некоторыми деталями о том, как нашел меня и что происходило после того, как я отключился.

Вот как все было с его слов:

«Когда я с Лестером сидел за летним столиком у кафе «Устрица» и обсуждал планы на выходные, я машинально оглядывался вокруг – профессиональная привычка. Мое внимание привлекла громко закрывшаяся дверь пожарного выхода из полицейского участка; с территории кафе весь задний двор отделения полиции очень хорошо просматривается. Так как в этом кафе я отдыхаю часто, я знаю, что этой дверью пользуются только в крайней необходимости. Я увидел полицейского, выводившего на улицу какого-то по виду очень уставшего мужчину. Мне это показалось очень странным, так как прослужив в полиции два года, я знаю, что правилами запрещено проводить гражданские лица через пожарный выход.

Присмотревшись, первые несколько секунд я не мог вспомнить лицо человека, которое показалось мне таким знакомым, но далее, как по щелчку пальцев, я узнал в нем вас, Джимм.

Когда офицер усадил вас на заднее сиденье автомобиля в скрытом от лишних глаз месте – на заднем дворе, я сразу понял, что здесь что-то неладно. Лестера мне даже не пришлось приглашать с собой. Мы сели в машину и последовали за вами. Дорога привела нас в Саут Уорнборо.

С цепью, сковывающей старинные стальные ворота, преграждавшие нам путь, без проблем справился болторез, который по долгу моей службы имел обыкновение находиться в багажнике моего автомобиля, наряду с домкратом, торцевым ключом и прочими инструментами первой необходимости; в складывающихся время от времени экстренных ситуациях на дороге он бывает весьма полезен. Также нам не составило большого труда отыскать ваше местоположение, так как единственным хорошо освещённым зданием в этом умирающем городишке была именно церковь, которую всегда видно, в какой бы части города не находился наблюдавший.

Один мужчина в капюшоне стоял на ступенях у входа в церковь, что показалось также странным, ведь на дворе была непроглядная тьма. В ночное время никакая служба проводиться не может.

На вопросы он отвечать отказался и попросил нас удалиться, хотя и вел себя довольно несдержанно в выражениях, за что и был успешно оглушен, тем самым освободив нам путь и дав нам еще больше причин на то, чтобы спуститься в охраняемое им помещение. Именно там мы и обнаружили вас, мистер Руффало, в окружении этих, как вы выразились уже неоднократно, психов. К счастью, мы прибыли как никогда вовремя, ведь еще одно мгновение и было бы слишком поздно.

Эпизоды, последовавшие далее, вам знакомы, кроме поездки в больницу, которую вы проспали на заднем сидении моего автомобиля. Ваш же «Мини Купер» был единственным в этом городке транспортом, потому не было никаких сомнений, что этот автомобиль именно ваш. Немного позже я отправил за ним эвакуатор. Не переживайте, колеса были заменены на новые, а сам автомобиль ожидает вас на больничной стоянке − это мой вам подарок».

Николас минуту помолчав начал спрашивать у меня о том, как же я все-таки оказался в таком месте, если до этого я всю жизнь прожил в столице. Он сразу же извинился, так как по моему взгляду догадался, что не одному известно, узнать информацию о месте жительства можно лишь двумя способами: покопавшись в моих документах или же запросить досье в органах. Я не стал выяснять, как именно он это сделал и что еще он обо мне узнал, но и рассказывать все, что со мной произошло я тоже не стал. Главное, что я выжил и все обошлось.

У меня нет ни малейшего желания вспоминать все детали прошлой ночи, так как пытаться вспомнить все, было бы абсолютной противоположностью тому, чего я пытаюсь добиться, а именно – забыть все то, что со мной произошло.

Не знаю к счастью или к сожалению, но мне все же пришлось еще раз все вспомнить и пересказать, так как этого потребовал судья на слушании по делу городка, погрязшего в оккультизме.

Добавлю лишь то, что в ходе расследований я лишился литературного агента, а он, в свою очередь свободы, так как был напрямую причастен к похищениям и жестоким убийствам нескольких человек, которые годами ранее периодически пропадали без вести, посещая Саут Уорнборо по его рекомендациям.

Церковь Сент Эндрюс была закрыта по распоряжению Лондонских властей, а в другие подробности расследования по делу этого культа я не стал вникать по вышеупомянутым причинам.

Думаю, когда-нибудь, когда я все-таки буду вспоминать ту ночь, но уже без страха и ужаса, я решусь написать книгу о событиях, которыми она сопровождалась, но не сейчас.